The Fool

      Следующий день прошел тихо. Маркус старался общаться с другими как можно меньше и с упоением занялся тренировками. Но буря эмоций пыталась вырваться наружу даже сейчас: это заметили и остальные, когда одна стрела навылет прошла сквозь тренировочного болванчика. Стараясь не подавать виду, Маркус подобрал ее и продолжил стрелять. Вроде бы инцидент был исчерпан.       Они с Лектрой обменивались приветствиями, хотя говорить с ней наедине Маркус решил потом, когда все уляжется внутри. Сейчас все было… смутно. Трудно было поверить, что опасность миновала и что он может довериться хоть кому-то. Но и постоянно бояться было невозможно — да и слишком много внимания это привлекало. Когда Маркус нервничал, это замечали все.       Значит, нужно было в любом случае взять себя в руки.       На другой день, когда Маркус опять прошивал стрелами мишени и болванчиков, вернулись Адвен, Асаара и Амелл. Вид у них был измотанный.       — Маркус! — Командор поспешил подойти к нему и похлопать по плечу. — Ну, как ты?       — Да… нормально вроде. А что… что с моим отцом?       — К несчастью, он все еще жив, — заявил Амелл. Асаара тут же покосилась на него:       — Нельзя так говорить!       — Можно, ты же его видела!       — И все равно — так нельзя!       — Да, нельзя, — сурово проговорил Адвен. — И уж точно не здесь. Пошли ко мне в кабинет.       По дороге Маркус судорожно сцепил пальцы в замок. Теперь верхушка ордена все знает. Они не просто что-то слышали — им довелось иметь дело с его отцом. «К несчастью, он все еще жив»… что это значило?       В кабинете Адвен снял плащ и устало рухнул в командорское кресло. Маркус осторожно сел в кресло напротив. Он чувствовал себя как преступник на допросе — хотя вроде как это ему должны были рассказывать что-то, а не наоборот.       Руки расцепить так и не вышло.       — Итак, — мрачно заговорил Командор. Его пальцы тоже сложились в замок. — Мы доставили твоего отца в казармы стражи и сразу отправили за решетку. Капитан Айдан был очень удивлен. — Он сердито сжал губы. — Не очень-то пристально он следил за своим бывшим начальником. Надеюсь, хоть в тюрьме уследит. Впрочем, в какой-то мере его замешательство можно понять. — Адвен задумчиво посмотрел на Маркуса. — Я несколько раз навещал твоего отца, пытаясь немного отрезвить его разум и призывая духов. Как и к тебе. — Маркус нерешительно кивнул. — Но с каждым разом я наталкивался на все большее сопротивление. И я говорю не только о словах. Твой отец усиленно противостоит воздействию духов, что само по себе крайне сложно. Не знаю, то ли он просто отгородился от всего и вся, то ли опасается именно воздействия Тени — но, во всяком случае, это требует огромной силы воли. Для человека, который не привык взаимодействовать с духами, это… не знаю, сродни дару.       — Магическому, — холодно отозвался Маркус. — Который унаследовал я. Спасибо, я уже в курсе. Хорошо, что ты не стал до скончания веков скрывать от меня мой же дар.       Глаза Командора удивленно распахнулись.       — Лектра все-таки сказала тебе? — строго поинтересовался он.       — Нет. Архитектор. Он исследовал мою кровь при мне.       — М-да уж… — Он вздохнул. — Вообще, честно говоря, твой вывод не очень верен. У тебя, конечно, мощная сила воли, но ты как раз уязвим к воздействию Тени, Завесы и духовной магии, а не наоборот. Так что источник твоего дара все-таки другой. Я бы грешил на… как там ее звали?       — Эста.       — Минуточку, — вмешался Амелл, хотя никто его об этом не просил. — Ты что, маг?       — Да, как выяснилось.       — Но это же бред. Я видел тебя с другими магами, но ты никогда ни одного заклинания не сотворил. Магия проявляется в детстве, а ты, — он скептически оглядел Маркуса, — уже вышел из этого возраста.       — Это очень странный случай, — согласился Адвен, — но все-таки я не думаю, что Лектра и Архитектор ошиблись. У Маркуса действительно многовато способностей, недоступных обычному человеку. Вопрос в том, почему ты не можешь нащупать энергию внутри себя, если она действительно есть… но об этом мы поговорим позже. Вернемся к твоему отцу. — Он тяжело вздохнул. — Итак, я собирался оставить его за решеткой и уйти, поскольку вразумлять его уже бессмысленно, но…       — Но я не могла так оставить дело, — вмешалась Асаара. — Ему нужна помощь. С ним надо говорить. Я должна была попытаться…       — Зря, — припечатал Амелл. Кунари мотнула головой и продолжала:       — Когда Маттиас пришел в чувство, я начала спрашивать его, чтобы понять, откуда его боль, откуда ненависть. Почему он так плохо отзывается о тебе. — Вдруг она отвела глаза, смутившись. — Но он начал кричать, что это не мое дело, что я не должна лезть, что ты… потом были очень плохие слова о Стражах, обо мне и о тебе…       — Терпеть подобное я не мог, — вмешался уже Амелл, — поэтому я отпер камеру и врезал ему как следует.       — Совершенно зря, — кисло заметил Командор. Тот гневно обернулся к нему:       — Что, лучше было слушать, как он поносит Асаару, поносит своего сына — и молча кивать?       Асаара все так же смущенно проговорила:       — Он не понимал…       — Зато я понимал, что вы двое этого не заслуживаете.       Маркус не верил своим ушам. Амелл встал на его сторону? Почему?       — Да, — вздохнул Адвен. — Поэтому стало несравненно лучше, когда он тебе тоже врезал. А потом ты ему. А потом он тебе. А потом я вас разнял, пока не началось кровавое месиво.       — Не надо было нас разнимать! — возмутился Амелл. — Я бы его одолел!       — Ага, а потом я бы тебя не просто слегка подлечил, а долго собирал кости. Не надо. — Командор вздохнул. — Я уже знаю, насколько у мессира Алера тяжелая рука.       — Против мага он бы не выстоял!       Маркус съежился в кресле. Слушать все это было страшно. Отец уже и Стражей объявил врагами? Готов напасть на любого, до кого дотянется? Раньше он мог поднять руку только на преступника — ну или того, кто мог им быть…       Амелл вдруг покосился на него.       — Я начинаю понимать, почему ты так просился в орден, — заметил он. Маркус дернулся:       — Что-то ты раньше таких мелочей не помнил.       — Они постепенно возвращаются, если постараться. — Взгляд Амелла стал задумчивым. — Ты долго крутился рядом, напрашиваясь на Посвящение — хотя, кажется, был малолетним и не слишком одаренным. Я никогда не понимал, как можно добровольно хотеть на Посвящение… теперь вижу. Тебе было от кого бежать.       — Я не…       Голос опять сорвался, хотя Маркус изо всех сил старался держать себя в руках. Как так? Как Амелл мог догадаться о том, о чем сам Маркус думал лишь вскользь? Как он мог вот так прямо об этом сказать?       Как он мог оказаться прав?..       Дрожь в руках усилилась и добралась до плеч. Асаара поспешно опустила на них свои большие ладони.       — Тебе не нужно бояться, — сказала она. — Все позади. Тебя никто не тронет.       Никто, кроме сковавшего по рукам и ногам ужаса.       — Маркус, — вздохнул Адвен, — тебе не помешает поговорить с Асаарой. Желательно — прямо сейчас. Поверь, она хочет тебе помочь.       Маркус выдохнул, сжимая пальцы в кулаки.       — Не надо. Я этого не хочу. Мне хватает того, что вы все это обсуждаете и в курсе дела.       — Но ведь мы пытаемся помочь! — воскликнула Асаара.       — Да. Наверное. Может быть. Но я не хочу ничего рассказывать.       — Держать все в себе очень неумно, — серьезно заметил Амелл, глядя на него. — По своему опыту знаю.       Он мог даже о таком сказать честно и без страха. Маркус — не мог.       — Хотя бы попытайся, — попросил Командор и жестом уже выпроводил их, но вдруг окликнул на выходе: — Кстати. Маркус, я ведь не ошибся, когда оставил тебя на попечение Лектры? Она с тобой ничего не делала?       — Да нет. — Лицо Маркуса исказила болезненная гримаса. — Всего-то один раз пыталась прочесть мои мысли.       — Что? — Адвен грозно нахмурился. — Я же ей запретил! Она ведь еще даже не Страж — и уже… ничего, я донесу до нее, что так делать нельзя.       — Минуту, — вмешался Амелл. — Почему она это сделала? Она объяснила причину?       — Да. — Маркус нервно сжал губы. Его загнали в угол. Бежать было некуда. — Она хотела удостовериться, что мой отец не преследовал меня, чтобы справедливо обвинить в преступлении. Вдруг я действительно сволочь, убийца или кто похуже…       Помолчав, Амелл кивнул:       — А в этом есть смысл. Ты ведешь себя довольно подозрительно: то прикидываешься дурачком, то страшно нервничаешь, если кто-то начинает задавать тебе вопросы. Лектру можно понять.       — Лектре надо научиться говорить с другими, — сурово проговорил Командор. — Я понимаю, что у отступников с этим трудности, но она скоро станет Серым Стражем. И она, по ее собственным словам, хочет защищать других. Вот и пусть защищает их, а не пугает своей силой.       Они с Амеллом остались что-то обсуждать (наверное, вопрос наказания Лектры), а Асаара вывела Маркуса из командорского кабинета и повела за собой. У нее была отдельная комната в Башне Бдения, где она «слушала» других. Маркус заглядывал туда мельком, но никогда раньше не задерживался. Слушатель, как он считал — это не для него. Асаара могла быть сколь угодно заботливой и внимательной, но она была женщиной и непременно хотела знать правду (даже ее фамильное имя на кунлате — «Талан» — означало «правда», как она говорила). А Маркус никому эту правду рассказывать не хотел. Поэтому он молча рассматривал пейзажи на стенах. Все они изображали море: то штиль, то зарождающийся шторм, то бушующие волны. Расположение картин подчеркивало цикличность природы — все имеет свое начало и свой конец. Интересно, это Асаара подобрала их с особым расчетом, или они остались от кого-то из прежних хозяев крепости?       — Может, сядешь? — Асаара показала ему на кушетку. Маркус качнул головой:       — Я постою. Насиделся уже.       Она вздохнула.       — Маркус, я не хочу причинять тебе боль. И никто не хочет. Может, кроме твоего отца.       — Да. Я это уже слышал.       — Феликс прав. Если ты будешь держать всю боль в себе… знаю, говорить так жестоко, но ты будешь похож на своего отца. Ты перестанешь видеть вокруг хорошее — останутся лишь враги, зло, мрак. — Асаара отвела глаза. — Феликс знает, о чем говорит.       — Я в порядке. Честное слово. Вижу не только врагов, зло и мрак. Можно мы на этом закончим?       Чем больше остальные навязывали свою помощь, тем меньше Маркусу хотелось их видеть и слышать. Может, они и правда хотели помочь. Но ему с головой хватило услышанного — и того, что теперь он при всем желании не сможет притворяться беззаботным дурачком. Никто теперь ему не поверит — а верхушка ордена еще и прилюдно уличит во лжи. И снова начнет выспрашивать, тянуть сведения, копаться в его личных тайнах…       Правдолюбы хреновы.       Асаара тяжело вздохнула.       — Ты мне не доверяешь?       — Я не доверяю никому. Ничего личного, Сари.       Помолчав, Асаара проговорила:       — Ты не хочешь говорить. Заставлять тебя, тянуть слова силой, как Бен-Хазрат, я не буду. Может, сейчас ты не готов. Но как сможешь — приходи ко мне. Я буду рада тебе помочь.       — Спасибо. Но не сегодня.       Маркус стрелой вылетел из ее «кабинета» и направился к Лектре. По пути он столкнулся с Адвеном — видимо, тот ходил отчитывать ее за чтение мыслей без спросу. Командор удивленно посмотрел на него, но ничего не сказал. И то хлеб.       Лектра спокойно изучала записи Архитектора. Если ее и пропесочили, этого было вообще не заметно. Маркус приземлился на стул у стены, подальше от нее, и скороговоркой поинтересовался:       — Ничего, если я тут молча посижу, и ты не будешь меня ни о чем спрашивать?       Удивленно глянув на него, Лектра пожала плечами:       — Сиди, конечно. Ты меня не отвлекаешь.       И воцарилась блаженная тишина. Она действительно ни о чем его не спрашивала — даже если и косилась на Маркуса, то незаметно для него. И сама не жаловалась ни на кого. Единственное, что слышалось временами — скрип пера или карандаша по бумаге и короткое мычание, словно в записях была интересная мысль. Но это не мешало.       Здесь было по-настоящему спокойно. Маркус не спеша осматривался по сторонам, изучал надписи на корешках книг, каждую вещицу на столе Адайи, затем на столе Лектры. Все хотелось изучить, рассмотреть, понять… и это приятное возбуждение, как ни странно, тоже успокаивало. Оно было правильным.       Спустя какое-то время — может, с полчаса — Маркус не выдержал, кашлянул, привлекая внимание Лектры, и спросил:       — Похоже, записи Архитектора — интересное чтиво. Дашь потом почитать?       — Ни в коем случае, — невозмутимо отозвалась Лектра. — Адвен отдал мне эти записи под большим секретом.       — Ты думаешь, я пойду всем рассказывать о том, что прочитал?       — Вряд ли. Но предпочту не нарушать прямой приказ Командора.       — Эх. Интересно же.       Лектра вздохнула:       — А мне интересно послушать твои впечатления о встрече с Архитектором. Но я вижу, что сейчас тебе откровенно не до того. Не зря же ты тут сидишь и молчишь. Наверное, сбежал подальше от чужих расспросов.       Сейчас Маркусу даже не было страшно, что она видит его насквозь. Может, его не так уж сложно увидеть.       — Точно.       — Хотя понимаю, сидеть в тишине и совсем ничего не делать — скука смертная. — Вдруг Лектра с интересом посмотрела на него. — Хм.       — Что?       Она взяла в руки лист бумаги.       — Можешь написать здесь: «Маркус Алер, Серый Страж»?       — Зачем? — удивился он. — Хочешь сохранить мой автограф под сердцем?       — Почти. Напиши, раз уж мы отвлеклись.       Пожав плечами, Маркус выполнил ее просьбу. На бумаге появилась ровная строка. Лектра глянула на нее и заметила:       — У тебя хороший почерк. Аккуратный и разборчивый. Подозреваю, что ты часто берешь перо в руки.       — Ага, спасибо. Так зачем он тебе?       — Я подумала… может, ты запишешь свои впечатления об Архитекторе? Командор все равно потом потребует с тебя отчет — если еще не потребовал, — Маркус покачал головой, — да и письменные сведения всегда надежнее устных. Ты же вроде был не против мне рассказать, так что сможешь это сделать — и при этом сидеть в тишине, чтобы тебя никто не тревожил. Что скажешь?       Маркус удивленно хлопал глазами. Сама по себе мысль была интересной, записи действительно могли много кому пригодиться… но раньше Маркус писал либо отчеты для отца, либо страстные рассказы для себя. Лектра же предлагала нечто совершенно иное. Впрочем, вдруг у него вышло бы…       — А знаешь, это и правда мысль, — отозвался он. — Попробую. У Адайи на столе есть бумага, не знаешь?       — Возьми у меня. — Лектра протянула ему несколько листов. — Перо и чернила там есть. И… спасибо, что соглашаешься это сделать.       — Я согласился попробовать. Сам не знаю, что из этого получится. Раньше я такого не писал.       — Попробуй.       Прихватив вместе с пером карандаш, Маркус принялся думать. С чего начать? Просто живописать, как все было, или упереться именно в личность Архитектора и писать о нем? А там с чего начать? Золотой Город, которого он не помнит? Магия крови? Странные отношения с Гурдом? Интересно, кстати, стоит ли включать эту часть; возможно, пара деталей для полноты картины не помешает… Задумчиво кивая своим мыслям, Маркус принялся за черновик. Иногда мысль скакала, кое-что пришлось вычеркнуть — но в целом выходило довольно интересно.       «Я не знаю, как можно было додуматься прорвать Завесу и во плоти вторгнуться в Тень — но наверняка это было больно. Я чувствую боль, когда Завеса просто тонка — а уж разорванная… наверное, это было страшно. И подцепить скверну — тоже. Не знаю, что из этого размазало Архитектору лицо и все остальное — может, скверна, может, нарушение законов Тени. Но представляю, как это было больно. Неудивительно, что он мало что помнит — и сам удивляется, когда вспоминает. Он говорит, что сам старался забыть некоторые вещи. Наверняка с ним произошло немало всего чудовищного…»       «Он говорил, что не слышит Зов. Или что Зов над ним не властен. Как он этого достиг — я не знаю. Но порождения тьмы все равно его уважают — и пробужденные, и «глупцы», обычные твари. Может, они просто побаиваются силы Архитектора, а, может, он для них правда Отец. Хотя, если честно, он не очень похож на отца семейства. У него странное представление о чувствах. Очень странное…»       «Я очень редко видел у магов такое состояние — чтобы заклинания творились как будто сами собой. Наши всегда (или почти всегда) делают над собой усилие, концентрируются, нащупывают энергию внутри — и это заметно. Архитектор же творит заклинания без усилий. Магия крови, стихийная магия, созидание… он даже не осознает, когда левитирует над полом, а когда стоит на ногах. Он описывал мне процесс этого заклинания — и, честное слово, я не знаю, как такое может получаться само собой. Конечно, у Архитектора были века практики, но… удивительно видеть такое. Чтобы магия была не просто способностью, которую при случае можно использовать, а неотъемлемой частью тебя, естественной, как умение дышать. Кстати, дыхание у него не очень заметно — но он дышит. И тоже не осознает этого».       — Маркус?       Он удивленно поднял голову и увидел Лектру рядом с его столом.       — Думаю, все уже собираются ужинать, — сказала она. — Ты идешь?       — Ух, — Маркус опустил глаза на исписанные страницы. — Я тут уже скоро закончу… не знаю точно, когда, но скоро. Прерываться не хочется, как раз вдохновение пошло.       Лектра улыбнулась.       — Рада, что тебя это увлекло. Я скажу, что ты задержишься: пусть, если что, оставят тебе порцию побольше.       — Ага. — Он тоже улыбнулся. — Спасибо.       Лектра ушла, и он снова принялся писать. Вдохновение и правда несло его, хотя про секс в тексте ничего не было (подумав, Маркус решил не описывать отношения Архитектора и Гурда — в конце концов, тот всегда держал это в тайне). В основном все касалось магии и ощущений… но оно захватывало.       Наконец Маркус закончил и удовлетворенно отложил перо в сторону. Получилось довольно много страниц; наверное, стоило их перечитать, чтобы понять, что выкинуть, а что отправить в чистовую версию. Он принялся перечитывать написанное, выкидывал кое-что — но в целом с удивлением отмечал, что вышло неплохо. Кое-где даже напоминало трактаты Первых чародеев о магии, только написано было поинтереснее.       Кода он уже приготовился было писать чистовик, открылась дверь, и вошла Лектра.       — Ты все пропустил, — сказала она, — но у тебя остался шанс поесть горяченького.       — А, точно, ужин…       Отодвинув книги на столе в сторону, Лектра поставила на их место сверток. В нем оказалась накрытая крышкой тарелка с мясом и овощами; под ней была руна-двеомер, позволявшая сохранять тепло.       — Ого… — Маркус улыбнулся. — Спасибо. А я как раз собрался писать чистовик.       — То есть все готово? — Лектра с интересом глянула на исписанные страницы. — А можно почитать? Тебе все равно пора подкрепиться.       — Ну… ладно, читай. А то я что-то и правда забыл про ужин. — Он разложил страницы по порядку и протянул ей. — Если что непонятно, спрашивай.       — Хорошо.       Маркус с аппетитом принялся есть, украдкой поглядывая на Лектру. Похоже, текст ее всерьез захватил. Она даже ничего не спрашивала — только порой вглядывалась в некоторые места более пристально. Наконец (к тому времени еда уже давно кончилась) Лектра медленно отложила листы в сторону и посмотрела на него.       — Это… захватывающе, — негромко проговорила она. — Я почти увидела Архитектора своими глазами. Ты так точно подмечаешь разные детали, и так описываешь их… ты что, пишешь книги?       — Э… — Маркус отвел взгляд. — Нет. Не пишу. Раньше писал отчеты для отца несколько раз. Давно уже.       — Это не похоже на отчет. Ты явно владеешь словом. Хотя некоторые обороты звучат странновато, в целом… ты чудесно пишешь.       Маркус почувствовал, что краснеет. Такое с ним бывало очень редко.       — Э… спасибо. Рад, что тебе понравилось.       — Мне очень понравилось. Я столько всего узнала… теперь становится понятно многое в его записях. Понятно, почему он мыслит именно так… — Она вдруг улыбнулась и покачала головой. — Извини. Я немного отвлекаюсь, когда чем-то увлечена.       — А разве это плохо? Ты таким интересом загораешься…       — Да. Но у меня есть цель, и отходить от нее не стоит. — Лектра раздумчиво коснулась исписанных страниц. — Если честно, я бы не тратила времени на чистовик. Да, кое-где есть вычеркнутые строки и слова, но это все равно читается с большим интересом. Надо бы отдать это Адвену, чтобы он потом не требовал с тебя отчет…       Последние слова она проговорила с явной неохотой. Маркус улыбнулся:       — Не хочешь отдавать?       — Честно говоря, да. Не сегодня. Я бы еще раз перечитала, выписала бы кое-что себе…       Маркус понимающе кивнул. Он тоже любил перечитывать особо запоминающиеся места, чтобы подрочить снова (а то и не один раз). Интересно, чувствовала ли Лектра то же самое? Вроде бы вожделения в ее лице не было, когда она читала — но кто знает, вдруг она хорошо притворяется…       — Оставь. Я думаю, Адвен подождет до завтра.       Лектра улыбнулась.       — Спасибо. Если напишешь еще что-нибудь, смело неси мне. Я с удовольствием почитаю.       Маркус усмехнулся:       — Не думаю. Я… кое-что писал, да, но это, скажем так, личное. Очень личное.       — Неужели какие-нибудь пошлые романчики?       — Рассказики — но в целом да.       — Жаль. — Она вздохнула. — Это меня и правда не слишком заинтересует. Хотя с точки зрения наблюдения за поведением других, даже в постели… хм, это может быть полезно. Я могу почитать, если захочешь.       Это было чудо из чудес. Кто-то действительно заинтересовался тем, что пишет Маркус, — даже в пошлой части? И говорит, что он талантливо пишет? Отказаться от предложения было очень сложно.       — Я… подумаю. Сегодня, наверное, точно не стоит.       — Да, сегодня впечатлений хватит с головой. — Словно вспомнив о чем-то, Лектра посмотрела на него: — Ты, наверное, очень устал. Тебе нужно отдохнуть.       — Ну… рука устала, да. Но это тоже не впервой.       Она снова улыбнулась.       — И все-таки перенапрягать ее не стоит. Иди отдыхай. Ну или можешь посидеть здесь, если тебе еще не опротивели эти стены.       — Пожалуй, все-таки пойду. — Помолчав, Маркус улыбнулся. — Спасибо, что заставила меня это написать. Мне понравилось. Никогда раньше не пробовал такое записывать.       — Тебе спасибо. Получилось замечательно. Отдыхай. Разве что на кухню тогда отнеси тарелку, а то я тут задержусь.       Маркус вышел за дверь, все еще не очень веря в происходящее. Лектре понравилось то, что он пишет. И даже пошлые рассказы понравились бы, наверное. Он привык считать все это глубоко личным делом… но она его понимала. Она предлагала делать то, что ему нравилось — вместо того, чтобы тянуть из него душу и расспрашивать о сокровенном. Она помогала ему успокоиться лучше, чем те, кто успокаивал его прямым текстом.       «Удивительная женщина. Прекрасная — и удивительная. Она меня понимает даже в той части, в которой не понимает никто. Ну, никто не знает, конечно, но все же… может, я и правда дам ей что-нибудь почитать. В обморок она точно не упадет и обмахиваться платочком не начнет. Может, даже посмотрит на меня по-иному и решит попробовать что-то из описанного со мной… кто знает, какие страсти таятся под этой спокойной маской».       Впервые за последние дни ему хотелось улыбаться — совершенно искренне.