«У каждого человека есть свое призвание: особенный дар, и побудительный, и привлекательный. Этот дар или призвание слиты с его естеством, то есть с душой, воплотившейся в нем». — Ральф Уолдо Эмерсон
Брайан
Вернувшись домой из Лондона, я сразу поехал в лофт и рухнул в кровать. Но мое тело, казалось, застряло в каком-то странном часовом поясе между Питтсбургом и Лондоном, так что я проснулся в четыре часа ночи. Я решил, что даже пойти на работу будет лучше, чем смотреть на балки над кроватью, так что я поехал в Киннетик. Я разглядывал экран своего ноутбука, когда вошла Синтия. Она не потрудилась поприветствовать меня, просто подошла к столу. — Хорошо. Ты здесь. У тебя совещание с Тедом и со мной в восемь часов. Я посмотрел на часы. — Сейчас 7:57. Тед вошел в кабинет с латте в руках. Он поставил его передо мной. — Доброе утро, Брай. Я бы спросил, как там Лондон, но меня не очень интересует, как выглядит потолок в квартире Джастина. Я посмотрел на него. — Я тут подумал, что проблема с приездом на работу раньше, в том, что нет доступных помощников, которых можно было бы отправить на пробежку в Старбакс, и вот вы здесь. Хотя, если я правильно помню, Теодор, я плачу тебе за управление моей огромной финансовой империей, а не за кофе. Он проигнорировал меня. — Pittsburgh Out только что опубликовали интервью с Болингом. Я поднял бровь. — Очевидно, это медленный месяц новостей в Питс. — Он купил старую ледяную баню и сказал, что откроется в канун Нового года. Я нахмурился. — Это квартал в противоположной стороне от Либерти. Синтия кивнула. — Он либо не знает, либо ему все равно. В любом случае, это хорошие новости для нас. Я встал, пересел на диван, любопытно посмотрев на нее. — Когда ты присоединилась к команде «Вавилон»? Она пожала плечами. — Думаю, ты либо обанкротишь Киннетик, чтобы спасти Вавилон… — Я фыркнул, но она продолжила. — Или ты будешь отвлечен настолько, что ничего не будешь делать здесь. — Она сделала паузу. — Плюс, я хочу размазать этого засранца в грязи. Я кивнул. — Мне нравится твой боевой дух. — Да, но тебе не понравятся раскадровки для новой рекламной кампании. — Тед разложил их на низком столике перед диваном. — Они отстой. — Да, отстой, — согласилась Синтия, оглянувшись через плечо. — Длинный и крепкий, — сказал Тед. — Вообще-то, это больше похоже на короткий, неряшливый и с зубами. Я потер лоб. Тед перевернул раскадровки. — Это единогласно. Я встал и взял немного воды со стола. Я хотел чего-нибудь покрепче, но подозреваю, что это могло дать неверный сигнал персоналу, который мог бы увидеть, как босс пьет в восемь утра. — Я бы сказал уволить идиота, который придумал кампанию, если бы это был не я. — Ты мог бы уволить художественный отдел, — предложил Тед. Я покачал головой. — Это не их вина. Ожидать, что хорошее искусство компенсирует плохую идею — это для дилетантов. Синтия встала. — Ричард должен знать, что мы собираемся заняться предвыборной кампанией. Я фыркнул. — Конечно, он знает, так же, как и мы. — Я посмотрел на нее. — Реклама — это не кампания. Они предназначены для продвижения. Нам нужен план. Тед не выглядел счастливым. — Это будет стоить целое состояние. — Это будет стоить нам целое состояние, если мы выиграем. — Я сел за свой стол. — Мы оба соревнуемся за ограниченный рынок мужчин, которым абсолютно наплевать на все, кроме танцев, горячих парней, много выпивки, громкой музыки, освещения, которое заставляет их чувствовать, что они на наркотиках, даже если это не так, и которым отсасывают. Тед нахмурился. — Короче говоря, целое сообщество, состоящее из таких парней, как Брайан Кинни. Я подумал. — Ну, не таких горячих. И с маленькими членами. Синтия постучала по куче раскадровок одним ногтем. — Но Брайан… ты бы тоже пошел в новый клуб? Я кивнул. — Конечно. Она села обратно в кресло. — Нам пиздец. Я завершил встречу на этой воодушевляющей ноте, но после того, как Тед и Синтия ушли, я долго сидел и смотрел в стену. Идеи никогда не приходили ко мне, пока я сидел в офисе, так что я встал и отправился в спортзал. Если бы этот тренажер был настоящим велосипедом, я, наверное, был бы на полпути в Торонто, когда зазвонил мой сотовый. — Майки. — Что ты делаешь? Я нахмурился. — Ладно, кто сказал тебе позвонить, Теодор или твоя мать? Он сделал паузу на секунду. — Джастин. Я потер между глаз. — Джастин. Джастин позвонил тебе из Лондона и попросил позвонить мне? — Больше похоже на обычное электронное письмо, что я должен был приглядывать за тобой на расстоянии. Этот засранец смеялся. — Ну, скажи ему, что ты выполнил свой долг лучшего друга, я в порядке. Я слез с велосипеда, схватил полотенце и промочил мокрое лицо. — Это то, что я делал. Но теперь он настаивает на соблюдении минимального времени встреч лицом к лицу. Так что ужин. Сегодня вечером. В СЕМЬ ВЕЧЕРА. — Майки… — Бен на конференции в Нью-Йорке, Хантер с ним. Составь мне компанию. — Будут ли наркотики? Он опять засмеялся. — Конечно. Если ты принесешь их. К Майклу я направился после работы, и приехал туда в то же время, что и доставщик пиццы. Он заплатил ему, и я отнес пиццу на стол. И остановился, потому что он был покрыт рисунками Рейджа, которых я никогда не видел. Я бросил коробку с пиццей на свободном месте и просмотрел их. — Это Джастин прислал тебе? Майкл вышел из кухни и вручил мне пиво. — Да. Так трудно работать, но мы не можем продержаться девять месяцев без этого. Он сделал глоток своего пива. Я кивнул, удивившись. Не знаю, почему. Джастин, наверное, будет рисовать «Рейджа», пока ему не исполнится девяносто, а его картины будут висеть в музеях в каждом крупном городе мира. Я выпил немного пива и положил два ломтика пиццы на тарелку. Так много для меня за час на стационарном велосипеде. — Итак, что будет дальше с нашим героем? Мы вошли в гостиную, Майкл улыбался. — Тебе не хотелось бы знать. — Пошел ты. — Я вытащил немного травки из кармана и бросил ее на кофейный столик перед тем, как сесть. — И не думай, что я не заметил, как Зефир и Джей Ти в последнее время стали более фанатичными и супер-мощными. Майкл перекусил пиццей. — Зачем Рейджу тусоваться с парой неудачников, которые никогда не изменятся и не вырастут? Я фыркнул. — И правда, зачем? Майкл проигнорировал меня. — В любом случае, после восстановления душевного равновесия, Рейдж теперь должен восстановить свое логово. Но кто-то — или что-то — кажется, саботирует его. Он съел еще немного пиццы. — И? — Ну, это должно быть показательно. Я положил свою пустую тарелку и начал раскатывать косяк. — Ненавижу тебя. Майкл кивнул. — Я знаю. Я улыбнулся ему. — Всегда улыбался. Всегда буду. Я вставил косяк между губами, зажег его и втянул в легкие. Я держал его так долго, как мог, затем выпустил дым и передал ему. Накурившись и съев пиццу, он сидел на кухонной стойке, а я рылся в его шкафчиках, пока не нашел бутылку виски. — Вот она. — Я держал его высоко. — Неоткрытая. Конечно. Я исправил это, сделав большой глоток, вытер край и протянул ее ему за горлышко. Он подавился крошечным глотком. — Как ты можешь это пить? Я забрал бутылку обратно. — Это мое право по рождению. — Я сделал еще один глоток. — Так же, как дешевое вино и соус маринара — твое. Майкл спрыгнул со стойки и мы вернулись в гостиную. Чуть позже он сидел на диване, а я лежал на полу, рядом с полупустой бутылкой. Он толкнул меня ногой. — Итак, я думаю, ты скучаешь по Джастину. Я посмотрел на него. — Это будет сеанс терапии? Потому что если это так, то мне понадобится еще одна бутылка. Он пожал плечами. — Просто это самый долгий срок без секса с тех пор, как… ну… когда-либо, я думаю. Мне просто интересно, как ты с этим справляешься. Я фыркнул. — О, я справляюсь. — Я посмотрел на него сбоку. — И это все, что я делаю, если ты об этом спрашиваешь. Он покачал головой. — Нет. Я знаю. Ты не должен мне говорить. — Он протянул руку к бутылке и улыбнулся мне, пока делал глоток. — Я просто подумал, что моногамия при Джастине в городе — это одно, но с ним на другом берегу Атлантического океана твой член может отвалиться или что-то в этом роде. — Моногамия оказалась не такой уж и плохой. — Я забрал бутылку обратно. — Но безбрачие отстойно так же, как я всегда и думал. — Я посмотрел на количество виски в бутылке и сделал еще один глоток. Майкл смотрел, как я пью. — Я снова голоден. Я кивнул. — Я тоже. Он вскочил. — У меня есть идея. Как насчет того, чтобы вместо того, чтобы есть весь попкорн, хлопья и шоколадное печенье в доме, мы сходим в закусочную, заглянем в Вуди и устроим зрелище на танцполе в «Вавилоне»? — Майки? — Я приподнял голову с пола. — Ты только что назвал меня жалким? — Конечно, нет. — Он протянул руку, и я позволил ему поднять меня. Потом он усмехнулся. — Хотя… Я нахмурился на него. — Остановись, пока можешь, Майки. В итоге мы поели в закусочной, а потом пополнили уровень алкоголя в Вуди и отправились в Вавилон. — Это семейный вечер в Вавилоне, и никто мне не сказал? Это был Эммет, обвитый рукой своего последнего кавалера, или, может быть, просто какого-то парня, с которым он познакомился за десять минут до этого. Я никогда не беспокоился о том, чтобы следить за ним. — Пошел ты. Я поднял бокал за него. Майкл танцевал с Эмметом, пока я опирался на барную стойку. Я следил за освещением, подсчитывая его в своей голове. Я слушал новую звуковую систему, гадая, стоит ли она того состояния, которое мы на нее потратили. И пока бармен тихо поддерживал мой стакан полным, я смотрел на стены и подиум, на балки, стекло и сталь, все это вибрировало от ритма музыки и движения сотен мужчин без рубашек, которые танцевали. Я услышал что-то и покачал головой. — Что? Это был Майкл, потный и смеющийся. — Ты пьян. — Думаю, я присоединюсь к вам. Эммет подошел к бару по другую сторону от меня и заказал «Космо». После того, как он выпил, Эммет повернулся ко мне лицом. — Итак, Брайан, я прочитал об открытии нового клуба в старой бане в канун Нового года. Ты знал об этом? Я фыркнул. — Конечно. — Я поставил свой пустой стакан на бар и покачал головой, когда бармен попытался его наполнить. — Он клиент. Бывший клиент. Майкл выглядел обеспокоенным. — Что ты собираешься делать? — С чем? — С конкуренцией. Огни поменяли цвет, и ритм музыки усилился. — А. Это. Эммет поболтал свой напиток внутри стакана. — Да, Брайан. У тебя есть секретный план? Скажи мне, скажи! Я посмотрел от его лица к Майклу и засмеялся. — Мне нужен воздух. Давай. Мы начали идти к выходу, но я повернул в сторону лестницы. — Брайан? — Это был Эммет. — Я думал, тебе нужен свежий воздух? — Хотел. Я свернул вниз по коридору в сторону офиса, и один из охранников кивнул мне. Я повернул за угол и открыл дверь. — Дамы вперед. Майкл знал, куда мы идем; они с Джастином однажды были здесь, замышляя что-то для Рейджа. Там был лестничный пролет с дверью наверху, а снаружи — крыша. А там — Питтсбургский горизонт, и паутина мостов, которые пересекали реку. Эммет остановился, его напиток упал на землю. — Я никогда не был здесь. Майкл смотрел на огни. — Я был здесь только днем. Это невероятно. Я чувствовал себя пьяным и под кайфом. Я слышал музыку, вибрирующую в моих ногах, и холодный воздух кусал меня за горло, когда я вздохнул. Я опрокинул голову и засмеялся.Джастин
Я сопротивлялся метафорическому воздействию столько, сколько мог, но нельзя отрицать тот простой факт, что день, когда Брайан покинул Лондон, был последним теплым днем в году. Было холодно. Шел дождь. В половине случаев дождь превращался в снег. И я понял, что стеклянные стены отлично пропускают свет, но мне было трудно держать студию в тепле. Когда я работал, мне пришлось просить управляющего зданием, Кэролайн, чтобы она поставила обогреватель, который бы стоял рядом с моими ногами. Как только прошла неделя ноября, я осознал кое-что другое: было странно находиться в стране, где не было Дня Благодарения. Я не ожидал, что это будет один из тех маленьких культурных потрясений, которые все еще бьют меня после двух месяцев в Лондоне, но это было так. — Это ворота в рождественские праздники, — объяснил я Дженсу и Марку, когда мы выпивали в пабе недалеко от университета. — После Дня Благодарения все чувствуется… по-другому. Дженс кивнула. — Когда я была там, у них были снеговики и елки в витринах магазинов в сентябре. Я фыркнул. — В рекламном агентстве Брайана начинают работать над праздничными кампаниями в марте. — Америка. У нее был такой тон в голосе, который означал, что мы потерпели неудачу как нация и как народ. — Пожалуйста, — сказал я. — Посмотрите модные журналы, или езжайте в Милан или Париж. Какую одежду вы видите весной? Осенние коллекции. Везде одно и то же. Все дело в маркетинге. Марк положил свое пиво. — Везде и во всем. Включая нас, здесь. — Мы «здесь» что? Кэролайн упала в один из пустых стульев. Я встал, чтобы взять еще пива. — Бурная коммерция и великое капиталистическое бедствие — Америка. Кэролайн засмеялась. — О, это. Опять? Я пошел купить нам всем еще по одному раунду, и когда я вернулся к столу, Дженс хихикала. — Не знаю. Спроси Джастина, он узнает. Я сел. — Узнать что? Кэролайн серьезно посмотрела на меня. — Думаешь, Шень гей? Я покачал головой. — Не-а. Дженс смотрела на меня. — Значит, на гейдаре не было сигнала? — Ни одного удара. — Я потягивал пиво. — А что? Марк засмеялся. — Потому что он нравится Кэро, но он не отвечает на ее сигналы. Она ударила его по руке. — Отвали. Я подумал об этом и снова покачал головой. — Ни за что. Дженс выглядела скептически. — Ты уверен, что ты ему не нравишься, потому что не можешь его прочитать? — Пожалуйста. Есть много парней, которые не думают, что я горячая штучка, и я все еще могу сказать, что они геи. — Я сделал паузу. — Ну, не так уж и много… Кэролайн закатила глаза. — Так ты думаешь, у меня есть шанс? — Откуда, блядь, я знаю? Но он не гей. Дженс снова покачала головой. — Нет, правда, может, он просто знает, что ты замужем, а не за женатыми мужчинами… Я пожал плечами. — Или, может быть, он женат, с женой и детьми дома, в Пекине. Каро покачала головой. — Он холост, я знаю это наверняка. Мы с Марком оба смеялись. — Знаешь, — сказал он, — ты можешь просто спросить его. Кэролайн выглядела растерянной. — Вдруг он гей? — Нет, глупая. — Это была Дженс. — Что если он хотел бы пойти с тобой на свидание. Кэро сделала лицо. — А если он откажется? Дженс встала. — Понятия не имею, как вам, британцам, вообще удается трахаться. — Она потянула Марка за руку. — Пошли. — Эй, — возразил он. — Я не закончил. Она терпеливо смотрела на него. — Как я уже сказала, я не знаю, как вам, британцам, удается трахаться. Он выглядел удивленным, а потом опустил бокал. — О. Точно. Он встал и начал тянуть пальто. Мы с Кэролайн допили пиво, а потом направились обратно в университет. Она подняла воротник пальто. — Чертовски холодно. Я кивнул. — Я оставил свой космический обогреватель включенным. Надеюсь, здание не сгорело. Она нахмурилась. — Электрический камин? — Да. — Он выключается, если становится слишком жарко. Они абсолютно безопасны. — Она сменила тему. — Когда ты уезжаешь в Париж? — В среду. — Ты был там раньше? Я кивнул. — Но только с родителями и младшей сестрой, в четырнадцать. Она засмеялась. — Ну, тогда ты никогда не был. Это прекрасно, я тебе завидую. — Мы прошли через ворота в кампус, и она посмотрела на меня. — Так ты правда думаешь, что Шень не гей? — Нет, но это не значит, что он не гей. Некоторые парни скрывают это. Или это может быть культурное. Она кивнула. — Может, он просто стесняется. Я просунул руку в волосы. — Боже, просто спроси его. Она фыркнула. — Может, я просто стесняюсь. Мы остановились у моей двери. — Что плохого может случиться, если ты спросишь его? — Он скажет нет, и следующие семь месяцев до его отъезда мне будет стыдно. Я подумал об этом. — Мучительная агония отторжения утихает через пару месяцев. Кэролайн засмеялась. — Полагаю, так и есть. Войдя внутрь, я переоделся в покрытые краской джинсы и старую толстовку, а затем отправился в студию. Я был самым молодым художником в программе обучения. Я был самым молодым художником, которого они когда-либо приглашали. Но меня так же окружали студенты, которые были младше меня, и иногда я чувствовал себя старым, или, по крайней мере, не таким, как все. Я засомневался, смотря на свое полотно. Я прогрызл губу минуту, затем присел и вытащил свой блокнот. Я послал Майклу несколько рисунков для следующего выпуска «Рейджа», но у меня возникла идея… Следующее, что я помню, что было уже поздно. Я не был уверен, сколько именно, но было так тихо, что должно было быть три-четыре часа ночи. Я разомьял шею и попытался расслабить плечи, и внезапно меня охватило желание поспать. Поэтому у меня дома в студии был диван. Мне было интересно, что сделает Кэролайн, когда она придет сюда утром и найдет меня спящим на одном из диванов в вестибюле. На улице было холодно, небо было таким чистым, что даже свет от звезд был ровным, немигающим. Я стоял у перил вдоль ущелья, справа от здания студии, и слышал, как внизу течет вода. Я вытащил телефон из кармана и набрал номер Брайана. Когда он ответил, я услышал музыку на заднем плане. — Ты в Вавилоне? В последнее время он часто там бывал, пытаясь придумать идею для рекламной кампании. — Да… с Эмметом. Я услышал потасовку, а потом голос Эммета. — Привет, детка! Который час? Я посмотрел на время на телефоне. — Почти четыре утра. Брайан вернул телефон. — Ты возбужден или в художественном исступлении? Я засмеялся и сел на скамейку рядом с перилами. — Последние. — Жаль. — Голос у него был грубоватый, и я почувствовал, как напрягаются штаны. — Мне позвонить, когда я вернусь домой? — Нет… Я попробую заснуть. Я отключил телефон и некоторое время смотрел в абсолютную темноту оврага. Я все еще был уставшим. На самом деле, я был уверен, что большая часть моего мозга уже спит. Но другая часть была бодрая, кристально чистая и желающая чего-то. Не есть и даже не продолжать рисовать; мне нужна была только кожа, язык, руки и член. Я засунул телефон обратно в карман и прошел в свою квартиру. Может быть, я позвоню Брайану, подумал я. Я снял одежду и скользнул в кровать, телефон в руке. Но следующее, что я понял, было утро, мой телефон лежал на кровати рядом со мной. Я дрочил в душе, чувствуя, как горячая вода облегчает скованность шеи, в то время как мой член пульсировал в ладони. Стена из плитки была холодной под моей рукой, но она нагревалась, горячая вода бисером разбрызгивалась обратно на мою кожу. Я сдвинулся немного, чтобы получить некоторое давление внутри, где все пульсировало и начало тянуть вместе в одном месте. Я услышал свое дыхание, более громкое, чем звук душа, а затем кончил в свою руку и на стену из плитки. После того, как я высушил волосы, я вышел в магазин, чтобы выпить кофе и что-нибудь поесть. Марк рассмеялся, когда я сказал ему, что мне нравится еда в закусочной. — Это ужасно, — сказал он. — Полный отстой. Я только что проглотил последний кусочек маленького теста, фаршированного мясом, и порекомендовал ему никогда, никогда не есть в Америке, если он думает, что это «полный отстой». Тепло от чашки кофе согрело мне руки к тому времени, как я добрался до студии. Я стоял у окна в холле и смотрел на овраг, который был таким черным накануне вечером. Оно было залито светом, и я был уверен, что в ручье плескались все разновидности рыб в стиле Диснея и лесных существ. — Свет здесь очень яркий, хороший. Это был Шень. Я улыбнулся ему, потягивая свой кофе. — Трудно поверить, что это прямо в центре города. Он посмотрел на это. — Это большая часть природы, а не парк. Я кивнул. — Мне бы это понравилось. — Потом я засмеялся. — Через стекло из теплой комнаты. Похоже, он не понял, что я сказал, поэтому я попробовал еще раз. — Мне больше нравится природа, когда я в тепле, глядя через окно. Шен кивнул и повернулся обратно к виду, больше ничего не сказав. Я оставил его там и пошел в свою студию. Я снял куртку и посмотрел на картину на мольберте. Это был большой кусок, серый и зловещий, передний план был размытым и органическим, а фон был графическим и острым, как на фотографии без фокуса. — Это очень сильно. Я подпрыгнул от звука голоса Шэня сзади; я не слышал, как он вошел. Его палец прошел мимо того места в области, где линии притягивали глаз, где органическая форма слегка осыпалась на него. Он все еще смотрел на картину и в конце концов кивнул. — Очень сильно. — Спасибо. Я подошел к раковине и вытащил свои краски и кисти с полок. Когда я повернулся, его уже не было. Через час-два я накладывал окончательное покрытие на картину и думал о работах Шеня. В отличие от всех других художников в резиденции, он делал один проект — три штукатурных шара с их облакоподобными глазурованными поверхностями. Ему не потребовалось много времени, чтобы создать три сферы, каждая из которых была больше предыдущей. Но однажды я наблюдал, как он наносил цвет на одну из них, и неважно, как сильно я пытался увидеть, что он делает, это было похоже на то, как он рисует водой или воздухом. И все же каждые несколько дней я понимал, что все больше и больше поверхности покрывается цветом, хрупкой и полупрозрачной, но однозначно присутствующей на ней. И тогда я начал задаваться вопросом, хватит ли даже девяти месяцев. Я прислонил картину к стене, чтобы она высохла, и пошел обедать. В следующий раз мне действительно следовало поработать над некоторыми рисунками для «Рейджа», но в тот день у меня была открытая студия, так что я подумал, что если кто-нибудь зайдет, то я постараюсь придумать что-нибудь более художественное, над чем можно было бы поработать.Брайан
Четыре дня в Париже были гораздо лучшей идеей, по сравнению с реальностью. Ну, я был уверен, что реальность пребывания в Париже с Джастином будет замечательной. Проблема была в том, чтобы найти четыре дня, когда я смогу это сделать. У меня было много денег, которые можно было бы использовать; но мало времени. Я написал Джастину по электронной почте и сказал ему, что выходные на День Благодарения — это первый раз, когда у меня получится вернуться в Европу, и спросил, в каком отеле он хочет остановиться в Париже, в мучительно модном или болезненно роскошном. Его ответом было всего одно слово: «Роскошный». На следующий день после того, как я взял Эммета и Майкла на крышу Вавилона, я затащил туда Теда и рассказал ему, что я задумал. Он бродил по округе, сделав несколько заметок, и сказал, что позвонит подрядчику, который переделывал расширение «Киннетика». Я застонал. — Он работает целую вечность и стоил целое состояние. — Все подрядчики работают вечность и стоят целое состояние. — Он записал еще кое-что. — Он проделал отличную работу. — Потом он сделал паузу. — Я уверен, что он сделает эту работу быстрее, если мы скажем, что ему больше никогда не придется с тобой общаться. — Это не отменяет сделки, если он сможет сделать это к весне. Я позволил Теду разобраться с подрядчиком, заявками на разрешение и архитектором, и сконцентрировался на том, что у меня получилось лучше всего: реклама. Ну, я делал это лучше всего для своих клиентов, все из которых на данный момент очень счастливы. Мне нужно было подготовить оформление для кампании «Вавилон» к концу первой недели декабря, но я до сих пор не имел ни малейшего представления о том, что это будет за кампания. — Как ты думаешь, безбрачие повреждает мозг? Майкл даже не заглянул в меню закусочной. — Я не знаю. Я вздохнул. — Ты сказал, что Бен вернулся в город. Дебби подошла к столу, балансируя тарелками в каждой руке. Она закричала через плечо: — Бетти, дорогая, ты можешь взять у мальчиков заказ? Бетти подскочила к столу со своим блокнотом для заказов. Когда она ушла, Майкл смотрел на меня со странным выражением лица. — Что? — Почему ты спросил о безбрачии, затрагивающем твой мозг? Я пожал плечами. — Просто рекламная кампания, для которой я не могу придумать идею. Дебби снова появилась с кофейником в руках. — Итак, ты слышал об открытии нового клуба вниз по улице? Я добавил сахар в свой кофе. — Возможно, я что-то слышал об этом. — Ага. — Она проскользнула рядом с Майклом, заставив его подвинуться к окну. — Я слышала, что он из Нью-Йорка и тратит на это целое состояние. Я просто улыбнулся ей. — Возможно, об этом я тоже что-то слышал. Она фыркнула и встала. — Господи, Брайан. Ты правда думаешь, что планета перестанет испытывать гравитацию, если ты признаешь, что беспокоишься о чем-то? Меня спас звонок, но когда Деб вернулась с нашей едой, она снова села. К счастью, у нее было что-то еще на уме. — Слышно что-нибудь о Солнышке? Я откусил свой сэндвич и кивнул. — Я говорил с ним сегодня утром. У него все хорошо, кроме того, что он постоянно тоскует по моему члену. Майкл подавился едой, но Дебби просто рассмеялась. — Ну, тогда вам обоим будет за что благодарить на следующей неделе, не так ли? — Я открыл рот, но она подняла руку. — И я не хочу слышать ни одной плохой шутки о фаршировании индейки Джастина. — Деб. — Я придал своему голосу самый укоризненный оттенок. — Как будто я когда-нибудь уменьшил бы великолепие и роскошь, которые будут у нашего нежного воссоединения, до мимолетного удовлетворения базовых плотских импульсов. Она закатила глаза. — Просто пообещай мне, что вы покинете гостиничный номер хотя бы один раз. — Хочешь, чтобы мы поднялись на Эйфелеву башню и прогулялись по берегам Сены? Майкл смотрел на меня. — Эй! — Извините. — Я положил чашку кофе, она уже не была теплой. — Это слишком далеко от меня, чтобы снова открывать старые раны. Дебби встала. — И скажи Солнышку, что ему лучше правильно питаться и спать. Дженнифер сказала, что на днях она получила от него письмо, которое он отправил в три часа ночи. Я смотрел на нее. — Да, Деб, я собираюсь ворчать на Джастина из-за того, чтобы он достаточно спал и ел, вместо того, чтобы трахать его. Майкл засмеялся. — Он будет дома на Рождество, мам. Ты можешь ворчать на него тогда сама. — Не думай, что не буду. Она взяла кофейник с остывшим кофе и ушла, бормоча — если под бормотанием подразумевается «громкие разглагольствования о мудаках, которые думают, что выражение простых человеческих чувств — это придирчивость. У меня была еще одна поздняя ночь в Вавилоне, я смотрел на балки и потолки в поисках вдохновения. На следующий день у меня был запланирован завтрак с клиентами, чтобы сделать их счастливыми, поэтому в ту ночь я спал в лофте — или пытался это сделать. Я был достаточно пьян, чтобы почувствовать, что моя кожа переполнена электричеством, но недостаточно, чтобы потерять сознание. Я пытался дрочить, но мое собственное прикосновение показалось неправильным, сначала слишком сухим, потом скользким, со слишком большим количеством смазки. Я думал о рте Джастина, его мягких губах, мокром языке, горле, заглатывающем мой член. Я почувствовал, как воздух в лофте движется над моей кожей, мои волоски встают, член подергивается и капает. Матрас шевельнулся, когда я перевернулся; я прижимался к простыням, а потом ладонь, подскользнулась под меня, не такая мокрая сейчас, намного лучше… Я протянул руку сзади и дотронулся до дырки, а потом потер за яйцами. Я не видел ничего, кроме темноты; мое лицо было прижато к подушке, и мое дыхание было горячим, когда я вдыхал. Я толкался, а потом делал это снова и снова, чувствуя, что все начинает разбухать и усложняться, напряжение, запертое в основании позвоночника, внезапно сорвалось, выливаясь из меня пульсирующими струями по ладони. Но я все равно не мог заснуть. В любом случае, за завтраком я был великолепен, некоторые рекламные компании продают себя, а эта показалась мне настолько очевидной, что я не мог понять, почему никто не подавал ее им раньше. После завтрака все пошло наперекосяк. Я только что сорвался на Элейн, чтобы она заставила Теодора прийти в мой кабинет, но он был здесь до того, как мой палец опустил кнопку на переговорном устройстве, с бумагами в руках. — Ты это видел? — Да, я видел. — Я пошел за выпивкой, и мне было все равно, сколько времени, блядь, сейчас было. Я почувствовал ожог виски в горле и покачал головой. — Ты должен признать, у парня есть яйца. — Я нахмурился. — К сожалению. Мы с Тедом посмотрели объявление. Сказать было нечего, кроме того, что это было гениально. Тот, кого я намеревался либо нанять, либо убить, нарисовал что-то настолько не похожее на «Рейджа», чтобы избежать судебного преследования, но не настолько, чтобы избежать неизбежной цепной реакции «ты видел?», которая, несомненно, взорвалась по всему гейскому Питтсбургу в тот самый момент. Я посмотрел на Теда, и он уставился на меня, его брови приподнялись так, что я нашел это особо раздражающим. — Что? Он покачал головой. — Майкл и Джастин собираются… Он остановился, несомненно, потому, что в английском языке не было слов, которые точно описывали бы то, что они, скорее всего, собирались сделать. Я кивнул. — Беспорядок, кровь, разрушение и месть. — На минуту я подумал. — Знаешь, Теодор, в данный момент я могу жить с этим. Мой мобильник зазвонил; мне не нужно было смотреть на номер звонившего, чтобы узнать, что это Майкл. — Да, я видел его. Я держал телефон подальше от уха в течение минуты, проверял и снова держал его подальше. В конце концов, я включил громкую связь, и мы с Тедом сидели там и слушали какое-то время. Я выключил громкую связь и заговорил в телефон. — Ладно, Майки, мы знаем. Ты злишься. — Он начал говорить, но я его прервал. — Очень, очень злишься. — Джастин собирается… — Я в курсе. — Я закрыл глаза и ущипнул переносицу. — Я отсканирую его и отправлю ему на электронную почту. Чтобы он успел пережить это до того, как я доберусь к нему. Тед фыркнул, и я взглянул на него. — Майки? Я услышал его вздох. — Джастин не успокоится к четвергу. Я посмотрел на календарь. — Конечно, успокоится. Джастин теперь большой мальчик. Мне снова пришлось держать телефон подальше от уха, но на этот раз это было не потому, что Майкл кричал. А потому что он смеялся надо мной. — Пока-пока, Майки. — Я отключил телефон и передал газету Теду. — Пусть кто-нибудь отсканирует это и отправит мне файл по электронной почте. — Я встал и вернулся к тележке с выпивкой. Тед забрал у меня бумагу и нахмурился, когда я налил еще виски в стакан. — Напившись, ты не сделаешь ничего лучше, Брай. Поверь мне. Я нахмурился в ответ. — Нет, Теодор, не сделает, но, к сожалению, охота за Ричардом Болингом и его убийство — это незаконно, так что… — Но это хорошая мысль. Он вышел из комнаты, ничего больше не сказав. Я сел и попытался решить, что, я должен сказать в письме Джастину. В конце концов, я сдался и просто отправил файл.