«У каждого путешествия есть свое тайное назначение, о котором сам путешественник не имеет представления» — Мартин Бубер
Брайан
Синтия слегка переместилась в кресле. Я снова начал обращать внимание, так как это означало, что она собиралась что-то сказать, а это, наверное, означало, что кто-то собирается подставить свою задницу. Что, конечно, было моим любимым зрительским видом спорта. Но на самом деле первым заговорил Теодор. — И когда вы предлагаете закончить альтернативные раскадровки? Несчастная мишень вопроса Теда быстро взглянула на арт-директора, которая переключила свой взгляд на ноутбук. — Ну… — она споткнулась. — После праздников? Синтия вздохнула. Она выглядела пораженной. — Если вы можете забрать их сегодня вечером, мы можем посмотреть на них, — сказала она. — Но… Она перестала говорить. Я посмотрел вверх и понял, что каждый человек за конференц-столом смотрел на дверь. Не знаю, почему я не удивился тому, что увидел. Я встал, кивнул Синтие, улыбнулся всем остальным, подошел к двери и вытащил Джастина в коридор за воротник его заснеженной зимней куртки.Джастин
Было много вещей, с которыми было тяжело смирится в Лондоне. Дело не в том, что мне здесь не нравилось. Мне нравилось. Но одно дело любить, когда я спорил с Дженсом и Марком в пабе, или показывал Калли свою студию, или разговаривал со студентами, которые приходили в мою открытую студию — или стоять в отфильтрованном свете этой стеклянной стены, с кистью в руке, с холстом, берущим краску так, как будто ее хочется пить. Как будто каждый мазок был совершенен. Как будто я бы мог делать это всю ночь, и до следующего дня, и никогда не пропускать еду, сон или даже секс. Другое дело было быть в Лондоне, когда все пошло на хуй. Потому что город был таким же захватывающим, и свет был таким же идеальным, и все ожидали от меня, что я буду говорить, спорить и смеяться. И рисовать. Я даже скучал по вещам, которые раздражали меня дома, например, по тому, как Дебби запихивала в меня еду, когда ей казалось, что что-то не так. Как будто лимонный батончик мог вылечить мою руку, или хорошая еда в закусочной, где из моего мозга выцарапали рубцовую ткань. Я говорил что-то подобное, когда однажды утром разговаривал по телефону с Брайаном, но когда я добрался до роли о Деб и лимонном батончике, он прервал меня. — Ты встречался с иглотерапевтом, о котором говорил? Я стоял на кухне, телефон был прижат к плечу, готовил эспрессо на плите. — Это не потому, что моя рука устала. — Я налил густой кофе в чашку. — У меня просто… нет возможности контролировать работу, чтобы делать то, что я хочу. Он молчал, а потом задал мне случайный вопрос о рекламной кампании, над которой он работал. Мне хотелось бы увидеть его лицо. Обычно он так не менял тему, если только не думал, что я потакаю жалости к себе или включаю королеву драмы. Если бы я мог видеть его лицо, я бы знал, какое оно. Я слушал, как он рассказывал мне о последнем проколе в художественном отделе, и о подрядчике, которого он рассматривал либо как подающего в суд, либо как срывающегося с крыши Вавилона. Перед отъездом из Лондона на каникулы я закончил картину, над которой работал, а затем провел остаток недели, просматривая графические программы в интернете. Я почти написал Адриенне по электронной почте, а потом подумал, верно. Я собираюсь спросить кого-нибудь, кто может пошевелить несколькими пальцами и лицом, есть ли у нее какие-нибудь предложения насчет программного обеспечения, которое позволит мне рисовать, как Микеланджело. Даже не важно, что я не рисовал. Студенты были слишком заняты экзаменами, чтобы заниматься чем угодно, только не учебой, а Марк и Дженс уехали к родителям в Амстердам до Нового года. Шень был тише, чем обычно, когда я проходил мимо него в холле или по дорожке, его глаза были пустыми и отвлеченными, пальцы были запятнаны синей глазурью. Наверное, мне следовало просто уехать домой пораньше, но мой билет был на двадцать первое, так что именно тогда я и поехал. У меня было место у окна во время полета домой, но серые облака под тенью самолета ничего мне не напоминали. Когда я приземлился в Кеннеди, там была посадка на рейс в Питтсбург, как раз тогда, когда я прошел таможню. У меня были грустные глаза перед оператором за столом, и так как у меня не было багажа, она смогла меня посадить. Я чуть не позвонил Брайану, но в последнюю минуту я засунул мобильный телефон в карман куртки и запихнул ее в верхний отсек. В Питтсбурге шел снег, когда я вышел из терминала, и мне пришлось ждать такси 45 минут. Когда я приехал в Киннетик, я понял, что забыл о расширении. Пристройка была закончена в течение нескольких месяцев, но я запомнил ее такой, какой она была, когда Брайан впервые открыл ее, вроде как сырой и похожей на склад, а не с тремя стенами из окон, из которых проливался свет на улицу. Единственное, что не изменилось, было тем как Брайан прижал свой рот к моему, прежде чем сказать хоть слово, моя спина ударилась о стену, его бедро давило на мою промежность. — Брайан… — Я едва мог дышать, руки на его плечах. — Разве здесь нет… Я даже не смог вспомнить, что я хотел сказать, когда почувствовал, как его язык касается моих губ. Я просто открыл рот и впустил его. Кто-то прошел мимо нас в коридоре, и он вытащил меня через ближайшую дверь. Это мог быть чей-то кабинет, или чулан уборщика, или гребаная комната с ксероксами; мне было все равно. Его член уперся в мои бедра через наши штаны, его бедра двигались с давлением, которое практически поднимало меня на пальцы ног. Брайан ворчал мне в рот, и я почувствовал взрыв жары в яйцах, и подергивание его члена против моего, которое говорило мне, что он тоже скоро кончит. — Блядь, блядь, блядь, — шипел он в мои волосы. — Блядь. Брайан немного отодвинулся, достаточно, чтобы я мог опуститься вниз. Я положил руки на его плечи, голова закружилась на секунду. Я облизал губы, сглотнул и попытался вытащить пару слов. — Привет. Он засмеялся, немного вздохнул. — Привет. Я прочистил горло и попытался снова. — Это была важная встреча? Его лоб сморщился. — Какая встреча? Я стукнулся носом о его, и улыбнулся. — Ничего. Пошли. Мы были на полпути домой, когда он посмотрел на меня. — Разве я не должен был забрать тебя в аэропорту через три часа? Я кивнул. — Я хотел сделать тебе сюрприз. Он засмеялся. — Да, ну, ты удивил всех, блядь, на той встрече. — Он сделал паузу. — Что бы это ни было. Я выглянул в окно. На обочине проезжей части было много снега, и он лежал на ветвях деревьев. То тут, то там появлялись дома, которые невозможно было увидеть летом, украшенные праздничными огнями, окруженные, без сомнения, проезжими частями и газонами, но выглядевшие, как бесконечные снежные поля. — Я забыл, как здесь красиво. Он издал звук, не поддающийся описанию. — В таких случаях… Норман Роквелл, Курьер и Айвс, Джастин Тейлор. — Он посмотрел на меня сбоку. — Ни одна из этих вещей не похожа на другую. Я засмеялся. — Пожалуйста. С каких это пор любовь к жизни в красивом месте превратила меня в иллюстратора поздравительных открыток? Я видел, как его губы сгибались от улыбки, но он ничего не сказал. Я переместился на свое место. — Ты скучал по мне? Он кивнул. — Со всей этой глубиной и страстью от открыток «Холлмарк». — Хорошо. — Я положил руку на его бедро. — Поскольку у меня не все джинсы задираются из-за этого, знаешь ли. — Считается ли это современным эталоном настоящей любви? Я сомкнул пальцы над мокрым пятном на его брюках Армани. — Очевидно. Он положил руку на мою и нажал. Он становился твердым. — Я же говорю, что скучал по тебе. — Да, — сказал я, облизывая губы. Потом я убрал руку. — Поехали. Я хочу пожить достаточно долго, чтобы меня снова трахнули в кровати. Он кивнул и прибавил Корвету газа.Брайан
Я был готов к тому, что Джастин может появится с темными кругами под глазами и черным облаком депрессии над головой, но, по-видимому, его нынешний художественный кризис проявлялся не в ночных кошмарах, а в крайнем ужасе. Следующие десять-двенадцать часов мы трахались с коротким перерывом на еду. Когда я наконец вытащил язык из его задницы в три часа ночи, он был в основном без сознания, его голова лежала на сложенных руках, каждая мышца в его теле была полностью расслаблена. — Мммммм. — Его глаза были закрыты. — Это было прекрасно. Я провел рукой по его голой спине, но он уже спал. Честно говоря, на следующий день, по британскому времени. Мне следовало самому заснуть, но я чувствовал себя скованным и беспокойным. Я нашел на полу одеяло и натянул его на него, а затем спустился вниз. Я разрешил Эммету снова сделать свой праздничный обход за счет этого дома. Гас приезжал на завтрак в канун Рождества с утра, и, увидев, что лицо Джастина светится, как будто ему было восемь лет, понял, что это немного забавно, если на самом деле оно не стоит того, что Эмметт мне предъявил. — Все еще пытаешься заняться соседством? Когда мы подъехали к подъездной дорожке, сказал Джастин. Я просто пожал плечами. — Бесполезный акт бунтарского вкуса в мире, доведенном до дерьма. Он просто засмеялся и вылез из машины, чтобы взглянуть на чудеса и великолепие — несколько огней и немного взломанных частей елки и ленточки. В конце концов, я отважился выйти в снежную пустыню, чтобы заманить его внутрь. — Не похоже, чтобы ты не видел ее раньше. — Это самое лучшее дерево. Его щеки покраснели от холода. — Это самое дорогое дерево. — Компьютеризированная система отопления делала свою работу, потому что нежная волна тепла затянула нас, когда мы вошли в парадную дверь. — Я думаю, что Эмметт набивает счет, основываясь на цифрах, просочившихся к нему Тедом, в нарушение отношений бухгалтер-работодатель, что, я уверен, является преступлением. Джастин нахмурился. — Я не думаю, что существуют отношения бухгалтер-работодатель. Был эпизод «Закон и порядок»… Я дернул его на себя. — Господи, Джастин. Мы действительно говорим о Теде, когда наверху есть кровать и у нас не было секса… — Я посмотрел на часы… — Тридцать минут? Он схватил меня руками за лицо. — Кто такой Тед? В этот момент мы поднялись наверх и попытались за одну ночь заняться сексом, столько раз, сколько пропустили за последний месяц — попытка, которую я искренне поддерживал, несмотря на то, что она, конечно же, была бесполезной. Я сел за компьютер и проверил свою электронную почту, где на вопрос «Кто такой Тед?» лучше всего было ответить, как, например, парень, чью задницу я собирался уволить за хихиканье, хихиканье по электронной почте, которую он прислал мне, чтобы я пересмотрел информацию об оставшейся части встречи, которую я пропустил, и делал смутно непристойные инсинуации о том, как быстро я ее увижу. Синтия прислала мне вложенный файл, предположительно содержащий что-то, что я должен был подписать; я мог бы побеспокоиться об этом утром. Я посмотрел на часы; было от двадцати до четырех. Я взял выпивку и отнес ее в гостиную. Таймеры давно выключили рождественские огни; я снова их включил и увидел, как они мерцали на ветвях ели и в отражении в стекле. Я опрокинул свой виски, снова выключил свет и поднялся наверх, чтобы лечь спать.Джастин
Когда я проснулся первым утром в Питтсбурге, Брайан крепко спал рядом со мной. Он не проснулся, когда я пошел в туалет, и его дыхание так и не изменилось, когда я его поцеловал. Было почти восемь. Мне не спалось, но между последующей болью в заднице и высоким уровнем эндорфина в конечностях, я чувствовал себя отлично. Я сделал кофе и разжег костер в камине, проверил свою электронную почту в гостиной. Дафни уже написала мне утром, так что я позвонил ей. — Дорогая, я дома. — Боже, наконец-то. У тебя болит задница? — Угадай с первого раза. — Ты едва можешь ходить, но тебе все равно. Я засмеялся. — Достаточно близко. — Как думаешь, к завтрашнему дню ты сможешь ходить? Я хотела пообедать или поужинать, или еще что-нибудь, и посмотреть на огни в центре. Я встал, пока она говорила, и подошел к елке. — Есть что-то, о чем ты мне не рассказываешь? — Ну… а потом поможешь мне закончить покупки в последнюю минуту? Я изменил расположение украшения. — О каком именно количестве покупок мы здесь говорим? Тишина, а потом: — Все. — Пауза. — Кроме твоего. Я его уже купила. — Врунья. — Ладно, к тому времени я его достану. Точно как и ты. — Вот что я тебе скажу — встретимся в два. Я буду ходить с тобой по магазинам не более четырех часов, потом мы пойдем ужинать, и все, что ты не успеешь купить, ты купишь сама. — Договорились. — И ты все заворачиваешь. — Хорошо. Я попрошу магазины завернуть все это. — Если ты зайдешь в интернет, ты сможешь заставить магазины отыскать его, собрать, завернуть и даже отправить. Возможно, ты захочешь попробовать это в следующем году. Она хихикала. — Что, и пропустить все удовольствия от покупок? Я улыбнулся телефону. — Звучит неплохо. — Я чувствую себя хорошо. Я чувствую себя отлично. — Я очень рад. Больше никаких головных болей? Она не жаловалась ни на одну из них целую вечность. — Нет. Ноль. И последний аудиологический тест был нормальным. — Она снова хихикнула. — И джинсы подошли. После того, как я повесил трубку, я взял еще одну чашку кофе на кухне и отнесл его в свою студию. Я рассчитывал, что он будет выглядеть аккуратно, но это не так. На рабочем столе, на полу, и даже на стене рядом с раковиной были большие брызги краски. Я пересмотрел три готовых холста, прислонившихся к стене, и попытался вспомнить, что у меня было на уме, когда я их рисовал, но не смог. Я сел за свой стол с кофе. Мой компьютер все еще находился в гостиной, поэтому я взял блокнот, который оставил лежать здесь, и открыл его. Все обычные наброски Брайана, деревьев снаружи дома, переулка рядом с закусочной и один из набросков Дебби, который я подумал, что, наверное, должен подставить в рамку и подарить ей на Рождество. Ей бы понравилось. На половине пути я остановился. Это был набросок, про который я забыл, но когда я увидел его, то не понял, как я мог это сделать. Это был фрагмент стены в пристройке Киннетика, электрические провода, трубы и кабелепровод, штукатурка и токарный станок осыпались и сгибались, но все еще оставались нетронутыми каким-то архитектурным напряжением. Желание рисовать пронизывало меня так сильно, что это было похоже на прилив «Е». Я закрыл глаза, и сломанная стена зарисовала себя внутри моих век, и я подумал… Я не знаю. Я схватил свой кофе, бросил блокнот и захлопнул за собой дверь. Я сидел со своим ноутбуком в медиа комнате, когда Брайан зашел ко мне, с кружкой в руках, одетый только в пару тренировочных штанов. — Привет. Его рот был на вкус как кофе и зубная паста, когда он поцеловал меня. — У нас есть планы на сегодня? Он сделал глоток кофе и поднял одну бровь. — У меня есть планы. Я засмеялся. — Я имею в виду, планы, которые требуют, чтобы мы ушли из дома. Он покачал головой. — Я даже не планировал выходить из спальни, но тебя там не было, так что… — Я пытался разбудить тебя. Это было бесполезно. — Я вздохнул. — Думаю, такие вещи случаются… в твоем возрасте. Он показал мне язык. Справедливости ради, это все еще была его первая кружка кофе.Брайан
Мы провели его первый полноценный день дома в постели, если не считать времени, которое мы просидели в джакузи, в душе, и один минет на кухне. Я проснулся рано на следующее утро. Джастин все еще спал, хотя я и планировал разбудить его в ближайшее время. Он должен был пообедать с матерью, а потом встретиться с Дафни… Я вздрогнул, даже думая об этом… в центре Питтсбурга. Хотя, учитывая размер чека, который Киннетик недавно получил от Питтсбургской конвенции и Бюро по работе с посетителями, я предполагал, что мне, вероятно, следует держать это чувство при себе. Мне нужно было зайти в офис, несмотря на то, что из предыдущих Рождественских праздников я знал, что там почти никого не будет. Даже Синтии. Теодор, однако, по крайней мере, был достаточно уверен в себе, чтобы отправить мне по электронной почте пересмотренные подрядчиком сроки поставки стальных балок для реконструкции верхнего этажа Вавилона. Я забил его номер на мой Блэкберри. — К черту это, — сказал я, когда он взял трубку. — Скажи ему, что если у него не будет балок до Нового года, я подам в суд на его задницу. Он оказался стойким к моей непреклонной логике. — Он не отвечает за погоду, Брай. — И мы тоже. — Нет. — Его голос был терпеливым. — Но мы подписали контракт с оговоркой о неизбежных задержках из-за погоды… Я просунул руку себе в волосы. — Ладно, неважно. Если балки будут на месте к тому времени, когда стекло будет готово к работе, это не будет иметь такого большого значения. Но Теодор… — Да? — Больше никакого снега. — Я организую переадресацию в точки на севере. Оставь это мне. Я разбудил Джастина, потренировался, пока он завтракал, а потом присоединился к нему в душе. — Если твоя мама подбросит тебя к Дафни, — сказал я, втирая шампунь ему в голову, — я отвезу тебя в город. Он яростно покачал головой, как гребаная собака, и капли разбрызгали по всему душу. — Эй! Он улыбнулся и засунул голову под воду. — Хорошо, но давай возьмем мою машину. Снег идет. Я поворчал, но согласился. Он вытерался большим полотенцем цвета мокко, когда остановился, посмотрел на меня и нахмурился. — Ты собираешься сегодня на работу? Сегодня же канун Рождества. — Что это за хуйня, канун Рождества? Похоже, у меня в календаре такого нет. — Кто-нибудь вообще будет в офисе? — Я буду там, — сказал я ему, натягивая бледно-серую рубашку. — И правда, кто еще имеет значение? — Никто, пока тебе не понадобится латте или что-то ксерокопированное. Я бросил в него носок, но промахнулся. Я подбросил его в ресторан, чтобы встретиться с Дженнифер, и направился в офис. Я мог бы работать из дома, но было что-то в этом пустом месте, и я, сидя в одной маленькой части, сгорбившись над моим ноутбуком, чувствовал себя жалким. Ремонт крыши «Вавилона» шел с небольшим отставанием от графика, но он прогрессировал со скоростью света по сравнению с тем, как долго город утверждал планы реконструкции двух новоприобретенных зданий по обе стороны клуба. Мы привлекли ряд архитекторов, но каждый из них предлагал один и тот же вариант: роскошные кондоминиумы, дублированные лофты просто для того, чтобы сэкономить расходы на ограждение воздуховодов или прокладку стен вплоть до потолка, с коммерческими помещениями первого этажа. Затем однажды в офис зашла молодая женщина с обтягивающими афро- и гигантскими сережками-обручами. Ее рекомендовал Лео Браун; его сын знал ее в колледже. Она жила в Чикаго, и предложение, которое она положила на мой стол, было не похоже ни на одно, что я видел от других, в том числе от архитекторов с большим опытом, накопленным десятилетиями, и утроенным гонораром. — Это не Нью-Йорк, — сказала она прямо. Прежде чем я поблагодарил ее за урок географии, она продолжила. — В Нью-Йорке, даже в Чикаго, есть достаточно модных молодых геев, чтобы купить кондоминиумы рядом с Вавилоном. Но не здесь. Я уже знал это. Я также уже знал, что в случае падения рынка в Питтсе все закончится катастрофой, когда она сказала следующее: — Слишком высококлассные квартиры в Питтсе закончатся катастрофой. Я делала проекты кондоминиумов рядом с индустриальными парками и фабриками в Кливленде и Цинциннати, — сказала она, игнорируя мою невольную дрожь от упоминания двух из немногих городов ниже Питтсбурга в пищевой цепочке. Используя вместо этого стрельбу по рынку «элитного подражателя» с качественным строительством, современным звуковым контролем и видами, но пропуская такие удобства, о которых никто в городском центре не заботится, как консьержи, латте-бары и даже тренажерный зал, вы изолируете себя не только от шума Вавилона, но и от всего, кроме катастрофического обвала рынка. Я принял ее предложение о комбинации кондоминиумов среднего класса и того, что она назвала «малошумной буферной зоной коммерческого развития» боссу Дженнифер, Кеннету Роллинзу. Он просмотрел план и покачал головой. — Я не думал, что есть что-то новое в смешанном использовании — сказал он мне. — Это фантастика. Сделай это. Возможно, ему понравилось. Возможно, мне понравилось. Тед, Синтия, Дженнифер, Джастин — черт, каждому жителю Питтсбурга, возможно, понравится, но в городе издавали шумы о парковке и визуальное воздействие ее звуковой системы отклонения для открытых площадок, и я был серьезно готов сжечь эти гребаные здания ради денег по страховке — курс, который, как сказал мне Теодор, был, необъяснимо, против нескольких законов. В конце концов, я закончил свои заметки о последней серии полезных предложений города и отправил их Теду по электронной почте. Я выглянул из высоких окон своего офиса, на них начал наваливаться снег, и было почти темно. Я вытащил свой телефон. — Майки. Ты ужинал? Он засмеялся. — Нет. Ты хотел что-нибудь принести? — У тебя сложилось впечатление, что я превратился в Деб? Кассовый аппарат прозвенел на заднем плане. — Ладно, это зрелище я бы не хотел вбивать себе в голову. Я пришел в магазин и упал на крошечный диван в подсобке, с копией последнего номера «Рейджа» в руках. — Когда выходит новый выпуск? Должно быть, фанаты страдают, учитывая, где ты меня оставил. Его. Майкл прислонился к дверям. — Какая тебе разница? Я знаю, что Джастин уже показал тебе следующий выпуск. Он всегда так делает. Я пожал плечами. — Возможно, он упоминал об этом. Майкл закатил глаза. — Новый выпуск выйдет в январе. И весь мир наконец-то узнает, вернется ли к Рейджу его рассудок, или он погибнет на крыше Вавилона… — Его логово, — я поправил его. — Он за пределами своего логова. Майкл подошел и вырвал комикс из моих рук. — Это мой последний экземпляр. Не испорти его. — Он улыбнулся мне. — Итак, где Джастин? Я думал, вы все еще в фазе секса на воссоединении. Я потянул и схватил у него комикс, а потом сел и снова начал его читать. — Джастин пообедал с Дженнифер, а теперь они с Дафни покупают вещи и, кажется, навещают Санту, чтобы сфотографироваться. Пришла еще одна группа покупателей, и Майкл вернулся к кассе. Я свалил еще несколько комиксов и был глубоко погружен в историю о подростке-мутанте, который мог вызвать извержение вулкана, резонируя с энергетическими волнами планеты, или какое-то подобное дерьмо, когда Майкл сел рядом со мной на диван. — Так что ты собираешься делать в Вавилоне в канун Нового года? Я продолжал читать. — Я верю, что мы будем подавать алкогольные напитки гомосексуалистам без рубашек, пока играет очень громкая музыка. Он забрал комикс. — Я имею в виду, чтобы выбить новый клуб. Я забрал его обратно. — Ничего. — Ничего? — Его голос поднялся на октаву выше. — Как ты можешь ничего не делать? — Я делаю «ничего» удивительно хорошо, — сказал я ему. — Особенно, когда это лучшее из возможных действий. — Брайан… ты не можешь просто позволить ему… Я встал. — Господи, Майкл. Ты говоришь об этом с тех пор, как он запустил эту рекламу. Смирись с этим. Майкл встал. — У тебя что-то запланировано. Не ври мне. Я вздохнул. — Все, что я запланировал на Новый год, это напиться и засунуть свой член Джастину в задницу в полночь. — Ну, — сказал Майкл, — думаю, это может привлечь толпу.Джастин
Мы с Дафни поужинали вместе на Маунт Вашингтон, я позвонил Брайану, когда мы закончили. — Где ты? — В Вуди, — он кричал над музыкой. — Где ты? — Мы только что закончили ужин. Я попрошу Дафну подбросить меня туда. Брайан играл в бильярд с Майклом, пока несколько парней терпеливо ждали своей очереди за столом. Брайан их игнорировал. Он также был довольно пьян. Я поцеловал его. — Скажи мне, где моя машина, пока ты не напился слишком сильно, чтобы вспомнить. — Она перед магазином, — сказал Майкл, когда Брайан сделал свой удар. Я взял пиво и смотрел, как они играют. — Я думал ты весь день просиживаешь в «Киннетике». Брайан закатил два шара одним выстрелом и посмотрел на меня. — А еще мы рабы, которые только сидят и пьют. Мы с Майклом оба смотрели на него. — Ладно, — сказал Майкл. — Ты пьян. Брайан просто фыркнул и сделал еще один удар. На этот раз он промахнулся. — Ха. Возможно, это неплохая идея. Мы ушли через час. — Мне нужно заехать в лофт, — сказал Брайан, когда мы сели в машину. — Один из подарков Гаса там. Я отъехал от обочины. — Что подарок Гаса делает в лофте? Он был глубоко увлечен прокручиванием спутниковых станций. — Я оставил его там в тот день, когда кто-то приехал пораньше. Я подумал, что у меня будет время остановиться там, прежде чем забрать тебя. Ебаная дерьмовая праздничная музыка. Я позволял ему разглагольствовать, пока не добрался до лофта. Он был занят поцелуями и расстёгивал мои джинсы, пока мы ехали на верхний этаж. К сожалению, он не был так искусен в ключах, как в моей молнии, так что я забрал их у него и открыл дверь. Он вошел в ванную, пока я бродил по лофту. Он был чистым, со всем на своем месте, как всегда. Я открыл дверь холодильника, она была хорошо укомплектована пивом, водой и, на удивление, несколькими коробками с едой на вынос. Обычно уборщица выбрасывала их. Я складывал их в мусорный мешок, когда появился Брайан, с пакетом в руке. Поездка к дому заняла почти час к тому времени, как мы проехали мимо торгового центра и свернули в аэропорт. Брайан перестал жаловаться на музыку, и его голова откинулась назад, а глаза закрылись, так что я включил праздничную станцию, и уменьшил громкость. Линдси и Мелани заехали с детьми на следующее утро, и, к его чести, очень страдающий похмельем Брайан лишь слегка оторвался от крика Гаса «Папочка!» у входной двери. Майкл и Бен появились несколько минут спустя, с ними была Дебби, и к тому времени, как они поели, напились, повеселились, собрали кучу подарков и ушли, я был готов вернуться в постель. Я бросился на диван рядом с Брайаном. — Если я когда-нибудь намекну на то, чтобы завести детей… Он кивнул. — Я просто попрошу Гаса и Джей Ар провести здесь несколько дней. Это должно сработать. Я провел рукой по его бедру. — Что мы будем делать следующие сутки? Он не повернулся, чтобы посмотреть на меня, просто просунул руку вдоль спинки дивана, улыбаясь. Рождественское утро было холодным. Каждый день с тех пор, как я вернулся домой, было холодно, но термометр снаружи гаража показывал 3 градуса. Я пришел на кухню и уронил куртку на стул. — Я думал, в Лондоне холодно. — Какого хрена ты там делал? Брайан налил чашку кофе и протянул ее мне. Я взял ее и подул. — Я хотел посмотреть насколько холодно. — Есть такая штука, как прогноз погоды. — Я хотел знать температуру здесь, а не во всем Питтсбурге. Мы не были обременены подарками или едой, и было слишком холодно, потому мы взяли Корвет к Дебби. Дороги были чистыми, но везде, куда я смотрел, было больно бело, даже голые деревья, застекленные льдом. Не говоря уже о рабских эльфах на лужайке перед домом Дебби, которые выглядели как маленькие снежные комочки извращенцев. Я набрал себе еду за столом и сел рядом с Беном на диван. — Добро пожаловать домой, — сказал он, а потом откусил кусок индейки. — Надеюсь, ты хорошо проводишь время в Лондоне. Я выпил немного вина. — Это захватывающе. — Потом я сменил тему. — Как дела? Майкл сказал, что экспериментальная терапия проходит отлично. Я уже все знал, но все равно позволил ему рассказать мне, пока я ел. — Хочешь еще вина? Это был Майкл, с бутылкой в одной руке, Дженни Ребекка спряталась под другой рукой. Я засмеялся и протянул бокал. — В следующем году ты не сможешь так ее держать. Он подбросил ее, и она закричала счастливо. — Наверное, нет. — Потом он усмехнулся. — Но Бен сможет, — сказал он, бросив ее ему на колени. Бен подхватил ее и усадил ее на бедро. — Я не могу придумать ничего, что я бы предпочел делать. Я практически сделал замечание, решительно непригодное для ушей трехлетней девочки, но вовремя успел заткнутся. Майкл сел на подлокотник дивана рядом с Беном, а Джей Ар схватила его за руку и засмеялась. — На днях я нянчился с ней, пока Мэл и Линдси ходили в школу Гаса на какое-то праздничное мероприятие, — сказал он. — Тед был в закусочной, и он спросил, могу ли я что-то передать Брайану, так что я пошел туда. Я отпустил ее, и в течение минуты она маршировала по лофту, размахивая комплектом наручников. Все засмеялись. Брайан сидел с Гасом на полу, играя в какую-то электронную игру, и даже не смотрел вверх. — Я разве приглашал тебя и твоего отпрыска? Я бы спрятал игрушки, если бы ты сказал мне, что придешь. Я закатил глаза. — Прошу тебя. Помнишь время, когда Гас… Меня похлопали по губам сзади, и голос Мелани сказал: — Присутствуют дети. Я отмахнулся от нее, смеясь. Мы вернулись домой рано, около девяти. Я был в спальне, переодетый в треники и футболку, когда вошел Брайан, со стаканом виски в каждой руке. Я взял один и прикоснулся к его ободку. — С Рождеством, — сказал я, проглатывая. Он сделал глоток своего напитка. — На тебе сейчас твоя гейская одежда? — Сказал человек, который соорудил шкаф размером с мою студию, чтобы хранить свою дизайнерскую одежду. Он положил свой напиток на прикроватный столик, а другая рука расстегнула его штаны. Они упали на пол, за ним последовала его рубашка, и он отошел от кучи ткани у своих ног. — Лучше? Я почувствовал, как мое лицо вспыхнуло улыбкой. — У вас здесь очень, очень гейская не одежда, мистер Кинни. Он стоял там, его глаза темнели, в то время как его член медленно твердел и приподнимался. Я почувствовал, как мое дыхание изменилось, я снял одежду, которую только что надел. У Брайана был горячий рот со вкусом виски. Он поцеловал меня, затем потянул за нижнюю губу, удерживая мои руки над головой, в то время как он втягивал кожу на моем горле в свой рот. Потом его язык и зубы сжались на моих сосках, а одна из его рук раздвинула мои ноги, и я застонал и попытался вытащить руки из его захвата. Он укусил кожу на бедре, и я зашевелился от неожиданной боли, но она смылась в порыве удовольствия, когда он медленно засосал головку моего члена в свой рот. Он продолжал сосать, не опуская рот вниз по стволу, а поддразнивая щель и чувствительное место под ободком языком, его мокрые от слюны пальцы скользили вперед и назад по моей промежности. Когда он, наконец, дал мне перевернуться, простыня оказалась шероховатой на моем болящем члене. Я попытался протянуть руку к члену, но он потянул меня за бедра, заставив встать на колени, и спрятал лицо у меня в заднице. Было слишком много облизывания, укусов и дразнений. Я хотел, чтобы он трахнул меня, и когда я сказал ему сделать это, мой голос был грубым. Он засмеялся и переместился мне за спину, потирая головку своего члена кругами над моим отверстием. — Вот так? Я ткнулся головой в подушку, и почувствовал, как он отодвигается на секунду, а затем возвращается. Он не использовал пальцы, а просто надавил головкой смазанного члена на мою дырку, медленно и неуклонно погружаясь в меня, не делая пауз даже тогда, когда я почти не мог этого вынести, до тех пор, пока он не оказался во мне так глубоко, что его яйца ударились о мою кожу. Он отодвинулся назад, головка его члена едва ли была внутри меня, моя задница сильно растянулась вокруг него. — Вот так, — сказал он, его голос был грубее, чем у меня, и врезался в меня одним быстрым движением, проходя по простате и вызывая у меня на коже холодный озноб и горячий пот. Я протянул руку назад и попытался крепко прижать его к себе, задержать на секунду, но он продолжал двигаться, больше не дразня меня, а просто продолжал толкатся в меня снова и снова, пока я не почувствовал, что не дышу и не остановился. Все шло тихо и напряженно, и я чувствовал, что горящий шар внутри меня сокращается, а затем выходит, пульсируя в волнах горячего воздуха, кончая на кровать. Мои пальцы сжались на его бедре, но он не остановился, а просто погрузился поглубже и отодвинулся еще несколько раза, затем толкнулся так далеко, как только смог, и излился внутри меня, заполнив меня настолько, что мне стало больно и очень горячо. Когда я упал на матрас, он немного потянул меня на себя, подальше от беспорядка, который я оставил на простынях. Наверное, я уснул. Я не был уверен, что меня разбудило, и даже сколько времени прошло. Я не спал, и мне казалось, что мне приснился кошмар, потому что сердце колотилось. Но Брайан спал, наполовину на моей спине, его рука все еще лежала на моей вытянутой руке. — Брайан? Он немного пошевелился. — Хм? Я сдвинулся под ним и повернул голову. — Я хочу встать. Матрас прогнулся, когда он скатился с меня. Я пошел в туалет, но остановился, чтобы допить виски в стакане рядом с кроватью. Я взглянул в зеркало после того, как пописал. У меня на шее был след от укуса, который утром должен был быть черным и синим, и маленький красный полумесяц на бедре. Я вымыл лицо, почистил зубы и положил зубную щетку обратно в держатель. Удлиненный прямоугольник света из ванной комнаты пересекал кровать, оставляя верхнюю часть тела Брайана в тени. Я выключил свет, и теперь его лицо было светлее, чем ноги, освещенные небольшим количеством лунного света за окном. — Брайан? — Возвращайся в постель. Он звучал полусонно. — Ты жил в лофте? Он сел, растерянный взгляд, с отпечатком подушки на лице. — Что? — Ты жил в лофте? Он посмотрел на меня. — Я останавливался там несколько ночей. Ты это знаешь. Мой голос был терпеливым. — Сколько? — Сколько чего? — Ночей. Сколько ночей ты пробыл там за месяц с тех пор, как вернулся из Парижа? Он ответил не сразу. — Я не знаю. Большинство из них. Я подошел к другой стороне кровати и натянул свои штаны. — Отлично. Спасибо, что сказал мне. Он засунул руку себе в волосы. — Какая, блядь, разница? Мне приходилось оставаться в Вавилоне до поздней ночи, а потом первым делом ехать туда утром. В чем, блядь, твоя проблема? Я открыл ящик и схватил свитер. — Моя проблема, — сказал я, натянув его через голову, — в том, что мы договорились не отказываться от того, кто мы есть, чтобы сделать другого человека счастливым. — Я захлопнул ящик и засунул ноги в кроссовки. — Если ты не хочешь жить здесь, если ты живешь здесь только ради меня… Он встал с кровати и схватил меня за руку. Он выглядел взбешенным. — Мы действительно ссоримся из-за того, где я сплю, когда тебя нет? Я повернулся и посмотрел ему в глаза, мое лицо стало суровым. — Нет, засранец, мы не ссоримся из-за того, где ты спишь, когда меня здесь нет. Я оттолкнул руку и хлопнул дверью, когда выходил из комнаты.Брайан
Я был на полпути вниз по лестнице, прежде чем остановиться. Я был зол. Я был зол настолько, что это стучало у меня в ушах. Моя кожа как будто трескалась. Когда я вернулся в спальню, подушки и одеяло все еще были на полу. Я поднял их и заправил кровать, затем сел на край. Я сидел там долгое время, а потом выключил свет, заполз под одеяло и попытался заснуть. Я не знаю, как долго я спал, но было ещё темно, когда я открыл глаза. Он не вернулся. Я не собирался обыскивать каждую гребаную спальню в его поисках, но мне и не пришлось. Он был там, где я бы мог предсказать. Заснул на диване в гостиной. Рождественские огни были выключены, и он не зажег огонь. Я стоял там в темноте, босиком на холодном полу. Через некоторое время я понял, что он открыл глаза. — Я не хочу жить здесь ради тебя. — Мой голос не звучал злым, просто холодным. — Я хочу жить здесь, с тобой. — Я сглотнул. — Это не одно и то же. Он сел. — Я знаю. Отлично. — Тогда какого хрена? Я просунул руку в волосы и услышал, как мои слова просто зависли там надолго. Он вздохнул и уронил голову на руки. Половина меня хотела присесть и подержать его, но другая была слишком зла. — Прости. Я просто… Он остановился. Я ждал. Его глаза были голубыми, даже при тусклом свете. Он вздохнул и толкнул одеяло, которое еще накрывало его, на пол. В конце концов, он встал, обошел диван, подошел и встал передо мной. — Мне все равно, останешься ли ты в лофте. Дело не в этом. — Что тогда? — Это, знаешь… — сказал он, а потом у него перехватило дыхание. — Это. — И он дернул правую руку. — Моя гребаная рука, и картина, боже, я знаю, что это глупо. Я знаю, что это неважно, я просто… Он тяжело дышал. Было время, когда это заставило бы его плакать. Его голос дрожал от злости, а не от слез. Небо за окнами было абсолютно темным, но я все еще видела его лицо. Он посмотрел мне в глаза, а потом крепко опустил руку на спинку дивана. — Меня это чертовски достало. Он снова ударил его, и я схватил его за руку. — Прекрати. Он все еще тяжело дышал, кулаки сжались. Мы стояли и смотрели друг на друга. — Джастин… Он отдернул руку и вышел из комнаты. На этот раз я последовал за ним. — Сломай что-нибудь, если хочешь. Мне, блядь, все равно. Но не надо просто… вываливать это дерьмо наружу. Он остановился, но не повернулся. — Это иронично, слышать это от тебя. Я подошел к нему сзади и положил руки на его плечи. — Да. Вот почему ты должен послушать меня. Он повернулся. — Я знаю, что это глупо. — Это не так. — Я просто хочу сделать это. Я знаю, что мог бы это сделать, я не могу перестать хотеть это делать… Я сделал свой голос твердым. — Ты найдешь способ. Он покачал головой и горько засмеялся. — Да. Точно. Ты бы сказал то же самое Адриенне? — Ты не Адриенна, — сказал я. — Я, блядь, это знаю. Но это та же проблема. У меня нет возможности сделать это. У меня правда нет. Та часть моего мозга, та, которая говорит моей руке, что делать, моя тонкая моторика? Она исчезла, Брайан. Она полная… — Я знаю. — Я взял его правую руку в обе свои, хотя он сопротивлялся мне. — Ты найдешь способ. — Я еще не нашел. — Он перестал пытаться оттянуть руку. — Почему ты так уверен, что я найду? — Потому что, — сказал я, позволяя моим пальцам держать его нежно, — ты всегда так делаешь. Это то, что ты делаешь. Это то, кто ты есть. Он смотрел на меня долгое, долгое время. Я не отворачивался, даже когда хотел.Джастин
Он был осторожен со мной весь день. Хотел бы я, чтобы он этого не делал, но я понял общую бесполезность этого, когда преодолевал менингит. Я просто позволил ему разобраться с этим. На улице температура поднялась до одиннадцати градусов, так что я пошел прогуляться. В последнюю минуту я зашел в свою студию, взял блокнот и несколько карандашей и пошел по ледяной дорожке в сторону маленькой спрятанной детской площадки. Я остановился на полпути туда, у скамейки и камней, которые были одним из моих любимых мест для набросков. И через полчаса он нашел меня там, его вязаная шапочка опустилась низко на лоб, черный шарф обмотан вокруг шеи. — Ты уверен, что не предпочел бы рисованию, не знаю, джакузи или камин? Он сел рядом со мной на скамейку, вздрагивая от холода, пропитывающего его шерстяное пальто. Я пожал плечами. — Я в порядке. Это был немного неловкий набросок в перчатках, но не похоже, что у меня уже не было сотни таких набросков. Я не хотел тогда пробовать что-то новое. Он приблизился ко мне, и я чуть не огрызнулся, чтобы избежать его, когда понял, что он просто замерз. Я засмеялся, положил карандаш и переместился, чтобы встретиться с ним лицом к лицу. Наши лбы соприкаснулись. — Это безумие, — сказал он. — Возвращайся в дом. — Он стукнул меня носом. — Я позволю тебе нарисовать мой член. Я засмеялся, а он выдернул меня со скамейки. Когда мы были на полпути к дому, я сказал: — Пойдем танцевать сегодня вечером. Он, похоже, подумал. — Куда-то конкретно? Я ударил его по бедру рукой в перчатке. — Засранец. — Это новый клуб? Причудливое название. Он внезапно остановился и закрутил меня. Я поцеловал его, наше дыхание согрелось в холодном воздухе. Мы пошли ужинать в итальянское заведение недалеко от ПИФА, которое нам всегда нравилось, а потом поехали в Вавилон. Было еще рано, и народу было мало. Он показал в сторону бара, когда мы подошли к первому этажу, но я покачал головой, вытащив его в свет и музыку. Я скучал по танцам, пока был в Лондоне. Скучал по тем танцам, которые были похожи на трах, скучал по тому, как он целовал меня в лицо, волосы и шею, пока ритм качал по полу. Все, что я выпил, это немного вина, но все равно казалось, что я лечу. Он поднял меня на крышу, чтобы посмотреть на конструкцию, но ветер дул нам в лицо стеной снега, как только он открыл дверь. Мы побежали обратно вниз, смеясь, и на этот раз, когда он предложил мне выпить, я согласился. Я почувствовал, как Чивас прожигает себе путь через язык и вниз по горлу. Его язык соскользнул между моих губ, и мы долго целовались. Клуб был переполнен, когда мы наконец-то ушли. Пока мы ждали наши пальто, вошла королева трансвеститов, позволившая меху из хозяйственного магазина стекать с плеч, пока она ждала своей очереди. Она улыбнулась мне, и я понял, что знаю ее лицо — она была моделью для рекламы Брайана для Вавилона. Брайан кивнул ей, когда мы проходили мимо, и она улыбнулась ему. Я натянул свою вязаную шапочку на уши, когда мы проходили через двери. — Она сделала разрез? Он посмотрел назад. — Аллегра? Да. Я кивнул. — Когда начнется реклама? Он открыл дверь машины. — Через две недели. Он посылал их мне по электронной почте, красивые гладкие художественные снимки в едва-едва-не-черно-белых, с участием каждого горячего парня без рубашки и гламурной королевы трансвеститов, которую он мог найти на танцполе в Вавилоне — и горстка женщин, жесткая мускулистая дайка в кожаном жилете и ее длинноволосая подружка-женщина, и болезненно-романтичная одна из двух молодых девушек, танцующих вместе, наполовину в тени, наполовину на открытом воздухе. Я забрался внутрь и закрыл дверь от холода. К сожалению, в машине было не теплее. — Поторопись включить отопление. Он закатил глаза. — В течение нескольких минут не будет никакой жары, Джастин. Я знаю, что ты не знаком с тонкостями двигателя внутреннего сгорания, но… — Заткнись. Заводи машину. Поехали. Я замерзаю. Он засмеялся и повернул ключ. Двигатель заревел, должно быть, он недавно был в мастерской. Он повернул на углу рядом с закусочной, и я взглянул на него. — Итак, ВИЧ сделала стрижку? Приборная панель освещала его лицо, и я видел, как он поднял бровь. — Я все еще не уверен. — Это лучшее, — сказал я. — Я хочу, чтобы несколько человек посмотрели на него. Я кивнул головой. — Бен? Майкл? Деб? Он пожал плечами. Когда мы вернулись домой, он исчез в медиа комнате, а я поднялся наверх, чтобы переодеться. В последнюю минуту я принял душ, смыл пот, дым и блестки с кожи. Он был немного под кайфом, когда я спустился вниз, и я принял косяк, который он мне предложил. Я долго держал его, затем медленно выпускал дым, чувствуя головокружение. Он потянул меня вниз на диван рядом с собой и поцеловал меня в рот, на вкус как выпивка, так и травка. Я оторвался и снова зажег косяк, предлагая его ему, пока я держал дым в легких. Я выпустил его. — Я хочу пойти в другую комнату… Он закатил глаза и задержал дыхание, затем медленно выпустил дым. — И развести костер, и посмотреть на дерево. Ты, блядь, безнадежный романтик. Я положил руку на его полутвердый член и поцеловал его. — Тебе это нравится. — Я позволил нашим носам соприкоснуться. — Давай. Он последовал за мной в другую комнату, обойдя бар, чтобы взять бутылку виски. Он сидел и смотрел, как я разжигаю костер, а потом принес для меня бутылку. Жар горел в моих ногах, в то время как его рот касался моего, и я вздохнул. — Хм? Его рука проскользнула в мои штаны. Я прижал лоб к его груди и почувствовал, как трава и выпивка, а также давление его пальцев проходили сквозь меня некоторое время. — Это сложнее, чем я думал. Он опустил мою руку к своему члену. — Это? Я прижался к нему и почувствовал, как он дрочит себе моей ладонью. — Да. Но нет. — Ну, это не имеет никакого смысла. Я подошел к дивану. — Быть порознь так долго. Это тяжелее, чем я думал. — Он сел рядом со мной, и я посмотрел на него. — И я уже думал, что будет тяжело. Он наклонился к журнальному столику и зажег новый косяк. — Я сказал тебе перед тем, как ты уехал. Это всего лишь девять месяцев нашей жизни. — Я знаю, что ты это сказал. — Он предложил мне косяк, и я покачал головой. — Я знаю, что ты это имел в виду, и знаю, что ты имеешь в виду это сейчас. Но это не одно и то же. Это тяжело. Он не ответил мне, просто еще раз затянул косяк. Потом он толкнул меня к спинке дивана и прижался к моей промежности. Было приятно и тепло, и я позволил ему спустить мои треники. Но после того, как я кончил ему в рот, а он облизал меня дочиста и снова натянул штаны, я дотронулся до его волос. — Секс ничего не исправит, не так ли? Он сел. — Ну, это исправляет ужас. -Ха. Правда. Ты возбужден? Брайан посмотрел на меня, и я улыбнулся ему. — Я имею в виду, это часть проблемы? Он смотрел на меня, а потом медленно сказал, как будто разговаривал с идиотом: — Джастин, я возбужден, когда ложусь спать ночью, я возбужден, когда встаю утром. Я возбуждаюсь во время деловых встреч, во время работы над презентациями и отчетами, и через девятнадцать секунд после того, как я закончил дрочить. И судя по количеству ночных мастурбационных телефонных звонков, которые я получаю от тебя, я полагаю, что ты тоже чувствуешь сексуальную неудовлетворенность. Он положил руку мне на шею. — Я знаю, что это не исправит твою руку, не доведет Ричарда Боулинга до банкротства, и не заставит гребаного подрядчика придерживаться графика. Но есть одна вещь, которую я знаю: минет абсолютно исправит проблему ужаса. — На час, — сказал я, опуская голову и расстегивая штаны. — Дай себе больше признания. — Он задыхался, когда мои губы коснулись его члена. — Полтора часа. Остаток недели был почти таким же. Весь визит был, вообще-то — секс и небольшая беседа, потом еще больше секса. Мы поехали в центр города в канун Нового года, и я потусовался в закусочной с Дафной, в то время как Брайан пытался успокоить своего помешанного на внутреннем контроле фрика, вмешаться в то, как все делали свою работу в клубе. Он пришел за мной в закусочную, съел остатки картошки фри и рассказал Дафни совершенно неправдивые истории о своем сексуальном мастерстве. Ей это понравилось. — Ты уверена, что не хочешь приехать в Вавилон? Я спросил ее, когда наконец-то встал, чтобы надеть пальто. — Полуголые мужчины и все, что ты сможешь выпить, — обещал Брайан. — Бесплатно. Она покачала головой. — Я собираюсь позвонить в новом году кому-нибудь, кто захочет поцеловать меня так же сильно, как я хочу поцеловать его, — сказала она. — Но спасибо. Брайан поднял бровь. — У маленькой Дафни свидание? — Маленькая Дафни на шесть недель старше твоего любимого, — сказала она и бросила голову. — И да. Брайан сбросил воображаемые крошки со своей рубашки. — Кто-нибудь из моих знакомых? Она посмотрела на меня. — Ты сказал ему. Я поднял руку. — Клянусь, я этого не делал. — Ха! — Брайан выглядел триумфально. — Я так и думал. Альфи сказал мне, что Болинг предложил ему концерт, и я подумал, что он будет совать свой нос в чужие дела. Она сморщила нос. — Прекрасно. Она положила несколько долларов для Кики на стол и натянула капюшон на волосы. — С Новым годом, Джастин. — Она поцеловала меня, потом встала на пальцы ног и поцеловала Брайана в щеку. — И тебя тоже, Брайан. Я пошел в туалет перед нашим отъездом — каким бы антисанитарным он ни был, он был лучше, чем тот, что в Вавилоне. Пока я ждал, я слышал, как парочка парней бредила о новом клубе. Когда мы вышли на улицу, я сказал Брайану, но он просто пожал плечами. — Ты удивлен? Я покачал головой. — Нет. Но… — Я взглянул на него. — Нет. У него была загадочная улыбка на губах, но он ничего не сказал. Когда мы добрались до Вавилона, вокруг квартала была очередь, и охранник впускал парней по одному-двум за раз. Брайан смеялся над выражением моего лица. — Ты забыл? — Да. Вообще-то, забыл. — Я смотрел на длину очереди. — Должно быть, это стоило целое состояние. Он снова пожал плечами. — Просто часть стоимости ведения бизнеса. Он провел меня вверх по лестнице и в клуб. Он, конечно же, был переполнен. Я был уверен, что половина или больше ребят из Нью-Йорка и Лос-Анджелеса были актерами-моделями, но они выглядели, ну, как те парни, которые заполняли клубы в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе. — Пойдем посмотрим на крышу. Брайан поднял бровь. — Она не изменилась с тех пор, как ты был там в последний раз. Очевидно, есть железный закон о профсоюзах, который абсолютно не может быть выполнен между Рождеством и Новым годом. Я кивнул. — Итак, ты говорил десять или двадцать миллионов раз. Но в прошлый раз я этого не видел. Слишком ветрено, помнишь? Он мученическим вздохул, но последовал за мной, чтобы забрать наши пальто перед тем, как мы поднялись наверх. В этот раз ветра не было, но было потрясающе холодно. Половинчатая стальная рама выглядела так, словно она была сделана из льда, и снег разлетелся на кучи над всем строительным мусором. А за всем этим стоял нарезанный фригидным небом центральный горизонт, воздух такой холодный, что свет даже не мерцал. Руки Брайана скользнули вокруг меня сзади. — Им понравится, — сказал я ему, окинув голову назад, чтобы я мог видеть его лицо. — Кому понравится? Я оглянулся на горизонт. — Педикам из Питтсбурга. Он фыркнул и крепче прижал меня к себе. — Я надеялся поставить планку намного выше, Солнышко. Я улыбнулся. — Мне это понравится. Его подбородок покоился на моих волосах. — Лучше. Я снова посмотрел на его лицо. — Тебе понравится. Он поцеловал меня в волосы. — А. Ну. — Он сложил губу на секунду. — «Нравится» слишком сильно, тебе не кажется? Это просто крыша и вид. Я повернулся и посмотрел на него. Ветер заставлял мои глаза слезится, и его тоже, но я положил руки по бокам его лица и поцеловал его. Его губы были холодными, но язык был горячим внутри моего рта, и мой член начал наливаться против бедра Брайана. Он почувствовал это и засмеялся. — Немного холодно, но если ты настаиваешь… Я ударил его по руке. — Ты сошел с ума. Здесь, наверное, около десятка метров. Он перекинул мне руку через плечо и направил меня к лестнице. — Трагически рано заканчивать наш медовый месяц. — Он открыл тяжелую дверь. — Или так, или ты приближаешься к своим лучшим годам. Такие вещи случаются. — Он посмотрел на меня. — Как я слышал. Как только мы вошли внутрь, я толкнул его к стене возле лестницы и засунул руку ему под пальто, а потом в штаны. Его яйца были теплыми и тяжелыми в моей ладони, и я мягко сжал их. Он издал звук между стоном и шипением. Я снова сжал. — Пошли домой. Мы можем обсудить, кто находится на пике, позже. В клубе было жарко, особенно в пальто, когда мы пробирались сквозь толпу по пути к двери. Перед тем, как мы оказались на середине пути, свет начал мигать, конфетти начали падать, а со сцены блистательная королева трансвеститов и трое парней на боковых площадках начали считать в обратном порядке от 10. Брайан посмотрел на меня. — Упс, — сказал он. Мы целовались, пока они играли колючую запись «Auld Lang Syne», и продолжали целоваться после того, как она смешалась с электронной сэмплированной пюпитрами той же самой песни. Когда мы, наконец, вышли на улицу, воздух был настолько холоден, что ранил легкие. Мы подошли к машине Брайана, его рука лениво обвивала мои плечи, ветер бил снег к нашим ногам с каждым шагом.