Black hearted love

Макс мог оставаться на одном месте дни, даже месяцы. Но одно дело — проводить так время по своему выбору, и другое — оставаться взаперти вынужденно. Ему пришлось признать, что быстро разобраться с барьером у него не выйдет. Точнее, у них: Дэвид тоже был заинтересован в том, чтобы Макс поскорее покинул его дом. На самом деле, если бы Дэвид куда-нибудь делся и оставил его одного, Макс впал бы в спячку и дождался, когда вся шумиха поутихнет. Правда, его могли обнаружить и в сонном состоянии, Дэвид никуда уезжать не собирался, так что спячка отменялась. Максу и раньше приходилось жить под одной крышей с людьми, пусть они и не всегда об этом знали. Он был хорошо знаком с современным бытом — в отличие от тех, кто после обращения отказывался от цивилизации, от одежды и языка и жил в стаях. Были и те, кто пытался вписаться в человеческое общество. Макс слышал истории о вампирах, которые работали в ночные смены, заводили друзей среди теплокровных и вели — внешне — нормальную жизнь. Последнее он считал еще более жалким выбором, чем выбор диких вампиров. Он не стал бы стремиться к нормальной жизни, даже будь он… ну, нормальным. И как раз к такой жизни стремился Дэвид. К своим двадцати пяти годам Дэвид плотно окружил себя барьером попрочнее Серебряной нити: барьером из правил и условностей. Макс почти ощущал его — так же, как и невидимую стену вокруг дома. Тем удивительнее было решение Дэвида скрыть Макса у себя. Но, даже если он и раскаивался в сделанном выборе, то внешне свое сожаление никак не проявлял. Сейчас ему ничего не оставалось, кроме как помочь Максу, чтобы избежать тюрьмы. Дэвид, который в их первую встречу хотел побыть хорошим в глазах Макса, теперь мог оказаться преступником в глазах всех остальных. Он попался в собственную ловушку, и Макса это по-настоящему забавляло. Он приврал, когда сказал Дэвиду, что может обходиться только смесью из сырой печенки и железа. Смесь больше приглушала настоящий голод, чем питала его. И все же, пока никто не истекал кровью у него на глазах, терять контроль над собой Макс не собирался. Макс в очередной раз ел свой суррогат, когда Дэвид осторожно спросил:  — Тебя точно устраивает твоя... еда? Макс фыркнул.  — Что, собираешься найти мне покушать? Сразу скажу: давай без трупов, мертвечина не по моей части. Мертвечину пусть едят мертвяки. Вообще, Макс ничего не имел против зомби, если только они не вскрывали черепа у него на глазах. Дэвид на секунду застыл, но тут же покачал головой.  — Я просто думаю о том, что из-за твоего питания тебе тяжело рядом со мной находиться. Ну, потому что я человек. Максу и правда было тяжело находиться рядом с Дэвидом, но по совсем другим причинам. Он подумал о подходящем сравнении — таком, чтобы Дэвид не начал трястись от страха. Пусть боится, но в меру. — Ты ешь мясо? Дэвид кивнул.  — Представь, что у тебя есть… ручной барашек. Славный и милый. Ты станешь его есть? Дэвид замотал головой с таким возмущением, словно барашек был прямо перед ними, и Макс уже протягивал ему разделочный нож.  — Нет, конечно!  — Ну, вот, считай, что это то же самое, — Макс пробормотал это в свою миску: Дэвид смотрел на него широко раскрытыми глазами, от чего становилось неловко. Слишком уж он сам походил на барашка. Дэвид и был бараном — причем очень упрямым, когда дело доходило до порядка, распорядка и прочей мути. Его волновали самые бессмысленные и неважные вещи, и он очень хотел, чтобы Макс волновался из-за них тоже.  — Если ты не хочешь брать одеяло, то возьми хотя бы клеенку! Каждое утро Макс надеялся, что Дэвид просто уйдет на работу, но вместо этого тот рылся в шкафу в поисках очередной тряпки для постели Макса и потом заявлялся со своими свертками к нему в ванную. Макс не нуждался в нормальной кровати. Твердая и холодная (он обливал ее перед тем, как лечь) ванна в темном помещении — вот, что ему было нужно. Дэвид отказывался это понимать. Похоже, он переживал, что после Макса здесь будет грязно. Но, в отличие от него, Макс не потел, и его организм ничего не выделял. Стоило Дэвиду узнать об этом, как он всполошился уже из-за того, что ванная недостаточно чистая по его, Дэвида, вине. Он взялся намывать ее по несколько раз в день; вонь от чистящего геля не давала Максу уснуть, и в итоге ему пришлось согласиться на долбаные клеенки, которые он убирал, как только Дэвид уходил на работу. Хуже были только попытки Дэвида переодеть его в новую одежду: Макс понятия не имел, где он откопал школьную форму сороковых годов, но надевать ее наотрез отказался. Удивительно, но Дэвид умудрялся не вызывать подозрений у своих коллег по работе. Это было странно, даже интересно, ведь Дэвид вел себя нужным образом по доброй воле и самостоятельно, и он сам потащился на корпоратив, где сумел узнать про еженедельные встречи Ордена. Макс никогда бы не признался, но он был впечатлен таким самообладанием Дэвида, который бледнел, даже белел каждый раз, когда они просто заговаривали о группе Особой помощи. Встречи проводились по субботам. Вечером накануне Дэвид взялся готовить очередную съедобную гадость: кажется, какое-то рагу. Макс сидел, положив голову на стол, и наблюдал за тем, как он режет овощи. Дэвид волновался, поэтому и решил отвлечь себя готовкой. Интересно, замечают ли его волнение другие?  — Как дела на работе? Дэвид знал, что именно интересует Макса.  — Все в порядке, никто ничего не замечает. Правда, Гвен сказала, что последнее время я слишком рассеянный.  Он повернулся к Максу и объяснил:  — Она моя коллега. Макс помолчал, слушая, как Дэвид стучит ножом по доске.  — Ты с ней спишь?  — С кем?  — С Гвен. Дэвид, не поворачиваясь, ответил:  — Нет, мы… мы просто друзья.  — Могу поспорить, у тебя только друзья и были. Дэвид не ответил. С тех пор, как он узнал о настоящем возрасте Макса, он стал игнорировать те шутки, за которые раньше пытался его отчитывать. Макс продолжил:  — Вы работали вместе?  — Да, мы вместе работали в лагере.  — И ты ни разу ей не присунул? Дэвид поправил фартук с утконосом и тихо вздохнул. Макс любил эти вздохи: ему казалось, что вместе с ними Дэвид понемногу теряет свое терпение. Конечно, это была не кровь, но все же. Макс решил докопаться до него с другой стороны:  — И чему ты учил детей, собирать траву для гербария или продавать травку? Как ты мог работать в лагере, если ты так легко нарушаешь закон, м? Дэвид ссыпал овощи в кастрюлю и повернулся к Максу. Он улыбнулся.  — Пожалуй, там я и научился его нарушать. Точнее, нарушал его мистер Кэмпбелл, а я скрывал то, что нужно было скрыть. Контрабанда, незаконное хранение, все это. Один раз, — Дэвид забормотал себе под нос, — один раз мне даже пришлось обмануть полицейского.  — И зачем ты это делал? Дэвид выронил из рук нож.  — Я не знаю, я… Я не хотел, чтобы лагерь закрыли, — он сполоснул нож и оперся о столешницу, глядя перед собой. — Мне казалось, что я поступаю правильно, пусть и неправильным способом. Как-то так.  — Тебе это нравилось? Дэвид удивленно посмотрел на Макса.  — Что, прости?  — Я говорю — тебе нравилось так рисковать?  — Нет, это не то, я…  — Спорю, что нравилось. Острые ощущения, все дела. Даже в твоей жизни должны быть развлечения, кроме как сублимировать в нарезание картошки. Дэвид пропустил его подкол мимо ушей и вытер руки о фартук.  — Я действительно не хотел, чтобы лагерь закрыли. В детстве я постоянно проводил там летние каникулы, и он много для меня значил. Он был чем-то... неизменным, понимаешь? Макс хмыкнул в ответ. Такие слова, как «детство» и «неизменное» напоминали ему о совсем других вещах: например, о его внешнем виде, который никогда не изменится. Макс несколько раз огрызался в ответ на вопросы Дэвида о его жизни, и тот быстро прекратил их задавать. Более того, Дэвид останавливался, когда его тянуло рассказать о себе самом. Макс был искренне ему за это благодарен. Похоже, на лагерь «Кэмпбелл» его тактичность не распространялась. Дэвид бросился в гостиную со словами: «Подожди, я сейчас!», и Макс услышал, как он выдвигает и задвигает какие-то ящики.  — Вот, можешь посмотреть. Он вернулся и положил на стол перед Максом фотографию: у деревянного домика с бревенчатыми стенами в ряд стояли несколько детей, молодая женщина и сам Дэвид. Кажется, происходящее нравилось ему одному: на фото он улыбался, приложив руку ко лбу, в то время как женщина и дети смотрели в камеру с очень кислым видом. Макс перевел взгляд с Дэвида на фото — веселого, с растрепанными волосами и в дурацкой одежде — на реального. Дэвид смотрел на фото, грустно улыбаясь. Сейчас его волосы были не такими взъерошенными. Дэвид на фото, с торчащим чубом выглядел гораздо задорнее и веселее.  — Тебе там нравилось, да? Макс не собирался спрашивать, слова прозвучали сами собой. Дэвид тихо ответил:  — Очень. Он провел пальцем по краешку фото и вдруг сказал, указывая на одного из детей:  — Это Нил! Мы называли его Космобоем. Помню, даже устраивали ему шуточный полет на Луну. Ну, нам пришлось это сделать... — голос Дэвида стал раздражающе оживленным. — А это Неррис, видишь? Вот, прямо за Нилом. Так странно думать, что они все теперь на полтора года старше. Даже если я встречу их в торговом центре, то вряд ли узнаю, это всегда немного грустно… Макс, ты в порядке? Макс почувствовал тошноту; он не мог понять, из-за чего, но он очень хотел, чтобы Дэвид заткнулся.  — Макс?..  — Твоя дрянь сгорела. Дэвид, охнув, повернулся к плите, где подгорал его ужин, и Макс поднялся из-за стола, отшвырнув от себя фотографию. Он надеялся, что она больше не попадется ему на глаза. На следующий день Дэвид собирался на встречу, чуть ли не подпрыгивая от волнения. Макс прямо представлял, как он вот так же бодро скакал по всему лагерю: неудивительно, что у детей на фото были такие унылые физиономии.  — Ты слишком азартно себя ведешь, мистер «я-офисная-паинька-которая-ни-при-чем». Дэвид перекинул через плечо сумку и посмотрелся в зеркало.  — Правда? Боже, Макс, ты прав. Я слишком подозрительно выгляжу. Я не подумал, они могут раскусить меня быстрее, чем работники Camp Corp. Макс уже размышлял об этом, но усиливать тревогу Дэвида не стал: в паникующем состоянии он никуда не годился.  — Не думал, вот и не думай дальше. Никто ничего не раскусит, если ты не будешь притоптывать ногой и кусать губы или что ты там делаешь... Дэвид кивнул; его кое-как уложенные волосы уже растрепались. Макс подтолкнул его к выходу и буркнул:  — Осторожнее. Еще не полностью стемнело, и Макс поплелся в ванную. Он сидел там некоторое время и не сразу заметил, что крепко сжимает руками сколотые края. — Черт. Он волновался из-за того, что Дэвид мог не справиться и невольно выдать себя. Кто знает, какие еще методы Орден использует для выслеживания преступников. Макс слышал о чтении мыслей; он никогда в него не верил, но многое из того, что он отрицал, за последние дни появилось в его жизни. Он волновался из-за возможного разоблачения, и он просто волновался за Дэвида, но он вернулся час спустя целым и невредимым.  — Сегодняшняя встреча была совсем короткой. Так что о барьере я ничего не выяснил. Макс не надеялся на быстрый успех, но Дэвид был раздосадован: он сел на диван рядом с Максом и как-то хмуро, даже недовольно смотрел на экран беззвучно работавшего телевизора.  — Они закрыли оставшиеся лагеря.  — Какие лагеря?  — Летние. Те, которые были рядом с нашим. Лагерь лесных скаутов, лагерь миссис Присс и несколько других. Дэвид взъерошил волосы и нахмурился, все так же глядя на экран перед собой. Он был расстроен, но Макс не понимал, какое отношение эта новость имеет к Серебряной нити или чему-то действительно важному. Он посмотрел на экран вслед за Дэвидом и бросил:  — Понятно.  — Они закрылись из-за тебя. Макс не понял, о чем он говорит. — Из-за меня?  — Да. Из-за того, что случилось, из-за того, что тут теперь небезопасно. Макс пожал плечами. Ему было все равно, но Дэвид продолжил:  — Дети не смогут приехать сюда в следующем году. И через два года тоже. Возможно, все отдыхающие уже никогда сюда не приедут, потому что... Макс перебил его: — Я что, пожалеть их должен?  — Я просто не понимаю, почему тебе настолько безразличны последствия твоего поступка. Макс посмотрел на Дэвида: он выглядел не просто расстроенным, в его взгляде было осуждение. Макс поднялся с места, подошел к нему и оперся о спинку дивана, нависнув над ним. — Какого поступка? Я хотел есть. Дэвид собрался возразить, но Макс не собирался слушать его вяканье о том, что он мог обойтись без убийства.  — Ты что, решил меня воспитать? Я не твой сраный кемпер, Дэвид. Если ты страдаешь без своей прежней работы, то я здесь не при чем, меня в это дерьмо не втягивай. Хочешь меня исправить, переделать? Вылечить, может? — Макс... Он все еще пытался с ним спорить, и Макс оскалился. Дэвид тут же замолчал. — Честное слово, лучше заткнись. Какой же ты жалкий, меня от тебя тошнит просто, — Макс впился ногтями в спинку дивана; он надеялся, что на нем останутся дыры. — Я пью человеческую кровь уже сто десять лет, и я буду это делать даже тогда, когда ты и твои кемперы сдохнете и будете гнить в земле. И мне, блять, нет никакого дела до того, как на вас влияют мои поступки. Макс отодвинулся от Дэвида, сейчас он испытывал к нему самое настоящее отвращение. Он вышел из комнаты. Он не знал, куда ему деться: первый раз за все эти дни он чувствовал себя запертым, загнанным в ловушку. Он выбрался из дома и забрался на крышу. Облака скрывали ночное небо, но Макс все равно подумал о луне и вспомнил о Никки. Он надеялся, что она была уже далеко отсюда, от этого вшивого города с барьером вокруг него. Макс хотел бы сейчас оказаться вместе с ней. Он хотел бы развлекаться и охотиться, как в прежние времена, а не выслушивать всякое дерьмо от кого-то вроде Дэвида. Мелкие водяные капли оседали у него на коже, но он не ощущал их. Он понял, что на улице дождь, только когда свет уличного фонаря стал смазанным и размытым. Макс избегал Дэвида весь следующий день. Ночь он провел на крыше, днем прокрался в ванную и вечером снова выбрался на улицу. Он не притронулся к еде, которую Дэвид оставил ему на столе. Смешно, но первый раз за долгое время у него не было аппетита. Дэвид попытался заговорить с ним в понедельник утром, перед тем, как уйти на работу. Он приоткрыл дверь в ванную и кашлянул, чтобы привлечь его внимание.  — Макс, я знаю, мы повздорили, но... пожалуйста, не пытайся пройти сквозь барьер. Макс вздохнул, уперся лбом в стенку ванной и, не оборачиваясь, ответил:  — Ты тупой? Куда я могу уйти отсюда днем? Дэвид шаркнул ногой и пробормотал: — Хорошо, я понял... Тогда до вечера? Дэвид ушел, и Макс остался лежать в темноте с открытыми глазами. Обычно он погружался в дневной сон быстро, так, словно внутри него выключался свет — ни сновидений, ни мыслей. Он годами оттачивал этот навык. Но теперь... Макс не знал, что именно так сильно его задело. Теплокровные, люди никогда не понимали его до конца. Даже самые лучшие, самые умные рано или поздно разочаровывали — например, Тони. Одно время Макс часто околачивался у рехабов — от крови их обитателей можно было покайфовать самому, а родственники наркоманов шли на многое, чтобы скрыть обстоятельства смерти; рехабы им в этом только помогали. Тони было девятнадцать. Макс часто пробирался к нему в палату по ночам, и они много разговаривали. С Тони было интересно, но и он под конец начал нести бред: уверял, что Макс не понимает своего счастья, что у него есть дар — дар вечной жизни и неуязвимости. Тони иногда бывал не в себе и забывал про серебро, колья и группы Особой помощи. Даже умному Тони не хватало мозгов, чтобы представить, как выглядит вечная жизнь. «Обрати меня, Макс. Я хочу быть, как ты». Он был щуплым, долговязым и очень оживленным. Он чем-то походил на Дэвида, но, если кровь Тони Макс выпил, то кровь Дэвида не стал бы пить, будь он единственным теплокровным человеком на Земле. Макс выбрался из ванной под вечер. Проснувшийся голод вынудил его заглянуть в холодильник: Дэвид оставил ему свежие продукты для смеси. Макс приготовил себе поесть, поплелся в гостиную и включил телевизор. Ему нравилось телевидение. Он помнил времена, когда телевизоры были редкостью и новинкой; они интересовали Макса, хоть ему и удавалось посмотреть черно-белые фильмы, лишь заглядывая в чужое окно или прячась в каком-нибудь углу. На улице стемнело, закончился выпуск вечерних новостей, но Дэвид все еще не вернулся. Он где-то задерживался, и Макс мысленно приготовился к тому, что вместо него в дом войдет группа людей в белом. Тревожную мысль о том, что с Дэвидом что-то случилось, он старательно игнорировал. Может, он вообще решил повеситься на ближайшей березе из-за своего лагеря. Что ж, у Макса будет неплохой повод наконец-то впасть в спячку. По местному каналу показывали старый латиноамериканский сериал. Актриса на экране оттолкнула от себя актера и с наигранной яростью произнесла: «Не смей ко мне приближаться! Ты разбил мое сердце, Хосе!», когда входная дверь наконец-то открылась. Макс вскочил на ноги. Это был Дэвид. Он заговорил с порога, даже не поздоровавшись:  — Я кое-что узнал. — Насчет барьера? Дэвид кивнул.  — Да. Гвен сегодня рассказывала мне про книги, которые она берет в библиотеке, и я подумал, что это тоже вариант. Ну, в смысле, библиотека. Я зашел туда после работы, и там... Сейчас, минуту. Дэвид кое-как повесил на плечики пальто; оно тут же упало на пол, но Дэвид не обратил на это внимания. Он прошел на кухню и достал из холодильника бутылку минералки. Он разлил воду, пока наполнял стакан, и теперь жадно пил, не обращая внимания на замоченный манжет. — Извини, — Дэвид отставил стакан в сторону и сел за стол. Его пальцы дрожали. — Я пришел в библиотеку, и встретил там Дэниэла. Он... он состоит в этой группе Особой помощи. Я видел его на собрании в субботу. — И? Дэвид сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться.  — Я взял книгу по твоей теме, она там всего одна. Я собирался пролистать ее прямо в читальном зале, и Дэниэл оказался рядом. Я не знаю, что он там делал. Он узнал меня и спросил, что я читаю. Он увидел эту книгу и... Дэвид замолчал и прикрыл глаза.  — И что ты ответил? Дэвид снова вздохнул; он выглядел таким потерянным, что Макс приготовился к худшему: он чем-то себя выдал.  — Я сказал ему, что хочу защитить себя и узнать как можно больше о… о нечисти, — он произнес слово почти шепотом. — Макс, прости, что я так тебя назвал. Макс закатил глаза. — Да мне плевать. Он тебе поверил? Дэвид кивнул с нервным смешком. Он расстегнул ворот рубашки.  — Да. Он сказал, что его личная библиотека гораздо больше, и, если я интересуюсь подобным, то могу одолжить одну из его книг, проверенных временем. Я согласился. Думаю, я пообщаюсь с ним после следующего собрания. Макс молчал, переваривая услышанное. Дэвид тихо спросил: — Я правильно поступил? Или мне лучше было не рисковать?.. Извини, я совсем запутался. Раньше все было так просто, а теперь... — он зажмурился и потер лицо, — теперь я ничего не понимаю. Я никогда не думал, что все это действительно существует. Руки Дэвида все еще дрожали. Макс представлял, как страшно ему было общаться с Дэниэлом. Наверно, он и сейчас мучился больше, чем Макс без тени в ясный день. На это было тяжело смотреть; Макс мог быть нечистью, но он не был монстром. Он осторожно положил руку на плечо Дэвида. — Ты справился, так что все в порядке. Во взгляде Дэвида был страх, но еще в нем читалось еле уловимое оживление, которое не замечал он сам и которое отчетливо видел Макс. Это было здорово. Сейчас его человеческое присутствие было ощутимым, даже мощным — совсем не таким слабым, как в ту ночь, когда Макс забрался в его дом. Макс держал свою руку на плече Дэвида и чувствовал, как быстро бьется его сердце. Он видел, как пульсирует его сонная артерия. Живой. Теплый. Я хочу есть. Им нужно было успокоиться. Макс чуть сжал плечо Дэвида и твердо повторил:  — Все в порядке, Дэвид. Макс смотрел прямо в его глаза, испуганные и виноватые, когда плечо Дэвида под его рукой резко расслабилось, и его взгляд стал расфокусированным. Он наклонился к Максу, словно ожидая от него новых заверений. Он выглядел так, словно был в трансе. Макс не мог поверить в происходящее. Он не мог поверить, что именно теперь, спустя столько лет, десятилетий у него получилось то, что он уже и не мечтал осуществить. Он облизнул губы, прикусывая клыками свою нижнюю губу. Он еле сдерживал свой восторг. Неужели у него получается?!  — Все хорошо, Дэвид. Теперь ты в безопасности. Я о тебе позабочусь. Дэвид медленно кивнул, не сводя с Макса завороженного взгляда. Макс радостно улыбнулся. Он погладил плечо Дэвида, задевая острым ногтем расстегнутый воротник его рубашки, и мурлыкающим голосом произнес:  — Умница.