Black hearted love

Под головой Дэвида была та же наволочка, какую он застелил для Макса в первый день, когда устраивал его на ночлег — кленовые листья на светло-зеленом фоне; чуть растрепавшиеся волосы Дэвида сливались с их оранжевым контуром. Дэвид приоткрыл рот — он собирался что-то сказать, когда засыпал. Макс хотел выключить ночник, стоявший на тумбочке рядом, но передумал: Дэвид уснул, но ему казалось, что они общаются. Накануне он едва не сдался. Его зверство почти взяло над ним верх, но он сумел остановиться: ему казалось, что он держит сам себя на поводке и из последних сил натягивает этот поводок так, что он начинает трещать. Теперь, спустя десятилетия, Макс понял, зачем Алан оставил рядом с собой Грегга: Грегг был его живым напоминанием о том, в кого он может превратиться, если потеряет контроль. Но все же Макса вывела из озверения не столько память о Грегге и даже забота о Дэвиде - его привел в чувство страх, самый неожиданный страх за все время после обращения. Все эти годы он боялся лишь двух вещей: того, что его поймают, и того, что он озвереет — он особенно страшился того момента, когда приходил в себя, видел свои окровавленные руки и, если ему не везло, убитую жертву рядом. К счастью, теперь такое случалось с ним очень редко. Но накануне, когда он спрятался в ванной, чтобы не напасть на Дэвида, когда его тело ныло от внезапной боли, а в давно не дышавших легких стало словно не хватать кислорода, Макс боялся... умереть. Это было непонятно. Он посмотрел на руку с отросшим мизинцем и пощупал языком клыки. Возможно, за свой развитый самоконтроль он расплачивался изменившимся видом, фантомными болями и ложными страхами. Другими эти страхи быть не могли: Макс не мог умереть по-человечески и, значит, не мог задохнуться. Дэвид рядом с ним шевельнулся, повернулся на спину и откинул руку за голову. Так его шея была полностью обнажена. Сейчас из-за гипноза он забыл, кто находится с ним рядом, но все то время, что Макс жил здесь, он по-настоящему, сознательно ему доверял. Макс впился когтями в постель, еле сдерживаясь, чтобы не разодрать простыни. Он никогда не испытывал нежность и теперь не знал, как ее выразить. Кажется, все, что он умел — это только царапать, рвать и кусать. На самом деле, Макс гордился собой. Если он мог вот так, спокойно сидеть рядом со спящим Дэвидом, зная, что не станет ему вредить, то все было не зря. Он не зря учился есть печень и пить животную кровь, не зря носил обувь, борясь с искушением встать на четвереньки. Он не зря следил за тем, как живут люди, подмечая интересное и значимое в каждой эпохе в наивной надежде, что однажды кому-нибудь об этом расскажет. Он стал по-настоящему сильным. Теперь его собственная тьма текла в нем, как смола, и он знал, даже видел, сколько еще сможет удерживать ее в себе — как если бы внутри него появилась панель управления. Макс посмотрел на мерно вздымающуюся грудную клетку спящего Дэвида, и в его собственной груди эхом отозвалась вчерашняя боль. Он забрался на постель с ногами, скрестив их. Несколько раз он точно так же сидел на полу у спальни Дэвида; поймав себя на этом, он быстро поднимался и уходил, сердито фырча на Дэвида, который вызывал у него непонятное желание охранять его по ночам. Он больше не будет сидеть у его двери, но он может защитить его напоследок. Он погрузил Дэвида в сон, рассеяв память о последнем разговоре и себе как собеседнике, но долговременные воспоминания никуда не делись. До этого стирал память Дэвида лишь один раз, когда проговорился о Никки, и это вышло совершенно случайно. Сейчас он будет осторожнее. Макс закрыл глаза. Сознание Дэвида походило на чистый прибрежный песок; воспоминания о Максе были нанесены на него, словно рисунки, начертанные выброшенной на берег палкой. Макс хотел стереть их одним махом, но остановился. Вместо этого он стал сдувать их, не касаясь песка. «Забудь меня». Макс приоткрыл глаза и посмотрел на Дэвида: тот хмурился во сне, что-то бормоча. «Забудь меня». Макс убирал лишние воспоминания и перекладывал нужные, словно вытаскивал тонкие водоросли из песка и пересыпал в его горсти мелкие ракушки. «Забудь меня». Он сдул последнее слово с поверхности сознания, стараясь как можно бережнее вложить силу в свой приказ, и посмотрел на Дэвида — тот недовольно морщился, словно собираясь чихнуть, и Макс невольно улыбнулся. Он завидовал ему. Он завидовал всем взрослым мужчинам, особенно смуглым приземистым брюнетам. Когда он был младше, то даже убивал их из чувства мести — ведь он должен был вырасти и стать одним из них. Макс забирал себе принадлежавшую им взрослую одежду и оставался жить в домах своих жертв, пока убитых не начинали искать. Но с Дэвидом все было не так. Ему Макс завидовал просто потому, что… что он жил. Жизнь Дэвида казалась правильной и скучной, но, побыв частью этой жизни, Макс больше не считал ее такой. И он по-настоящему завидовал тем, кто останется рядом с Дэвидом в дальнейшем. Нет, он им не завидовал — он их ненавидел. Но ему еще ненавистнее была мысль, что Дэвид останется один, потому что его время, силы и мысли будут заняты столетним ребенком-вампиром. Макс спустил ноги с кровати и поднялся. Что ж. Ему пора. Он убрал коробку, принесенную Дэвидом, на один из шкафов; тетрадь с записями он убрал туда же. Если Дэвид наткнется на коробку, то вспомнит, что это одна из вещей, оставленных здесь хозяевами дома. Макс попытался разблокировать его телефон, чтобы на всякий случай проверить его; у него ничего не вышло, и он понадеялся, что ничего опасного там нет. В любом случае, если он услышит о серебре или нитях, то вспомнит, что читал о них, когда интересовался барьером, которым обнесли его дом, вот и все. Макс проверил ванную, задвинул подальше блендер на кухне и напоследок заглянул в спальню Дэвида: Дэвид тихо сопел, все так же лежа на спине. Макс не стал заходить внутрь. Он прикрыл дверь в спальню и отправился к выходу. У крыльца он проверил завернутую в пакет книгу под ступеньками и, перебарывая отвращение, затолкнул ее подальше, прикрыв куском дерна. Пусть остается здесь, в качестве защиты. Макс отошел от крыльца и посмотрел на ограду. Когда накануне он закапывал под акацию шкурки съеденных им кроликов, Серебряная нить вела себя очень странно: она мигала, как новогодняя гирлянда. Макс списал это на свое состояние. Утром, до того, как проснулся Дэвид, он проверил ее еще раз: Нить была на месте, но ее часть слева, ближе к углу ограды, стала неровной. Когда Макс подошел к ней, то понял, что здесь она словно завязывалась в узел, который теперь ослаб. Сегодня вечером, когда Дэвид убирал книгу под ступеньки, Макс почувствовал, что этот узел окончательно развязался. Он не знал, как такое возможно и насколько это опасно, но, если у него был выбор между спячкой в земле под домом Дэвида и тем, чтобы рискнуть и уйти, он выбирал второе. Он подошел к углу, заросшему травой: здесь развязавшийся узел барьера образовывал брешь. Проблема была в ее размере: если по росту Макс в нее помещался, то в ширину мог не вписаться. Его остановившееся сердце с фантомным стуком билось в его груди. Неизвестно, останется ли эта брешь навсегда, затянется ли сама по себе, или ее быстро залатают. Да, она может стать шире к утру, но она так же может исчезнуть. Лучше не упускать возможность. Макс отошел от угла, готовясь к разбегу. Он обернулся посмотреть на входную дверь. Через секунду он уже не сможет в нее войти. Его затопило жадное желание вернуться и забрать себе свое. Именно эта жадность подтолкнула его к прыжку. Макс присел к земле, подпрыгнул, разбежался и боком проскочил через брешь, прижав руки к груди. Края Серебряной нити его не задели, и он оказался на тротуаре по другую сторону барьера. Макс последний раз взглянул на дом, в котором сейчас мирно спал Дэвид, потом развернулся и быстро, тихо, но твердо пошел прочь. Он не стал напоследок рассматривать черепичную крышу, акацию и кухонное окно. Ему не нужно было ничего запоминать, этот дом уже находился внутри него - может, поэтому его тело продолжало болеть. От досады Макс прикусил клыками губу. Ничего, это должно скоро пройти. Он давно не был в городе, но все же быстро сориентировался и отправился к автозаправке, туда, где последний раз видел Никки. На удивление, он почти не чувствовал Серебряной нити вокруг домов. Дэвид говорил, что жители недовольны ценами, неужели барьеры убрали? Но тогда что насчет ста сорока четырех лет? Макс решил не обращать на них внимания и попробовать выбраться из города; он надеялся, что найдет брешь и в городском барьере. Если бы он не стал стирать память Дэвида и рассказал ему про брешь, ничего бы не изменилось или даже ухудшилось бы: Дэвид ни за что не оставил бы Макса, пока он был бы в городе. Что там — он вообще не оставил бы его, пока помнил бы о нем. И это было бы неправильно. Дэвид, который спокойно приносит ему на ужин живых кроликов, Дэвид, который искренне радуется, что вместо Макса поймают обращенную десятилетнюю девочку, — все это неправильно, и Макс проявлял настоящую заботу, покинув его и забрав с собой лишние, ненужные воспоминания. Но все же Макс был слишком взрослым, чтобы так себя обманывать. Он знал, зачем на самом деле стер память Дэвида, и понимал, что просто не хочет себе в этом признаваться. Мысль, что Дэвид забудет его сам, добровольно, была для него невыносима, и он глупо, по-детски решил опередить его, заставив забыть о себе с помощью гипноза. Макс оскалился и ускорил шаг, говоря себе, что принятое им решение было единственным верным для них обоих. Впереди показалась автозаправка. Макс подошел почти вплотную к терминалам и с грустным облегчением почувствовал, что барьера нет. Он до сих пор не понимал, как такое возможно. Вместо Нити использовалось что-то другое? Ее плохо установили?.. Неважно, раз есть возможность, он уйдет из города, как ушел из дома Дэвида. Макс решил разогнаться, чтобы на всякий случай быстро проскочить то место, где Никки когда-то обожгла себе палец. Он чуть пригнулся, готовясь к разбегу. На земле перед ним что-то шевельнулось. Он присмотрелся, но увидел лишь опавший лист. Макс оттолкнулся от земли и побежал вперед. Путь свободен, его ничто не удерживает и не останавливает. Все складывается, как надо. Он покинет город, уйдет подальше, и Дэвид точно будет в безопа- Макс остановился — точнее, его что-то остановило. Дерево, под которым тогда сидела Никки, было прямо перед ним, но он не мог сделать ни шага вперед. Он застыл в воздухе, не касаясь земли. Он попытался опуститься на нее, барахтая ногами и руками, но не смог этого сделать - они словно увяз в плотной невидимой вате. Его обзора хватало лишь на то, чтобы видеть деревья перед собой, автозаправку справа и грунтовую дорогу вдалеке слева. Он еще раз попробовал освободить руки и ноги и почувствовал, что с каждым его движением мягкая вата или паутина окутывает его все сильнее. К утру он запутался в ней так, что не мог пошевелиться. Он в панике смотрел на людей, появившихся на заправке: никто из них не обратил внимания на фигуру, зависшую над землей. Значит, его не видно. Это хорошо, так?.. Значит, его не найдут, и он сможет выбраться сам. Вдруг он почувствовал жжение. Взошло солнце. Ему повезло — день выдался пасмурным, а его спину и затылок закрывала тень от дерева, но он сильно обгорел. От дневного света вата вокруг него нагрелась, и теперь Макс почувствовал, что в ней содержится серебро. Мимо проходили люди, проезжали машины, но никто не останавливался и не подходил к нему, никто на него не реагировал. Так вот как работает барьер. Почти так же, как Серебряная комната. Солнце и серебро в барьере будут убивать его очень долго. Серебро в нем было на удивление слабым, но только с наступлением темноты Макс понял, как оно действует. Вечером он раскрыл зажмуренные весь день глаза и снова попробовал двигаться — безрезультатно, теперь он был вмонтирован в барьер, как в бетон. Когда он попытался пошевелить ногой, то почувствовал, что, пусть и застыв на месте, теперь она еще была пронизана чем-то тонким и жгучим. Он непроизвольно дернул ею, и ногу пронзило еще раз, теперь со стороны ступни. Серебряная нить проходила сквозь него. Получается, она начала прорастать в нем; завтра, когда взойдет солнце, она нагреется и будет жечь его изнутри. Это будет повторяться изо дня в день - неделями, месяцами, может, годами. Но еще раньше он озвереет, впадет в беспамятство и проведет оставшееся время в диком состоянии. Макс готовился к моменту, когда это случится, но оставался в здравом уме; его мысли застывали на месте, словно Серебряная нить пронизывала их тоже. Мысли походили на клочки, которые оторвали от его сознания. Макс пытался собрать их в единое целое, когда что-то потянуло его назад, и низкий мужской голос довольно сказал:  — Ага, попался. Макс смог пошевелиться. Он поморгал и размял пальцы на руках, собираясь вцепиться когтями в того, кто держал его за шкирку, но через секунду отключился. Он очнулся на стуле в полупустой слабо освещенной комнате: кроме его стула, здесь были лишь стол и еще один стул. Макс пошевелился: тело его слушалось. Он не знал, чего ожидать, но испытывал огромное облегчение от того, что здесь нет солнечного света, он может двигаться, и через него не пролезают никакие нити. Он едва успел размять руки и ноги, не вставая со стула, когда дверь в комнату открылась, и внутрь вошел высокий мужчина. Он посмотрел на Макса и сказал:  — Ну, что, пришел в себя? Он сел напротив и положил на стол маленький диктофон. Макс быстро оглядел его. Мужчине было около пятидесяти. Он был одет в темно-серый костюм; на лацкане его пиджака была нашивка в виде ромба. Он приветливо, даже дружелюбно смотрел на Макса. Макс понял, что его поймали и, скорее всего, отправят в Серебряную комнату, но в стенах конкретно этой комнаты серебра не чувствовалось, а сам Макс был без наручников. Он не удержался и посмотрел на дверь, в которую вошел мужчина: он не слышал, чтобы ее запирали. Мужчина проследил за его взглядом и усмехнулся.  — Не привык, когда тебя не боятся? Макс не ответил. Он еще раз быстро осмотрел мужчину и заметил буквы: «О П» в ромбе на его лацкане. Мужчина сложил руки на столе и спросил:  — Как тебя зовут? Макс снова промолчал, и мужчина продолжил, словно получил ответ и мог вести диалог:  — У тебя ведь есть имя, так? Ты выглядишь как вменяемый. Не дикий, — он одобрительно кивнул головой. Макс не знал, как реагировать. Он никогда не слышал, чтобы вампиров допрашивали. Он ожидал, что им займется кто-то из Ордена, но одежда мужчины не была белой, а Дэвид говорил ему, что Дэниэл носил одежду именно такого цвета. Словно заметив его недоумение, мужчина сказал:  — Я не из Ордена. И, вообще-то, я хочу тебе помочь. Я состою в группе Особой помощи и всего лишь делаю свою работу - ловлю вас и охраняю граждан. Инквизиция меня не интересует. Вот как. Значит, «О П» — это Особая помощь? Получается, не все сотрудники этой группы состоят в Ордене? Тут есть и обычные люди? Мужчина чуть усмехнулся.  — Не все горят желанием расстреливать вас серебром и сажать на осиновый кол. Я ведь знаю, как это происходит. Сначала у тебя появляется друг, вы играете вместе во дворе, думаете, что будете дружить вечно, а потом он внезапно исчезает... А когда появляется, то нападает на твою сестру. Он помолчал и продолжил:  — Закон действует в интересах большинства, и занять его сторону бывает непросто. У меня был выбор между другом и сестрой, тяжелый выбор. Но я его сделал, и не жалею об этом. Потому что иногда смерть одного - это лучший вариант для всех. Возможно, ты тоже об этом думал, ты выглядишь смышленым. Мужчина задумчиво посмотрел на Макса.  — Ты не виноват в том, что с тобой произошло. Но твой образ жизни преступен. Ты — паразит. И паразитировал ты последнее время с чьей-то помощью. Ты же не по лесу все эти недели бегал, так? Я догадывался, что кроме двоих одичалых тут еще кто-то вертится, — мужчина прищурился. — Ты ведь из города шел. Макс промолчал. Мужчина взял диктофон и покрутил его в руках.  — Я еще не включал его. Скажи мне, кто тебе помогал, и вместо Серебряной комнаты получишь инъекцию. Быстрый и безболезненный способ, мы бы уже давно к нему перешли, если бы не типы из Ордена, — мужчина покачал головой, когда Макс снова ему не ответил. — Мы можем проверить каждого горожанина, но это будет долго и муторно для всех. К чему все усложнять? Ты в любом случае умрешь, но сейчас можешь выбрать, как именно. Макс молчал, и мужчина нетерпеливо постучал диктофоном по столу.  — Тот, кто оказывает помощь преступнику особой категории, сам является преступником. Не я это придумал. Не переживай, ты никого не оговариваешь - ты помогаешь закону. Неожиданно для себя Макс спросил:  — А если это был гипноз? Мужчина перестал постукивать диктофоном по столу.  — Кто тебе помогал? Макс опустил взгляд на стол перед собой. Он тупица. Если он скажет еще хоть слово, то выдаст Дэвида. Тот и так покупал печень и таблетки, ходил на встречи — слишком многое могло указать именно на него. Мужчина с нажимом сказал:  — Гипноз или нет — меня не волнует. Повторюсь, мы проверим всех горожан, просто это займет много времени. Мы ведь все равно найдем тех, кто тебя кормил. Следы на теле мы распознаем всегда, как бы их не маскировали и не залечивали. Макс прикрыл глаза от облегчения. Пусть ищут следы — они их не найдут. Мужчина громко стукнул диктофоном по столу.  — Будешь молчать? Макс не произнес ни слова. Мужчина вздохнул. Он поднялся с места и открыл дверь, сказав кому-то за ней: «Пригласите Дэниэла». Он посмотрел на Макса и бросил:  — Сам на это подписался. В комнату вошли, и Макс непроизвольно пригнул голову к столу: невидимый молоток застучал по его затылку, вбивая в него невидимый гвоздь — совсем как тогда, давно, когда он забрался на потолок в ванной Дэвида. Краем глаза он увидел рукав белой рубашки. Дэниэл сел напротив него, и Макс осмелился поднять на него взгляд. В выражении Дэниэла была приветливость — не искусно сыгранная, как у мужчины в форме, а восторженная, такая, будто он давно ждал своей встречи с Максом. Мужчина в форме спросил:  — Тут можно что-то узнать? Дэниэл поставил локти на стол, чуть растопырив пальцы; казалось, он собирается играть на невидимом музыкальном инструменте.  — Сейчас посмотрим. Он махнул ладонями к себе, и голова Макса наклонилась вперед. Дэниэл поднес к ней руки, остановив их на уровне висков. Он не двигал руками, но Макс почувствовал, как в основание его шеи уперся палец; к нему добавился еще один, потом третий. Макс закрыл глаза. Он старался не думать о Дэвиде, но прекрасно понимал, что таким образом уже о нем думает. Он пытался отвлечься на тусклый свет в комнате, рассматривал поверхность стола, двигал ногами — делал все, чтобы отогнать парализующий страх и отвлечь возможное внимание Дэниэла от важных воспоминаний. Невидимые пальцы, касавшиеся его шеи, были сильными и длинными; они словно забирались в него, в его разум и шарились в нем. Это напомнило Максу о чужих зубах, когда-то шевелившихся в его шее. Он зажмурился и мысленно оттолкнул руку с пальцами от своей шеи. Дэниэл тут же убрал руки от его висков. Мужчина в форме нетерпеливо спросил:  — Ну, есть результаты? Дэниэл не ответил, пристально глядя на Макса, и мужчина в форме повторил:  — Есть результаты? Дэниэл поднял указательный палец вверх и сказал:  — Не стоит торопить ход важных действий. Мужчина шаркнул ногой и раздраженно вздохнул. Дэниэл наклонился ближе к Максу. Он рассматривал его зрачки — к счастью, ощущения, что он тычет ему в глаз иглами, у Макса не было. Наконец, он убрал руки со стола и выпрямился.  — Я выяснил, кто ему помогал. Мужчина в форме заметно оживился, не скрывая, что рад добиться своего и узнать имя преступника, но Дэниэл спокойно сказал:  — Мы не будем его задерживать.  — Что? Почему? Дэниэл так же, спокойно объяснил:  — Потому что он один из Двенадцати. Мужчина посмотрел на него неверящим взглядом.  — Это ничего не значит, он нарушил закон. Не нужно приплетать сюда свою чушь про священные числа.  — Он один из Двенадцати, он ступил на путь сострадания, и ты не станешь его задерживать, — голос Дэниэла стал холодным.  — Мы должны его задержать. Ты тоже состоишь в группе Особой помощи, Дэниэл. Лицо Дэниэла потемнело.  — Группа Особой помощи просила, даже умоляла Орден помочь со сложными барьерами, в обмен на что предоставила нам возможность нести знания и вершить правосудие через очищение, а не казнь. Ты собираешься нарушить эту договоренность? Мужчина стиснул челюсти.  — А ты собираешься оставить на свободе преступника?  — Я не позволю нарушать волю Зимууга тому, кто просто хочет продвинуться на службе, сдав властям человека, посвященного в наши таинства. Мужчина что-то пробормотал и быстро вышел из комнаты, с грохотом закрыв дверь. Дэниэл торжественно посмотрел на Макса.  — Возрадуйся, ведь ты добрался до конца своего пути. Какая прекрасная пара... Пока ты будешь преображаться, он будет молиться о твоем очищении. Он улыбнулся мечтательной и жуткой улыбкой, и Макс понял, что он говорит о Дэвиде. Дэниэл велел ему следовать за собой, и Макс послушно прошел за ним из комнаты и потом на улицу, где стоял белый фургон, похожий на машину «скорой помощи». Дэниэл подтолкнул его к нему, и Макс забрался внутрь. Там находилось еще четыре человека в белой одежде; давящее чувство в затылке Макса только усилилось. Фургон тронулся с места. Макс боялся смотреть по сторонам, а вскоре уже не мог этого сделать — на его голову надели мешок из какой-то тяжелой ткани; Макс ощущал исходящий от него запах благовоний. Спустя некоторое время фургон остановился, и Макса вывели наружу. Где-то рядом пели птицы. Когда с его головы сняли мешок, он увидел, что они находятся в лесу. Его привели на поляну, в центре которой были сложены дрова. Один из людей в белом подвел Макса к заготовленному костру. На Максе не было наручников, но шесть членов Ордена, окруживших его, действовали на него куда мощнее Серебряной нити: вместе они излучали просто невероятную силу, перед которой хотелось склонить голову. Если в комнате и фургоне он еще думал о побеге, то теперь чувствовал, что его воля сломлена - ее как будто вынули из его тела. Один из присутствующих подпалил костер рядом с Максом, и Макс поморщился: поленья были осиновыми. Дэниэл вышел вперед; он держал в руках книгу, похожую на ту, что принес домой Дэвид. Он раскрыл ее и начал читать. Пока горел костер, он произносил слова на неизвестном языке, и остальные хором повторяли их за ним. Максу показалось, что прошло не менее получаса прежде, чем Дэниэл закрыл книгу и сказал:  — Да начнется очищение. Макс не успел среагировать — его оттолкнули от костра и быстро связали его руки веревкой. Впереди, там, куда его вели, он увидел глубокую яму и рядом с ней — металлический ящик, похожий на большой гроб. Серебряная комната. Он был опутан тросами, и два человека уже занимались ими, готовясь опускать ящик вниз. Макс попытался вырваться, но люди из Ордена действовали быстро и ловко — страшно было представить, сколько раз они уже проделывали подобное. Макс не успел оглянуться, как уже лежал внутри. Через мгновение крышка ящика над ним с громким щелчком закрылась, и Макс почувствовал, как ящик качается — его стали опускать вниз. Он не успел рассмотреть глубину ямы, но в ней точно было не меньше двух метров. Ящик стукнулся о мягкое дно, и о его поверхность стали ударяться комья земли. Макс не выдержал. Он стал биться о стенки ящика, пытаясь проломить их изнутри. Он пинал крышку, но она была герметичной и открывалась только снаружи; сейчас по прочности она ничем не отличалась от других стенок - толстых и плотных. Макс не кричал — он боялся услышать собственный крик. Звук комьев земли, ударяющихся о поверхность ящик, прекратился. Его засыпали. У Макса получилось перерезать веревки на руках когтями. Он осмотрелся, насколько ему позволяло это сделать узкое пространство. Пока он не мог сказать, сколько конкретно серебра содержалось в стенках ящика — если Орден экономил на размере своих комнат, на содержании драгоценного металла он мог сэкономить тоже. Но серебро уже начало обжигать его - правда, несильно, слабее, чем солнечные лучи накануне. Максу ничего не оставалось, как попробовать уснуть. Смешно, он хотел выбрать место для спячки, но, кажется, выбор сделали за него. Теперь, когда рядом не было Ордена, Макс мог думать ясно — только вот делать это было уже поздно. Когда он стоял у костра и оглядывался, стараясь не пригнуться к земле, то заметил просвет между стволами деревьев — кажется, озеро. Возможно, сейчас он находился где-то рядом с лагерем Дэвида. Интересно, можно ли считать его кемпером? Макс усмехнулся, и звук глухо прозвучал в коробке, в которой он лежал. Макс пнул одну из стенок. В гребаном Ордене собрались садисты и скряги, которым было жалко материала для своих таинств. Хотя нет, скорее, там собрались болваны — как и в группе Особой помощи. Макс прокрутил в голове услышанный им сегодня разговор между Дэниэлом и другим сотрудником и еле сдержал еще один смешок. Он чувствовал себя на удивление спокойно для вампира, которого зарыли в серебряном ящике под землей. На самом деле, он испытывал облегчение. Макс встречал вампиров, которые были в разы старше него, но сейчас не понимал, как они держались, как выживали, потому что конкретно он сильно устал. Да, он умрет, обезумев от голода или от серебра, но однажды это и стало бы причиной его смерти, так ведь? Наверно, поэтому он и был так спокоен — самое худшее уже произошло, и ему оставалось просто ждать конца. Его оставили, его больше не тронут, и он никого не тронет и никому не навредит. Он не навредит Дэвиду. Макс улыбнулся. Безумный Дэниэл сказал ему возрадоваться, и, кажется, Макс его послушался, потому что сейчас он испытывал радость. Он радовался тому, что Дэвид был в его жизни, тому, что Дэвид будет жить дальше и что он будет в безопасности. Макс лежал и прокручивал в голове свою жизнь, словно кинопленку, останавливаясь на отдельных кадрах; Дэвид был самым последним — и самым ярким, даже солнечным, и его свет обжигал Макса, но совсем не так, как обычное солнце. Жадная тьма и бесконечная печаль сплелись вместе и отдались болью в его грудной клетке, но Макс решил, что, после всего, что он испытал за последние сутки и за последние сто с лишним лет, справиться с таким ощущением ему будет нетрудно. Он повернулся на бок, не обращая внимания на жжение в плечах и спине, уперся ступнями в стенку коробки и представил, что засыпает в старой ванне в доме Дэвида. Может, когда он проснется, Дэвид уже будет ждать его на кухне.