По Кроличьей Норе

Он вырос в постоянной борьбе за внимание, что сделало его чрезмерно восприимчивым к взглядам. Морью сразу же заметил, как двое человек наблюдали за ним, хотя он и шагал в метре от поверхности. В этот раз это были двое мужчин — необычное сочетание. Они стоят в середине толпы — и немного слева. Все остальные смотрели в основном на клоуна мэхощщи, но эти двое не сводили взгляд с него самого. Морью приосанился. Сегодня была хорошая ночь. **** Сегодня была ужасная ночь. — Небеса… Такая толпень народу и так мало денег? Жадные ублюдки, — сказал он, подбрасывая в руке две жалкие бронзовые монетки. На его слова никто даже головы не повернул. И пяти секунд не прошло, как кто-то другой произнёс: — Эти уроды пришли поглазеть, поржать и всё такое, и даже не потрудились заплатить. Жадные ублюдки, — фраза вызвала взрыв смеха. Морью подавил вздох и приступ досады смешанной с раздражением. В конце концов, ничего нового. Пофиг. Плохая ночь говорила лишь о том, что ему снова придётся хоть как-то выживать. Были свои плюсы у того, что тебя не замечают. Например, никто не обратил на него внимания, когда он прошёл мимо охраны после отбоя. Вот бы так случалось во время построения, когда лидер труппы вставал не с той ноги. Чтобы не его делали козлом отпущения. “Плюсы” — это то, как незаметно он просочился в толпу, как невесомо двигались его пальцы, когда он проходил мимо напыщенной дамы. Как легко он стащил небольшой кошелёк звенящих монет у неё с пояса. Жаль только, что кража далась легко не из-за ловкости его рук, а просто из-за того, что никто тупо его не замечал. Мысль об этом огорчала и затуманивала успех. Морью остановился на краю дороги и открыл кошелёк. В нём было достаточно на одну ночь, и даже с лихвой. Могло хватить на конфеты или даже немного чапсаль якгва. И вдруг он увидел их. Тех двоих, что наблюдали за ним во время представления. Они спокойно шли по улице. Он не думал, зачем. Можно было оправдать свой поступок местью за то, что они были в толпе зрителей и, возможно, не заплатили. Он прекрасно знал, что это не так, что, может, они и расщедрились. Несмотря на это, он подобрался ближе, пытаясь углядеть что-нибудь ценное, что можно было бы стащить. Ему пришлось попотеть, ведь у них не было с собой ни толстого кошелька, ни денежной сумки. Но потом торью достал нечто круглое. Блестящая поверхность вещицы отражала тусклые ночные огни. Это и стало его целью. Он дождался, пока торью положит вещицу обратно в карман. Вот теперь время смешаться с толпой и выждать подходящую секунду, чтобы люди столпились, и тогда он прильнёт всем телом и незаметно просунет руку в карман пальто торью. Легко и просто. Вот только его лёгкая и простая кража прошла не совсем так, как он хотел. Потому что едва его пальцы коснулись гладкого металла, рука торью поймала его за запястье и остановила на месте. Морью поднял взгляд и встретил пару больших любопытных карих глаз, смотрящих прямо на него. — Брать чужие вещи нехорошо, к твоему сведению. Блять. Но он не успел ничего сказать, потому что идущий рядом с ним иллью удивлённо вскрикнул: — Воу, какого хрена, Гук? Ты чего творишь? — Ловлю вора, — ответил торью. Но он не выглядел грозно или хотя бы угрожающе, и продолжал разглядывать поражённого морью. — Юнги-хён, это тот танцор, яркий. Иллью, "Юнги-хён", тоже перевёл пробирающий до костей взгляд на него, от чего он невольно поёжился. — А, — иллью осмотрел его с ног до головы и сощурился. — Он голоден. — Да? Ну, это легко поправимо. Торью вынул его руку из своего кармана и забрал вещицу, напоминающую часы. Ему как будто было совершенно плевать на попытку кражи. Наоборот, он улыбался, и от этого у морью только больше мурашек поползло по коже. — Мы не можем отдать тебе мои часы, но можем купить еды. Что скажешь? Он был готов поклясться, что его глаза чуть не выпали из глазниц. — Я… как вы меня заметили? Иллью непонимающе поднял брови. — А с чего бы нам тебя не заметить? — Ты слишком яркий, чтобы тебя не заметить, — добавил торью с улыбкой и дёрнул ухом. — Так что? Еда? Ему не следует. Кто в здравом уме пойдёт ужинать с тем, кто только что попытался его обокрасть? Но эти двое… Они назвали его “ярким”. Никто и никогда так его не называл. В конце концов в нём взыграло любопытство, и он решил забить на все тревожные звоночки. — Лады. Торью расплылся в улыбке и зажмурился от радости. — Замечательно! — и неудавшегося воришку потянули за собой, зажав посередине. — Как тебя зовут? — спросил торью по пути, как будто болтать с кем-то, кто хочет тебя обворовать, было в порядке вещей. — Я Чонгук, а это Юнги-хён. Морью моргнул и настороженно повёл ушами. Остатки разума говорили ему не выдавать своё имя, но... — Ч-Чимин. Меня зовут Чимин. — Чимин, хм? — иллью, Юнги-хён, оглядел его и улыбнулся. — Приятно познакомиться. — Приятно, — согласился Чонгук. Он оглядывался по сторонам, его уши крутились то в одну сторону, то в другую, и в конце концов он указал пальцем. — Вон там вроде неплохой ресторан. Пойдёмте туда? — Он сунул карманные часы обратно в пальто одной рукой, а другой придержал Чимина за спину, увлекая того за собой. Рука Чонгука была такой же тёплой, как и его взгляд. Чимин понимал, что уже поздно отнекиваться или пытаться сбежать. Ему придётся подыграть в этом театре абсурда. Он лишь надеялся не стать печально известной любопытной Варварой. **** Он сразу заметил, что Юнги-хён почти не ел. Когда им принесли заказ, иллью без раздумий переложил огромную порцию риса Чонгуку в тарелку. — Ой. Хочешь тоже? — Юнги-хён, видимо, заметил, как Чимин на него пялился. — Нет. Я не съем столько риса, — он покачал головой. В конце концов, морью питались в основном мясом. — Оу. Тогда мы могли бы заказать ещё мяса? — Юнги-хён повернулся к Чонгуку. — Прости, я не знаю точно, чем питаются тигрис. Чимин моргнул. — Как-как ты меня обозвал? — Ай… он имел в виду, эм… му… морью? Морью! — неловко выкрутился Чонгук. То, что он так сильно запнулся в названии его расы, только прибавило вопросов в голове Чимина. — Неважно, держи мою порцию. У них не было ничего вегетарианского, — он переложил в тарелку Чимина кусочки свинины, которые до этого аккуратно отделил от своих овощей с рисом. — Вот, теперь и волки сыты, и овцы целы. — Мда. Эм. Ну, это всё же по большей части ресторан для иллью, — Чимин не мог понять, зачем они пришли сюда, если совсем рядом был межрасовый ресторан. — Но спасибо? — Ой, правда? — Чонгук посмотрел на Юнги-хёна, сидящего рядом, как будто это было для него полной неожиданностью. — Ну, один из трёх это уже лучше, чем ничего, — и он принялся уплетать еду с таким наслаждением, будто до этого весь день не ел. Чимин заметил, как Юнги-хён вздохнул и тыкнул торью локтём, словно прося перестать набивать рот, как дикарь. — Господи, мы же ели четыре часа назад. Ты жрёшь так, будто сейчас сдохнешь от голода. — У меня растущий организм, — ответил с набитым ртом Чонгук, но выпрямился и принялся жевать, прежде чем положить в рот ещё ложку. Он прожевал, проглотил и только тогда повернулся обратно к Чимину. — Так ты выступаешь? Эм… А… — Чонгук наморщил нос, вспоминая слово. — Намсадан? Ты был просто великолепен, я и не думал даже, что тело может так вывернуться. — Ээмм. Намсадан — это вся труппа. Я каёль. Ну, почти каёль. Чаще всего я чувствую себя как какой-то ппири, — было странно, что эти двое совершенно не знают ролей. — Постойте… Вы заметили? — Чимин добавил в своё представление акробатики, хоть она и не была… традиционной. Если бы кто-то заметил и настучал лидеру труппы, ему бы сильно попало. — Ну конечно, — ответил Чонгук. — Ты часто выступаешь? Всегда на том же месте? Я бы хотел снова на тебя посмотреть, пока мы ещё в городе. Чимин поёжился от непривычного количества внимания. — Ну, да, мы… мы переезжаем. С места на место. Здесь мы только на неделю. Я… вообще-то большинство людей меня не замечают. Юнги-хён прищурился и странно на него посмотрел. — В каком смысле… большинство людей тебя не замечают? — В том смысле, что… В таком и смысле? — Чимин опустил глаза в тарелку и понял, что весь его аппетит пропал, несмотря на голод. — Взгляды людей как будто просто соскальзывают с меня. Во время выступления немного реже, но всё равно. Не переставая жевать, Чонгук повернулся от Чимина с одной стороны от него к Юнги-хёну с другой. Потом он сглотнул и выдал со спокойствием, достойным мертвеца: — Звучит как невидимость. Ну, не совсем так. Скорее, "не-замечайте-меня"-способность. Чимин ошарашенно уставился на торью. Тот в двух словах в целом описал всю его жизнь. Кроме того, что сам диагноз звучал до ужаса нелепо. — Чего-чего? Юнги-хён застонал. — Но это логично, — продолжал Чонгук. — Ты говоришь, чужие взгляды соскальзывают с тебя. Ты всё ещё видим, но ты такое огромное слепое пятно. По крайней мере, пока к тебе специально не привлекут внимание, например, на выступлении. А на меня и Юнги-хёна это не работает, потому что мы видим, насколько ты яркий. Это как пытаться спрятать солнце за листком бумаги. Да что? — торью наконец заметил, как иллью на него уставился. Юнги-хён вздохнул и взглянул на Чимина. Наверное, лицо морью смотрелось глупо, ведь сам он ужасно запутался. — Гук, я не думаю, что в этом мире есть способности. Чимин моргнул в ответ на слова. "Способности". — Ты имеешь в виду… Умения? Типа… умения, которые есть только у высших каст? Чонгук, который до этого капризно внушал Юнги-хёну, что "Ну конечно же есть, я же их чую", отвлёкся на озадаченный тон морью. — Что ты имеешь в виду? Умения? Которые есть только у высших каст? Чимин нахмурился. — Только высшие касты благословлены на рождение отпрысков с умениями. Потому они и высшие — их благословили небеса, не то что всех нас. Я из самого низшего класса, который только есть. У меня по рождению не может быть умения. Чонгук открыл было рот, чтобы возразить, но откинулся обратно на спинку сиденья при одном взгляде на своего товарища-иллью. — Интересно, — сказал он и запихнул ещё ложку еды в рот. — Ну так, тебе нравится то, чем ты занимаешься? Выступления? И разговор вернулся в обычное русло. Чимину почти всё, что они сказали, показалось странным, но, может, он был просто тупой. Всё же он даже не получил образования особо. А эти двое могли быть из высших каст, просто зачем-то выдавали себя за средний класс. Так что неудивительно, что Чимин не понимал и половину из того, о чём они говорили. — А… Ну, да. Как бы. Я люблю быть на сцене. И я люблю акробатику. — Это здорово. Ты очень талантлив, — сказал Чонгук. — Ты же сказал, что вы будете эту неделю здесь? Почему бы нам не ужинать вместе после твоих выступлений? Конечно, мы будем приходить посмотреть. Каждый день в одно и то же время, да? Чимин дёрнул ушами и нахмурился. — Не знаю что вы там слышали про наших из намсадана, но мы не какие-то там мужчины-кисэн, усёк? — Эммм… — Чонгук пытался не выдать растерянности. — Что такое кисэн? На мгновение лицо Юнги-хёна приняло настолько же озадаченное выражение. Но потом, видимо, что-то щёлкнуло в его голове, потому что он широко распахнул глаза и, запинаясь, воскликнул: — Нет! Нет! Это не то, что мы... Мы не пытались тебя подцепить. Нам просто правда очень понравилось твоё выступление. И, ну, видно, у тебя не так много денег, раз уж ты принялся воровать, поэтому мы и решили угостить тебя ужином! — Ох… ох, — поползли вверх брови Чонгука. — Да, нет, всё как он сказал. Мы не подкатываем. Мы просто… Искренне заинтересованы. Ты очень интересный. Чимин ещё больше нахмурился и задёргал ушами. — Вы решили, что я интересный, когда увидели, как я танцую. В чём же ещё, кроме моего тела, вам быть заинтересованными? Он не понимал, почему Чонгук всё ещё выглядит таким озадаченным. — В тебе? Из всей толпы ты решил обокрасть именно нас, так что и мы тебе наверняка тоже хоть чуточку интересны. У Чимина шерсть поднялась дыбом, а Юнги-хён простонал и ударился головой об стол. — Нет... Он не имел в виду... Чимин-щщи. Пожалуйста. Мы всего лишь хотели сказать, что… Мы заметили тебя по другой причине — не из-за твоего тела. Клянусь. Ты просто… привлёк наше внимание. А то, что ты пытался нас обокрасть… ну… Это просто, эм. Это просто интересное совпадение. — Да, именно так, — кивнул торью. Судя по его виду, он так и не понял, что такого сказал. — Я хотел сказать, посмотри на это с другой стороны? Кроме прочего, ты всю неделю будешь бесплатно питаться. Мы всего лишь хотим поговорить с тобой. Клянусь Эостре, больше ничего. Мы путешественники. И хотели бы послушать о тебе и твоей жизни. Чимин подозрительно сверлил их взглядом. — Путешественники? — повторил он. Это оправдание объясняло все их странные слова, но, — И откуда же вы пришли? — Эм… Кое-откуда издалека, ты скорее всего не слышал о таких местах, — ответил Чонгук и вернулся к попыткам доесть всё до последней рисинки. — Ну так… Что скажешь? Это всё не внушало доверия. Но... — Мы встречаемся только в людных местах. И к моей еде прикасаюсь только я, — к счастью, он до сих пор не начал свою порцию. И он уж точно не станет есть кусочки свинины, которые ему подложил Чонгук. — Конечно, — легко согласился торью. — Ты даже можешь выбирать, где нам поесть. Может, покажешь нам более подходящие нашим рационам места. Мы не очень-то хорошо ориентируемся. Чимин пожевал губу, разглядывая Юнги-хёна. Тот только согласно кивал. — Клянусь, мы просто хотим поговорить с тобой. Ну и тебе не придётся воровать какое-то время. Чимин просто не мог себе позволить отказаться от бесплатной еды. Ему претило воровство, к тому же иногда это аукалось всей труппе. Даже без доказательств, местные всегда пытались списать все городские происшествия на намсадан. — Ладно. Но только попробуйте выкинуть какой-нибудь фокус. — Никаких фокусов, — согласился Чонгук. Он мельком посмотрел на нетронутую тарелку Чимина и, нахмурившись, повернулся к Юнги-хёну. Тот тоже закончил есть. — Пойдём? — он покопался в карманах, вынул серебряную монету и положил её на стол, платя за всю их еду. Юнги-хён удивился, но молча последовал примеру Чонгука и поднялся из-за стола. — Значит, увидимся завтра, Чимин-щщ… эм… Чимин. — Ага. Увидимся. Чонгук улыбнулся и помахал морью рукой. — Жду не дождусь твоего выступления, Чимин! — и странная парочка вышла из ресторана и потерялась в толпе. Чимин проследил за тем, как они ушли, и только после этого набросился на еду. Смотреть на то, как она остывает, было пыткой. Ну что ж. Было вкусно, хоть специй и было на его вкус слишком мало. А как же манили кусочки свинины, оставленные Чонгуком... Он не стал. Он ещё не настолько отчаялся, чтобы лишать себя последних крупиц достоинства. **** А тем временем один конкретный торью-лепи едва сдерживал ликование, пока они с Юнги шли обратно в трактир, где сняли комнату на пару ночей. — Ещё один! — в конце концов восторженно воскликнул он. — Ещё один человек сияет так же ярко, как мы! Просто в голове не укладывается. Лепи вдруг развернулся так, что Юнги в него чуть не врезался, поморщившись от неожиданности. — Божечки, Чонгук. Ты мне чуть нос не сломал. — Извини, — Чонгук подвинулся и пропустил своего спутника внутрь. — Я просто… Ах, это так волнующе! Я никогда даже не мечтал встретить таких как я, а потом появился ты, и теперь этот тигрис. Морью. Или как они там называют себя в этом мире. Юнги не выглядел так уж воодушевлённо. Впрочем, он в принципе редко показывал свои эмоции, в основном только ворчал и хмурился. Он сел на кровать и вытянул ноги. — Тебе стоит попридержать коней. Его, кажется, испугала твоя неугомонность. Да что там, он же почти сбежал от нас. Уши Чонгука поникли, и лепи поплёлся разводить огонь. Он понимал, что Юнги прав, и он честно пытался не быть таким… прямолинейным, как при первой встрече с эмпатом. Но после стольких лет блужданий в одиночку встреча с кем-то похожим на него была для лепи потрясением. Приятным потрясением, но всё же. — Я буду вежливее себя вести завтра, — пообещал он. — Я не хочу его спугнуть, наоборот, я… Я бы хотел больше о нём узнать. И его силы весьма интересны. Я почти не чувствовал его энергию до тех самых пор, пока мы не попали на представление. — Да. С его эмоциями та же фигня. Но как только он раскрылся, это было как… — Юнги поморщился от воспоминаний. — Как будто его эмоции вдруг завопили во весь голос. Эти слова вернули Чонгука с небес на землю. — Ты в порядке? — спросил он, взволнованно оглядываясь на Юнги. — Как твои щиты? Держатся? — всё-таки они были весь день среди людей, хоть Чонгук и почти не отпускал руку эмпата всё это время. Юнги поднял взгляд и слегка расслабился. — Держатся. Чимин живого места от них не оставил после представления, но я сумел вернуть их на место. Плюс, ты держал меня за руку, пока мы были на улице. Чонгук кивнул и ещё потыкал в огонь, прежде чем оставить его мирно трещать в камине. Лепи снял плащ и повесил его на крючок, а затем сел на кровать рядом с Юнги. — Давай потренируемся. Чем больше мы тренируемся, тем легче тебе будет и самому это делать. И не придётся всё время держать мою потную ладонь, — пошутил Чонгук. Юнги вздохнул и откинулся на постель. — Я устал, — протянул он. — Мне пришлось поддерживать щиты целый день. Чонгук едва сдерживался, чтобы не надуться от обиды. Ему очень нравилось помогать Юнги с его эмпатией, учить его поддерживать щиты и перекрывать все входящие эмоции людей вокруг. Это было суперполезно, пока они прыгали из мира в мир в квесте "вернуть Юнги домой". Почти всегда они оказывались среди людей, и наплывающий поток эмоций был не самым приятным ощущением. К тому же, Чонгук наконец приносил какую-то пользу, пока учил Юнги. Ему нравилось быть полезным. — И твои ладони не потные. Я не против за них держаться. Чонгук настолько ушёл в себя, что чуть не пропустил бормотание Юнги мимо ушей. Но от этих слов ему вдруг стало жарко, его ухо задёргалось в сторону, и он смущённо отвернулся. — Эм… хорошо. Тогда никаких тренировок. Обнимашки? На секунду наступила тишина, а потом Юнги сказал ещё тише, чем раньше: — Если хочешь. Чонгук уже знал, что если Юнги правда не хотел что-то делать, он бы сказал об этом предельно ясно. Поэтому вялый отклик его не напугал, и лепи засветился от радости, скидывая ботинки (досадная необходимость в этом мире) и забираясь на кровать рядом с человеком. Он прижался к чужому телу и удовлетворённо выдохнул, прикрывая глаза. Его тело всё ещё болело после их последнего прыжка между мирами. И пусть с утра он будет свеж, как огурчик, ему хотелось задержаться в этом мире ещё чуточку подольше. Хотя. — Предлагаю с утра найти те самые бани, — с улыбкой прошептал он в волосы Юнги. — Тебе бы уже пора помыться, хён. — Эй, — сонно запротестовал Юнги и ущипнул Чонгука за руку. — Ты можешь так говорить, только когда нормально уши вымоешь. — Я вполне прилично мою свои уши, — фыркнул Чонгук, легко ударяя по пальцам человека в отместку. — Ты в буквальном смысле просто протираешь их тряпкой. — А им большего и не надо. Я не собираюсь заливать их водой, ты хоть знаешь, как это неприятно? — возмутился лепи. — Да я после такого на целый час становлюсь почти глухим. Юнги помолчал, а потом вздохнул. — Что ж, теперь знаю. — А? — Ты мысленно пережил дискомфорт от воды в ушах. — Ой, — поморщился Чонгук. — Упс. Прости. Он замолчал, просто наслаждаясь тем, что может обнимать Юнги со спины, слушать его размеренное дыхание и звуки улицы. — Ты уверен, что щиты держатся? — в конце концов мягко спросил он. — Я уже поднакопил энергию, могу подержать их за тебя. Юнги шумно вздохнул и ласково похлопал лепи по руке. — Всё хорошо. Правда. Помнишь, я же пообещал сказать, если станет худо. А если ты продолжишь со мной нянчиться, я никогда не научусь. — Я не нянчусь, — обиженно пробормотал Чонгук и уткнулся в чужие волосы. Всё равно он мало чем мог помочь. Он уже видел, насколько хуже может стать это самое "худо". **** Хотя бы на этот раз они приземлились в хоть сколько-то современном мире. Для Чонгука это не значило ровным счётом ничего, ему нравилось исследовать миры вне зависимости от их технического прогресса, но Юнги должна была обрадовать знакомая среда. Особенно встроенные водопроводы. — Ой, ещё один! — Чонгук указал на небо. Его глаза светились детским восторгом, пока он наблюдал за так называемым воздушным кораблём, проплывающим в воздухе. Юнги называл их дирижаблями. Чонгуку было наплевать, как они там зовутся, они выглядели суперкруто и он хотел попасть на один из них немедленно. Было вполне понятно, почему Юнги то и дело бормотал что-то вроде "ебучих 63" себе под нос, наблюдая за полным энергии Чонгуком и, очевидно, ощущая радость лепи. Он ничего больше не говорил, с какой-то нежностью смотря на парнишку. Конечно, Чонгук слышал его бормотание. Но разглядывать воздушные корабли было гораздо интереснее, чем объяснять человеку концепт относительной зрелости в очередной раз, так что он проигнорировал колкость. — Хён, давай прокатимся на одном перед уходом? Пожалуйста? — ему всё равно нужен был день-другой, чтобы восстановиться после прыжка; каждый раз это было достаточно выматывающе. Юнги скривился. — Ну, не знаю. Они, вроде, довольно опасны, насколько я помню. — Всё так или иначе опасно, — фыркнул Чонгук, но решил оставить этот вопрос в пользу поисков еды. Им не удалось дойти до этой стадии. — О Господи! — выкрикнул кто-то из прохожих, с ужасом глядя в небо. — Этот воздушный корабль что, горит? Чонгук поднял голову. Дирижабль огромной тенью проплывал над ними по небу. Из кабины под шаром с водородом шёл чёрный дым. Лепи замешкался; вокруг стала собираться толпа, дым привлекал всё больше внимания. С места, где стоял Чонгук, были видны оранжевые языки пламени, что лизали металлический каркас корабля. Он не успел даже глазом моргнуть, как весь шар вспыхнул под ужасающий рёв огня. Всё на мгновение остановилось и замолчало. Как будто мир набирал воздуха в лёгкие перед тем, как закричать. И затем всё будто взорвалось. Люди вокруг вопили, в панике указывая на небо, некоторые подбегали ближе, чтобы посмотреть на кошмарное происшествие. — О нет, — Чонгук не мог оторвать взгляда от воздушного корабля, что медленно падал вниз в опасной близости от них. Он должен был разрушить дома внизу, и, скорее всего, размашисто ударить по самой земле, если они сейчас же что-то не предпримут. Если он что-то не предпримет. Лепи инстинктивно подался в сторону корабля, но вдруг осознал, что Юнги так и не сдвинулся с места. Чонгук резко обернулся. — Хён? Скорее, пойдём! Юнги не ответил. Эмпат словно окаменел, и его рука обмякла в руке Чонгука. Он уставился вперёд невидящим взглядом. В жутком молчании. У Чонгука по спине пробежал холодок. — Хён... С чудовищным эхом воздушный корабль врезался в небоскрёб. В воздух взлетели обломки и куски горящего брезента, а люди вокруг завопили ещё громче. Юнги словно подавился воздухом, после чего свалился на землю, подобно самому кораблю. Чонгуку удалось подхватить его до того, как голова разбилась об асфальт. Вокруг них в панике носились люди, а он всё тряс Юнги за плечи, не понимая, что происходит, и от того ещё больше переживая. — Юнги-хён! Что с тобой? Лицо Юнги преобразилось в гримасу агонии и страха, а глаза всё так же невидяще смотрели вперёд. Боль всё усиливалась, и по щекам без остановки потекли слёзы, словно кто-то открыл кран и оставил воду бежать. Он будто поперхнулся воздухом и совсем перестал дышать. — Хён, — ответа всё так же не последовало. Это было плохо. Может, дело в эмпатии? Вокруг них было слишком много людей, и все они в панике кричали — нужно было убираться подальше, в безопасное место. Чонгук крепко обвил руками тело Юнги, закрыл глаза и сконцентрировался на пульсирующем потоке энергии в своём теле. Он представил себе номер в гостинице, который они сняли, на достаточном расстоянии от катастрофы, и через мгновение они были далеко от хаоса улиц в своей комнате. Чонгук всё ещё слышал отголоски паники снаружи. Он поднял Юнги и аккуратно перенёс и усадил его на кровать. — Хён, — позвал он в очередной раз, беря лицо Юнги обеими руками. — Хён, ты слышишь меня? Юнги дёрнулся от прикосновения, словно его тело внезапно осознало, что они находились уже в другом месте, в безопасности. Он выдавил из себя полузадушенный хрип и быстро заморгал, пытаясь отдышаться. — Чон… Чонгук... — Хэй, хэй. Я здесь. Всё хорошо, — Чонгук сглотнул и медленно выдохнул, пытаясь обуздать собственную нарастающую панику. Он схватил ладони эмпата и крепко сжал их. — Юнги-хён, с тобой всё хорошо. Дыши глубже. Юнги сильно трясло, но он прикрыл глаза и попытался последовать совету. Снаружи раздался очередной вопль, и город вновь заполонили тоска и боль. Юнги задохнулся и затрясся пуще прежнего. Чонгук беспомощно смотрел на эмпата. Ему не нравилось быть беспомощным. В нём было так много силы, так и норовящей прорваться из-под кожи, но зачем она была нужна, если не могла помочь прямо сейчас? Что он мог сделать? Он мог… он мог… Всё перекрыть. Чонгук замер, глубоко вдохнул и кивнул самому себе. Он отпустил руки Юнги, чтобы забраться на кровать и сесть сзади. Он плотно прижался грудью к спине эмпата и крепко обнял его, накрывая его трясущиеся руки своими. — Дыши глубже, — прошептал он. Карий цвет его глаз потускнел и перетёк в серый, и вокруг кровати появился тонкий прозрачный пузырь. Он никогда раньше не отгораживал эмоции, но, если он попытается отгородиться от вообще всего вокруг, это же будет включать и их, верно? Чонгук закрыл глаза и сосредоточился на создании щита между ними и всем остальным миром, шаг за шагом. Звук, свет, энергия — всё выключалось, одно за другим. Пока не остались только они двое, в объятиях друг друга и темноты. Юнги дёрнулся и пришёл в себя. — Ох… ох, — его всё ещё потряхивало, и он рвано и отчаянно глотал воздух, как будто до этого тонул в воде. — Ах… Чонгук? — Я здесь, — пробормотал тот, утыкаясь в чужие волосы. — Здесь только я, хён. Юнги снова порывисто вдохнул. Он всё ещё был весьма растерян, но постепенно расслабился в объятиях Чонгука, а его холодные влажные ладони накрыли руки лепи. — Чонгук..? Я… Я чувствую только тебя одного? — Я запер нас в пузыре, — Чонгук не открывал глаз. Да и это было ни к чему — всё равно весь свет остался снаружи. — Это самый крепкий щит, который я смог создать. Он перекрывает всё. — О-оу… — Юнги замолчал. Чонгуку было интересно, о чём он мог думать. Эмпат сжал руку лепи. — Могу я… можно, я… повернусь? — Мм? Угу, — Чонгук медленно кивнул и разжал руки, выпуская парня из своей хватки. Через минуту Юнги повернулся и уткнулся лицом в шею лепи в уже знакомом движении, обнимая того за талию. — Прости, — пробормотал он. — Это… застало меня врасплох. Чонгук приподнял подбородок, чтобы человеку было удобнее, и переплёл свои ноги с чужими. Одной рукой он погладил эмпата по спине. Впервые они лежали и обнимались вот так; обычно Чонгук обнимал Юнги со спины во время сна. — Что случилось? — тихо спросил лепи. — Слишком сильные эмоции? Юнги сглотнул. — Да… а потом… внезапная пустота в одном месте. Когда они все... они все… Так значит, Юнги прочувствовал, как все жертвы катастрофы погибли. Чонгук ощутил ком в горле и переполняющее его желание защитить. Он попытался подавить эти эмоции глубокими вдохами и выдохами. — Здесь всё в порядке. Тебя ничто не сможет здесь достать. Мы переждём, пока снаружи не станет поспокойнее. Юнги кивнул. — Д-да… это… было бы замечательно. Я... не думаю. Не думаю, что смогу… быть там… — Тогда тебе не нужно подходить даже близко к тому месту, — ответил Чонгук. Чужие волосы щекотали его нос, отчего он поморщился. — Пока не станет лучше, я могу спеть тебе. Юнги на это тихо рассмеялся. Его явно позабавило предложение, и он миролюбиво ответил: — У тебя очень приятный голос. Когда мы вернёмся в мой мир, ты должен будешь что-нибудь со мной записать. Чонгук улыбнулся, чувствуя, как кровь приливает к щекам. — Только если ты научишь меня, как. И он запел одну из народных баллад своего мира. Его голос был мягким и тёплым. Юнги постепенно совсем расслабился, и у Чонгука словно отлегло от сердца. Он сделал себе мысленную пометочку о том, что надо бы поработать над контролем Юнги после всего этого кошмара. Убедиться, что его новому другу больше никогда не придётся проходить через подобный ужас. Но сейчас здесь были только они двое, спрятанные в коконе от всего мира в крепких объятиях друг друга. И Чонгук не переставал петь. **** Как бы Чимину ни претило, что люди его не замечают, всё же у этого были свои преимущества. Например, он мог проскользнуть в баню раз в две недели и нормально помыться. Как бы там намсадан ни пытался поддерживать своих артистов в чистоте, Чимина отнюдь не прельщало стоять в очереди, только чтобы на тебя вылили ведро холодной грязной речной воды. Те две монеты, что он получал за своё выступление, гораздо лучше сгождались на покупку чего поесть, да и украденную воду отследить тяжелее, чем украденную еду. Так что Чимин посчитал это за меньшее зло. Но его карма, видимо, сыграла с ним злую шутку. Ведь он нос к носу столкнулся с теми двумя, которые вчера убеждали его, что его тяжело не заметить. — Ой! — иллью по имени Юнги-хён прикрылся полотенцем, едва только завидел Чимина. — Эм. Привет. Чонгук так и развернулся с поднятыми вверх руками, чуть не запутавшись в рубашке. — О. Привет, Чимин, — он заулыбался, показывая выступающие передние зубы, и в конце концов избавился от одежды. — А эта баня, я смотрю, популярна, да? Мы просто выбрали ближайшую к месту нашей стоянки. Чимин закусил вздох. Вот тебе и старая добрая баня. — Здесь каждый день меняют воду. От того и популярность. Некоторые бани пытаются замаскировать запах отстойника и накидывают ароматных трав, а расы с хорошим нюхом даже близко к такому не подойдут. Юнги-хёна это, похоже, задело. — Мда. Эм, ну. Наверное, ты бы мог к нам присоединиться? Не в душе, конечно. В ваннах? Если хочешь. — Да. Это же достаточно людное место? Если мы всё ещё тебя пугаем, — добавил Чонгук. Чимин подумал-подумал и пожал плечами. А чего страшного? Как и сказал Чонгук, баня была полна народу. И ему уж точно не хотелось пропускать душ, не после того, как он потратил силы на то, чтобы сюда проникнуть. — Лады, — может, для разнообразия и стоило хоть раз поотмокать в чьей-то компании. Чонгук выглядел до смешного счастливым; как будто чужая компания в состоянии полной наготы могла так радовать. Но что бы лепи там ни думал, свои комментарии он оставил при себе, полностью раздеваясь и аккуратно складывая в шкафчик рубашку и штаны. Карманных часов, которые были у него вчера, нигде не было видно. Чимин тоже скинул с себя одежду и повернулся к Юнги-хёну. У того на лице была смесь смущения и изумления. Чимин не вполне понимал, почему, но иллью совершенно точно пялился на задницу Чонгука. — Юнги-хён? Чонгук закрыл шкафчик и обернулся на озадаченный голос Чимина. И, конечно, заметил на себе чужой взгляд. — Хён, почему ты смотришь на мой зад? Юнги-хён не сразу ответил, и, честно говоря, Чимину начинало казаться, что он и сам должен быть удивлён. — Я... это… хвост. Чимин кинул взгляд на зад Чонгука. Да-мс, так точно, пушистый чёрный хвост в самом низу спины — там, где ему и положено быть. Под привлечённым вниманием хвост шевельнулся. — Да. Это хвост. — У тебя… есть хвост, — святые небесные божества, Юнги-хён выглядел совершенно обескураженным. — Ну конечно же у меня есть хвост, — Чонгук завис на минуту, прежде чем осознание рухнуло на него, как ведро с водой. Осознание того, почему Юнги-хён был таким сбитым с толку. — Хён, у всех ле... торью есть хвосты. Как и у морью, и у гэрью. Это ты тут странное бесхвостое существо. Чимин пытался не рассмеяться от того, насколько возмущённо Юнги смотрел на своего товарища. — Ну уж извините. Не моя вина, что люд... иллью отбросили хвосты в процессе эволюции. Чимин нахмурил брови. Он рассудил, что, видимо, эволюция была чем-то плохим, потому что: — Очень жаль, ведь равновесие было бы держать гораздо легче, если бы у вас были хвосты. — Вы и правда очень часто падаете, — с улыбкой сказал Чонгук и дёрнул ушами. Его щёки заалели, и он схватил Юнги за руку и потащил в душ. — Перестань таращиться на мой хвост, иначе мы никогда не помоемся. И если лицо Чонгука было лишь чуточку красноватым, то Юнги-хён напоминал помидор. Он заворчал, пытаясь замаскировать неловкость. — Погодь, то есть тебе норм вообще, если намокнет твой хвост, но не уши? — Мне не нравятся оба варианта, но если я как следует высушу свой хвост, то это меньшее из зол. Чимин наверняка со мной согласен, хотя не знаю. Морью вроде не любят воду куда больше. Чимин лишь фыркнул на такое заявление. Стереотип, конечно, довольно распространённый, но тем не менее. — Ну да, ну да. Но бани — всё равно предмет роскоши, так что пришлось привыкнуть к мокрой шерсти. Тем более, потом она высохнет и станет мягкой и пушистой, и с этим не сравнится ничто. — Видишь, парень знает толк в удовольствиях, — Юнги-хён вроде отошёл от своего потрясения по поводу хвоста лепи. — Ооо… Водичка-то ничего! Тёплая. Судя по тому, как быстро Чонгук отпустил руку Юнги-хёна и побежал к воде, он полностью разделял мнение иллью. Чонгук (и ещё один посетитель-торью) воспользовался шапочкой, которую предоставляло заведение, чтобы помыть голову не намочив ушей, и вскоре вся копоть улиц была смыта. После этого они пошли к ванным. Чонгук поморщился, забираясь в воду, но в конце концов расслабленно выдохнул. — Как же я по этому скучал. — По горячей ванне? — Юнги-хён счастливо вытянулся в воде. Он выглядел довольным, как кот. Прямо как представитель морью, честно-то говоря. — Ммм… Я вот по ней ужасно скучал. Не мог себе позволить ванну... то есть. Я имею в виду, рядом с моим домом не было бань, пришлось обходиться как-то без этого. — Оу, — Чимин тоже поморщился, забираясь в воду и стряхивая её остатки с ушей. — Звучит грустно. Мы иногда тоже заезжаем в города, где нет бань. Люди там либо моются в реке, либо просто обливаются водой из вёдер. Не самые приятные процедуры. — Да уж, не самые, — согласился Юнги-хён. — Гук, в твоём родном городе были такие бани, как эта? — Да, но не настолько большие, — Чонгук откинул голову назад, прикрывая глаза. — Городок ведь маленький, а баня дорогая. Но было здорово хотя бы раз в... Чонгук не договорил, внезапно распахивая глаза. Он резко выпрямился, как будто ему хвост прищемили дверью. Чимин настороженно взглянул на торью. Тот словно искал что-то глазами среди кучек людей, там и тут отмокающих в ваннах или мирно разговаривающих. Чимин не имел ни малейшего понятия о том, что могло отвлечь торью. Но Юнги-хён тоже дёрнулся и потянулся к руке Чонгука. — Гук? Ты как? Ты чувствуешь… — Я… — тот едва отреагировал. Его уши бешено вертелись по сторонам, пока он осматривал бани с всё растущим недоумением, за что получил несколько настороженных взглядов. Наконец он развернулся к Юнги-хёну, но что-то было не так. Как минимум то, что его глаза цвета шоколада выглядели… странно. Как будто потускнели — было ли это игрой света? — Я кого-то почуял. У Чимина мурашки побежали по коже — и это тоже было странно. Вода, в которой они отмокали, была как минимум градусов сорок. Он ещё больше запутался, когда Юнги-хён нахмурился и посмотрел в том направлении, куда был устремлён взгляд Чонгука. — Я… никого нового не почувствовал. — Этот кто-то уже ушёл, — Чонгук задумчиво уставился в воду, не фокусируясь ни на чём конкретном. — Но кто бы это ни был, он был сильным и— так близко. Прямо над нами, — он поморщился и потёр лоб рукой. — Их энергия ощущалась знакомо. Юнги-хён взволнованно поднёс руку к щеке торью и дотронулся до неё. И в эту секунду Чимин вдруг почувствовал себя так, словно он вторгается в какой-то до ужаса интимный момент. — Хэй. Ты в порядке? — Угу, — кивнул Чонгук, закрывая глаза и поддаваясь ласке. — Я попытался их отследить, и голова немного закружилась. Сейчас пройдёт. — Уж надеюсь. Если с тобой что-то случится, я же сдохну здесь в муках. А самое ужасное было бы, если бы ты вдруг оказался живой, очнулся потом и нашёл моё изуродованное мёртвое тело, — сказал Юнги-хён, видимо, в шутку. Чимину не показалось это смешным. — Хён, — фыркнул Чонгук. Он открыл глаза и насупился. — Тебе запрещается умирать тут при мне. Я же пообещал доставить тебя домой. И как я, по-твоему, это сделаю, если ты отойдёшь в мир иной? — Ну ты же кролик-чудесник, — в голосе Юнги-хёна проскользнула нежность. — Ты бы что-нибудь придумал. — И да-а-а… Мало того, что половина их слов не имела вообще никакого смысла. Чимин нашёл ещё одну причину, по которой ему абсолютно точно не следовало соглашаться на их компанию. Эти двое обходились друг с другом до тошноты мило. Чонгук застенчиво улыбнулся иллью и повёл ухом. Он ещё разок просканировал взглядом бани и снова развернулся к Чимину. — Ну так, эм… А где ты научился так танцевать? Юнги-хён убрал руку с чужой щеки и тоже взглянул на морью. Тот заёрзал под непривычным пристальным вниманием. Что было довольно иронично. — Э-э, ну, всем в труппе приходится тренироваться. А я просто, ну, всегда хорошо танцевал. — То есть, тебе нравились танцы и до того, как ты присоединился к труппе? Чимин непонимающе нахмурился. — В своей жизни я только и знавал, что труппу. До того… Всё, что я помню — это голод, подбирание объедков на улице и всякое такое. И без того большие глаза Чонгука раскрылись ещё шире и наполнились состраданием. — Оу… должно быть, тебе тяжко пришлось. — Он замешкался, но после снова улыбнулся. — Ты настоящий воитель, Чимин. В груди Чимина стало разбухать какое-то доселе неведомое ему чувство. — Я... В нашей труппе почти все такие. Я не какой-то там особенный. — Эй, то, что и у других тоже так, не умаляет всего, через что ты прошёл, и не делает твой дерьмовый опыт менее дерьмовым, — Юнги-хён смотрел на него, тревожно сдвинув брови. — Если б я оказался на твоём месте, то, наверное, сдох где-нибудь в канаве уже через неделю. Чимин не привык к подобным комментариям в свой адрес, а потому вжал голову в плечи и смущённо захлопал ушами. — Ага… точно. Спасиб, наверное? Чонгук улыбнулся, морща нос. — Я очень жду твоего сегодняшнего представления. Вот бы и мне так танцевать. Чимин склонил голову и осмотрел тело торью. — Ты бы с лёгкостью научился. Твоё строение вполне подходит. — Я не слишком-то терпелив, чтобы учиться, — покраснев, отмахнулся Чонгук. — Только если ты не предлагаешь свою кандидатуру на роль моего учителя? Чимин озадаченно смотрел в ответ на широкую улыбку торью. — Я, вообще-то, всего лишь каёль. Я не образован, не могу учить. Раз у вас есть деньги на такую баню, у вас наверняка есть и деньги на более способного учителя. — Разве не наплевать на квалификации? Думаю, учиться у тебя было бы в разы веселей, чем у какого-то душного учителя. Да же, Юнги-хён? — Чонгук радостно развернулся к своему спутнику. Чимин перевёл взгляд на иллью и с удивлением увидел… совершенно угрюмую мину? Она исчезла через секунду, сменяясь привычным отстранённым выражением. — Да. Конечно. Одно ухо Чонгука дёрнулось. Видимо, торью тоже заметил странное выражение лица иллью. Но тема разговора интересовала его куда больше, и он вновь повернулся к Чимину. — Итак, с чего бы такого простого я мог начать? **** Чимин вертелся подобно балерине на канатах. И пускай это было уже третье представление труппы, Чонгук по-прежнему заворожённо наблюдал за ним из толпы. Он крепко держал Юнги за руку и даже становился на цыпочки, чтобы лучше видеть, как движутся под ритмичную музыку танцоры. Толпа была всё такой же плотной, что говорило о несомненном искусстве артистов и мэхощщи — действия были примерно такими же, как и в прошлый раз, но шутки и последовательности слегка отличались. И пусть даже мало кто замечал среди танцоров Чимина, он всё равно полностью отдавался выступлению: каждое его движение сквозило точно рассчитанной изящностью, каждая поза была не меньше, чем идеальна. Хотя, погодите-ка, кажется, его стало замечать больше людей. По крайней мере ещё несколько голов были повёрнуты в том же направлении, что и головы Юнги и Чонгука. Может, Чимин начинал контролировать свою способность немного лучше. И это не прошло даром. — Уверен, их прибыль сегодня будет в разы больше, — Чонгук повернулся к Юнги с улыбкой на лице. — Сегодня на нём гораздо проще сфокусировать взгляд. Он весьма хорош, не правда ли? — Да. Правда, — ответил Юнги совсем слегка быстрее и короче, чем надо бы. Он попытался это замаскировать. — Да, он реально очень хорош. Но его сжатость не прошла мимо ушей лепи, и тот снова повернулся к нему. — Хён, тебе нехорошо? Юнги застыл, а потом почти что стыдливо отвернулся. — Нет. Всё… в порядке. Чонгук продолжал пилить чужой затылок взглядом, пытаясь понять, что же не так. — Хочешь, сразу после представления пойдём в наш номер? — А? Ну… Чимин в любом случае ещё долго будет переодеваться и всё такое… почему бы и нет. Будет удобнее подождать его там и встретиться позже, — тихо фыркнул Юнги, носком ботинка копая ямку в сухой земле. — Было бы неплохо. — Хорошо, так и поступим, — Чонгук всё ещё был озадачен, но развернулся обратно к представлению, не выпуская руку эмпата из своей. Совсем скоро оно подошло к концу, и толпа зааплодировала артистам, пока те кланялись. К банке для денег сегодня и правда подошло больше людей. Для труппы это был явно хороший день. Чимин светился от радости и улыбался широко-широко. Юнги на это как будто насупился ещё больше. Как только артисты стали расходиться по палаткам, он потянул Чонгука за рукав, и лепи споткнулся и чуть не упал, едва успевая за другом. Он всё никак не мог понять, что же с эмпатом не так, отчего он так нервничает? Они шли и шли, а эмоции Чонгука всё тяжелели, превращаясь из озадаченности в давящую вину. Когда же они наконец остались одни в своей комнате, лепи тут же выпалил мучавший его вопрос. — Хён… Ты злишься на меня? Юнги уже сидел на кровати, и от неожиданного вопроса он вздрогнул и замер с нечитаемым выражением лица. — Нет, не злюсь. — Тогда что не так? — спросил Чонгук, медленно снимая ботинки. — Всё нормально, — тон Юнги был слишком напряжён и сдавлен. Он откинулся на кровать. — Я просто устал. — Оу, — глаза Чонгука задержались на человеке, а потом лепи отвёл взгляд. — Ладно, — он поднял свой рюкзак и уселся перед камином. Его уши грустно повисли, и он достал блокнот и карандаш. Какое-то время стояла тишина, а затем Юнги приподнялся на кровати. — Что… Что ты там делаешь? — Черчу карту, — Чонгук подтянул к груди колени, положил блокнот на них и открыл его где-то на середине. На это занятие обычно уходило его свободное от прыжков между мирами время. Он пытался проследить свой маршрут, представляя миры почти как звёзды в небе. Они снова замолчали, а затем раздался шелест одеял и Юнги слез с кровати. — Окей, что с тобой? Чонгук дёрнул ухом и поднял глаза от записок и зарисовок. — Что? — У тебя эмоции скачут как курс рубля, — Юнги уселся на пол напротив лепи и взглянул на блокнот. — Ты это делаешь из-за чувства вины? Чонгук сглотнул и вернулся к записям. — Но ты ведь из-за этого расстроен? Из-за того, что я — единственный, кто может вернуть тебя обратно в твой мир, но я снова веду себя эгоистично. Юнги глубоко вздохнул и прислонился головой к ближайшей стене. — Ну конечно, ты думаешь, что дело в этом. Лепи вздрогнул. — Хён? — Я расстроен не из-за этого, — ответил Юнги. — А из-за… кое-чего другого. Окей? Не вешай всё на себя. — Но ведь это правда. Мы должны были прыгнуть вчера утром… А я только время теряю. Так что попробую хотя бы немного срезать дорогу. Юнги снова вздохнул, выпрямился и накрыл своей ладонью руку Чонгука. Лепи не отрывал глаз от блокнота, словно надеялся найти в нём секрет мироздания. — Эй, ну правда. Меня это больше не волнует. Я не злюсь. Мой нервный срыв давно позади. Сейчас я просто наслаждаюсь дорогой. Чонгук медленно поднял взгляд на Юнги. Лепи улыбнулся, но тошнотворная вина всё ещё тяжёлым камнем лежала на его груди — и на груди эмпата. — Я просто не хочу тебя разочаровывать. Хён. Юнги обиженно буркнул что-то и обхватил пальцами чужое запястье. — Ты не разочаруешь меня, Чонгук. Я сказал тебе это тогда, и я повторю это ещё раз. Ты не виноват в том, что случилось. Я знаю, что сорвался, но это было только из-за стресса. Я не имел в виду ничего из того, что наговорил. Уши Чонгука совсем безвольно повисли по обе стороны его головы. Он сутулил плечи и прижался к Юнги. — Всё равно, прости меня, — тихо сказал он и уткнулся лбом в чужую шею. Юнги со вздохом опустил руку на затылок Чонгука и мягко его потрепал. Его голос слегка сквозил силой, когда он пробормотал в ответ: — Не извиняйся. Это я сглупил. Совсем скоро эмпатия Юнги возымела свой эффект. Чонгук расслабился, и горький привкус вины и самоуничижения сошёл на нет. Лепи медленно выдохнул, закрывая глаза, захлопнул блокнот и прильнул к другу. Тот тоже закрыл глаза, положил свою голову на чужую и прошептал едва слышно: — Это ты меня прости. В глубине души он себя ненавидел. **** — Две недели прошло, а мы всё ещё непонятно где! Ты вроде обещал вернуть меня домой! Юнги яростно уставился на погром в комнате. На полу в луже воды валялись осколки фарфоровых кружек, тяжёлый деревянный стол был перевёрнут и оставил глубокую вмятину. Либо Чонгуку пришлось бы это всё прибрать после, либо они попросту сбегут, оставляя хозяев таверны платить убытки. Но Юнги было всё это до лампочки. — Мне нужно платить аренду, и все сроки уже сто раз истекли. Если в ближайшее время мы не вернёмся, я же потеряю и работу, и жильё. Да такими темпами у меня просто не будет жизни, к которой можно вернуться! Чонгук в оцепенении стоял у стены, пока Юнги уничтожал их комнату. Лепи долго не мог вернуть себе голос, но в конце концов его слова были наполнены праведным возмущением: — Я могу нас вернуть, но мы довольно-таки далеко от твоего мира, знаешь ли. На обратную дорогу может понадобиться время. — И сколько времени нам понадобится? Месяц? Два месяца? Полгода? Пять лет? Я не могу просто поставить свою жизнь на паузу на пять лет! Да я лучше уж, видимо, кину эту затею с возвращением домой и просто продолжу путешествовать с тобой! Юнги знал, что сморозил что-то жуткое. Но слова назад не воротишь. Накопившаяся за эти дни тревога умножалась усталостью от ежедневных взрывов эмоций вокруг. И он всё больше и больше скучал по дому, где всё кругом было ему знакомо, где каждую мелочь можно было контролировать. Здесь, вдали, он был сам не свой. Здесь, вдали, ему приходилось полагаться на странного во всех значениях этого слова незнакомца. Незнакомца, которого Юнги едва знал, но который являлся единственной живой душой, от которой сейчас зависело будущее эмпата — доберётся ли он домой, выживет ли в этих странных новых мирах. Вернёт ли эмоциональную стабильность и комфорт. И одно это, кроме всего прочего, ужасало Юнги до глубины души. Уши Чонгука прижались к голове, и его эмоции словно пронзило что-то противоестественное. Он сдержанно проговорил: — Это не займёт пять лет. Я пообещал вернуть тебя домой, и я верну. Разве же то, что между тем ты путешествуешь вместе со мной, так плохо? — Не в том проблема, — Юнги полностью проигнорировал чувства Чонгука, слишком обеспокоенный собственной паникой. — Проблема в том, что такими темпами, с которыми движемся мы, у меня не останется никакого "дома", куда нужно меня возвращать! Никто не заплатит за мою аренду, и хозяин вполне сможет перепродать мою квартиру кому-то ещё. Мне тупо некуда будет пойти! — Мы сможем это исправить, — попытался подойти ближе Чонгук. — Мы вернём твою квартиру, ну, или купим новую. — Ты не понимаешь, это ебучий стресс, — Юнги в панике запустил пальцы в свои волосы. — Я даже не знаю, числюсь ли ещё на работе. А если нет, то как мне платить за квартиру? Покупать еду? Да блять, они могут тупо распространить, что я "с приветом", и моя карьера пошла по пизде. Юнги закрыл глаза, пытаясь унять разрастающееся в сердце отчаяние. Он работал не покладая рук, чтобы заполучить эту работу — удобную и достаточно близкую к тому, чем он хотел заниматься, лёгкую и подходящую его стилю жизни. Годы и годы тяжёлой работы, маневрирования, переговоров и отказов. Он бы не смог пережить всё это снова. — Хён, мы с этим разберёмся. Обещаю, — пока Юнги съезжал с катушек, Чонгук нашёл пальцами его запястья. — Всё будет в порядке. Но Юнги уже понесло, и от прикосновения он дёрнулся, будто шоком поражённый, и резко отвернулся от лепи. — Не... Не прикасайся ко мне! Чонгук вздрогнул и прижал руки к груди, испуганно отходя назад. — Хён? — Не надо… Просто не надо… — Юнги выплёвывал слова, не думая, что говорит. — Всё это произошло по твоей вине. Из-за того, что ты объявился в моей жизни. Думаю, с тебя уже хватит. Для Чонгука эти слова были пулей, выпущенной ему в сердце. Он неверяще уставился на Юнги, его уши резко распрямились, а затем безжизненно повисли по обе стороны его головы. — Я… — голос лепи был сдавленным и хриплым. Он сжал кулаки. — Прости меня. Я просто… Просто оставлю тебя наедине с собой. — Он отошёл ещё на шаг назад, развернулся и выбежал за дверь, захлопнув ту за собой. И в тот же момент сам Юнги весь сник. Он всё ещё чувствовал Чонгука, хоть тот и уходил всё дальше и дальше. В сердце лепи поселилась боль — глубокая, ноющая боль. И причиной ей был Юнги. Где-то в глубине души он и сам понимал, что был совершенно неправ. Чонгук не был виноват ни в чём из того, что с ним происходило. Блин, да если бы ни Чонгук, он бы давно уже сдох. И, может, ему бы стоит побежать за ним вслед, сказать ему, что погорячился и не хотел обидеть. Но дело было в том, что... Юнги хотел. Он знал, что скоро его накроют вина и ненависть к самому себе, но прямо сейчас ему было плевать. Всё-таки он был отвратительным человеком. **** Он не мог заснуть. После такого взрыва Чонгук ни за что бы не вернулся в комнату. Юнги злился, и у него было на это полное право: в конце концов, он сказал чистую правду. Чонгук сидел на плоской крыше таверны и сонными глазами смотрел на поднимающееся из-за горизонта солнце. Он подтянул коленки к груди и обнял их руками. В жизнь Юнги он ворвался незваным гостем, появляясь из ниоткуда и переворачивая всё с ног на голову. Он никогда не думал об этом с такой стороны. Слишком обрадовался, что больше не одинок, что теперь у него есть друг. Но он разрушил Юнги всю жизнь. А сейчас не мог даже исполнить данное ему обещание. Он прыгал так часто, как только мог, но они всё ещё были слишком далеко от родного мира Юнги. Всё, что лепи мог предложить — это свою силу, но этого катастрофически не хватало. Он так эгоистичен. До чего же он эгоистичен. Может, ему на роду было написано одиночество. Может, оно было и к лучшему. Солнце взошло. А примерно через пятнадцать минут после этого, у Чонгука появилась компания. — Чонгук? — позвал неуверенный мягкий голос, полный трепета и беспокойства. — Чонгук… Можно к тебе? Одно поникшее ухо слегка поднялось, и лепи развернулся к крышке люка, скрывающего лестницу. Даже если бы он не узнал голос, чрезмерная энергия, что постоянно окружала Юнги, предупредила Чонгука задолго до появления человека на крыше. Он был как миниатюрное солнышко, такое яркое, что Чонгуку нужно было перестраивать все свои чувства, чтобы не ослепнуть. Но почему Юнги был здесь, наверху? — Конечно, — Чонгук обернулся и посмотрел на настоящее солнце, пытаясь унять бушующие эмоции, чтобы не доставить ещё больше неприятностей. Он и без того достаточно наворотил. Юнги потребовалось какое-то время, чтобы взобраться наверх. Он был ниже Чонгука и в разы менее спортивным. Но едва эмпат оказался на крыше, он с угрюмым выражением лица встал прямо перед Чонгуком, а потом вдруг упал на колени и распластался прямо на полу. Чонгук вздрогнул и уставился на человека. Зачем тот прижимался лбом к крыше? — Ю-Юнги-хён? Ты в порядке? Тебе плохо? — у Юнги закружилась голова и он упал? Или его снова накрыли эмоции? Чонгук отпустил свои колени и потянулся к человеку, но не решился дотронуться, помня о прошлой ночи. Но Юнги не сдвинулся с места и даже не поднял головы. Вместо этого он заговорил очень громко: — Чонгук. Прости меня. Я идиот. Пожалуйста, накажи меня так, как посчитаешь нужным. Лепи застыл на месте и озадаченно (и смущенно) промычал. — Хён, я не понимаю. Юнги стыдливо прохрипел: — Чего ты не понимаешь? Я извиняюсь. За вчера. Это вот таким вот образом в мире Юнги приносили извинения? — Хён, это негигиенично, пожалуйста, хватит, — едва слышно сказал Чонгук. — Тебе всё равно не за что извиняться. — Хрена с два, ещё как есть, — Юнги ненадолго взглянул наверх, являя Чонгуку своё разгневанное лицо, и тут же опустил голову на место. — Вчера я вёл себя, как идиот. Я наговорил вещей, которые были неправдой. Я... Это была паническая атака. Но это не оправдание, поэтому тебе положено на меня злиться и обижаться. — Я не злюсь и не обижаюсь, — Чонгук и правда не злился. С чего бы это ему злиться на то, что Юнги сказал правду? — Я это заслужил. Извини, что разрушил тебе жизнь. Я… Я всё исправлю, честное слово. А вот это заставило Юнги наконец поднять голову и ошеломлённо взглянуть на лепи. — Что за дерьмо выходит сейчас из твоей дырки в лице? — Дырки… Дырки в лице? — Как я уже и сказал, вчера я наговорил много дерьмовых вещей. Мне было плохо, но это меня не оправдывает. Но абсолютно всё, что я тогда сказал — одна большая навозная куча. Ты не виноват ни в чём из того, что случилось, и каким же это хером ты разрушил мне жизнь? — Таким, что я был там, — Чонгук медленно опустил руки. — Потому что так всегда: я только и делаю, что всё кругом рушу. Юнги осторожно поднялся обратно на ноги. — Ты не… Ты серьёзно в это веришь? Чонгук проследил за тем, как эмпат встал, и опустил взгляд обратно на свои руки, которые сжимал на коленях. И как он должен был на это отвечать? Эта мысль была, можно сказать, девизом его жизни, с тех самых пор как он родился. Повисла тишина, и затем Юнги с ворчанием подошёл и пихнул Чонгука в бок. Не успел тот опомниться, как его уже притянули за плечи в объятия — возможно, самые неловкие во Вселенной. Он вздрогнул и едва подавил удивленный писк. Юнги согнулся почти пополам, чтобы его обнять, и это, должно быть, было ужасно неудобно. Чонгук совершенно не понимал, что вообще происходит. — Юнги-хён? — тихо спросил он, утыкаясь лицом в плечо человека. — Ты дурак, — ответил Юнги. — И я дурак. Ты не рушишь всё. Это полная противоположность тому, что ты делаешь. Чонгук, ты такой… светлый. Полный жизни. Ты заставляешь людей вокруг видеть в мире красоту, везде, стоит им лишь остановиться и разуть глаза. Ты делаешь плохие вещи… хорошими. Снова. Чонгук замер в изумлении, пытаясь понять смысл слов Юнги. К его горлу подкатил густой болезненный ком, а сердце в груди сжалось. Это не могло быть правдой. Это просто не могло быть правдой. — Если это правда, — беспомощно забормотал он Юнги в плечо, пытаясь подавить ком в горле. — Почему я всегда один? — Я… — голос Юнги дрогнул, но тут же вернулся в норму. — Ну, теперь у тебя есть я, не правда ли? Губы Чонгука задрожали, а на глаза навернулись слёзы. Он зажмурился и повернулся, поднимая руки и обнимая человека в ответ, проезжаясь ушами по чужому телу. — Прости меня… Прости. Он подумал, что от такой позы Юнги сейчас вывернет себе тазобедренный сустав, и потянул его на колени рядом с собой. Тот ойкнул и ответил: — Эй, это я тут должен извиняться. Из всей этой заварушки ты, конечно, заполучил весьма такого дерьмовенького друга, я тебе скажу. Не понимаю, куда смотрит Вселенная. Ты заслуживаешь намного, намного большего. — Ты не дерьмовенький, — тихо ответил Чонгук. Он наслаждался ощущением обвитых вокруг него худых рук и ровным биением чужого сердца. — Я верну тебя домой… Обещаю. — Дерьмовенький-дерьмовенький, — настоял на своём Юнги, крепче обнимая лепи. — Однажды ты встретишь кого-то получше, и тогда поймёшь, насколько во мне ошибался. "Никогда", — подумал про себя Чонгук. Но его гораздо больше заботили объятия, чем слова, потому что прикосновение заставляло мурашки с кожи исчезнуть, а боль в груди — рассосаться. Он знал, что это всего лишь временно, и конечная цель всё же была вернуть Юнги домой в целости и сохранности, чтобы эмпат продолжил жить своей жизнью. И, когда эта цель будет достигнута, он вновь останется один на один со Вселенной, блуждая по мирам и нигде не находя себе места. Но он мог насладиться этим подарком судьбы, пока он был рядом. На это время его домом стал Юнги.