***
Некоторое время спустя Гермиона проснулась со сдавленным криком, борясь со своими простынями, все больше запутываясь в них. Не колеблясь, Северус заключил ее в объятия, пытаясь успокоить. — Ночной кошмар. Это всего лишь ночной кошмар, Гермиона. Не беспокойся. Ты в безопасности, ты в замке, с Минервой, Поппи… и со мной. Не волнуйся, Гермиона, я держу тебя, я здесь… И все это время гадал, о чем могут сниться кошмары человеку, страдающему амнезией. Он качал ее взад и вперед, похлопывая по спине, пока ее дыхание не нормализовалось. — Что случилось? — прошептала Поппи так близко к его уху, что Северус поблагодарил свои стальные нервы, которые он отточил за годы работы шпионом, позволив ему не вздрогнуть и не напугать Гермиону. — Кошмар, — тихо ответил он. — А раньше они у нее были? — Да, — нерешительно ответила медсестра. — На следующий вечер после того, как она увидела Рональда Уизли, но это могло быть просто совпадением… — Не будь дурой, женщина. Конечно, это не совпадение, — отрезал Северус. Он злился, что Поппи не сказала ему об этом раньше, хотя и понимал, что у нее нет для этого причин. Он не был членом ее семьи, не был ее опекуном, даже не был ее другом или бывшим деканом ее факультета. Но он нашел ее, черт возьми, вернул туда, где она должна была быть! Разве он не имеет права знать о ее здоровье, по крайнем мере? — Этот кошмар, я думаю, может быть связан с ее последним воспоминанием. Единственным, который у нее остался. — сказал он медсестре, потому что она была ее сиделкой и могла нуждаться в информации. Она понимающе кивнула. — Гермиона? Ты чувствуешь себя лучше? — спросил он ведьму, все еще сжимавшую его в объятиях. Ее лицо было спрятано в изгибе его руки и полностью закрыто волосами, как будто она пыталась стать невидимой. Однако, услышав его обеспокоенный голос, Гермиона отстранилась, чтобы заглянуть в его темные глаза, и слабо улыбнулась, сжимая его руку, как бы благодаря его. Иногда она выглядела такой нормальной, как будто это была Гермиона Грейнджер, гриффиндорская всезнайка, просто скрывалась под поверхностью его дикой Босоногой. Вся эта ситуация была такой хреновой. Стоит ли вообще называть ее Гермионой? Стоит ли вообще разговаривать, если она, кажется, ничего не понимает? — Пойдем прогуляемся, — резко сказал он. Свежий воздух и ему тоже пойдет на пользу, и, возможно, он прояснит свои мысли. — Но сначала — теплая одежда. И сапоги. — сказал он, критически глядя на ее голые ноги, свивающие с кровати. Северус сделал несколько глупых взмахов палочкой, превратив несколько дополнительных одеял в тяжелый сероватый плащ и пару подбитых мехом сапог. Они выглядели тусклыми, но достаточно теплыми для этого времени года. Трансфигурация никогда не была его сильной стороной, как и мода, и Гермиона, казалось, была в восторге от того, что предметы превращались в другие прямо у нее на глазах. Она восторженно захлопала в ладоши, и он насмешливо поклонился в знак признательности. Затем высокий волшебник завернул ее в плащ, убедившись, что он плотно прилагает, и волшебным образом добавил капюшон в качестве запоздалой мысли, чтобы она не была так узнаваема, прежде чем помочь ей надеть сапоги. Она все еще ненавидела носить туфли, хотя теперь по крайней мер, ходила в них нормально. Оказавшись на крыльце замка, Северус зажмурился от яркого света, ожидая несколько секунд, чтобы привыкнуть к нему. Несмотря на солнце, на территории замка было не так уж много людей, поскольку воздух все еще оставался прохладным, но те немногие, что были там, вскоре заметили его присутствие и начали тыкать в него пальцами и хихикать. Они, вероятно, гадали, что за несчастная душа должна терпеть его общество, или же он, не дай Бог, на свидании. Северус закатил глаза, он часто задавался вопросом, почему он все еще работает в школе. Он посмотрел на Гермиону, чьи щеки быстро покраснели, когда она бегала вокруг него, как нетерпеливый щенок. Иногда она уходила немного вперед, и Северус напрягался, боясь, что она уйдет, но она всегда возвращалась назад. Может быть, ей все-таки нравилось быть жительницей замка. Возможно, ей нравилось иметь компанию, даже если это были всего лишь несколько человек. Северус запаниковал, увидев, как Гермиона врезалась в дерево. Вот только вместо того, чтобы больно врезаться в твердый ствол, как он ожидал, она продолжила свой бег вверх по дереву, используя свою скорость и ловкость, чтобы легко забраться на нижнюю ветку, а затем на следующую и следующую, пока она полностью не скрылась из виду. Он раздумывал, как бы спустить ее вниз, не потеряв при этом своего достоинства, когда она спрыгнула с нижней ветки и приземлилась рядом с ним. — Показуха, — пробормотал он. Ну, по крайней мере, он мог вычеркнуть физическую травму из списка ее потери памяти. Двигательные навыки женщин не пострадали вообще, и, если уж на то пошло, они были лучше, чем раньше. Также, у нее не было когнитивных нарушений. Она доказала, что может учиться, причем довольно легко, точно так же, как и ее прежнее «Я». Была только почти полная потеря памяти, но казалось совершенно очевидным, что она не была вызвана простым ударом по голове. Рональд Уизли сказал, что она кричала. Слишком долгое пребывание под Круцио объясняло ее крики, а также потерю памяти, как у несчастных Лонгботтомов, но Поппи не обнаружила серьезных повреждений нервов у Гермионы, как и повреждений мозга у двух бывших авроров Лонгботтомов, так что он исключил и эту возможность. Оливандер даже исключил взрыв волшебной палочки, как вероятную причину. Теперь, когда он был более уверен, что это было просто какое-то проклятое заклинание по лишению памяти, которое лишило Гермиону ее воспоминаний, он чувствовал, что действительно может сделать что-то, чтобы помочь ей восстановить их. Тем не менее, было так много заклинаний памяти, которые могли бы объяснить ее состояние, он не был уверен, с чего начать, кроме как… В конце концов, он был мастером легилименции, возможно, лучшим во всей Британии со времен смерти Дамблдора и Волдеморта. Если в ее хорошенькой головке остался хоть малейший след от чар, наложенных на нее, он найдет его и обратит вспять — или уничтожит. Но чтобы сделать что-то настолько экстремальное, он должен получить разрешение Поппи и Минервы.***
— Не думаю, что это повредит, — ответила школьная медсестра после того, как Северус представил свою идею двум ведьмам на экстренном совещании. Северус поморщился. — Вообще-то, может, — возразил он, взглянув на Гермиону, которая играла с радужными золотыми рыбками, созданными для нее Минервой. — Я не говорю о поверхностном сканировании ее сознания, которое я делал ежедневно в качестве шпиона и которое почти никто не почувствует. Я говорю о более сложной ветви легилименции, которая очень агрессивна и может быть довольно болезненной, особенно если субъект пытается бороться с моим присутствием в его сознании. Две ведьмы обдумывали это в течение нескольких минут, беспокойно ёрзая на своих стульях. — Кроме боли, есть ли что-то, что может повредить ее рассудку? Есть ли хоть малейший риск, что ей станет хуже, чем сейчас? — спросила Минерва, которой явно не нравилась отвергать боль как нечто приемлемое. Она никогда не смогла бы принимать такие решения, как Дамблдор во время войны. Старый болван согласился бы, не задумываясь над его идеей. — Если бы я не был мастером-легилиментом, может быть. А так я могу гарантировать вам, что не стану еще больше запутывать мисс Грейнджер. Однако, я е могу гарантировать, что точно добьюсь успеха, но я на это очень надеюсь. Обе женщины выглядели удовлетворенными его объяснением и согласились с одним условием. — Я думаю, что мы должны попросить мистера Поттера присутствовать при этой процедуре, как члена семьи, так как он самый близкий для этого человек, — сказала Минерва. Северус фыркнул, но понял, что это может быть необходимо. В конце концов то, что они пытались сделать, было немного экспериментальным. — Конечно, если он согласится, — ответил он. — Я в этом не сомневаюсь. Мы все заботимся о благе Гермионы, — сказала Поппи, подмигиваяему. Северус нахмурился и ушел, прежде чем его «друзья» попросили его связаться с Поттером. Достаточно было того, что он снова увидел этого раздражающего человека.***
Драгоценный Поттер не мог освободиться на два дня, потому что у него было какое-то секретное задание для департамента авроров, но, по крайней мере, Оливандер отнесся к этой ситуации серьезно и уже на следующий день прислал ему сову. Он, вероятно, провел всю ночь, анализируя все крошечные кусочки разбитой палочки, но он почувствовал головокружение создателя палочек от своего открытия через это послание. Северус признал, что его находки очень интересны. Осколки, найденные под кожей Гермионы, были частичками грецкого ореха и следами сердечной жилы дракона, и, согласно героической истории Золотого Трио, которую знали во всей Британии, Гермиона использовала палочку Беллатрисы Лестрейндж во время последней битвы в Хогвартсе, даже когда она сражалась с ее прежним владельцем. Как заметил Олливандер, волшебная палочка сумасшедшей ведьмы Лестрейндж была 12 ¾ дюйма грецкий орех и сердечная жила дракона. Это не было совпадением, особенно потому, что та палочка так и не была восстановлена после войны, как оригинальная палочка Гермионы. При этом палочка, которую использовала Гермиона, каким-то образом взорвалась в ее собственной руке. Что касается причины взрыва, Оливандер мог лишь указать, что часть куска, оказалось, была частично опалена, но это могло быть вызвано самим взрывом, а не причиной взрыва. Северус вздохнул. Они раскрыли некоторые тайны, только, чтобы иметь еще больше вопросов, возникающих у него на пути. Но это напомнило ему спросить об оригинальной палочке Гермионы, так как он сам понятия не имел, где она хранится. Он предположил, что Святой Гарри Поттер должен знать, и сделал мысленную заметку спросить его об этом, когда он, наконец, решит почтить их своим присутствием. Хотя, поможет ли ее волшебная палочка ведьме с амнезией или нет, было еще одной загадкой. Она определенно не нуждалась в нем, чтобы пройти через его защиту. Северус вскрикнул от разочарования, когда понял, что провел еще одно утро, думая о ней. Конечно, это было только потому, что он пытался разгадать сложную головоломку, которой она была… Но он все еще думал о ней, и это его очень беспокоило. Засунув письмо Оливандера в самый верхний ящик стола, он отправился на поиски домового эльфа, чтобы отдать приказ, и первокурсника, чтобы запугать до слез. Две вещи, которые Гермиона возненавидит, в этом он был уверен.***
— Так что?.. — нетерпеливо спросил Поттер. Северус прервал зрительный контракт с Гермионой буквально секунду назад, так что он сделал вид, что у него достаточно времени, чтобы убедиться, что она не страдает от последствий его продолжительной легилименции, убедился, что она удобно сидит, снял воображаемую ворсинку с его безупречной черной мантии и налил себе из дымящегося чайника, прежде чем, наконец, сесть рядом с Гермионой. Слизеринец видел, как дернулся левый глаз Поттера. — Ну и что? И что же вы нашли? — спросила Минерва, нахмурившись от его ребяческого поведения. — Как я и боялся, ничего, — ответил он. — Ничего? — все трое зрителей одновременно взвизгнули. Поттер откинулся на спинку стула, который освободил, когда Северус начал исследовать мысли его подруги, нервно расхаживая по кабинету. — Я сам не могу это объяснить, — признался Северус. — Я никогда раньше не видел, чтобы ум был так полностью очищен. Даже этот идиот Локонс, получивший полный заряд «Забвения», сохранил большую часть своих ранних воспоминаний и своей личности. — Что Вы имеете ввиду? Ее голова просто… пуста? — вмешался Поттер. — Не совсем так. Конечно, даже такой болван, как Вы, мог бы догадаться, что у нее сохранились нетронутые воспоминания о времени, проведенном в Запретном лесу. Северус замер, образы дикой и прекрасной дикарки, бегающей за мелкой добычей в опасном лесу, чтобы прокормиться и прыгающей с дерева на дерево, чтобы самой не стать добычей более крупных хищников, атаковали его разум. У него перехватывало дыхание и замирало сердце. — Эти воспоминания остались нетронутыми, так же как и те, что появились с тех пор, как я вернул ее в замок, — Северус ухмыльнулся, зная, что сейчас он занимает гораздо более важную часть ее жизни, чем Поттер. — И это в некотором роде хорошая новость, — заключил он. — Как это может быть хорошей новостью? — застонала Минерва. — Проще говоря, это не дегенеративная форма потери памяти, — ответил Северус, но вынужден был уточнить, увидев их озадаченные лица. — Проклятие, наложенное на нее, не имеет долгосрочных последствий. Она не потеряет из-за этого новых воспоминаний. — Но ты не знаешь, что это за проклятие? — с надеждой спросила Минерва. — Ничего подобного я никогда не видел и не читал, это уж точно. Как будто ее воспоминания были насильственно вырваны, одно за другим, оставляя пустые пятна со странным цветом, звуком или запахом, чувствующимся на фоне. Это похоже… — он помолчал, подыскивая слова, которые лучше всего описали бы странный водоворот ощущений, свидетеле которого он стал. — Это все равно, что посмотреть фотоальбом, из которого вырвали все фотографии. Вы можете увидеть некоторые из оторванных углов, обесцвечивание вокруг отсутствующих фотографий, жалкое описание к пустому пространству… Брови Поттера были нахмурены. Без сомнения, он представлял себе собственный фотоальбом своей чертовой счастливой семьи, вырванной из него. — Да, я понимаю, что Вы имеете в виду, — сказал Поттер. — Но почему же она тогда напала на Рона, если у нее не осталось никаких воспоминаний до нападения? — Я не смог добраться до воспоминаний о нападении, не причинив ей боли, но думаю, что от него что-то осталось. Однако мисс Грейнджер так глубоко зарыла это воспоминание в тайниках своего сознания, что я успел лишь мельком увидеть его, прежде чем ее ужас полностью закрыл меня. Я не думаю, что она захочет попробовать еще раз, — сказал Северус с разочарованным вздохом. Он провел пальцами по своим длинным черным волосам, выругался, когда они зацепились за узел, выждал минуту, чтобы прийти в себя, прежде чем посмотреть на каждого из свидетелей по очереди и объявить: — Все, что мне удалось разглядеть сквозь туман, были огненно-оранжевые волосы и кроваво-красные глаза.