Синеволосый черноглазый бог

!!! ДИСКЛЕЙМЕР!!! Употребление наркотиков, алкоголя и табакокурение вредит здоровью и вызывает зависимость.

Я чувствовал, словно в моей голове взорвалась бомба. Протяжный звон в ушах смешивался с гудящими машинами, меж которых маневрировала Астра. Путь от Кроули до Лондона, который я до этого видел в окне с заднего сидения, проигрывался задом наперёд. Но помимо этого, пейзаж, что я видел из Астры, был заволочён красной дымкой, от чего столетние английские леса казались жёлтыми масляными пятнами. Судьба в обмен на излечение от паралича залила кровью и левый глаз, из-за чего из отражения на меня смотрели две чёрные бездны. Но не только это было платой. Я почувствовал солоноватый вкус железа во рту. Сплюнув на ладонь кровью, я увидел, что в залитой содержимым моих вен руке держу два выбитых передних зуба. Теперь я никогда больше не смогу произнести «think» правильно. Боль в теле сначала приятно напоминала мне, что я исцелён от паралича, но до тех пор, пока она не стала страшной. Кровоточащие руки горели от резаных ран, голова раскалывалась от удара о землю. Как же хотелось тогда заглушить боль уколом героина. — Стюарт, ты не против, если мы соврём твоим родителям? — не отводя взгляда от дороги, спросил Мёрдок. — О чем? — после удара о бордюр я туго соображал и поэтому с трудом осознавал, что мне говорит Мёрдок. Впервые за два месяца произнеся хоть что-то, я заметил, как сложно мне было выговорить эти два простых слова. Словно рот тянула ириска, настолько мышцы лица были атрофированы за всё это время. — Мы не будем говорить о том, что я потащил тебя на концерт, а потом произошло это… — Мёрдок показал на лобовое стекло. Я слишком плохо видел, чтобы понять, что никакого стекла там нет, поэтому всё ещё не вполне понимал тему разговора. — Как скажешь, Мёрдок, — сдавшись, я согласился с тем, чтобы слепо положиться на него. Когда мы приехали домой, Мёрдок по старой привычке попытался взять меня на руки, чтобы донести до дома. — Я теперь сам умею ходить, — сказал я, убирая руки Мёрдока от моих ног. Но мне всё же пришлось опираться на его руку, чтобы хоть как-то волочить, ослабевшие за всё время сидения в инвалидном кресле, ноги. В доме я лежал на кровати с компрессом, сооружённым из мокрого бинта, который остался после наложения повязки на изрезанные стеклом руки. Пока Мёрдок стирал кровь со своей Астры, я встал и пошёл за спиртом и той коробкой французских конфет «Mackintosh» — то единственное, что напоминало моей матери, что она родом из Прованса. При рождении её назвали Рошель, но мой отец так нежно называл её «Рейчел», что она изменила своё французское имя на более английское. Эту историю она рассказывала миллионы раз. Этот жест я всегда считал самым романтичным из тех, на что способен человек. Достав из «Mackintosh» шприц, я было уже начал прицеливаться в руку, которая дрожала от ноющей боли, но на руке не было свободного от ран места. Тогда я, сняв с головы бинт, завязал его у основания ноги, затем, введя в вену героин, почувствовал столь знакомый холодок и приходящее после тепло. Боль больше не разрывала голову и не ныла в руках. В кои-то веки перманентное напряжение в теле спало. Мир снова начал мне улыбаться. Мёрдок, вернувшись с улицы, весь мокрый от дождя и моей крови, увидел, что я потягиваю спирт, а рядом валяется героиновый шприц. — Что ты делаешь?! — вполне справедливо начал восклицать он. Почему-то тогда любой звук чувствовался болезненно громко, из-за чего хотелось закрыть уши ладонями. — Мёрдок, пожалуйста. Тише. — Мы же должны были уменьшать дозу! — Сейчас я без этого не мог. Прости меня. — Надо сказать твоим родителям, чтобы спрятали эту коробку под замок, — продолжил негодовать Мёрдок, забирая у меня «Mackintosh» и вырывая из рук спирт. Спрятав отобранное, Мёрдок снял пропитанную дождём рубашку. — Дэвид не будет против, если я надену его одежду? Моя ещё не высохла. — Можешь надеть мо-мою, — икая от выпитого спирта, ответил я. — Не смеши меня, Стюарт. — Не называй меня так, — почему-то в этот раз я вспомнил, как в школе мне придумали кличку Стюпот, созвучную с тупым (stupid). Школа ни для кого не была счастливым местом, и поэтому я не хотел больше о ней вспоминать. Но о ней мне напоминало даже собственное имя. Мёрдок увидел, как я резко помрачнел от сказанного им. И тогда он, похоже, придумал мне никнейм. — Как насчёт Two-D? — 2-D? — Да. В честь того, что машины уже второй раз оставляют тебе вмятину (Dents). — Звучит странно, — от неловкости этой ситуации я глупо заулыбался. — Мне нравится. Я не оценил это имя, но мне было приятно, что именно Мёрдок подарил мне его. 2-D — этот никнейм впоследствии станет моим сценичным именем, с которым я и стану известен. Скрип двери и усилившийся барабанный грохот ливня. Примерно это я услышал, когда пришли родители. Когда я перестал чётко видеть, мой слух словно стал острее, и я стал полагаться на него, вместо зрения. — Мы пришли, — в этих двух словах я безошибочно определил высокий голос матери. — Мёрдок, будь добр. Оденься, — сказал отец, прикрывая одной ладонью глаза, а другой случайно стучал своей тростью по стенам. — Извините, мистер Пот. Я попал под ливень. — Мы тоже, — отец положил трость в корзину для зонтиков, где её хранил. А затем, на секунду взяв задумчивую паузу, начал негодовать. — Ты что выходил на улицу? — Почему Стюарт в крови, и что с его глазами? — начала постепенно переходить на крик моя мать. — Пожалуйста, не кричите, — после этого моего негодования родители словно исчезли, как минимум, стало настолько тихо, что они для меня стали лишь красноватыми размытыми образами. Именно таким тогда становился для меня мир, лишённый звуков. Я почувствовал, как моей щеки коснулась мягкая рука матери с острым маникюром. Похоже, она не поверила собственным ушам, когда впервые за два месяца услышала мой голос, и захотела прикосновением убедиться в моей реальности. — Как это произошло? — со смесью восторга и светлой грусти обратилась она ко мне с Мёрдоком. — Видите ли, — я тогда этого ещё не заметил, но именно этой фразой Мёрдок начинает всякую свою ложь. — Его сбила машина, — тут он взял паузу. Мёрдок довольно театрален, когда разыгрывает представления, а сейчас он занимался именно этим. — Я не знаю, как и когда, но 2-D встал и, похоже, недостаточно акклиматизировавшись, вышел на дорогу и… — опять пауза. Здесь он использовал сложное слово, чтобы запутать свою аудиторию, а пока мои родители пытались вспомнить, можно ли вообще использовать это слово в данном контексте, он продолжал:  — Нашел его сбитым на дороге рядом со следом от шин спешащих удрать с места преступления. Я решил принести его домой, но он самостоятельно встал. К моему удивлению. Аплодисменты. Сейчас я хлопаю тому театру, что происходил в моем доме, но тогда я был частью этой лжи, и поэтому сидел тихо. — Нет худа без добра, — для матери не было ничего более важного чем то, что я выздоровел, и поэтому она легко поверила в сказку, в которой нуждалась. — Мёрдок, благодарю, что ты позаботился о нашем сыне. Но ты бы мог одеться? — всё ещё закрывая глаза ладонями, спросил мой отец. Выздоровев, я перестал нуждаться в волонтёре, и поэтому Мёрдок ненадолго исчез из моей жизни. Я поступил на высшее музыкальное. Там, будучи студентом, организовывал свои рок-группы, которые распадались быстрее, чем заканчивалась первая совместная репетиция, и делал первые попытки написать оригинальные песни, но всё это вы уже слышали из других автобиографий известных музыкантов. Поэтому я сразу перейду к тому моменту, когда вернулся в Кроули. В местной лютеранской церкви я сидел за органом каждое воскресенье, там платили сносно, но не скажу, что достаточно. Также время от времени пел под собственную аранжировку в пабах. Каждый раз забавно, когда в злачных местах слышу те же голоса, что и в церкви. Я могу представить, какие именно грехи они отмаливают в конце недели. В честь чемпионата по футболу паб был полон под завязку. Конечно, во время самого матча петь было нельзя, но за милую душу можно было таким образом отпраздновать очередную победу «Манчестер Юнайтед». Полная тишина, и только взволнованный голос футбольного комментатора со страстью описывает пинок по мячу. И спустя несколько секунд затишья, когда все взглядом отслеживали траекторию мяча, вдруг раздался страшный крик «ГОЛ!», который эхом разразился из глоток футбольных фанатов. А всё это время я сидел за фортепиано, как стереотипный слепой музыкант, в тёмных очках, и ждал, когда пойдут заказы песен. Многие в этом пабе были уверены, что я действительно был слепцом из-за моей неловкости и принадлежавшей отцу трости, с которой я не расставался в то время. — Заказ, — сказал официант-подросток, проходя мимо меня. — Попросили передать дословно: «2-D, сыграешь «Apeman» от группы Kinks?» — та самая песня, что мы слушали с Мёрдоком при первой нашей встрече. Я уже знал, кто сделал этот заказ. — Давно не виделись, — раздался знакомый голос из зала.