Синеволосый черноглазый бог

Мёрдок сказал, чтобы быть ближе к звукозаписывающей студии, мне стоит переехать в Лондон. В каком-то смысле я и так в нём жил, так как под Лондоном подразумевается не всегда сам город, а иногда регион из тридцати районов — Большой Лондон, но Мёрдок имел в виду самое его сердце. Лондон-сити. Послушавшись его совета, я начал готовиться к переезду. Вся одежда поместилась в одной коробке. Моё пренебрежение внешним видом можно было проследить через скромность гардероба. На тот момент, наверное, единственной моей одеждой для выступлений были классический смокинг и белая рубашка. Так одевались мои кумиры из шестидесятых, эпохи Kinks, на которых мне хотелось походить во всем. Съезжая со съёмочной квартиры, я держал в правой руке коробку с одеждой, под мышкой той же руки синтезатор, а в левой руке трость и наплечную сумку, полную кассет, поверх которых лежали «Walkman» и коробка «Mackintosh». И это всё. Мебель принадлежала хозяину этой квартиры, так что ничего тяжёлого и массивного не пришлось переносить в Лондон-сити. Гудок Астры «кричал» на весь западный Суссекс, торопя меня, пока я нёс свой багаж. Погрузив свои вещи, я сел по правую руку от Мёрдока, держа в руках блокнот. Коротая время до Лондона, я уточнял у Мёрдока всё о студии, владельцы которой согласились нас прослушать, и заодно пытался написать свой первый сингл. На сцену нельзя выходить, если тебе нечего сказать. И поэтому я хотел сразу написать глубокое произведение, обличающее современные проблемы, но ничего не выходило. Получалось высокомерно, неискренне. Измарав кипу листов, я выбросил блокнот на заднее сидение машины. Достав «Walkman», я решил искать вдохновения в композициях прошлых лет. Методом тыка я вытащил из сумки «Apeman». Да, ту самую песню. В ней пелось о страхе ядерной войны, о том, как глупы люди, раз готовы из-за ссоры уничтожить мир. Это то, что волновало людей в то время, и Kinks решили высказаться. «А что волнует людей сейчас?» — спросил я сам себя, как вдруг впервые обратил внимание, куда нас привёз Мёрдок. Мы приехали в окраину Ист-Энда, что я узнал по количеству заводов и простоте архитектуры. Ист-Энд — это район Лондон-сити к востоку от Римской Стены. Знаете, что в Англии до сих пор сохранилось разделение на аристократический, средний и рабочий классы? Римская Стена — это олицетворение разделённого британского общества. На западе от Стены, в Вест-Энде, живут семьи, которые веками живут за счёт своей голубой крови, и те немногие люди, кто чудом добился того, что аристократам выдали при рождении. Об этой проблеме были написаны множество песен, а эта Стена стала вдохновением для альбома «The Wall» от Pink Floyd, хоть в самом альбоме было больше о личных проблемах, нежели о чем-либо другом, но образ Стены, что отделяет «правильных» от «неправильных», можно легко проследить. Как бы то ни было, мы были в Ист-Энде, к востоку от Стены, в одном из самых бедных мест Лондона. — Мёрдок, почему здесь? — Это самое близкое место к студии, которое мы можем позволить. — Понятно, — грустно выдохнул я. Поднимаясь по лестнице людского муравейника, мы остановились у пяти одиночных комнат, где нас ждала престарелая дама, которая расчётливым взглядом оценивала, сколько с нас можно получить. — Вас двое значит, — с пошлой, мерзкой улыбкой заметила она. — Возьмёте комнату на час или на ночь? — Мы сюда не сексом пришли заниматься! — не стесняясь, развеял Мёрдок её предположения. В тот момент я начал сомневаться насчёт чистоты тех простыней, на которых придётся спать, учитывая, что первым её предположением было то, что мы хотим остаться на час. — А где поблизости находится прачечная? — влез я с вопросом. — Не беспокойся. Я принёс свои простыни, — ответил Мёрдок, словно прочитал мои мысли. — На какой срок остаётесь? — Неограниченный. — Хорошо. Рядом с вами живёт сосед и предупреждаю. Он будет шуметь. Дальше мы обговорили цену в месяц, правила и прочее. Войдя в комнату, мы обнаружили, что комната была размером с платяной шкаф, похожим на тот, что стоял в родительском доме, разве что чуть больше в длину. И всё это пространство занимала двуспальная кровать. — Боже! — закрыв лицо от стыда и этой кровати, сказал я. — К сожалению, это всё что мы можем позволить, — повторил Мёрдок собственный аргумент. — Или дело в том, что ты брезгуешь делить со мной кровать? — спросил он голосом, который почти можно было счесть виноватым. — Нет, ведь когда я страдал от паралича, тебе приходилось меня даже мыть. Дело не в брезгливости. Мне не хочется тебя стеснять. — Ладно, проехали, — махнул рукой Мёрдок, приступая к заменам простыней. Достав блокнот, я снова начал писать сингл. Как никогда я чувствовал на себе социальное разделение. Чувствовал разницу между красивой, картинной жизнью, что показывали в телевизоре, и той бедностью, что окружала меня. Об этом мне необходимо было выразиться. И я начал писать. Увлечённо преобразуя своё стремление к справедливости в песню, я даже забыл, что время вводить морфин прошло. Начало ломить в костях, из-за чего ручка в моей кисти начала рвать бумагу. Затем со лба закапал пот, а глаза начали обильно слезиться. Я беглым взглядом начал искать «Mackintosh» среди не разгруженной свалки от переезда, состоящей из коробок и прочего. Найдя заветную конфетницу в сумке, я достал оттуда ампулу и шприц, но руки не слушались достаточно, чтобы я смог попасть себе в вену. Вдруг Мёрдок подошёл и, как его учила моя мать, ввёл мне морфин. — Даже спустя столько лет? — сказали мы в унисон, но при этом каждый имел в виду не то, что другой. Я удивился тому, что он всё ещё помнит. Мне казалось, что он выкинет этот момент из своей жизни, как нечто ненужное, но нет. А он загрустил, увидев, что я так и не вылечился от своей зависимости. Спустя столько лет. От морфина и усталости, что скопилась за день, меня разморило, и даже при всем желании продолжить писать я не смог удержаться от сна. Проснувшись, я заметил, что был в нижнем белье, но помнил, как засыпал в одежде. Похоже, Мёрдок вспомнил своё волонтёрское прошлое. Он никогда не перестанет видеть во мне того, кто нуждается в помощи. Мёрдок, уже одетый и потягивающий энергетик, кинул мне такую же баночку. — «RedBull»? — спросил я, поднимая с простыни жестянку. — Не самое здоровое начало дня. — Кстати об этом. Лапша быстрого приготовления стынет. После не самого питательного приёма пищи мы начали собираться репетировать. Слегка распевшись, настроив инструменты и, наконец, согласившись с тем, что именно будем играть, мы были уже готовы начинать, как вдруг… Обещанный хозяйкой квартиры шум. Буквально барабанный грохот. Похоже, сосед тоже был музыкантом. Мёрдок от нарушенных планов не на шутку разгневался и собирался уже было устроить ответный барабанный стук в стену, но я его прервал. — Ты слышишь? — призвал я друга прислушаться. — Он задаёт ритм. Вслушиваясь в ударные неизвестного соседа, я начал импровизировать на клавишных в такт барабанов. Затем Мёрдок, прочувствовав, тоже начал играть на своей бас-гитаре. Под конец репетиции мы бегом побежали в комнату соседа в надежде увидеть его, но мы не ожидали, что он побежал навстречу. Открыв дверь нашей комнаты, мы столкнулись с неизвестным нам барабанщиком. — Привет, — сделал я первый шаг к знакомству. — Меня зовут 2-D. — Мёрдок, — лаконично представился ему мой сожитель. — Рассел. Рассел Хоббс, — назвал своё имя широкоплечий барабанщик.