Таинственный сад

Руки разбиты и в глазах тревога. Остановись или окончишь плохо.

      Прохладная ткань постельного белья приятно услаждает разморенное беззащитное тело, и всё, на что способен изможденный омега – это провалиться в короткий сон. Где-то на краю ещё трезвого сознания слышится убаюкивающий шепот. Спокойный и такой нужный, у самого уха, за спиной. Омега перехватывает вяло чужую ладонь на своём бедре, но тут же получает отказ, когда её небрежно откидывают и заключают в своеобразную ловушку. Альфа, его альфа, слишком странно на него действует, или это просто для него слишком непривычно. Чимин чуть ли не хнычет, глаз раскрыть тоже нет возможности, все тело будто одна сплошная пластилиновая масса, из которой можно слепить что угодно.       — Остановись… — на грани слышимости лопочет и остро вздрагивает, выгибаясь дугой в пояснице и упираясь затылком в изгиб шеи альфы. Грузное дыхание обоих и расплывчатый интерьер комнаты. Чимин будто в агонии, его потряхивает, выворачивает наизнанку от неугомонной жажды и, в то же время, нестерпимо стыдно, страшно и катастрофично упоительно.       Омега неприкрыто подставляется и хрипло стонет, когда альфа вновь в него входит, дрожит от наполненности и горячей ладони внизу живота. Слишком. Всё слишком. Чимин думал, что это лишь разговоры ненормальных извращенцев, но теперь он собственной кожей ощущает всю катастрофу течки. Для него катастрофы, потому что всё, что он делал, для него несвойственно. Несвойственно — подставляться с такой потребностью к альфе, требовать, когда уже вроде бы и сам альфа успокаивается. Несвойственно — выдирать того из сна и тереться самому, надрачивая себе и испепелять просящим взглядом, прикусывая губу. Чонгук по правде устал, но запах ванили кружит голову до слепоты. И теперь, когда омега вроде бы и уснул изможденным, он не может уснуть толком, ощущая всеми накаленными рецепторами горячее тело перед собой. Хорошо, что всё же Пак, в силу своей упертости, успел принять таблетки, значит, к следующему дню должно отпустить. Чону пришлось очень постараться, чтобы Юнги к нему не попал в первый день.       — Омега в течку — сущий кошмар, — рычит Чон на ухо и прикрывает глаза от ощущения влаги и узких стенок внутри Пака. — Сумасшествие, как прикажешь остановиться?       Чимин не знает, он просто сдается. Цепляется короткими ногтями в кожу на предплечьях и толкается навстречу бёдрам, цепляясь другой рукой за изголовье постели, сгорая окончательно. О каком белье идет речь и спасительной прохладе, совершенно без особого понятия. Чон толкает омегу в плечо и наваливается сверху, прижимаясь кожей к коже, вгоняя того в приступ глухого экстаза, заглушая в подушке и сжимая до покраснения кожу на бедрах. Омега чуть ли не кричит, бормочет несусветную чепуху вперемешку с просьбами остановиться, но это действует в обратной прогрессии. Для Чонгука такие сгорающие ощущения тоже в новинку, он не пробовал омег в течку, и, честно, его порой отталкивали резкие запахи, даже хорошо, что Джунки всегда был вдали от него в такие дни.       Но Чимин — это другое. Что-то особенное, сносящее наповал, и альфа никому не позволял такого с собой творить, что может теперь себе позволить этот наглый засранец. От запаха и пытливого блеска в карих омутах сводит низ живота, и альфа внутри дуреет настолько, что все крепкие привычки летят к чертям. Так и сейчас.       — Ещё... хочу ещё, — лихорадочно и отчаянно, чуть ли, не разрывая подставленную и смятую подушку под собой. — Хён…       Чонгук давится воздухом, поднимает взгляд на светлую макушку и замирает с глубоким толчком, отчего Чимин дрожит и протяжно стонет, повиливая задницей и выгибаясь особенно сильно в пояснице. Омега поворачивает лицо в бок, чтобы задышать быстро до мутных кругов перед глазами.       — Не останавливайся, — хрипит и двигается, сам быстро убирая подушку из-под живота, чтобы открыть достаточно себе возможностей для движения.       — Как ты меня назвал? — Чонгуку приходится приложить уйму усилий, чтобы вжать неугомонного и начать буквально вытрахивать из него его сучью натуру. Потому что такого ещё точно не было. Пак Чимин и обращается к нему так и без посторонних. Серьезно?       Чимин облизывает быстро губы и прикрывает глаза, судорожно выдыхая, ощущая тянущий дискомфорт в спине.       — Х-хён, — шепчет несколько раз подряд, сгребая в пальцах и без того смятые простыни. — Что? П-почему остан-новился?       Чон напрягается всем телом, прикусывает с силой губу, сдерживая себя от подкатившего стона, чувствуя, как омега сжимается внутри. Пользуясь короткой заминкой, Чимин расплывается в улыбке и тихо смеется, ему определенно снесло крышу.       — Или, может быть, господин? — Пак опускает взгляд и немного поворачивает голову назад, чтобы бросить взгляд на альфу.       — Лучше просто заткнись, — сипит Чонгук, он опирается руками на постель, склоняясь над омегой тем самым выпуская его из натиска.       — Хорошо, господин Чон, — лукаво и подло.       Чонгук дуреет, в груди предательски всё скручивается, а нутро альфы ликует. Кажется, омега получил билет в рай, найдя приятную точку и получая за послушание долгожданное наслаждение. В этот раз как-то нет особой возможности сдерживаться, Чон спускает все тормоза, выбивая из омеги надрывные полустоны, полукрики и смятое с треском постельное. Чонгук не сразу даже соображает, когда оказывается на спине среди раздербаненной постели и с открытым омегой сверху. Боже, такое зрелище явно для него в щедрый подарок за все страдания.       Чимин слегка откидывается назад, сминая в пальцах крепкое бедро альфы, плавно раскачивая бедрами до судороги в мышцах и полной невозможности что-то сказать, потому что низ живота уже сводит судорогой, и он замирает на мгновение, изливаясь в надрачившую руку альфы, пачкая и свой, и чужой живот. Чон резко тянет омегу на себя за руку, обнимая за талию одной рукой, а другой зарывая во влажную шевелюру, чтобы развернуть лицо к себе и впиться в губы размазанным и глубоким поцелуем, продолжая с остервенением вбиваться в обессиленное тело, получая в ответ глухие стоны. У Чимина сплошное пятно перед глазами и окончательная эйфория, его переполняет изнутри горящий омут вечной потребности, но тело такое изможденное и чувствительное, что каждый толчок отдается в нём с содроганием.       Пак зарывается пальцами в темные пряди, льнёт всем телом с таким отчаяньем, будто боится потерять самое дорогое и ценное, сам пугается себя же, но все в таком перемешанном состоянии, ухватиться за что-то одно нет возможности. Он жадно вжимается в потное тело, дышит судорожно через нос, утопая в опьяняющем запахе, пытаясь углубить поцелуй, дрожа от резких толчков. Чимин скулит в напряженную шею о том, как он больше не может, может и не хочет, и не может, но хочет. Им обоим и хорошо, и дурно до оглушающего вакуума в ушах. И представления даже нет о том, что Чимин будет чувствовать на трезвую голову, но одно верно точно — Чонгук оказывается слишком внимательным, таким же чувствительным и это подкупает. Он поддается на мягкие поцелуи, он с наслаждением вздрагивает и стонет, стоит только Чимину сползти вниз и провести языком по редкой дорожке под пупком, вылизывая собственную размазанную сперму вместе с естественным вкусом альфы.       Чонгук становится удивительно мягким и податливым, он не делает больно или что-то против воли омеги, и это подкупает Чимина, подкупает настолько, что хочется попробовать и сделать что-то для него. Чон дышит глубоко и невыносимо тяжело, когда опускает темный взгляд и видит, как неуверенно Пак обхватывает ладонями его набухший и сильно напряженный член. Каждое прикосновение отдается острым ощущением, вызывая приятный спазм в теле.       — Я... я не делал этого раньше, — еле слышно отвечает омега, поднимая мутный взгляд, замирая лицом у самой головки, Чон покрывается мурашками от горячего дыхания и Чимин это видит, пользуется и пробует легко дунуть на влажную головку.       Альфа только раскрывает рот, чтобы что-то ответить, но, вместо этого, давится воздухом и с силой ударяется затылком в матрас, утробно простонав. Сообразив, что да как, и наспех прикинув что делать, Чимин странно улыбается и кончиком языка проводит по уретре. С губ альфы летит смачное ругательство, и он прижимает ладонь ко лбу, пытаясь выровнять дыхание.       — Продолжишь в том же духе — я за себя не отвечаю, черт тебя дери, — шипит яростно в воздух, тут же неосознанно дернувшись всем телом, когда головку окружило мягкое нутро влажного рта.       Слишком давно он не испытывал ответной ласки, кружит голову. Чимин действует по наитию, с трудом подстраиваясь и стараясь двигать не только головой, но и языком, особенное внимание уделяя уздечке, и уретре, каждый раз сглатывая предэякулят вместе со слюной, которой слишком много, между ног снова влажно и Пак уже сходит с ума от возбуждения.       — Ш-ш, зубы, Чимин… — Чонгук приподнимает голову и сжимает волосы на макушке омеги, получая в ответ лишь мычание и усиленное движение головой. — Чтоб тебя…       Чон чувствует, как мышцы каменеют от послушного омеги и удивительной способности быстро учиться, по крайней мере, он старается и правда хочет принести удовольствие, и это подкупает. Возможно, это его официально первый чувственный минет. Слишком много необычных ощущений рядом с этим Паком. Слишком и непростительно, но волнительно приятно. Альфа сжимает пальцы и пытается отодвинуть омегу, но не сдерживается и обильно кончает, отчего Пак давится, что-то рефлекторно проглатывает, а что-то стекает мимо. Чимин приподнимается и прижимает ладонь ко рту, ощущая привкус альфы, смотрит в лицо Чона и покрывается мурашками, когда его руку тянут в сторону и мягкие губы целуют, утягивая за собой обратно на подушки. Омега жмется к боку, разрывая поцелуй, ведет щекой по плечу и прикрывает глаза, стараясь игнорировать дикость внутри себя. Альфа и правда очень устал, он должен немного успокоиться и позволить им хотя бы несколько часов поспать.       — Можно завтра вечером, если меня отпустит, я схожу на работу в бар? — Чимин ещё проклянет себя сотню раз за эту просьбу, но он реально устал от четырех стен.       — С тем условием, что я зайду к вам туда и заберу после тебя с собой, — отзывается Чон, лежа на спине с закрытыми глазами.       — Не надо, — Чимин поджимает губы, но не отстраняется, слишком тепло в кольце рук.       — Надо.       — Нет.       — Да.       — Нельзя, чтобы ещё кто-то увидел, твой отец наверняка уже знает, что мы живем вместе, — Пак хмурится и поднимает взгляд на лицо альфы, встречая самодовольную ухмылку, но глаза по-прежнему закрыты.       — "Мы живем вместе" — звучит интересно.       — Да ты понял о чём я! — любому терпению приходит конец, и омега дергается в руках, пытаясь отлипнуть, но альфа всё ещё при силах.       — Понял. Пока об истинности никому не известно, а значит, всё нормально. Поэтому, я зайду.       — Не зайдешь!       — Мхм… — Чон затихает, выдавливая из себя непонятный звук, и Чимин понимает — тот всё же уснул.

***

      Чимину стыдно. Так стыдно ещё никогда не было. Когда он проснулся, то был в квартире один. В комнате еще пахло альфой и его одеколоном. Чимин ошалело огляделся по сторонам и буквально подвис на раздвинутых занавесках, встречая грядущий вечер. На часах только пять вечера, а состояние такое, будто Чимин подскочил ранним утром, хотя проспал практически весь день. Память имеет очень коварную сторону, и сейчас эта самая коварная сторона щеголяла перед его глазами в виде ошалелых отрывков двух предыдущих дней в квартире альфы. Пак стонет и закрывает лицо руками, пытаясь уткнуться в колени, но все, что ниже пояса, простреливает дикой болью, и он валится обратно на подушки, накрываясь с головой под одеялом.       — Господьбог, — бормочет он в ладони и отрицательно мотает головой, отчетливо прокручивая в голове ненужные воспоминания, но он нагло солжет, если не признает, насколько приятно сейчас тянет во всем теле до кончиков пальцев на ногах, которые он поджимает.       — Озарение пришло? — где-то издалека раздаётся знакомый и уставший голос Чона, Чимин даже не двигается и дыхание затаивает, смотря в темное никуда. Под одеялом душно, и от своего быстрого дыхания уже дышать почти нечем.       Омега осторожно отодвигает одеяло с лица и направляет взгляд на открытую дверь из спальни. Чонгук стоит при параде, даже пальто не снял, подпирает дверной косяк, сложив руки в карманы и смотрит нечитаемым взглядом прямо на него. Из-за полумрака даже эмоции его не разобрать, но Чимин ясно ощущает его состояние: он измучен, и это явно по тому делу, куда он уезжал ранее. Значит, выезжал куда-то? Неужели по тому делу, что ему поручил Ким?       — Угу, — мычит в ответ Пак, морщится и всё же усаживается в постели, прикрывая себя зачем-то по самую грудь. — Что-то произошло?       Рискует и задает совершенно не нужный им обоим вопрос, не надеясь на ответ. Чонгук же всё ещё стоит на пороге и молчит, вдруг отталкивается от косяка и проходит в комнату к окну.       — Делов набралось за дни отсутствия, в остальном всё как обычно, — отзывается он, смотря в окно. — Думаю, ты можешь вернуться к себе в квартиру, комиссар притих, да и в городе его сейчас нет. Ему тоже шумиха лишняя не нужна.       Что-то внутри неприятно колет от таких слов, Чимин чувствует себя голым и незащищенным совершенно. Слова альфы отдают горьким вкусом.       — Вот как? — Чонгук оборачивается в тот момент, когда Пак пытается подняться с постели, усиленно игнорируя свой обнаженный вид и ища глазами откинутую футболку со штанами. Он прикусывает себе язык и игнорирует дискомфорт в теле, чуть ли, не влетая в одежду, только бы выйти отсюда поскорее. — Окей.       Это звучит странно, что-то странное и тяжелое между ними нависает. Оба прекрасно осознаю́т, что это, и какое название имеет, оба прекрасно знали, что результат дастся им по-разному плохо и больно. Сейчас Чимину бы помыться, собрать жалкие пару шмоток и сбежать отсюда, потому что путь добровольно открыли, и лучше не думать ни о чем другом и даже не позволять себе самому признать, что это однозначно болезненно. Чего ещё он ожидал от Чона? А ожидал ли, будучи в совершенно неконтролируемом состоянии? Всё нормально. Всё нормально!       Его никто не удерживает, Чонгук остаётся на месте, наблюдая за уходящим омегой. Пока что внутри ничего хорошего, запах омеги еле различим, таблетки действуют, а значит можно выдохнуть и попытаться подумать на свежую голову. Только Чонгук не сразу соображает, как это выглядит со стороны, и каким это может быть ударом для чувствительной психологии омеги, но Чимин умеет себя сдерживать, даже слишком хорошо, будто выдрессирован по самым закаленным правилам, будто у него под коркой сидит давить свою тварь и не позволять выходить наружу. Или таблетки, или Чон слишком, слишком плохо знает повадки омег, но то, что один выбивается из общей стаи — это точно. Чимин моется с диким остервенением, молчит, плотно сжав губы и чуть ли кожу с себя не сдирает. Он даже не замечает, как перебарщивает с душем и умывается в прохладной воде. Не замечает того, как влетает в брюки и рубашку, старается дышать через нос спокойно, и высвобождая голову от ненужного мусора. Всё нормально! Чимин бросает взгляд на пропущенный вызов от Джейн, решает, что ответит после работы, или уже увидится с ней завтра в офисе.       Перекинув сумку через плечо, Пак направляется к входной двери, даже не стараясь осмотреться по сторонам, напрочь забыв, что голова мокрая насквозь после быстрого душа. Чона внизу нет, а значит, это уже неплохо, на пороге из квартиры Чимин по привычной картине встречает двух охранников, те больше путь не преграждают, лишь взгляд косят и молча переглядываются, когда видят обворожительную улыбку на губах омеги.       — До свидания, — Пак клонится в почтительном жесте и уверенным шагом направляется к лифту уже и позабыв местность. Сколько чертовых дней он пробыл взаперти, с непривычки даже чужие стены странно давят со всех сторон.       Омега бежит, нервно бросает взгляд на мигающие одна за одной клавиши в панели лифта, не желая, чтобы ещё хоть кто-то из жильцов оказался с ним в одной кабинке, вылетает в холл и проносится мимо охранника, вырываясь на свежий воздух. Легкие покалывает от запаха улицы и голову кружит быстрое дыхание, руки пробивает дрожь и в солнечном сплетении скручивает до болезненного спазма. Чимин хватает ртом воздух и быстро моргает, смотря перед собой. Всё нормально, он просто слишком отвык от свежего воздуха и был немного не в стабильном состоянии. Сейчас, он постоит так совсем немножко и придет в себя, но вдруг из ниоткуда появляется подъехавшая машина и омега видит совершенно незнакомого мужчину, слишком преклонного возраста, но судя по его форме — это шофер.       — Мистер Пак, здравствуйте. Прошу садитесь, я отвезу Вас, — мужчина обходит машину и открывает заднюю дверь, слегка склоняя голову в почтительном жесте. Чимину некогда противиться, и дрожащие ноги явно пользы не принесут, он принимает предложение, усаживаясь на предложенное место и прикрывает глаза, неровно выдыхая. Надо же, сам Чон Чонгук ему временно шафера выделил, как благодушно с его стороны.       Звучит шум двигателя, и машина трогает с места, выезжая за ворота. Чимин открывает глаза и напряженно смотрит в темную обивку салона над головой, он не станет думать ни о чем. Не позволит, и это почти помогает. Только что-то не так. Омега обводит взглядом широкий салон и останавливает взгляд на тонированном окошке, которое разделяет его с водителем. Взгляд тут же обращается к виду из окна, и он понимает, что они явно едут не в том направлений. Сердце в груди неприятно бьется об грудную клетку и Чимин действует на инстинктах ровно в тот момент, когда окошко спереди приоткрывается, он дергается вперед, сжимая ладонью край и не давая окошку обратно захлопнуться. Слышит спереди явно не один голос водителя, замечает краем глаза, как что-то закидывают в его салон, и от резкой боли в руке, шумно выдыхает весь воздух из легких, дергая дверцу обратно и перехватывая чью-то руку, чтобы дернуть со всей силы на себя.       Это явно недоброжелательная поездка, и быть так дешево пойманным он не собирается, не в его природе это. Мужчина с пассажирского сидения явно такого не ожидал. Начинается борьба, машину дергает в сторону, но, несмотря на резь в ушибленной руке, Чимин чуть ли не вгрызается намертво в вытянутую руку незнакомца, резко дергает и налегает почти всем весом поперек перегородки. Звучит хруст и нечеловеческий вопль. Омега хватает больше воздуха в легкие, чувствуя легкий дурман от газа и сумасшедшим взглядом замечает водителя в маске, и тот явно такого сопротивления не ожидал. Второй же звенит затвором и вслепую пускает несколько пуль в салон, из-за руки его трясет, и он кричит что-то на китайском, Чимин жмется спиной к стене, избегая неразборчивую дугу выстрелов, выбивая пистолет из рук. Машину подбрасывает на неровности и резко ведет в сторону, пистолет выскальзывает из рук, Чимина подкидывает, и он непроизвольно хватает ртом воздух, когда ударяется спиной об запертую дверь.       Водитель явно потерял управление, и сейчас они либо перевернутся к чертовой матери, или въедут в кого-нибудь, если успели выбраться с территории Чона.       Чимину некогда думать, нос жжет, а в голове уже дурман, он судорожно зарывается носом в ворот куртки, сгребая ткань на груди, и со всей силы ударяет ногой в переднее стекло, по крайней мере, оно выглядит более-менее хлипким.       — Разберись с ним! Это же всего-навсего омега! — кричит мужчина на китайском, и парню с поломанной рукой ничего не остаётся, как что-то снова выкрикнуть и полностью открыть створку. Чимин хмыкает и, не жалея усилий, въезжает пяткой по виску альфе, здоровая рука пытается перехватить его ногу, но омега тут же сползает на пол, судорожно ища рукой потерянный пистолет. Ему кажется, его сейчас просто стошнит от тряски, ощутив холодный металл в ладони, он без промедления и совершенно точно целится в сторону водителя, пока жмется к заднему сидению и краем глаза отмечает потуги альфы перебраться к нему в салон. Чимин снова набирает воздуха в легкие и отпускает куртку, стараясь судорожно подцепить ремень за бляшку.       Звучит сразу же три выстрела, машину снова подбрасывает, и Чимин зажмуривается, мертвой хваткой цепляясь в обивку сидения, вжимая голову в плечи, стараясь избежать больших потерь для своих конечностей. Они врезаются явно во что-то лобовым стеклом, и машина на полной скорости вдалбливается в препятствие, металл корежит, и в ушах стоит дикий звон. Дым, перед глазами стоит дым и запах гари, Чимин слепо тычется рукой по двери, пытаясь нащупать ручку, чтобы попытать удачу на открытие двери, но не дышать уже совсем невозможно. Он ощущает, как теряет сознание, как легкие выжигает гарь, но он не может так просто сдаться. Омега снова пытается хоть немного приостановить поток ядовитого воздуха, зарываясь носом в свою одежду на груди и, прищурившись, видит треснувшее стекло.       Чимин упирается спиной в другое сидение и пытается выбить ногой дверь. Удар за ударом, пока не слышится скрип, и дверь вдруг сама не открывается. Он уже решил, что богу душу отдал, когда чувствует, как его тянут наружу. Странный и ослепляющий свет слепит, ноги не слушаются, и Чимин в чьих-то руках подкашивается и оседает на землю. Тело трясет от слабости и режущей боли в груди, кто перед ним и где он, совершенно нет понятия, но он противится до последнего, отталкиваясь в чужих руках.       Его имя звучит отдаленно знакомо, перед ним сначала вырисовывается темный асфальт и множеством ярких софитов от других машин, ещё он вдруг различает шаги и оглушающий шум улицы. И Чонгука, он чувствует его запах, но не слышит толком, потому что он стоит в нескольких метрах с откровенным ужасом на лице. Чимин поднимает голову и это первое, что он различает на лице альфы, пока перед ним рассеиваются темные образы. — Он цел! Газ немного притупил сознание! — кричит кто-то совсем близко, держит его за плечи и пытается дозваться.       — Водитель пристрелен, господин, второго намертво придавило, — отчитывается другой голос, оказываясь тенью рядом с Чонгуком, но лицо альфы непроницаемо. — Выстрелы хаотичные, возможно, омега дал отпор, и тогда водителя пристрелил его напарник.       Чимин нервно ухмыляется и медленно прикрывает тяжелые веки, заходясь в грудном кашле, его рвет прямо на асфальт. Паку настолько хреново, что каждое прикосновение к телу отдает жгучим дискомфортом.       — Поднимайте его, живей, пока не набежали журналисты и полиция, — снова крики и вой сирены. Омега какое-то время потерян в пространстве и просто подается в чужие руки. Его усаживают в другой автомобиль, запах присутствующих в салоне выбивает воздух из легких, Чимин теряется и кренится в сторону, его снова тошнит и трясет в судороге.       — Ох тыж... — бурчит кто-то сбоку, рука цепляется за чье-то бедро, и с переднего места виднеется светлая шевелюра, Чимину приходится сощуриться и откинуться обратно на сидение, прежде чем он различил лицо Мин Юнги. Директор охраны выглядит и без того бледным, а темные круги под глазами лишь подчеркивают его изможденное состояние. Похоже, не только ему сегодня так паршиво.       Чимин понятия не имеет, куда они приехали и что будет дальше, но трезвость ума приходит только после того, как он оказывается в уборной и насильно уже очищает желудок, сгорбившись над санузлом. Туалет выглядит чистым, и пахнет здесь, как после уборки, не считая его катастрофы. Здесь его оставили одного, и омега, наконец, может выдохнуть. За дверями слышны голоса, много, и только двух людей можно различить. Чимин неровно дышит и опирается на раковину, всё ещё дрожа. Он быстро раскручивает кран и головой ныряет под струю. Всё, что ему сейчас нужно, это прийти в себя, хоть немного успокоиться, потому что вопросов будет много.       В кабинете невыносимо душно, как только Чимин выбирается из туалета, все в комнате затихают: Юнги выглядит раздраженным, он тут же уходит, по всей видимости, за свой стол, секретарь стоит между двумя стеллажами и странной стены, обвешанной множеством фотографии. Чимин задерживает там взгляд, не сразу отмечая ещё каких-то людей у дверей, возможно, это всё сотрудники.       — Говорить можешь? — Чимин вздрагивает, сильнее цепляется за ручку и переводит взгляд на Юнги. Старший омега опирается на край стола, нависая над ним и напряженно смотрит из-под челки. — Люди комиссара оказались ближе, чем мы думали. Не ожидал, что ты тоже будешь их целью.       — Тоже? — хрипит Пак в ответ, оставаясь на месте.       — Они пытались и на Джейн напасть, но у неё охрана среагировала быстрее. Только там свидетели хотя бы остались, — Юнги неприятно ухмыляется. — Не расскажешь, как так произошло?       — Надо было им собственноручно сдаться? — Чимин облизывает пересохшие губы и дергается в сторону, когда один из альф подходит к нему совсем близко. — У меня охраны нет, что ещё мне оставалось делать?       — Омега дал отпор? — скалится всё тот же мужик, и у Чимина он вызывает странное отвращение.       — Отойди от него, Тхэгу, — тут же отзывается Мин и выходит из-за стола. — Что произошло в машине?       Тхэгу дергает уголками губ в оскале и отходит на два шага назад, складывая руки перед собой. Чимин ещё раз оценивает его белесый шрам на пол-лица и переводит взгляд на Мина.       — Я просто дал по морде второму, не хотелось получить пулю, машину занесло, и мы во что-то врезались, — Пак находит взглядом одинокое кресло у стены, и на дрожащих ногах без разрешения опускается туда, упираясь лицом на ладони.       — Они говорили что-то? — Юнги где-то совсем рядом стоит, но всё, что может сейчас Чимин, это сидеть с закрытыми глазами, уткнувшись в ладони.       — На китайском что-то, я не знаю.       — Господин, — басит Тхэгу, отстраняя руку от наушника. — Господин Ким в стране, его нужно встретить.       — Так неожиданно? — Юнги поджимает губы, протягивает секретарю ключи и останавливается совсем близко к Паку. — Твоя чертова удача, что Чонгук сразу заметил, как ты уезжаешь.       Чимин на это не находит, что ответить.       — Дождитесь охрану, и дай ему воды, — Юнги поспешно уходит, отдает приказ отвезти Пака домой и в мрачном кабинете остаётся только секретарь и Пак. Бета подходит тихо и ничего не говорит, только протягивает стакан и быстро возвращается за стол Мина. Холодная вода дерет изнеженное горло, и всё, что сейчас хочется, это поскорее оказаться в стенах своей квартиры.

***

      — Не расскажешь? — мягким голосом отзывается Ким и встряхивает синюю челку, склоняя голову в сторону, заглядывая прямо в напуганные карие глаза.       Парень лепечет что-то на китайском, дергается на деревянном стуле, отчего скрип раздражает пустое помещение эхом. Веревки плотно вдавливаются в оголенную кожу рук и корпуса. Пленник трясется от внешнего холода и сидит практически голым.       — Не понимаю, а ты понимаешь, Чи? — Тэхён с любопытством смотрит на опухшие в ранах губы и озадаченно переводит взгляд на стоящего рядом альфу. Тот мотает головой и перекладывает в зубах тлеющую сигарету. — Вот и я не понимаю. Ты же кореец, на роже написано, не прикидывайся. Давай, расскажи-ка мне, где твой любитель юных омег, м?       Ким подставляет ледяное дуло пистолета в район пупка и поднимает вновь взгляд на изуродованное лицо, пленник заходится в хлюпающих звуках, изуродовано кривляя лицо в истерике, дергаясь из последних сил на шатком стуле.       — Напомню тебе родной язык, — Тэхён выпрямляется в спине и ведет стволом в воздухе в район правого колена, выстрел звучит в резонанс с нечеловеческим криком. Парня легко подкидывает на стуле, и он заваливается набок, ударяясь плечом о сухой пол, вместе со слезами из-за рта текут слюни, а с простреленного колена сочится свежая и теплая кровь. Тэхён завороженно смотрит на образовавшуюся лужу в полумраке помещения и ведет взглядом выше. Парень от боли и страха позорно обмочился в трусы.       — Я не знаю! Ничего не знаю, клянусь! — надрывно кричит, давясь собственными слюнями.       — А я думаю, знаешь. Комиссар, видно, совсем из ума выжил от горя, раз думает, что похищение связного ему что-то даст. О секретах моего отца знают если только я да мой брат, ах да, ещё Юнги. Так зачем ему понадобилась Джейн?       — У неё есть информация! Есть информация! Это всё что мне известно! Господин сказал взять её и ещё Пак Чимина.       — А Чимин ему на что? — Тэхён хмурится и подходит ближе, тут же надавливая ботинком на рану, получая в ответ новый крик. — Говори, чтобы я не тянул информацию.       — Он сказал, что это личная подстилка Чона, он хотел взять его и отплатить той же монетой! Это всё что я знаю, клянусь!       — Что там? — Ким обращает внимание на подчиненного.       — На омегу тоже напали, он сейчас у господина Мина, и ещё Ваш отец в страну вернулся, господин Чон поехал к нему.       — Вот как, — Тэхён отводит взгляд и смотрит куда-то перед собой, в пустоту темного помещения. Неожиданное возвращение отца ставит в тупик, Чонгук говорил, что они договорились о конкретном дне, с комиссаром всё ещё не покончено, почему отец решил вернуться так неожиданно остаётся вопросом. — Да бесишь.       Ким нервно дергает головой и пускает пулю в район груди пленного, тот сдавленно хрипит и затихает, безвольно ударяясь головой об пол. Тишина в амбаре нарастает гулом, Тэхён поворачивается спиной и хрустит суставами.       — Поехали. Отец, скорее всего, поедет в особняк.

***

      — Сынок, — глава тянет губы в слишком мягкой улыбке, а объятья отдают стальной хваткой, Чонгук на мгновение перестает дышать. Объятья от отца он получал за всю жизнь, пересчитать если только на одной руке, а такую лояльную улыбку и взгляд, если только раз. — Рад видеть в здравии, — Намджун втягивает носом воздух и отстраняется от сына, — как приятен воздух родины. Да, Ву?       Мужчина выходит следом из самолета и лишь кивает, а затем обращается к Чону отдавая ему такой же жест. Мужчина молчалив и словно дополнительная тень за Кимом, следует по пятам.       — Отец, ты же говорил, что приедешь к концу недели, — Чонгук пропускает главу в машину первым и садится следом.       — Говорил, но планы немного поменялись, у меня хорошие новости, да и ты сам всё увидишь утром, — Намджун открывает окно со своей стороны, Чонгук на этот жест скептически изгибает бровь. Что за странная свобода и упоительное настроение у отца, хотя совсем недавно он ещё вел себя тише воды, ниже травы? Это не может не напрягать, он совершенно не разделяет настрой родителя. — Поедешь со мной в особняк? Тэхён тоже должен будет приехать, хочу увидеть всю семью. Кстати, как там Джунки?       Чонгук бы подавился воздухом, словами, языком, в конце концов. Но всё, что ему остаётся, это отвести взгляд на макушку шофера и ровно ответить:       — Всё в порядке, работу он любит по-прежнему так же отчаянно, как и всегда.       — Аха-ха, этого у него не отнять, — Ким согласно кивает. — Думаю, моё предложение должно будет поменять его настрой. Не зря же он тебя терпел все эти года.       — Не зря, — эхом отзывает Чон и без улыбки скалится в ответ.       Вечер в особняке выходит странным, Юнги тоже присутствует, и все, кроме Намджуна, чувствуют себя вполне уютно. Глава уходит раньше всех к себе после ужина, Чонгук старается вообще не говорить, лишь приторно давясь от покладистой натуры Тэхёна, и если бы только он не знал своего пронырливого брата, то решил бы, что тот выискивается перед отцом, но нет. Тэхён точно что-то чувствует, но Чонгук не настроен на родственные беседы, а Юнги выглядит всё таким же уставшим ещё с Совета. С его ситуацией он понятия не имеет, что делать и как образумить хёна. Разговор у них и так не удался, а в особняке этого делать тем более не стоит, поэтому Мин уезжает почти сразу, как Чонгук уходит к себе.       Что-то нехорошее закрадывается в груди, Чон не может уснуть. Он усаживается на край кровати и угрюмо смотрит на свой телефон, раздирая несчастную кожицу на губе. У Чимина, видимо, яростный пунктик не отвечать на сообщения, и это не может не нервировать, поэтому Чон, в конце концов, совершает вызов и прикладывает телефон к уху, вслушиваясь в монотонные гудки.       — Кто это? — раздается тихий голос на той стороне.       — Серьезно? Ты даже сообщения не видел? — Чонгук изгибает бровь и поднимается с кровати, чтобы подойти к окну и окинуть взглядом усеянную охраной лужайку.       — Я не читаю сообщения, — Чимин тяжело вздыхает и шелестит чем-то. — Зачем Вы звоните?       — Хотел спросить, как ты справился с альфой, — голос Чона звучит как-то отстраненно и холодно, Чимину не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы понять это. А он чего-то другого ожидал?       — Просто взял и справился, — ерничает в ответ Пак. — Достали меня этим вопросом, мне повезло что водитель старый хрыч и не справился с управлением. Вот и всё.       — Значит, просто везение?       — Значит просто везение, — зеркалит ответ омега. — Вы только ради этого позвонили в двенадцать часов ночи? Я думал господин Мин уже отчитался Вам.       — Да, только ради этого, не было времени у него спрашивать.       — Ясно, — уже после «да» Чимин перебивает и резко замолкает, чтобы дослушать предложение и почувствовать, с каким нажимом ему отвечает альфа. — Я понял, господин Чон. Теперь можно завершить разговор?       Ощущение использованной вещи никуда не уходит, Чимин старается держать себя в руках, чтобы просто не сбросить звонок и не швырнуть телефон в стену. Его клинит слишком очевидно, и это только сильнее распаляет раздражение. Пак не хочет этого чувствовать. Не хочет!       — Как чувствуешь себя? — голос Чона смягчается, и омегу пробирает озноб, ему приходится приложить все усилия, чтобы стерпеть и заткнуть воющую тварь внутри. Он бы с удовольствием отхлестал её и забил в угол, только бы не чувствовать.       Альфа идет на поводу, понимает, что разговор у них не задался с самого утра, он пытается нащупать нужную почву под ногами, но совершенно не имеет понятия, как это сделать правильно.       — Со мной всё хорошо, — голос омеги звучит ровно, и после чего вызов завершается.       Чимин швыряет телефон в стену и аппарат разлетается на части. Крышка летит под кровать, батарея тяжело ударяет об пол, а сам корпус плашмя падает у подножья кровати. Он прикусывает губу до крови и сдавленно мычит, жмурится и сжимает в пальцах мягкую ткань одеяла, утыкаясь лбом в колени. Дышит тяжело, отсчитывает мысленно цифру за цифрой и пытается успокоиться. Сдавить и перекрыть воздух нутру омеги, как бы он этого желал.       И себе заодно тоже. Потому что это задевает. Очень задевает. Так не должно быть.

***

      Новости с самого утра уведомляют жителей столицы и её соседей о неожиданной кончине комиссара в отставке после недавнего скандала. Весть разнеслась с завидной скоростью, и все с готовностью схавали горечь утраты его истинного — якобы не вынес потери и не смог больше существовать. Как ещё жить альфе, у которого даже супруга с детьми ушла и потеряно лучшее место в обществе? Жителям пришлась по нраву эта новость: ни сучка, ни задоринки.       Вопросы сами собой отпадают, когда они оказываются в полном и укомплектованном собрании в главном холле особняка. Чонгук видит, как последними в зал проходят Джейн, и готов даже выдохнуть, но напряженно сдавливает стенки стакана, когда видит, что за ней проходит и Чимин. Тэхён бросает взгляд на Чона, и тут они впервые встречаются взглядом, что-то слишком это странно и неправильно. Намджун сидит в кресле у камина, сложив руки в замок перед лицом, и внимательным взглядом провожает двух омег, которые садятся в дальний угол дивана почти у края столика. Джейн сидит с прямой спиной и опущенным взглядом, расправляя юбку-карандаш, Чимин усаживается рядом, потому что ему дана была команда следовать за своей наставницей и не разевать рот лишний раз.       Единственного, кого здесь не хватает – это Юнги. Чонгук нутром чувствует, что это не зря, и все подозрения лишь обостряются, когда к ним в зал заходит Джунки с отцом. Тэхён внимательно следит за взглядом старшего брата, и впервые за всё время умудряется поблагодарить пустоту за собранность и дрессировку Чона в эмоциях. Потому что тут только дурак не поймет, что назревает. Джунки придерживает отца под руку и садится с ним рядом, удивленно, но молча поприветствовав присутствующих. Что он тут забыл, омега явно не понимает.       — Ну что ж, все в сборе, — Намджун окидывает всех взглядом и останавливается где-то между Джейн и Чимином. — Хочу отметить, Юнги прекрасно выполнил свои обязанности и моё поручение, немного вышло из-под контроля, но и это неплохо. Тэхён, — мужчина переводит взгляд на младшего сына и украдкой улыбается, — своему стилю ты не изменяешь, похвально-похвально.       Тэхён смотрит в упор на отца и обмирает. Шестеренки в голове крутятся с удвоенной скоростью. Неужели он, правда, мог подумать, что комиссар стал бы так глупо поступать? Объявление по новостям, вчерашние наёмники, говорящие по-китайски и не являющиеся китайцами. Черта с два.       — Да, вижу в глазах прозрение, — Ким улыбается шире и расслабленно откидывается в кресле. — Я глубоко извиняюсь, миссис Ли и мистер Пак.       Голос лидера звучит вычурным и совершенно не в извиняющейся манере, это выделение в формальном стиле и тяжелый взгляд сдавливает в напряжении, Джейн реагирует быстрее и с трудом сдерживается, чтобы не одернуть Чимина, тот, кажется, начинает медленно соображать.       — Ничего страшного, господин Ким. Вам необходимо было проверить верность Ваших подчинённых, Чимин, он немного всё ещё в шоке и не ожидал такого. Простите меня и моего подопечного, — Джейн поднимается и клонится на все девяносто градусов, сонный мозг Пака даёт сигнал и поднимается следом, готовый чуть ли не лбом коснуться своих коленей.       — Ваш подопечный интересно себя проявил. В Вас скрытые таланты, мистер Пак?       Чимин поднимает голову, какая-то странная дикость бушует в его крови и взгляд выражает весь спектр эмоций, это не может не отметить Ким, где-то он подобное уже видел. Очаровательный и такой знакомый взгляд с шальным блеском. Всё было подстроено, неужели они все купились на покушение третьим лицом? Неужели Намджун вынашивал эту идею, и как давно? Сколько ему известно?       — Никак нет, господин, — чеканит омега в ответ, прижимая плотно ладони к животу, всё ещё находясь в согнутом положений.       — Хотите мне соврать, Пак, подумайте сто раз, прежде чем открыть свой очаровательный рот. Я повторюсь, в Вас есть скрытые таланты?       Джейн украдкой переводит взгляд на Чимина, да все взгляды в этой комнате сейчас обращены на него, и тяжелый воздух сейчас оседает практически на их макушках придавливая и сдавливая главой альфы.       — Нет, господин, — Чимин упрямо смотрит в ответ, и ему стоит огромных усилий не сдвинуться с места, когда Ким плавно поднимается с места, отталкиваясь от подлокотников.       Урок проверки сейчас будет провален с треском, и Пак отчетливо ощущает еле пробивающийся аромат Чонгука, но посмотреть в его сторону — сродни моментальному проколу. Именно сейчас омега внутри него отчаянно жмется в самый угол и позорно просит защиты, Намджун это чувствует и принимает это за своеобразный страх. Уже хорошо, потому что пальцы у Кима горячие и сильные. Он вздергивает омегу за подбородок, больно сжимая челюсть, и дергает на себя, заставляя выпрямится в напряженной пояснице, и оступиться к себе на шаг ближе.       — Я спрошу последний раз и по-другому, почему произошла авария? — голос альфы просачивается шепотом под самую кожу и обжигает изнутри, Чимину физически больно от его ауры. Невыносимо, будто лаву разливают и внутренности скручивают в жгут.       — Я застрелил водителя, — сдавленно, но уверенно отвечает омега, всё ещё смотря прямо в глаза над собой. Наверняка в салоне была камера, и врать сейчас — лишь делать себе хуже. — Владеть боевым искусством не талант – это то, что необходимо в нашем мире.       Намджун скалится в широкой улыбке, оголяя ровные зубы и, словно хищник, втягивает носом воздух, вдавливая короткие ногти в нежную кожу. Тэхён напрягается и цепким взглядом впивается в безвольное тело Пака.       — Тебя не устраивает здешний мир?       — Господин…       — Молчать, я сейчас разговариваю не с тобой, дорогуша, присядь.       Джейн неловко присаживается на место и поджимает губы, молясь всем богам на благоразумность Пака, которого сколько раз ни учи – молчать он так и не научился.       — Хотелось бы не ощущать себя куском мяса, — цедит сквозь зубы омега, и Джейн, кажется, пропускает удар сердца. — Этот мир Вы же создали, вот и приходится выкручиваться.       Намджун разражается грудным смехом и перехватывает Пака за заднюю часть шеи, горячим дыханием опаляя щеку омеги:       — Какой строптивый и холеный омега нам достался. Мне нравится, а вам? — Ким переводит взгляд на сыновей, Тэхён и Чонгук совершенно не разделяют веселья, у обоих на лице ничего, кроме странного смятения и непонимания всего действия и такого повышенного внимания к омеге. — Ну же, не разочаровывайте отца. Чонгук?       Чимин сдерживается из последних сил, чтобы его не вывернуло наизнанку, и то же самое отвращение он чувствует и от Кима, но вот вторая рука, которая сжимает его талию до боли, кажется абсолютно лишней для такого представления. Хочется отодрать себя скорее от него и задышать полной грудью, но Ким старший слишком любит показательные уроки. Уже научены и знаем. И было бы глупо полагаться на то, что Намджун ничего не узнает.       — Такой же, как и все омеги в постели, — Чонгук находит в себе силы ответить, даже салютует бокалом и улыбается, пытаясь сдержать в себе целую бурю.       — Неужели? — Намджун тянет буквы и снова заглядывает в лицо Пака, словно выискивая там какие-то эмоции. — Значит, ты будешь не против, если я попробую.       Утверждает и выпускает омегу из крепких рук, оценивающе пройдясь взглядом по хрупкому телу перед собой. Чонгук прикрывает глаза, всё ещё держа улыбку, старается побороть дрожь и чувствует, как взгляд младшего брата буравит в нём сквозную дыру.       — Присаживайся, в ногах правды нет, — Чимин оседает, сжимает пальцы в кулаки и упирается ими в колени, смотря прямо перед собой в кирпичную стенку камина, и чувствует, как Джейн его касается украдкой, но только такой жест совершенно не помогает. Ему страшно. Вот сейчас поистине стало страшно. И либо Ким передумает, либо Чимин голыми зубами ему глотку перегрызет, но под него не ляжет. Ни за что.       — Отец, к чему весь этот спектакль? — наконец подает голос Тэхён и с шумом ставит бокал на столик. Он ловит взгляд отца и в который раз доказывает свою полную независимость от власти над собой, как над ребенком. Младший сын Главы всегда отличался или отбитым чувством страха, или просто глупостью, но второй вариант всегда отметается автоматически. — Мы тут явно не за этим собрались.       Намджун наклоняет голову вперед и улыбается, дико, странно и слишком откровенно. Отец Джунки тихо откашливается и поднимается на ноги, у Чонгука взгляд намертво прилипает к лицу омеги, но у того на лице абсолютное непонимание, и тот сам с вопросом смотрит на отца, который поправляет ворот рубашки и разворачивается к Намджуну.       — У меня не было времени предупредить сына, господин. Этого и не требуется, они давно знакомы с Вашим сыном, думаю, протеста мы не встретим, — отзывается Чхве Ён и опускает взгляд на омегу. — Вчера господин Ким одобрил моё предложение, сынок. Ваш брак с Чоном теперь возможен.       — Прекрасно, ведь так, Джунки? — Ким обращается к омеге, и каждое слово сейчас образует холодящую воронку. — Твоя репродуктивность в самом разгаре, я давно мечтаю о внуках, разве не прекрасно?       Джунки не хочет верить в услышанное, по крайней мере, потому что взгляд как минимум одной пары глаз сейчас избежать сложнее всего. И почему именно он должен быть замешан в этом? Омега вздрагивает, когда видит и чувствует Чона. Альфа держится из последних сил.       — Ты пока был в отъезде совсем тронулся умом? — похоже, наследник не сдерживается и единственное, что сейчас его может остановить, это только сам родитель. Чонгук, даже если бы очень постарался, не смог бы разобраться в том, что сейчас чувствует. Брак. Какой к черту брак в его возрасте, и тем более, если он явно повязан на выгоде для отца? Чон чувствует, как ему просто перекрывают кислород. Отец Джунки слишком публичная личность, и связанная сеть больниц и санаториев привяжет его намертво к должному поведению и поддержке. О какой воле он может думать, если сейчас принудительно позволяет надеть на себя хомут с уймой обязательств и правил, будучи под прицелом общества? А ещё Чимин… черт его побери, но Чонгук не готов таким образом лишиться нужного омеги, но и открыто заявить об этом — верный шаг к смерти. Что ему делать?       — Тише, сынок, сбавь обороты. Этот брак сыграет на руку обеим сторонам, мистер Чхве — прекрасная кандидатура, это будет новой ступенью для твоего наследия, разве я не прав? — Намджун издевается открыто, и это понимают только братья. — Уже всё решено, вы с Джунки прекрасная пара, общество вас видело и… хм, — альфа разворачивается к своему месту, усаживаясь обратно в кресло, — эта новость скоро будет распространена. Поэтому стоит хорошо подготовиться, не так ли, Джунки?       Омега тяжело проглатывает ком, мечется взглядом от Кима к отцу и машинально сжимает руку отца.       — Какое неуважение, сынок, ты не в том возрасте чтобы так противиться, — Чхве отдирает руку, не позволяя сыну и слова вставить. — Я рад этой прекрасной новости, мы удалимся, дату мы сможем выбрать позже?       — Конечно, — Намджун кивает, и пока омеги выходят, переводит взгляд на старшего сына, смотря прямо в глаза, продолжает. — Отведите Пака ко мне в кабинет, остальные свободны.       — Нет! — Чимин отчаянно дергается в грубой хватке на своих плечах, но что он может против двоих охранников? Взгляд прилипает к мрачному лицу Чона, но тот не смотрит в его сторону, даже бровью не ведет, и внутри разрастается колючая обида и паника, сейчас здравым рассудком управлять так сложно.       — Вам к работе приступать не нужно? — Намджун не слышит, смотрит на сына и прислоняет губы к бокалу, отпивая и наслаждаясь тяжелой атмосферой всем нутром. Чонгук продолжает молчать, только пальцы сжимает в кулак, делает шаг назад и без привычных жестов в поклоне просто направляется к выходу, у Чимина сердце забивается в суматошном биении. Омега брыкается, пинает одного из альф в голень и со всей силы кусает ребро ладони на губах. Ким с интересом переводит взгляд и видит отчаянную борьбу, Тэхён дергается на месте и видит, что Чонгук оборачивается тоже ровно в тот момент, когда Пака с новой силой заламывают и ведут к лестнице на второй этаж.       Чимин не привык сдаваться. Никогда, даже если прекрасно осознает — он получит сполна, что-что, а гордостью он не обделен и лучше ему ноги переломают, но он не пойдет на поводу у монстра. Он чувствует странное опустошение и привычное «сам за себя». Помощи ждать неоткуда, даже если вдруг на мгновение ему захотелось поверить в защиту, он ведь прекрасно понимал, к чему всё это приведет. Им нельзя рисковать, и где-то на задворках сознания он понимает, лучше Чонгук промолчит и просто уйдет. Первым под руку попадается какая-то статуэтка, Чимин тянется с завидным упорством, и как только пальцы цепляются за холодный металл, слышит глухой удар. Одного альфу косит в сторону, а второго он перехватывает за руку и, применяя заученный приём, вкладывая все силы, какие у него были, опрокидывает через плечо, заламывая пальцы.       — Чимин, — звучит щелчок затвора и твердое дуло пистолета упирается ему в макушку, надавливая, а ледяной голос продирает насквозь. — Ты, видно, жить перехотел?       Намджун стоит позади него и плотно прижимает палец к курку, одно неровное движение — и этот альфа не будет мешкать. Чонгука трясет не хуже осинового листа, но Тэхён грубо перехватывает его плечо и дергает на себя, предупреждая. Остужая и напоминая, хотя у самого в глазах застывает паника. Двое охранников с кряхтением поднимаются, но не делают лишних движений, Намджун указывает им отойти, продолжая держать на мушке омегу. Чимин тяжело дышит, сжимает в руках увесистую статуэтку и смотрит перед собой, ожидая чего угодно, когда вдруг медленно разворачивается и видит перед собой непроглядное дно пистолета, твердую руку Главы и проедающий взгляд карих глаз на своём лице. Пак не уступит, пусть омег заведомо положено считать слабыми, трусливыми и бесполезными, он не собирается дрожать от страха.       Намджун смотрит, не моргая, видит стальной блеск в глазах напротив, видит, как дрожат губы, как тело вот-вот сдастся лихорадке, но не понимает только одного — откуда в таком теле столько сил и отчаянья. Он уже видел такой взгляд, видел однажды, очень давно и от этого то, что давно уже уснуло крепким сном, вдруг ершится, пробуждается и неприятно будоражит. Это воспоминание он похоронил уже очень давно, собственноручно вырыл яму и сверху ещё прошелся, намертво прессуя, забывая.       Молчание даётся с трудом, Ким не привык отпускать и не умеет, но только одно ему давалось всегда с трудом. С воющим нутром альфы и клацаньем клыков он всегда сгорал только от одного насмешливого, упертого и позабытого образа. Почему-то именно в этих глазах он увидел себя прошлого. Именно такой оттенок сломал его прошлого, и сейчас в этом омеге он чует опасность. Впервые ему отчаянно необходимо защитить своего сына, будучи ослепленным позабытой болью.

Flashback *20 лет назад*

      Одинокому мальчишке, брошенному с рождения, тогда только 16 стукнуло. Промозглой осенью его подобрал какой-то бродяга и, в конце концов, отдал в чужие руки за хороший выкуп. Торговля органами беспризорных детей и крепких организмов отбившихся взрослых – всегда была прибыльной, главное, как управлять и умело держать в крепких руках. Иначе сожрут голодные акулы и не подавятся. Мальчишке несказанно повезло оказаться в любимчиках главы. Шестнадцатилетний альфа знал цену своей жизни в сумме пригодных органов, собирая долги, он уже в уме суммировал стоимость годной печени, глазной роговицы и крепкого сердца от одного тела к другому. У него была четкая схема: найти должника, потребовать долг, обусловить крайний срок и, если деньги не были получены, привести в порядок другой калькулятор в последнем биении живого сердца. Ким Намджун не умел по-другому жить. Его фамилия также искусственно выдумана и прикреплена тяжелой биркой на изнанке, он знает – отступится, и его долг в жизнь будет поделен на тот самый счет, что будет выгоден его отцу. Ким Сунан являлся главарём их жалкого квартала, и что сподвигло мужчину сохранить жизнь тогда ещё младенцу – известно только ему одному.       Намджун два раза в неделю выбирался в центр города и просто любовался яркими огнями, шатался у знакомых улиц, перекидывался парочкой коротких разговоров со знакомыми лицами, укрепляя свой статус. Казалось, их теперь узнавали, а дерзкий норов альфы чуяли за версту. Намджун не отличался особой доброжелательностью, всегда хмурый, немного резковатый, он мечтал лишь об одном – пробить себе дорогу на самую вершину. Слишком амбициозно и почти безрассудно, но эта цель намертво отпечаталась под коркой черепа. Некоторые любили пророчить мальчишке грязную, мрачную и властную судьбу среди сырых улиц Кореи, его имя было бы с горьким вкусом страха и уважения. Лесть прельщала и нельзя сказать, что на это Ким реагировал как-то бурно, но внутренний зверь всегда странно ликовал и криво усмехался из самого дальнего угла затаившись, пока носитель сухо кивал и возвращался в свою захудалую дыру под крыло Сунана.       Но время шло, и Главе Киму нужно было показать другую сторону своего бизнеса, пора было увидеть насколько вырос мальчишка, и готов ли он с гордостью называться его сыном. Намджун прекрасно осознавал, ему не избежать этого дня – день, когда пора рассчитывать долг. И, честно говоря, для всё ещё ребенка это было своеобразным страхом. Одно дело впутываться в драки и притаскивать на собственной спине истерзанного должника к ногам отца и его людям, а другое дело увидеть воочию «сладостный» момент возвращение долгов. Или ты не трусишь, или можешь сразу подставиться для пули, потому что Сунан ненавидел предателей и трусов, этот мужчина привил своему сыну показательное и поучительное представление для всех провинившихся, Намджун очень хорошо запомнил свои эмоции и накрепко заучил уклад.       А кому жить не хочется? Не ищи оправдания ни одному из действий.       Не ищи оправдания злу.       Намджун жил по этому укладу и прекрасно осознавал, что испытывают люди при встрече с ним, и пусть он, может быть, не был насквозь прогнившим и бессердечным, такое не волновало и не беспокоило, когда кожу холодил блестящий металл ножа. Здесь либо ты, либо тебя, на сопли времени нет. Мальчишка шёл с уверенностью и внушаемым спокойствием: он обязан сдержаться и смотреть с широко открытыми глазами, не смея лицом вертеть, только прямо. Только здесь и сейчас, он не имеет права на ошибку. Стены клуба, к которому они пришли в их уличных просторах, был далеко небезызвестен, сколько несчастных омег было привезено, и возраст не смущал посетителей, Намджун никогда не заходил внутрь, но знал: начальник задолжал приличную сумму Киму, и сроки уже перегорают. Заходя вместе со своими старшими хёнами и держась позади, Намджун мог лишь украдкой поднять взгляд по сторонам, задохнуться от запаха и сощуриться от едких зеленых и красных софитов. Музыка здесь была лишь дополнением, пахнущие тела выглядели омерзительно, мальчишка отводил взгляд и старался не слушать звуков, раздающихся из небольших кабинок. Девушки, юноши и даже дети, он успел зацепиться взглядом лишь за одну девушку омегу, которая просто танцевала и развлекала какого-то здешнего клиента в вип-зоне, запах был омерзительным, казалось, здесь даже стены пахнут омерзительно.       Намджун даже не знал имени должника, он остановился у дверей и просто был наблюдателем, пока велся разговор, и только сейчас альфа учуял отголосок свежего запаха, словно просвет в этой гнилой дыре. Взгляд цепляется за темную и взъерошенную макушку мальчика у ног начальника заведения. Казалось, сейчас все окружающее сжалось до одной точки, сконцентрированной на этом омеге, запах пробивался не слабым, и Ким не знал, чувствуют ли его другие, он даже не понимал почему так остро. Бросив быстрый взгляд на своих старших, он понял, те тоже чувствуют, но сейчас они при исполнении и отвлекаться нет времени. Намджун прикусывает внутреннюю сторону щеки, когда мальчишка поднимается на ноги, хрупкое, даже слишком худое тело пробирает дрожь, когда рука мужчины вальяжно скользит по его тонкой талии и мнет сквозь тонкую рубашку мягкую кожу. Омега запуган, смотрит исключительно в пол, но даже при таком свете он видит необычайно светлую кожу, припухшие в ранках губы и заплаканные глаза. Даже с такого ракурса можно увидеть всю ту боль на дне тёмной радужки. Когда где-то из-за двери раздаётся женский крик, Ким вздрагивает от неожиданности, а вот омега жмурится, мнет тонкие пальцы и терпит, сцепив зубы прикосновения пока его не одергивают за руку и не усаживают на колени.       — Ты слишком себя хорошо чувствуешь? Мы за долгом пришли, — Намджун улавливает раздражающую нотку в голосе старшего, пока должник каким-то образом испытывает странное расслабление.       — Мы с Вами договаривались на другое число, я могу заплатить лишь часть, так что расслабьтесь, — отзывается и поглаживает пальцами острую коленку дрожащего омеги.       Намджун даже не знает, что его бесит сейчас сильнее: мерзкий, хриплый голос наглого альфы, или этот расслабляющий тон без тени страха. Намджун свято себе вбил в голову слова отца: «страх - лучший двигатель в нашем деле, но не всегда результативный. Ты обязан получить если не деньги, то его тело, действуй сынок, и не смей бояться».       — Возвращай деньги, или мы будем говорить в другом месте, — Намджун выходит вперед и встречает насмешливый взгляд старшего альфы, он только сейчас его замечает и скалится в откровенной усмешке.       — Это ребенок мне сейчас угрожать будет? Ты, вообще, кто?       Ким чувствует, как старший хен сжимает его плечо. Этого более чем достаточно, этому месту в принципе уже не существовать, Сунан давно приметил расширить свои территории, и под управлением этого альфы Намджун ещё готов работать. Верный шаг и просвет из их гнилых закоулков, Намджун это знает, и прекрасно эрудирован, с кем лучше дружить, кого умаслить, а от кого избавиться, потому что всю сформированную цепь тянет вниз. Намджун не медлит, даже бровью не ведет, внутренний зверь чует запах крови из вспоротой кожи, слышит приятный хрип и рычит утробно, когда помещение превращается в своеобразное поле битвы.       — Ссаный прихвостень Кима… — хрипит и булькает надломанные губы в болезненном спазме.       — Намджун, меня зовут Намджун, и ты, крыса, заплатишь сполна. Кажется, у тебя там дома спрятана любимая омега с ребенком, как думаешь, перекроют они все твои долги? — шипит альфа в лицо и ненормально улыбается, когда видит, как в глазах образуется страх. — Я их сам найду.       Намджун втягивает носом воздух, и в глазах меркнет любое смятение. Ему, взращённому в волчьем режиме, привычнее вгрызаться в глотки и рвать первым, нежели оказаться на месте их «клиентов».       Клуб обрастает заброшенным упоминанием, всех омег увозят и Намджун даже понятия не имеет куда, но прекрасно знает, что их распродадут, или найдут более «уютные» условия. Изнанка их столицы всегда была гниющей и пышущей грязью почвой. С этим лишний раз даже полиция не связывается, а власти крепко на этом повязаны. Своеобразная система крепких уз. И оправдания этому нет. Это лишь связующее звено, и Намджуну стоит ненадолго остановиться и сообразить в каком ему направлении идти, Сунан когда-нибудь станет неугоден, в его сторону уже косятся, ссылаясь на странную мягкотелость по отношению к Киму и его балласту, которого он ненароком привел в их переулок.       Балласт в виде того самого омеги. Какого черта он увязался за ними и ещё по собственному желанию оказался на их территории, для Намджуна оказывается неприятным сюрпризом, но воодушевляющим. Потому что, когда он обнаружил по запаху мальчишку за мусорными баками у их магазинчика, в заплаканных глазах он увидел не только лютый страх, но и дикое желание жить. Отчего бы этому хиленькому телу с пропащей судьбой находить такие силы и рвение жить? Это не могло не встрепенуть интерес не только альфы, но его отца.       — Я думал это кто-то из ребят пропах омегой, а у нас тут вот оно что, — Сунан глубоко втягивает сигаретный дым и подпирает дверь плечом, стоя под навесом, пока на улице бушует проливной дождь.       — Этот омега был видимо личной игрушкой клиента, я видел его в той комнате, — отзывается Намджун и, не отрывая взгляда, смотрит в темно-карие глаза, обращённые на него.       Омега насквозь промок, худое тело облепила полностью мокрая рубашка, просвечивая острые ребра, он весь дрожит, но держится прямо и смотрит на двух альф из-под мокрой черной челки совершенно с отчаянной храбростью. Он будто почувствовал ту, необходимую силу, но прекрасно осознает весь риск. Он слишком желает жить и, всё что ему бесхозному сироте необходимо – это попытаться.       — И что ты можешь предложить, мальчик? — мужчина изгибает бровь и оценивающе скользит взглядом по продрогшему телу.       — Я… могу работать в вашем ресторане, слышал… вам требуется повар, — его голос звучит надломанным, болезненным, но приятно. Намджун сейчас впервые слышит его, и что-то внутри скручивается от приятной вибрации, но альфа старается это скинуть лишь на дурную природу.       Сунан смеётся громко, открыто, даже опрокидывает голову и прикрывает глаза, напоследок захватывая увядающий запах омеги, дождь почти его смыл. Аромат росы оседает на самой верхушке легких, приятным и освежающим чувством. Намджун удивленно поднимает взгляд на отца, когда тот вдруг обращается к нему:       — Посмотри внимательно, Намджун, вот в таком взгляде можно увидеть неизменную силу. Присмотрись, как отчаянно желает этот ребенок жить, прекрасно осознавая в чьем логове находится. Таких омег чрезвычайно мало, таких омег хочется оберегать и идти на зов. Разве ты такое не почувствовал только что?       Намджуну от таких слов не по себе, он нервно прикусывает щеку и хмуро переводит взгляд на омегу, тот смотрит в упор и лишь слабо подрагивает ресницами, пытаясь избавиться от тяжелой влаги на веках.       — Как твоё имя? — мужчина откидывает докуренную сигарету и отталкивается от дверного косяка.       — Юнги. Мин Юнги, — тут же отзывается мальчишка.       — Тогда посмотрим, что ты можешь волчонок, но учти, я не приемлю слабость.       Юнги отрывисто кивает, следит за тем, как мужчина скрывается за дверью и переводит взгляд на Намджуна, всё ещё не смея делать шаг навстречу.       — Ты следил за мной, ведь так? Твой запах, я не мог понять, почему чувствовал его всю дорогу.       — Да, следил. О тебе много разговоров было… я слышал, что ты тоже сирота и пробился в доверие такому, как Ким.       — А ты, я смотрю, в себя поверил, — Намджун плюет на дождь и выходит из-под навеса, сгребая в пальцах тонкую ткань рубашки на груди мальчишки, — и решил испытать удачу?       — Да, — хрипит и смотрит прямо в глаза, альфа только сейчас замечает цвет его глаз, он не такой темный, как при свете софитов, это мягкий карий оттенок ясного и измученного взора, но так отчаянно желающего выжить.       Сунан прав, от омеги веет внутренней силой, такого Намджун ещё не ощущал. Он считал, что такие существа сохранились лишь на страницах книг, и сейчас каждая омега — это лишь слабый и расходный материал. Юнги выглядит хрупким, нездоровым и слабым, но все ещё находит в себе мало-мальские силы стоять на ногах и держаться цепко за сильные руки альфы в попытке не задохнуться.       — Намджун, отпусти его, у тебя будет ещё время с ним расправиться, — Ким смотрит на мальчишек со странной улыбкой. Словно он видит чего-то большее, что-то, что известно только ему. Заточенная годами мудрость позволяет заглянуть глубже, чем есть.       Юнги и правда остаётся жить с ними, ему выделяют самую крошечную комнату на втором этаже, Сунан каждый раз снабжает мальчишку блокаторами и позволяет остаться надолго, потому что кулинарные способности омеги и правда оказываются выгодным предложением. В этих стенах ресторана они остаются жить втроем, Ким в частых отъездах, а Намджун словно коршун бдит за молчаливым новым соседом, теперь только дважды в неделю выбираясь в город. Зато их постоянным посетителям стало в разы комфортнее, когда они познакомились с новым членом их злачной команды, альфы не трогали Мина, лишь улыбались и вились вокруг с надоедливыми разговорами и тупыми шутками. Омега с каждым днем хорошел, здесь даже упертый Намджун не мог не согласиться, нездоровая худоба постепенно отступала, необычно молочная кожа приобретала мягкий оттенок, а лицо больше не казалось осунувшимся. Юнги и правда был по-своему красив, а вкупе с колючим характером считался лакомым кусочком.       Но настоящим мучением стало раннее возвращение домой, Намджун не смог застать должника на месте и вернулся домой ни с чем, Сунан был в городе, а ресторанчик по обычаю закрыт. Юнги обычно отсиживался у себя, или прогуливался до соседней палатки, доставляя что-то с кухни. Поэтому альфа совершенно не ожидал застать омегу валяющимся посреди зала в диких спазмах и остром аромате росы с раскрывающимся вторым оттенком. У Кима даже сердце неприятно ухнуло в груди, когда осознание о течке стало воочию раскрываться прямо перед ним. Юнги скрутился в позу эмбриона, сжимая до побелевших пальцев ножку стола и сдавленно мычал в ладонь.       Омега вздрагивает и ошалелым взглядом смотрит в сторону открывшейся двери, чуя аромат терпкого кофе, мальчишка не лукавил, когда говорил, что любит кофе, и это чуть ли не напиток богов, поэтому втайне с удовольствием принюхивался к запаху альфы, но сейчас этот запах отдаёт болезненным спазмом в животе, и с губ срывается позорный стон с рычанием. Юнги трясет, он отчаянно дергается и пытается подняться на ноги, чтобы хоть как-то добраться до своей комнаты и запереться там. Но всё тело будто наливается свинцом, внизу живота сладко тянет от приближающихся шагов, и Мин пугается, он не хочет повторения. Не хочет. В голове всплывают пугающие картинки в тесных стенах клуба. Эти воспоминания намертво отпечатаются в его голове, так же, как и грубые пальцы к коже, тяжелое дыхание над ухом и жалящая боль во всем теле.       Альфа чувствует дикий страх, панику омеги и оторопело одергивает руки, когда слышит сдавленный крик: «Не надо! Я не хочу!». Ким хмурится и поджимает губы, смотря на скорченное тело, голова кругом идет от желания, но все, чего он сейчас желает, это спрятать Мина подальше от себя и выбежать на свежий воздух. Ему мерзко от самого себя и своих желаний, поэтому, слова даются с трудом:       — Я не трону тебя. Просто позволь отнести тебя наверх.       Мин дрожит, цепляется ногтями за деревянный пол, дергается в руках и теряется в пространстве, когда чувствует странное состояние невесомости. Намджун подхватывает его и старается не дышать так часто, набирая воздуха в лёгкие, но обманчивое прикосновение к груди чужих пальцев слишком опьяняет. Юнги чувствует свою уязвимость, ненавидит оттенок своей природы и корчится в муках, кусая губы и стараясь даже звука не издать. Его будто в углях купают и наизнанку выворачивают, потому что тело ломает и требует своего мнимого успокоения.       Ким тяжело дышит и с отчаяньем цепляется в мягкую ткань подушки, когда, наконец, укладывает омегу на его постель, Юнги глухо стонет, сгребает одеяло, и с завидным упорством пытается спрятаться под ним, смотря прямо в потемневший взгляд альфы над собой.       — Пожалуйста… не надо, Намджун… — хрипит слабо и еле слышно, пытаясь вынести новый спазм и острую зудящую боль в промежности.       Ким отстраняется резко, Мин впервые обращается к нему по имени. Намджун захлопывает дверь и бегом спускается наружу, в попытке вдохнуть запах промозглой после дождя улицы. Он дышит тяжело и отрывисто, жмурится и оседает на порожек, зарываясь пальцами в волосы. Перед глазами стоит образ помутневшего и тяжелого взгляда омеги, и Намджун может с уверенностью сказать – Юнги слишком силен для своего возраста и своей природы.

*Настоящее*

      — Не смотри на меня так! — голос альфы звучит хрипло, Чимин судорожно выдыхает и жмурится, когда звучат три громких выстрела у самого уха, слышится чей-то вскрик и глухой удар об пол.       Чимин откровенно не понимает, какого черта происходит, пахнет кровью, от Намджуна несет удушающим запахом кофе и призрачной болью, его хватают за грудки и выдыхают в самое лицо, будто сама смерть заглядывает. Омега хватается за горячие пальцы у груди и жмурится от боли в виске, куда сейчас смотрит нагретое дуло, но взгляд старается не отводить.       — Не смей сближаться с Чонгуком. Даже мысли такой в твоей голове чтобы не было, клянусь, следующий раз эти пули окажутся в тебе, — едкий голос разъедает и режет слух. — Пошёл вон.       Омега чувствует спасительную почву под ногами и почти уверенными шагами, но на ватных ногах, пытается вырваться из холла. Он не замечает ничего вокруг, просто спешит на воздух, отчаянно хватается за руку Джейн, чуя её запах уже на террасе и прячется в салоне её машины, забиваясь в угол и обхватывая себя за плечи. Его колотит от перенапряжения, девушка в панике дергает ручник и как можно скорее покидает территорию особняка, украдкой поглядывая в зеркало переднего вида.       — Больше нет времени откладывать, — хрипло отзывается омега и, глубоко дыша, встречается со взглядом девушки. — Пора действовать, Джейн. Я и так слишком здесь задержался.       Она только кивает и возвращает внимание на дорогу. Чимину тяжело даются эти слова, его трясет от переполняющей злости, слабости в теле и всё ещё остаточной силы от Намджуна. Кажется, война началась, и первой её начал Ким.

***

      Юнги холодно, ноги и руки ледяные, а в горле застрял горький привкус его же глупости. Слишком неожиданно и нежеланно, от волнения внутренности трясет и нарастает мигрень. Намджун приехал не зря так рано, охрана уже доложила о странном поведении Кима, и всё, что может сейчас Юнги — это попытаться успокоиться. Он слишком долго шёл к этому, и теперь из-за одной оплошности он может лишиться всего в одночасье. Омега сжимается в комок и утыкается лбом в колени, обнимая себя за живот, сидя напротив пустого камина.       — Юнги-я! — звучит за дверью, и Мин вздрагивает всем существом, ошарашенно уставившись в сторону голоса. — Откроешь?       Звучит двойной стук, шум отъезжающей машины, и как он только не услышал, что кто-то подъехал к его дому? Необходимо собраться, выдохнуть и просто подняться на ноги. Юнги с опаской слезает с кресла, подбирается к двери неслышно и тянется к замку. Ему приходится нервно облизать губы, принять спокойствие и быть самим собой, не считая маленькой горчинки, которую альфа определит моментально только, переступив порог, но скрываться бы и не получилось. Защиты искать не у кого, Чонгука здесь нет, как бы Мин хотел обладать телепатией, как бы ему хотелось, чтобы он здесь был. Потому что против отца может действовать только он, стоит только дернуть за правильную ниточку, осторожно, потому что связь двух альф похожа на замедленную бомбу. И как бы Юнги хотел свободы для Чонгука.       — Намджун? — Юнги поднимает голову и слабо улыбается, когда видит на пороге Кима, тот стоит на веранде у порога, спрятав руки в карманы и немного склонив голову к груди, будто задумался, и пол под ногами сейчас ему очень интересен, но как только дверь открывается, он поднимает взгляд.       — Решил навестить тебя, раз уж тебе нездоровится, — альфа не ждет приглашения, он оглядывает интерьер гостиной, разувается и проходит дальше, а Юнги пропускает удар за ударом, стараясь сохранить хладнокровие хотя бы внешне. — Я же не был ещё у тебя, ты здесь всё хорошо обустроил. В твоём вкусе.       — Спасибо. Как прошла встреча? — омега прикрывает дверь и следует в кухню, Намджун оглядывает его с ног до головы, и от этого взгляда Мин чувствует себя в западне. Альфа раздражен, хоть и выглядит спокойным, хоть и улыбается украдкой, а ещё он принюхивается, и как бы хотелось проклясть сейчас нутро омеги и всех альф с их звериным нюхом.       — О-о-о, прекрасно, слышал уже новости? Мой старшенький женится скоро, — голос за спиной холодит поджилки, но Юнги старается не реагировать слишком остро, он ставит на плиту чайник и зажигает газ, затем тянется за кружкой и искоса бросает взгляд на растущую тень сбоку, Намджун совсем близко.       — Слышал, очень умно. Союз достойный, если не считать, насколько он не выгоден Чонгуку в его положении.       — Почему ты так думаешь? Он отойдет от казино и примет светлый лик бизнесмена, разве не замечательно? — Ким опирается одной рукой на столешницу по правую сторону от омеги и заглядывает за плечо, любопытствуя тем, как тот насыпает вторую ложку кофе в кружку. — Хочешь сделать из него живой щит, обязать публичностью, пока сам будешь заниматься прошлым дерьмом? — Юнги со звоном опускает ложку на стол и поворачивается к Киму, прожигая в нём мрачную дыру. — Ты думаешь, что я не вижу ничего? Мы старались уйти от этого годами, а ты снова берешься за старое? Серьезно? Проституция, расцвет наркотиков, который уже переходит все границы, сбыт органов. Зачем? Неужели тебе было мало власти? Так ты хочешь занять место в Совете? Такой ценой?!       У Юнги голос дрожит, его колотит от поганого прошлого через которое пришлось выбираться, сгрызая всю возможную грязь до рвотных позывов, пришлось идти бок о бок с этим человеком, пришлось верить беспрекословно каждому обещанию и жалкому просвету в их жизни. Он отдал всего себя этому делу, всё было хорошо, всё было более, чем приемлемо, и сейчас Мину больно от едкого предательства. А Ким просто смотрит в ответ и насмехается, так, словно омега неопытный ребенок и не понимает, из чего мир состоит, что он просто глупый идеалист и подается глупым грезам.       — Именно, я собираюсь занять своё заслуженное место, добраться собственными руками до правой руки и поймать для начала Ким Донвона, я очень близок к этому.       — Ты совсем с ума уже сошел из-за своей мести Сокджину?! — Юнги повышает голос, нет, он почти кричит от ярости, но альфа оказывается быстрее. Он грубо вытягивает руку омеги, припечатывает к столу и Мин кричит от дикой боли в ладони, когда заточенное лезвие его же ножа мягко всаживается в кожу насквозь.       — Именно так, Юнги, именно так. Я уничтожу эту чертову территорию и Джина предоставлю себе на десерт, — хрипит над ухом альфа, просаживая нож по рукоять и впечатывая омегу в стол, налегая с верху. — Мои планы поменялись и территорию я делить больше не собираюсь…       — Что ты делаешь?!       — Что я делаю? – Юнги дрожит, когда чувствует чужое дыхание над ухом, руку обжигает болезненный спазм, который расползается до локтя, а глаза предательски обжигает слезами от резкой боли, но он не заплачет, нет. — Пока я был занят и улетал, вы тут успели от рук отбиться, как я посмотрю. Один омега окучивает моих дорогих сыновей, а где был ты? Почему не выполнил свой долг и не следил за ними? Почему я узнаю, что Чонгук живет с безродным омегой, почему Тэхён всё ещё не допущен в работу клуба, и бизнес намертво встал? Почему ты, сука, весь пропах Чон Хосоком? Почему от тебя разит предателем, я спрашиваю?!       Омега жмурится и со стоном вскрикивает, когда альфа резко хватает его за горло и крутит рукоять ножа против часовой стрелки, упиваясь отчаянным криком боли, пока распарывает кожу и сухожилия, прогоняя жгучую боль по обостренным рецепторам.       — Почему? Почему именно ты предаешь меня? А твой визит в клинику? Не расскажешь, как давно ты носишь ублюдка под сердцем? — Юнги забывает выдохнуть, он открывает глаза и сипло выдыхает, из глаз брызгают слезы, он сжимает зубы и пытается дернуться, но это лишь усугубляет боль не только в руке, но и в крепко сжатом горле, перекрывая кислород. Только голос Намджуна остаётся почти ровным, омега чувствует легкий отголосок боли в голосе старшего, чувствует нутром, как с каждым поворотом ножа больно им обоим, только в случае с Кимом – боль здесь моральная. — Я же запретил тебе приближаться к истинному, ты сам меня слезно умолял уберечь тебя, забыл? Забыл, как просил об этом?! Забыл из какого дерьма я тебя вытаскивал каждый чертов раз, когда Чон тебя бросал, и все разы были ради Сокджина? Забыл?!       — НЕТ! — омега кричит, забивается в истерике и видит, как нож грубо выдирают из плоти. Ещё мгновение — и лезвие проткнет его в живот. Юнги не знает, как, но, возможно, удача решила его, всё же, озарить и уберечь от неизбежного. Он чувствует свободу и грубый толчок в сторону. Это Чонгук, спасительный аромат цитруса нарастает и глушит все рецепторы. Альфа зол, нет, он в ярости. И всё, что может сделать Юнги — это зажмуриться с силой и уткнуться в ладони, пачкаясь в крови и теряясь в пространстве от дикого страха.       В последний раз, когда Чонгук срывался на отца, отложило свой след, и Юнги по правде боялся увидеть это во второй раз. Сейчас он чувствует себя слишком слабым, уязвленным и напуганным, отдавая предпочтение природе, потому что управлять собой в его положении куда сложнее. Ему безумно страшно от звуков борьбы двух альф, ему тяжело справляться с энергетической их стороной, они будто сжирают всё вокруг и придавливают намертво, не давая даже продохнуть. Что в первый раз, что во второй, взгляд Чона практически наливается кровью, он забывает о связи с родителем, отметая любую здравую опору под ногами, он и правда готов сорваться с цепи и растерзать за то, что с таким трудом было привито ему с детства.       Юнги старался, заботился о мальчишках, как о своих родных, но взрастить чудовище собственными руками не хотел. Вот что делает любая связь – она разрушает и делает слабым, обнажая душу и выпуская наружу слабость. Слабость, что для них может обернуться роковой ошибкой. Омега вздрагивает, слышит, как в дом забегает охрана и сквозь всю какофонию звуков он различает хриплый смех Намджуна, а произнесенное имя бьет наотмашь. Юнги поднимает взгляд и не верит в услышанное:       — Юнги стал отправной точкой? Ты видимо глупо полагался на мою неосведомленность о Пак Чимине, — Ким сплевывает кровь и резко одергивает руку, когда ему пытаются помочь подняться, Чонгука же сдерживают, как минимум, четверо альф. — Тебе стоило срываться не сюда, а за своим истинным. Как думаешь, ты ещё успеешь к нему? Потому что я эту дрянь приказал убить и зарыть где-нибудь в сточной канаве, где ему место.       Чонгук обмирает на доли секунды, Юнги не верит в услышанное. Омега пытается подняться, запинается и хрипит от болезненных спазмов в животе, Чон реагирует моментально и дергается в руках охраны.       — Да пошли к черту! — альфы отступают, и Чонгук подрывается к Мину, сгребая его в полуобъятья. — Ты заигрался, отец, я больше не стану молчать.       — А что ты сделаешь, сынок? — Намджун поднимается с пола и поправляет ворот смятого пиджака, отмечая капли крови на рукавах и на груди белоснежной рубашки. — Сейчас ты будешь под чутким вниманием и малейший шаг в сторону — ты окажешься в неугодном положении. Твой бизнес пойдет прахом, польётся осуждение властей, наши законы и правила ты знаешь. Представь, что общество подумает, когда узнает, что наследник не чист, ты замешан не меньше меня, думаешь, чем ты занимался все эти годы? Думаешь, ты такой чистенький? В Совете ты — мой непосредственный связной, что будет, когда всплывут мои пятна? Ах, прости, точнее твои. Юнги вот свой урок уже получил, лучше бы тебе поскорее разобраться со своей проблемой, если ты не хочешь оказаться там, откуда и выполз. Я вас обошел, есть какие-то предложения?       — Переворот решил устроить не только стране, но и семье? — цедит сквозь зубы Чон, прекрасно осознавая весь масштаб наросшей проблемы и слепой веры в отца. Звериная чуйка срабатывала, но Чонгук старался верить.       — Какой семье? Я учил тебя достигать успеха любой ценой и не иметь слабых мест, я не воспитывал тебя слезливой дрянью, эти претензии предъявляй своей непосредственной няньке, — Намджун переводит острый взгляд на Мина. — Сплошное разочарование, Юнги. Даже не знаю, может, я смогу тебя простить, если ты очистишься от наличия своего истинного и его чертового ублюдка.       Чонгук поджимает губы, старается заткнуть себя и просто уводит омегу за собой на улицу. Юнги трясет от прохлады с новой силой, но он старается поспеть за шагом альфы, принимая несчастный платок и прижимая его к ране, крови слишком много, из-за чего рука почти не чувствуется. Чон усаживает его на переднее сидение и буквально запрыгивает на своё место, давая по газам, его самого лихорадит, а голове набатом стучит имя Пака. Его буквально разрывает между тем, чтобы доставить Юнги в больницу, и чтобы сорваться к Чимину домой, второй вариант ослепляет с завидной жадностью, но, всё же, он тут же набирает номер своей охраны и прикусывает внутреннюю сторону щеки, устремляя взгляд на дорогу и слушая гудки, отбивая нервный стук по рулю.       — Да, босс? — раздаётся голос из динамиков.       — Живо езжайте в квартиру Пака! Если он всё ещё там, забирайте и увозите ко мне, даже если будет брыкаться, кожу с вас сдеру, если упустите! — чеканит альфа и резко разворачивает руль на главную дорогу. — Жду отчет.       — Понял, выезжаем.       — Я в порядке, ты можешь поехать сразу к нему, — отзывается глухо Мин со своего места и получает быстрый, недовольный взор от Чона.       — Хён, просто замолчи. Мы едем в больницу, и это не обсуждается. Какого черта вообще?!       Омега подпрыгивает от крика Чона на сидении и прикусывает губы, чуть ли не сжирая их в мучительной тревоге. Вопрос остаётся без ответа, потому что Чон буквально взрывается изнутри.       — Почему ты не говорил ничего мне о Чоне? Я всё не мог понять, что вообще происходит между вами, какого хера ты вообще истинный этого мудака?!       — Он не… мудак, — Чонгук закатывает глаза и нервно хмыкает от слов омеги, но терпеливо молчит, стараясь не перебивать. — Об истинности мы узнали очень давно, ещё когда Намджун не имел такой власти, но… я был вынужден оставаться с вами, я не мог бросить вас детьми. А потом... потом стало уже поздно.       — Почему поздно? У тебя была свобода, какого черта ты её не использовал?! — альфа снова повышает голос, он на взводе, его колотит, а мысли в голове в сумасшедшем темпе пытаются хоть какой-то выход придумать.       — Не кричи, Намджун сейчас ничего делать больше не будет, он затаится, и у нас будет время, — Юнги судорожно выдыхает и морщится от дискомфорта. — Мне нужно пару дней форы, хотя бы это. Я вытащу тебя, обещаю. Сейчас я должен попытаться вернуть его доверие, хотя бы ненадолго…       Чонгук резко нажимает на педаль, поздно обращая внимание на светофор и чуть ли не въезжая в кузов грузовика перед ними. Они на мгновение оба затихают и, тяжело дыша, смотрят перед собой.       — Ты не будешь делать аборт и не будешь выслуживаться перед ним больше.       — Ты не понимаешь! Чонгук, я должен! Это единственный шанс сделать всё правильно! Я не могу потратить впустую все ресурсы, слишком многое поставлено на карту! Времени уже нет, у Намджуна состоится избирательный митинг уже в конце недели! Из двух зол я выберу меньшее! Твой чертов брак сейчас связал тебе руки, тебе нельзя высовываться, если ты хочешь сохранить хотя бы честь и, в конце концов, занять место отца, но без груза прошлого!       Чонгук медленно поворачивает голову к старшему в неверии, он испытывает столько эмоций сразу, что даже не может ухватиться за нужную мысль. Юнги плачет, старается контролировать свой голос и заглушить всю осязаемую боль. Чон не видел его таким никогда, и это вызывает странное смятение, он даже не знает, что должен сделать: обнять, заглушить мотор и попытаться успокоить, или двинуться дальше, потому что дорога уже свободна.       — Ни для кого не секрет, что ты бы был хорошим Главой, Тэхён всецело за тебя, этот мальчик любит тебя, и его узы куда сильнее по отношению к тебе, нежели к отцу. Ты даже не представляешь, что он делал… делал для того, чтобы я, наконец, достал всю информацию на Намджуна. Сколько времени он держится, а он ещё, по сути, ребенок! Так почему я должен быть слабее?!       — Убийство чиновников? — губы непослушные, Чонгук с трудом выдавливает из себя слабую догадку.       — Мы должны ехать, Чонгук, пожалуйста, просто поехали.       Альфа старается не сводить взгляда с дороги, вжимая педаль практически в пол, он должен успеть. Когда они оказываются в больнице, Мина тут же окружает несколько врачей, но омега тут же отталкивает Чона.       — Езжай.       — Юнги, — Чонгук сам не узнает свой жалостливый тон и себя в целом тоже, слишком много навалилось разом, а эта обреченность в карих глазах старшего причиняет слишком много дискомфорта.       — Всё будет хорошо, только езжай.       Но только нормально уже не может быть априори.

***

      — Босс, — Чонгук сталкивается со своим человеком прямо в холле, замечает напуганного консьержа и неподдельную шумиху среди отдаленных соседей и ловит странную панику, забившуюся где-то под ребрами. — Омеги нет в квартире…       Чон отталкивает парня, срываясь к лифту, альфа тут же следует за ним, на этаже оказывается слишком шумно, охрана пытается разогнать редких зевак с соседних квартир, кто-то напугано толпится вдоль стены, а кто-то косится в сторону дальней раскрытой двери. Каждый шаг подгоняет идти быстрее, но вот уже болезненная тревога срывает последние нервы, когда он оказывается на пороге квартиры.       Квартира пустая. Погром здесь знатный, была борьба, следов достаточно, а улик ещё больше. И любая надежда сейчас гаснет, как лопнувшая лампочка, когда Чонгук на негнущихся ногах подходит к трупу одного из уже знакомых бет, людей отца у дальней стены. Крови слишком много, и она будто размазана, а над согнутой под неестественным углом головой умершего прилеплена крошечная фотография. Чонгук подцепляет фото, еле касаясь его пальцами и теряет любую нить здравого рассудка и мыслей. Потому что фото оставляет на месте преступления единственный человек, о котором альфа благополучно успел позабыть.       На фото изображены два ребенка: девочка и мальчик. Чона лихорадит, когда он узнает в смутных чертах Джейн и Чимина. Он срывает фото со стены и жадно всматривается в кадр. Сбоку от них какое-то небольшое здание, он понятия сейчас не имеет что это, но отчетливо понимает, где-то он видел это. Вдоль забора тянется какое-то растение, оба ребенка счастливо улыбаются в кадр и держатся за руки, махая кому-то за кадром.       Чонгук путается. Выпрямляется в спине и не может поверить, считает, что он просто поехал крышей, неужели его отец и правда замешан во всех убийствах? Неужели всё это время у него был наёмный убийца, за которым он заметал следы и просто играл невинную жертву и весь этот фарс был лишь ложью. Тогда, если этот наёмник — человек его отца, почему здесь труп его же людей? Чонгук понятия не имеет за что зацепиться и где уловить здравую мысль.       — Босс, это заброшенная уже часовня, похожа вот на этот кадр, — парень протягивает свой телефон, видимо они уже пытались хоть какую-то связь найти с этим кадром, а Джейн только недавно опубликовала фотографию. Чонгук знает о её социальной сети, знает, что та любит фотографировать, но за ней обычно следил его младший брат. Альфа заторможено переводит взгляд и видит точно такое же фото, только там девушка одна и выглядит часовня и правда заброшенной, судя по засохшим цветкам растения.       Снова цветы, снова фото и ни одного ответа, а ещё тупая тревога за омегу. Ему нельзя сейчас рубить с плеча и срываться к отцу за вопросами, ему необходимо сейчас же успокоиться, сцепить зубы и собраться мыслями. Он не имеет права на панику.       — Что прикажете?       — Уберите здесь всё, завтра всё обсудим с Мином. А ещё вызвоните Тэхёна и пусть они проверят, где Ли Джейн.       — Да, босс.

***

      Тэхёна беспокоят уже поздним вечером, он сидел в стенах закрытого клуба и возился со счетами, тупо уставившись в монитор ноутбука, потому что страшно устал от безделья, нудных чисел и странных поручений от Юнги. Сказать, что звонок его обеспокоил, это, ровным счетом, ничего не сказать. Просьба навестить и проверить Джейн, как минимум, показалась очень странной, ехать к ней домой было бы странно, но там, что странно, её не оказывается. Супруг в отъезде, а скрупулёзная горничная даже на порог не пустила, утверждая, что девушки не было дома с утра. Тэхён решает съездить в её крошечную квартиру, в которой она периодически отдыхала от рабочей суеты и удушающей атмосферы в собственном доме.       В последнее время она выглядела совсем не важно, но из-за загруженного графика им даже не удалось встретиться и поговорить, видимо, такой момент настал. Тэхён приезжает и ещё долгое время стоит у двери, отослав назойливую охрану, но никто даже не думает открывать, за дверью ни звука, и альфа набирает номер девушки. Каково же его удивление услышать приглушенную трель вызова из-за двери.       Ким замирает, хмурится и дергает дверную ручку на себя. Слишком просто. В квартире темно, пахнет сыростью и еле осязаемый запах самой омеги. Слишком слабый, увядающий и практически неразличимый. Тэхён включает свет в коридоре, заходит в каждую комнату, но не находит хозяйку квартиры, пока не натыкается на полоску света из-под двери в ванную.       — Господин? — на пороге оказывается двое альф, которых Ким же сам и отослал.       — Стойте здесь, — приказывает и затаив дыхание неуверенно приоткрывает дверь.       — Нет-нет-нет… — Тэхён бросается к переполненной ванне с водой, обжигается от пронизывающего холода, вытаскивая бездыханное тело девушки. Хаотично касается её ледяной кожи и с ужасом отмечает застоявшиеся следы синяков вдоль острых ребер, вдоль бедер размоченные, но старые царапины и гематомы, которые уже сходили с тела образуя уродливый желтый цвет. — Джейн?! Ну же, эй…       Ким накидывает валяющееся полотенце у ног на хрупкое тело и касается обескровленных щёк, слегка раскачивая её и пытаясь согреть хоть как-то.       — Вызывайте скорую! Живо! — кричит он.       Джейн неподвижна, податлива и безвольна, не живая и такая фарфоровая. Одинокая и брошенная, словно кусок живой пищи на растерзание коршунам. Надломанная и истерзанная. Тэхён прижимает её к себе и ошарашенно смотрит перед собой, всё ещё не веря в то, что её уже не спасти, пытается отдать хоть какое-то тепло, пытается дозваться, но в ответ ничего кроме тишины. Он неуверенно выравнивает темные пряди на лбу и смотрит, смотрит, смотрит, будто ждёт, что вот-вот она откроет глаза. Хотя бы постарается. Слабо что-то скажет ему, но ничего из этого.       Ничего.       Если бы он поспешил? Если бы приехал сразу сюда, она ведь была ещё вот-вот жива… Если бы. Тэхён кусает с силой губу и прижимает безвольное тело тесно к груди, замечая краем глаза размытую записку под краем ванны.       Он не хочет верить в самоубийство. Не хочет, не должен. Но следов борьбы нет, а лицо девушки выглядит умиротворенным, будто спокойным. Словно она мечтала об этом. Мечтала настолько долго, и Ким даже винить её не может. Сколько срывов он видел, сколько раз слышал о том, что Ли срывалась, и всё только обострилось после брака. Она и так лечилась от зависимости, а свежие следы на изгибе руки лишь доказывали её очередной срыв.       «Прости меня, Чимин-а. Я не справилась. Пора прийти к завершению, я всё подготовила. Люблю тебя, твоя Джейн».       Альфа судорожно втягивает носом воздух и с отчаянным хрипом понимает, аромат омеги пропал окончательно.