Таинственный сад

Твой скучный взгляд, скучно до невозможности. Пожалуйста, посмотри на меня.

Flashback *18 лет назад. 20 апреля.*

      Юнги спешил скрыться, он бежал со всех ног и до болезненного вздоха в легких. Больно, в груди так больно, в глазах маячат темные пятна, а ноги тяжелеют от каждого нового шага. Омега шаркает ладонью по сухой стене и срывается в левую сторону, выискивая взглядом на ходу удачный путь. Вот они: высокие коробки и металлическая балка, он перепрыгивает её, цепляется за деревянный выступ и вроде бы уже чувствует живительный глоток спасения, когда просачивается пальцами сквозь шероховатую решетку, нужно только перебраться. Рывок из последних сил и спертого дыхания, и он покинет территорию.       Они вышли с Намджуном на задание, но разворошили осиный улей. Если Намджун со своими ребятами и попытался устранить несколько наёмников, то Юнги имел неосторожность нарваться на новых прибывших, Ким потерял его из виду, а силы и так были на издыхании. Запачканный в чужой крови, он сорвался в сторону их территории, как и наставлял Намджун, если их разделят.       Если бы было так просто, когда за тобой гонится, как минимум, дюжина альф-головорезов, и каждый из них знает эти закоулки. Юнги петлял из последних сил, и можно было смело восхититься своей юркостью и умением пролазить в самые неудобные места. А сейчас ему осталось только перевалиться на другую сторону и победно выдохнуть, может даже отключиться на мгновение. Но сильный толчок и хватка на лодыжке пугает до заики. Омега судорожно цепляется пальцами за стену, раздирает ладони в кровь, пытаясь вырваться. Он задыхается, голова кругом, и под ногами маячат двое альф с хищным оскалом.       — Попалась, цыпа, тащи его, он же еле дышит! — сплевывает один и выбивает ящик из-под ног омеги.       Юнги вскрикивает, успевает пихнуть ногой другого куда-то в район шеи и проваливается вниз. Руки болят, чувствует, как собственная кровь сочится по рукам, затекая под кофту. Он стонет, кусает губы, пытается вырваться из цепких рук, переворачивается на живот, и с отчаянный криком цепляется за палку, переворачивается и со всей силой, что осталась в трясущихся руках, ударяет кого-то из них по голове.       — Да угомоните вы его!       Крики и смех – это единственное, что различает в какофонии звуков Мин. Он дергается, брыкается, ударяется чем-то в бок, и от грубого рывка шаркает оголившейся спиной по асфальту. Он больше не может.       Силы медленно покидают его, каждая частичка тела тонет под непосильной тяжестью, и он слабо валится навзничь, с неровным и бешено сбитым дыханием смотрит перед собой, видя, как их становится непростительно много, или это у него в глазах троится?       — Сучий засранец, шесть кварталов за тобой бежали. Блять, — альфа на выдохе присаживается на корточки и с любопытством смотрит в бледное лицо. — В жизни не встречал таких прытких. Что и следовало ожидать от Кима и его отпрысков. Да, милашка?       Юнги чувствует дикий контраст холодных рук к своему лицу, потому что он буквально весь горит и его трясет от слабости во всем теле. Омега, видимо, пытается ответить, куда он может пойти и в какую сторону, но голос не слушается, в горле всё пересохло.       — Что такое? Устал? Твой папочка, — альфа наигранно озирается по сторонам, — кажется, не спешит на помощь? А вот мы очень злые и уставшие, как думаешь, что мы с тобой сделаем?       Омегу передергивает в сердцах, и неприятный холод вдоль позвонков подкрадывается до загривка. Слишком всё, они просто разорвут его к чертям, и ему действительно страшно. Они продолжают стоять, дышат тяжело и просто смотрят на слабые потуги дернуться, переваливаться набок и отползти к стене. Кто-то неприятно гогочет, кто-то даже пускает лестный комментарий на слабые потуги несчастного, тот, который с ним говорил, приподнимается и снова дергает за ноги вниз, Юнги жмурится, всхлипывает и снова, снова, снова пытается. Они лишь смеются, играют и заглушают.       Это последняя попытка, и Мин сдаётся, жмется щекой к влажному уже асфальту, в предплечье, где размазана его же кровь. Он больше не может. Он даже молить о помощи не может, потому что некого. Юнги чувствует чужие руки на себе, будто проверяют, дышит ли он вообще и хватит ли его на их дальнейшие утехи.       — Эй, ребятки, что такого веселого у вас там? Не поделитесь? — мужской голос на другом конце улицы пробивается обрывками, Юнги понятия не имеет, что происходит и в какой фазе состояния он. Хватка на боку тут же слабеет, и он проваливается в кромешную темноту, где нет голосов и звуков дальней улицы. Там нет ничего, кроме глухого покоя и боли.

***

      Омега приходит в себя с трудом, вокруг слишком светло и пахнет как-то странно. Он не сразу понимает где находится, взгляд цепляется за назойливую и слишком яркую лампу на потолке, она круглая и будто дребезжит. Руки, первым, что он чувствует – это стянутую боль в руках и спине. Юнги пытается приподнять голову и слышит где-то рядом чей-то восторженный «ох», и, по инерции, он неожиданно вжимает голову обратно в подушку, когда видит прямо перед носом такое же восторженное лицо парня.       — Ты так быстро пришел в себя? Точно крепкий орешек! Вау, — трындит без умолку своим громким голосом, что Юнги жмурится и отворачивает голову. Или просто его слух сейчас слишком чувствительный. — Ой, прости-прости, я слишком громкий, знаю. Эй, — он тут же переходит на шепот и во все светло-карие глазища смотрит упрямо, пока Юнги кротко не повернет голову назад и не встретится с ним взглядом, — привет?       И улыбается. Улыбается так неправильно и странно, что у Мина внутри всё переворачивается. Юнги видел улыбки, даже Намджун дарил ему такую снисходительность, но такую яркую и широкую он видит впервые. У парня и правда она… она красивая, а ещё глаза такие светлые, особенно когда так светло, ярко, омега видит каждую крапинку в зрачке. А ещё от него пахнет так приятно, свежо и хорошо, что Юнги невольно судорожно тянет воздух носом, чтобы почувствовать и разделить аромат альфы.       — Ты кто? — хрипит почти через слог, сухими губами.       — Чон Хосок, — ответ следует незамедлительно, и парень возвращается на стул, но сидит всё так же близко, бегает взглядом по фигуре омеги и как-то неуверенно пробегается пальцами по покрывалу у забинтованной руки, а Юнги нервно сглатывает.       Чон Хосок, если память Юнги не изменяет – это внук лучшего прокурора в городе, который в отставке, а его сын является одной из составляющей мощной южной дриады под многоговорящим названием «Trinity». В их состав входит ещё один глава самой влиятельной на этот момент семьи Ким. Что не сказать о северной части, где царит полный бардак и ужас в плане глав, который тянет каждый в свою сторону. Сплошное и непроглядное гетто, туда лишний раз и полиция не суется, если совсем уже не явный хаос творится. А под управлением «Trinity» достаточно силы и не менее опасной, но если Юнги правильно следил за новостями, то ему вроде как не следует бояться. Кимы не славятся особой кровожадностью, их уважают и почитают, но и им хватает проблем. Юнги подкупала их политика, он знал, за что они борются, но и знал обратную сторону, но, тем не менее, это не страшило, как то, в чем он варился в северной части города.       — Мы проезжали с отцом мимо, увидели людей Сана и решили вмешаться, нам лишние проблемы не нужны на территории. Приходится их осаждать, хотя, я слышал, что Сана уже задело. Кто-то с северной части города навестил его, — Хосок пожимает плечами и возвращает взгляд к лицу омеги. — А потом смотрим, а они над несчастной омегой издеваются. Не любим мы такое, знаешь ли. Но ты не с нашей территории, насколько я вижу. Слишком хулиган, если верить их рассказам.       Юнги знает, прекрасно знает, что сейчас имеет в виду Чон младший, и в глазах, видимо, отражается отчетливый ужас, но Хосок вдруг снова улыбается.       — Расслабься. Я попросил отца привезти тебя сразу сюда под свою ответственность, твой мобильник вдребезги, поэтому я предупредить никого из твоих не смог. Тебе придется поправиться, и только потом я тебя отведу к границе, окей? — Хосок какой-то яркий, ярче противной люстры, и Юнги закрывает глаза, поджимая губы.       — Почему? — только и может что выдавить из себя.       — В первую очередь, ты — омега, а ещё ты вкусно пахнешь. Считай, это исключительно моя прихоть, — Чон вдруг опирается на край больничной койки и склоняется ниже, прогоняя табор мурашек вдоль тела омеги, в свою очередь своим запахом. — А ещё, я восхитился тем рассказом, как ты их прогонял полгорода, и даже кого-то покалечил. Обалдеть. Как тебя зовут, кстати?       Юнги резко распахивает глаза и видит странный блеск восхищения в глазах молодого альфы.       — Юнги.       — Юнги, — повторяет с кивком Чон и мягко улыбается. — Хорошо, Юнги, поправляйся, пожалуйста, скорее. Я пойду принесу тебе что-нибудь попить и скажу, что ты проснулся, отдыхай.       Прикосновение такое легкое и в то же время острое, что у Мина дыхание сдергивает. Хосок касается его пальцев, осторожно, еле задевая костяшкой, но и этого достаточно, чтобы заставить сердце забиться сумасшедшей пташкой в клетке. Возможно, если Юнги головой не тронулся от удара, то он почувствовал словно за них обоих. Что это такое? И почему? Юнги понятия не имеет.       Чон уезжает спустя какое-то время, оставляя Мина одного в крошечной палате, и омега проваливается в сон после странной и молчаливой кормёжки с чужих рук. Неловко и странно, но омега и рук-то своих толком не чувствует, чтобы управлять, поэтому Хосок довольно расплывается в улыбке и кормит сам. Они не говорят больше, никаких попыток вытянуть информацию: откуда Юнги из какой группировки, чем занимается, и как его занесло на чужую территорию. Хотя, за их нарушения с Намджуном, Мину, как минимум, должен светить полицейский участок и может даже тюрьма.       В который раз омега понимает силу власти денег и имен.       Но он всё ещё никто.       Хосок приезжает к Юнги каждый день, сколько он там пролежал непонятно, попытки связаться с Намджуном у него не было, телефон разбит, а звонить с чужого рискованно. Чон очень болтлив, активен и красив. Юнги просто молчит и смотрит. Он похож на то солнце, которое пытается пробиться сквозь шторки, омеге он нравится, правда, очень тихо и сильно. Но Юнги не должен реагировать, не должен улыбаться в ответ и что-то отвечать, он не должен привыкать к такой роскоши. Он не имеет на это никакого права. Потому что уходить будет больно.       А альфа будто чувствует, порой смотрит странно и будто изучает, односторонние разговоры его не утомляют, он приносит книги, читает их сам, а когда Юнги начинает тянуться сам, отдает без разговоров и с каким-то упоением следит за мимикой омеги, когда тот увлеченно углубляется в страницы выдуманных историй. Словно ребенок, открывший для себя другой мир. Хосоку нравится, и ему безумно жаль этого хрупкого омегу, не знающего другой жизни, явно побывавшего не в лучших уголках северной части. Ему нравится цвет кожи, тонкие пальцы и темные пряди волос, разбросанные по подушке во время сна. Юнги спит так очаровательно и крепко. Он всегда подкладывает одну руку под голову и утыкается аккуратным носом в плечо, а другой вечно сжимает в кулак одеяло. Вроде не дергается от тревожных снов, но по сжатому кулаку видно, спит он не совсем спокойно.       Чон в такие моменты садится совсем близко, укладывает голову на спинку кресла, садясь полубоком, и просто смотрит. Сейчас глубокая ночь, за окном лениво льет весенний капризный дождь, а Хосок не спешит домой. Ему вдруг жизненно необходимо потянуться ближе, коснуться и ощутить тот прилив, что был в первый день их странного знакомства. Это будто его навязчивая идея, которую он упорно не слушается и не позволяет себе ничего, кроме разговоров и взглядов. Она копится в нём и начинает бурлить. Хосок прикусывает губу и немного придвигается ближе, тянет руку и осторожно, почти со страхом касается подушечками кулака, быстро мечется взглядом к лицу омеги, видит, что тот даже не шевелится, и уверенно накрывает ладонью чужую руку, нежно проводя пальцами вдоль кисти.       Мягкий. Теплый и сказочно нежный. У парня всё нутро сводит от переполняющих эмоций, он будто не верит себе же. Не верит, что этот омега перед ним реален и сомневается, правильно ли то, что он делает.       Альфа мягко склоняется ниже, замирает у самого лица и тихо-тихо вдыхает аромат росы, чувствует, как смешивается его запах мяты и насколько приятно играет в воздухе. У него нет особых сил противостоять, словно это жизненно необходимо, и если он ослушается, то причинит боль не только себе. У Юнги глаза темные, блестят даже в таком полумраке, а ещё дыхание горячее. Омега просыпается неожиданно, но не дергается. Просто смотрит, смешивает своё дыхание с чужим и дрожит от такой близости. Почему-то привычного страха от близости нет, почему-то в этот раз Юнги не боится. Ему хочется доверять.       Хосок опускает взгляд на губы и шумно выдыхает, когда касается нижней губы мягким поцелуем, чувствует, как судорожно тянет воздух омега, не встречает сопротивления и немного подается вперед, передвигая руку на предплечье, сжимая мягко кожу, прогоняя дрожь по ним обоим. Юнги еле слышно стонет, но скорее от дискомфорта под бинтами, Хосок тут же шепчет и обжигает губы тихим: «Прости» — и перемещает руку на талию, немного надавливая и прижимая ближе к себе, получая в ответ долгожданный податливый поцелуй.       Юнги сам обнимает за шею, скользит пальцами по шее и зарывается в мягкие волосы альфы, задыхаясь от ответного грудного стона сверху. Юнги уже целовался, конечно, ни один из опытов не был похожим на этот, было похоже на что-то противное, липкое и вонючее. Но не с Чоном. Его язык бережный, властный, но аккуратный и дарующий странное будоражащее чувство внизу живота, что нарастает и греет в тихой истоме.       Омега выпускает чужой язык, немного отстраняется и судорожно сглатывает, дышит загнанно, губы горят, а сердце выбивается из груди. Он немного отодвигается, видит, что альфе неудобно и позволяет лечь рядом, жмется всем телом и льнет к губам в новом поцелуе, пока пульсирующее возбуждение у обоих не вызывает тяжесть. Хосок улыбается мягко прямо в поцелуй, дарит незнакомое удовольствие, но на большее не смеет идти, только осторожно отодвигает одеяло и жмет ближе к себе за талию, впиваясь пальцами в хрупкую поясницу. Им слишком хорошо так просто целоваться, лениво, иногда даже слишком глубоко, но тут же сбавляя обороты, успокаиваясь в одном дыхании, плотно прижавшись лбом ко лбу и смотря в лицо. Без каких-то слов, Юнги не говорит ничего, только прикрывает глаза в наслаждении, когда Хосок шепчет приятную глупость у уха и покрывает легкими поцелуями его щеку, висок и шею. Шея – определенно слабое место Мина, его бросает в дрожь, он тихо стонет сквозь плотно сжатые губы и жмурится, прижимая ближе.       — Прости, — оправдывается Чон, сжимая мягкое бедро омеги и сам мягко толкается, прогоняя волну удовольствия между ними. Они оба твердые, но странно, оба спокойные и просто наслаждаются ощущениями, ударившими в голову. Хосок не станет трогать мальчишку, как бы этого ни хотелось, он хочет лишь почувствовать его.       — Поцелуй ещё, — вдруг шепчет, — так приятно мне не было ещё…       Его слабый шепот прогоняет щемящее чувство в груди Чона, он льнет тут же к губам и осторожно прижимает ладонь к щеке омеги. Юнги оказывается такой нежный, податливый и ласковый, это не может не порадовать альфу. Они целуются ещё очень долго, сбавляя возбуждение на ноль, и просто наслаждаются друг другом, медленно засыпая в обнимку.       Как ему теперь отпустить его обратно?       В последний день в больнице Хосок просыпается в привычных объятьях, Юнги в этот раз спит спокойно, удобно устроившись на его груди и закинув одну ногу между ног альфы. Будить его совершенно не хочется, но сегодня выписка и день, когда им придется разойтись, эту уверенность он твердо увидел в глазах омеги в последнем разговоре. Юнги говорил о старшем брате и о том, что тот наверняка его будет искать, и то, что он не может остаться. Его дом не здесь. И он не подходит к этому месту. Хосок не совсем понимает этого рвения, но уступает омеге и обещает помочь отвезти до границы без лишних глаз.       — Мы… я хочу видеть тебя, хотя бы иногда, — вдруг выдает Чон на заднем сидении машины, крепко цепляясь за ладонь омеги. Юнги только собрался потянуться к двери, и эти слова кажутся чем-то лишним. Они приехали к границе за полночь, альфа выполнил своё обещание, и Мин не знает, за что ему эта доброта и что с ней делать. Его самого разрывает в клочья от переполняющих мыслей.       — Я тоже хочу, — выговаривает он, прежде, чем подумает, первое, что было в нём, то он и сказал. Совершенно не давая отчета тому, насколько это опасно и рискованно для него в первую очередь.       Хосок улыбается, прижимает омегу к себе крепко-крепко, целует в висок и пропихивает в чужой карман телефон.       — Там вбит мой номер, я буду ждать от тебя сообщения или звонка, любого в любой момент, хорошо? — Чон заглядывает в лицо омеги, сжимая его в ладонях. — Просто позвони или напиши. Даже если увидеться не захочешь, или не сможешь. Ладно?       Юнги нервно облизывает губы, смотрит в карие глаза и вдруг странный ком подкатывает к горлу.       — Спа…си…бо, — получается сдавленно и болезненно. Хосок удивленно расширяет глаза и видит первые слезы в глазах. Он хмыкает в ответ и быстро кивает, стараясь игнорировать пульсирующий дискомфорт от эмоции омеги.       — Красивый даже когда ревешь, — тупо извергает Чон и ловит нервный смех и улыбку на губах мальчишки. — Да-да, я серьезно, а тебе смешно? Я тебе вообще-то комплимент отвесил.       Юнги отстраняется, не встречает сопротивления, смотрит на Чона и пятится к двери, открывая её на ощупь.       — Ты тоже мне нравишься.       Эти слова звучат как гром среди ясного неба. Чон уже сотни раз так говорил Мину, но он настолько привык к тишине в ответ, что эти слова, да ещё и при таком обстоятельстве звучат. Юнги не даёт прийти в себя, он быстро выбирается из машины и скрывается в темноте улицы.       Как ему теперь отпустить его?

***

      Омега страшился возвращения, ему пришлось потаскать себя по улицам в бесцельном брожении, только чтобы избавиться от запаха чужого альфы, потому что встретить гнев отца Кима и Намджуна ему хотелось в последнюю очередь. Поэтому в ресторанчик он вернулся ранним утром. И какого было его удивление найти Намджуна, сидящего на нижних ступеньках у выхода с сигаретой в зубах. Он же не курил никогда. Юнги резко останавливается, Намджун поднимает голову и долгую минуту смотрит на омегу. Он будто призрака увидел.       Честно говоря, Юнги Намджун никогда не обнимал. До этого дня. Это были тяжелые и вышибающие дух объятья, кажется, ребра снова заболели. Намджун всё равно не верил своим глазам, чуть ли не вертел ошарашенного омегу в руках, осматривал каждую часть и, только увидев бинты на руках, одернул сам себя. Замер и немного поднял рукава потертой джинсовой куртки, осматривая.       — Я думал, они живьем тебя сожрали… мы потеряли твой след, черт знает, куда ты их завел, я думал не увижу тебя больше, — Юнги снова прижат к крепкой груди и ошарашенно смотрит куда-то за плечо Кима. — Они ничего не сделали тебе? Где ты пропадал неделю? Почему не связался со мной?       Это слишком поразительно для Мина. Он и слова вставить не может, настолько в шоковом состоянии, он тупо хлопает ресницами и смотрит на старшего, позволяя себя чуть ли не вертеть на месте, а потом происходит самое страшное для омеги. Намджун затихает, крепко сжимает хрупкие плечи и медленно оседает на колени, Юнги с трудом удерживается чтобы не отшатнуться назад и не остановить альфу.       Юнги смотрит сверху вниз и поджимает губы, когда чувствует, как Ким утыкается лицом в его живот, сцепляя руки на талии. Чувство жадной необходимости и холодящей тоски – вот что сейчас исходит от альфы, слишком осязаемо.       — Юнги-я… я думал не увижу тебя больше, ты единственный мой просвет в этом дерьме… — сипит старший и лишь сильнее сгребает в пальцах ткань куртки. — Не бросай меня… не бросай, я чувствую, как слетаю с катушек… чувствую это, и мне не нравится. Шага от тебя не сделаю больше, клянусь, буду внимательнее, только не исчезай, прошу.       Его голос срывается на шепот и почему-то внутри свербит горечью, Юнги не ожидал такого от своего хёна, названного старшего брата, к которому испытывает бесспорное чувство уважения. Намджун достаточно показал свою верность, и Юнги с уверенностью может сказать: Намджун готов рискнуть всем, а ещё он и правда боится потеряться в этом мире и погрязнуть в проклятой пучине. Юнги понимает, слышит и сдаётся. Не многим он может довериться в этой жизни.       Омега бережно зарывается пальцами в волосы Кима и немного склоняется вперед, зарываясь носом в темную шевелюру.       — Мы справимся и выберемся отсюда, вместе. Я не брошу тебя, хён. Клянусь.       Произносить клятвы вслух бывает слишком опасно.       Никогда не стоит давать обещаний, если ты не уверен в себе. Но Юнги знает – он останется рядом.       Он будет выбирать Намджуна. Всегда.

***

      Юнги не пользовался телефоном и не писал. Он лишь смотрел на контакт и прятал телефон подальше. Вроде как, у них с Намджуном и правда была найдена та самая золотая середина. Ким делился своими мыслями, идеальной мечтой пробить себе путь наверх, и Юнги слушал, думал, даже порой осекал старшего, если того заносило. И, кажется, у них стало что-то получаться.       Намджун получил на свое восемнадцатилетние неоднозначный подарок от опекуна в виде круглой суммы за годы верной службы, и они с Юнги решили открыть что-то своё. Что-то, что не будет относиться к тому миру, в котором они погрязли. Ким старший на эту идею лишь скептически изогнул бровь, но позволил открыть старый гараж и обустроить его под автостоянку, которая разрасталась слишком удачно.       Намджун умел находить правильные связи. Казалось, его язык идет дальше него. У него стали появляться его люди, почти товарищи, и они даже не вызывали в Юнги типичный скептицизм и сморщенное лицо в отвращении. Казалось, дела идут медленно, но в верном русле. Вскоре автостоянка превратилась в полноценный цех по ремонту машин, Намджун горел, дышал и жил, отойдя от подбирания долгов в виде органов, практически полностью отойдя от Кима старшего. И только спустя пять мучительных месяцев в очередную вылазку Намджуна в столицу Юнги рискнул подойти к старшему и попроситься вместе с ним.       — С чего вдруг? — фыркает Ким, обтирая руки от машинного масла насухо, почти до чистого скрипа.       — Я тоже хочу на людей посмотреть, — уклончиво отзывается омега, проводя пальцем по пыльному зеркалу какой-то из машин одного из клиентов.       — На людей ли, или конкретно на кого-то? — Юнги вскидывает голову и удивленно смотрит на Кима, тот с ухмылкой скалиться и играет бровью. — Я угадал? Не зря же ты пялишься в тот телефон.       — Ты видел?!       — Видел.       — И ничего не сказал?!       — Юнги, я конечно люблю тебя, но ты не моя пара, чтобы я контролировал такие вещи. Я же не могу ошибаться своим доверием к тебе? — Намджун щурится, но не то, чтобы угрожающе, но предупреждающе.       — Нет, хён. Нет конечно!       — Тогда хорошо, поедем сегодня вечером. Тебя где-то высадить, или поедем вместе?       — Я… — Юнги отводит взгляд, думает какое-то мгновение и возвращает внимание на альфу. — Я скажу уже вечером.       — Замётано. А теперь брысь, мне надо заказ доделать.       Юнги пулей улетает к себе, достаёт спрятанный телефон из-под подушки и дрожащими пальцами набирает номер, выжидая мучительные гудки. Только потом понимая, он ни разу так и не писал Хосоку. Неужели тот вдруг должен будет ему ответить? И да, Чон не отвечает на звонок, Юнги тяжело вздыхает и опускает телефон. Всё нормально, это было ожидаемо. Он не расстроен, нет.       Омега старается не думать, он всё же увязывается за Кимом в вечернюю поездку и с упоением жмется чуть ли не носом к стеклу, когда они выезжают в центральную часть их столицы. Здесь неописуемо красиво, будто другой мир. Так ярко, сочно и пестро. Вечерний город выглядит даже ярче, а людей настолько много, что Мин только и успевает цепляться взглядом за разношерстным видом горожан, отмечая бурную жизнь. Вывески кажутся красочным пятном, яркие баннеры и рекламные афиши, многоэтажные гиганты до неба и другой воздух.       Юнги открывает окно и высовывает руку наружу, позволяя воздуху коснуться его ладони, Намджун только улыбается украдкой.       — Хён.       — М?       — А ты можешь меня высадить у того моста? Я хочу немного прогуляться по побережью. Совсем немного? — Юнги украдкой бросает взгляд на пересекающий над дорогой навесной мост и ведет взглядом по побережью реки на другой стороне дороги.       Ким хмурится, сбавляет скорость и бросает взгляд на омегу.       — Ты уверен? — слишком свежа в памяти неудобная эмоция по отношению к омеге. Их город не располагает ночным прогулкам, уж тем более для подростка омеги.       — Да, я никуда дальше не пойду, и если что, сразу позвоню тебе. Обещаю, тем более, в этот раз мы не лезем в неприятности.       Скрепя сердцем и недовольным видом, альфа всё же идет на уступку, высаживая омегу у моста.       — Юнги, я буду неподалеку, и, если что, сразу же…       — Да, хён.       Мин счастливо кивает и уже выбирается из машины. Выпрямляясь и вдыхая полной грудью необъятный воздух и красоту. Ноги его сами несут по ступенькам выше, выше, выше, пока он не останавливается посреди моста, и оперевшись на перила, окидывает взглядом достаточно открытого обзора на улицы.       Красиво. Хорошо и желанно. Как бы он хотел жить в одном из таких зданий, ходить на учебу, а потом однажды найти работу и, может быть, однажды завести семью. Непостижимо. Сладко и запретно. В кармане вибрирует телефон, и Мин чуть ли глаза не закатывает, думая, что Намджун слишком перебарщивает заботой, но аппарат чуть из рук не вываливается, когда на экране загорается имя контакта.       — Юнги? — голос Чона звучит слишком отчетливо и громко и Мин понимает. Он пропал. Он скучал до дрожи в коленях, а сердце забивается.       — Привет, — шепчет он в трубку и взглядом упирается в какую-то группу людей у самого дальнего уличного ресторанчика.       — Боже, я думал мне показалось. Ты не давал о себе знать столько времени, я не знал, что думать, — в трубке раздаётся приглушенные биты музыки и голоса на заднем фоне, будто Чон быстро идет и распихивает вокруг себя прохожих. — Где ты?       — Я в городе.       — Серьезно?! Опять буянить собрался? Почему? Твою задницу спасать нужно в этот раз?       Как всегда, нескончаемый поток вопросов и звонкий голос. Мин скучал по этому, и это вызывает улыбку.       — Нет, я попросил брата привезти меня. Я не был здесь ни разу.       — Оу, — Хосок чем-то громко хлопает, а потом задаёт обычный вопрос, но от него внутри почему-то разгорается настоящий пожар. Потоп. Землетрясение. — Мы можем увидеться?       — Да. Думаю, да, но я не знаю, где точно нахожусь… — Юнги с вопросом оглядывает улицу, пытается выцепить взглядом название переулка.       — Просто опиши место.       Хосок просит подождать, а Юнги пропадает от ожидания. Топчется на месте и вспоминает что хотел, вообще-то, спуститься к пляжу. Держит руку в кармане, сжимая в кулаке телефон, и идет к другой стороне со спертым дыханием, смотря перед собой на раскрывшийся горизонт длинной реки. Золотистая рябь по поверхности воды отражает в себе противоположную сторону. Ожидание уходит на другой план, Мин слишком поглощён окружающим, он спускается почти к самой кромке воды и глубоко-глубоко вдыхает, теряясь в аромате и звуках.       Хосок в жизни так не мчался ни на одну из встреч, как сейчас. Он уже успел всё в красках себе расписать, почему омега с ним не связывался, он вроде бы даже успокоился и зажил обычной жизнью под боком отца, следуя указам светлого будущего. Он уже и не надеялся на звонок. А теперь он на месте, в ушах стоит кроткий голос Мина, а взгляд блуждает по местности, пока не запинается об одинокий и хрупкий силуэт внизу.       Юнги выглядит таким несуразным и хрупким в этих вещах, в огромной толстовке, старенькой куртке сверху и темно-синих джинсах. Альфа останавливается в нескольких шагах позади и дышит тяжело от бега. Мин чувствует его по запаху и переполняющим эмоциям. Они нервничают оба.       Юнги оборачивается медленно, глубже прячет руки в карманы и поднимает голову, слегка дёргая головой, откидывая отросшую челку с глаз. Хосок не собирается терять ни минуты, он преодолевает между ними расстояние в несколько секунд и прижимается горящими губами к холодной щеке омеги, приподнимая его лицо и полностью обезоруживая таким трепетным жестом. Юнги пропадает. Мягкое и юное сердце поддается, тает и руки сами обвиваются вокруг талии. Зарываясь под теплое пальто замершими пальцами, Юнги зарывается носом в грудь и надышаться не может толком.       Юнги ничего не знает об истинности, о странной магии запаха и разрывающему чувству в груди. Он понятия не имеет о том, что уже с треском провалился, окружая и позволяя себя затянуть в эту пучину. Этот ребенок пропадает в заботе, тянется как цветок к свету и сгорает. Каждый чертов раз сгорает от теплого целомудренного прикосновения и нескончаемой болтливости альфы, ведется на ласковую улыбку и чувствует – это слишком правдиво. Слишком хорошо и честно. Слишком. Однозначно такой эйфории он ещё никогда не испытывал.       Омега ничего не рассказывает Намджуну, старший и не спрашивает, позволяя сохранить границу доверия между ними, только лишь иногда, предупреждает и желает только, чтобы тот был осторожнее. Юнги видится с Хосоком только раз в неделю, Чон знакомит его с городом ближе, рассказывает совсем немного о своей семье и лучшем друге, не вдаваясь в подробности имен. Он водит младшего в кафе, позволяет себе, всё же, побаловать омегу покупками, а ещё они долго обнимаются и целуются. Не больше. И Юнги ценит. Молча любит и ждет новой встречи каждый раз, когда возвращается домой.       У Намджуна нет особой тревоги за омегу, тот выглядит слишком хорошо в последний месяц, тревогу он оставляет на потом, чтобы не душить правилами и запретами. Намджун старается работать и не пачкать руки об запретное, зарабатывая новый статус и приманивая неплохих лиц в свой только что обжившийся новый салон. Он очень продуктивен в своей работе в последнее время. Пока к нему не поступает заманчивое предложение с расширением от одного из весомых клиентов.       Ким оставляет Юнги в молчаливой неизвестности и покидает их небольшую квартирку уже глубокой ночью, желая прокатиться и проверить закипевшие мозги. Хоть у кого-то из них двоих жизнь сейчас обретает мягкие повороты, и это точно не Намджун.       Поездка бы выдалась расслабляющей, если бы не один странный и ненормальный конфуз посреди пустого шоссе в виде поставленной машины поперек дороги и пьяного в стельку омеги. Намджун бы в красках ругнулся, чтобы описать непутевому его положение и на какие приключения он нарвется своей вертлявой задницей. CLON feat. Ailee - Everybody - просто, извините, но эта мелодия у меня ассоциируется с тем ненормальным на крыше машины. Просто послушайте и оторвитесь :D       Дорогой марки автомобиль стоит поперек дороги, из неё с грохотом басит какой-то трек. Это явно музыка бородатых времен, немного замиксованная, и какого черта подобное слушает молодой парень. Сам омега глушит из горла точно не пиво и творит лютый танец на крыше автомобиля. Намджун испытывает кожей всю боль покраски, исключительно с профессиональной точки зрения. И Ким бы просто проехал мимо, но как-то взгляд сам подвисает на этом ненормальном парне по всем фронтам. Альфа сигналит дальним светом и со всей силой протяжно зажимает сигнал, стараясь привлечь внимание танцующего.       Омега приоткрывает один глаз и опускает голову, разворачиваясь всем корпусом к свету, шальным взором огибая старенький джип, который так назойливо уведомляет о том, что он как бы мешает движению. Парень фыркает и криво усмехается, перекладывает бутылку в другую руку и показывает средний палец водителю. Мол, а не пойти бы тебе на толстый и большой с тремя буквами, и продолжает танец, довольно плавно двигаясь под биты, вновь смачивая горло в горячительном напитке.       Намджун не из вспыльчивых, нет. Но вот за психологическое состояние этого паренька стоит побеспокоиться, он, видно, его ровесник, плюс-минус год, не больше, раз с такой отбитой уверенностью расшвыривается непристойными жестами провоцируя людей, а ведь не все такие праведные, тут стоило бы посмеяться, но Киму не до смеха.       Намджун выбирается из машины, уверенным шагом подходит к машине, омега ловит его боковым зрением, от неожиданности путается в собственных ногах и чуть сам не летит носом в асфальт, но крепкие руки уже сдирают его с крыши. Парень брыкается здраво, бутылка с соджу разбивается, и Намджун слышит стон разочарования даже сквозь громкую музыку, от которой всё нутро подпрыгивает.       — Поставь меня на землю!       Намджун ставит и припирает к задней двери автомобиля омегу, сверкая тяжелым взглядом и чувствуя его загнанное дыхание, пропитанное алкоголем.       — Ты приключений на свою задницу ищешь посреди заброшенной трассы ночью?! — рычит Ким и встряхивает парня совсем легко, чтобы хоть как-то сконцентрировать на себе внимание.       — Белый рыцарь… нет, подожди… — омега забавно щурится и поддевает пальцами темные пряди волос альфы, — темный рыцарь, а ты бы проезжал мимо. Без тебя разберусь!       — Боже, — альфа закатывает глаза и резко отстраняется, чтобы нырнуть быстро в чужой салон и заглушить музыку. Омега опирается одной рукой на дверь и с интересом смотрит на Кима, всё ещё прищурившись.       — А ты симпатичный.       — Тебе жить надоело?       — Эй-эй, я сам решу, что мне делать, ясно тебе?       — Как же, до первого столба, — фыркает альфа и выбирается из салона, но омега обрывает ему путь к отступлению, сосредоточенно вглядываясь в лицо перед собой. Намджун чувствует от омеги дорогой одеколон, видит брендовые шмотки и довольно неплохой вкус в одежде. Явно типичный и разбалованный отпрыск богатых родителей, с жиру бесится, вот и привлекает внимание, думая, что ему всё позволено, но у Намджуна с такими разговор короткий.       — Да я трезв как стеклышко, то, сколько я выпил, меня не свалит. Да подожди ты, — омега упирает ладонь в грудь Кима и довольно странно урчит себе под нос. — А ты ничего такой, при свете фар. Брутальненький и опасный. Не хочешь провести компанию с девственником омегой?       У Намджуна подкатывает истерический смех. Серьезно? Это что за хаотичное безумие с отбитым чувство такта и сбитым к чертям тормозам? Нет, Намджун явно от такого дерьма откажется, даже думать не будет, но почему-то не в этом случае. Как бы от парня ни разило алкоголем, как бы он ни сверкал дорогим ценником и колымагой за спиной в несколько нулей, взгляд остаётся твердым и пронизывающим.       — Ты из ума выжил?       — А ты девственников не видел? Что смотришь на меня так, будто у меня рога выросли?       — Что за пиздец, — выдыхает утомившийся альфа и прижимает ладонь к лицу, порядком устав от такой настойчивости. — Слушай, я остановился по доброте душевной. Ты омега, встал посреди шоссе на северной территории, ты вообще в курсе, что бывает с такими здесь? Или богатенькие, розовые очки замылили пьяный мозг?       — Я прекрасно знаю, что тут бывает, и я повторяю, — голос омеги странно меняется, а пухлые губы расползаются в улыбке, он подходит ближе, а Намджун давится запахом сандала, исходящего от него, и чувствует, как ловкие пальцы касаются его боков, а затем упирается его же ствол пистолета, звучит щелчок и заряженный магазин со звоном валится на землю, рассыпая пули по асфальту. Намджун удивлен и напрягается не на шутку, а омега немного безумно расплывается в улыбке. — Я слишком мало выпил, чтобы быть пьяным. Ну если самый кропаль, чтобы решиться на танцы посреди дороги и заманить такого парня сюда.       Омега показывает свободной рукой крошечное расстояние между указательным и большим пальцем осведомляя, насколько он пьян, а затем ловко выставляет разряженный пистолет рукояткой к альфе. Намджун выхватывает пистолет тут же.       — Ненормальный, — говорит Ким, и уже было собирается наклониться за выброшенным магазином, стараясь не думать, насколько его сейчас восхитило все это дурацкое показное действие со стороны омеги, но тот оказывается быстрее. Он присаживается и тянется сам за недостающей частью, поднимая лукавый взгляд на вставшего в ступоре альфу.       Намджун себя не узнает. Не узнает улицу и весь белый свет, когда встречается с безумным блеском в темно-карих глазах омеги и шальной улыбкой на губах, юркий язык скользит между губ, и Намджуну становится совсем плохо.       — Что это за чертовщина? — почему-то вслух задаёт он этот вопрос, а парень странно хохочет.       — Ким Сокджин, приятно познакомиться, — затем поднимается на ноги и протягивает альфе предмет. — Смотрю, у кого-то добротное воздержание, или это ощутимый запах девственника альфы? Вот так повезло. И пахнешь ты вкусно, однако.       Намджун прекрасно осознаёт, кто перед ним. Омега одной из состоятельных семей южной территории и отлично чует шкурой, что неприятностей он отхватит, если эту дорогущую задницу не оттащит от неприятностей. Становится отдушиной всех проблем на трезвую голову омеги он не собирается. Потому что Ким прекрасно знает эти капризные души, которым стоит только указать пальцем, и вся твоя жизнь пойдет прахом.       Нет, и ещё раз нет. Даже трогать не стоит. Может быть вырубить и отдать в полицейский участок и сказать, что так и было. Идеально. Только придётся вырубать аккуратно, потому что это лицо дорого стоит.       — Эй, приём! — Сокджин щелкает пальцами у лица альфы, и Намджун отстраняется довольно резко и неожиданно.       — Слушай, давай ты просто сядешь в машину, и я отвезу тебя домой без лишних приключений?       — Не хочу.       — Слушай, буржуйная ты задница, ты хочешь быть пойманным и выебаным? Я тебе могу устроить, но без моего участия, — Намджун не сдерживает грубостей, несмотря на всю безумность довольно миловидного омеги. У него были другие планы, а теперь голова забита другим и ненужным. Потому что сандал щекотит ноздри и отдаёт где-то в затылке, а внутренний зверь будто просыпается и опасно тянется.       — Раз буржуйная, то у меня не может быть проблем? Неотесанный ты грубиян с примитивным мозгом альфы.       Грубость на грубость, странное увлечение, странное знакомство и ненормальное увлечение стоять так, посреди дороги, и перекидываться колкостями. В конце концов, омега сдаётся, устало выдыхает и отводит взгляд, это выглядит странно и слишком контрастно по сравнению с тем, что уже произошло.       Сокджин отходит в сторону и собирается уже сесть к себе за руль, но твердая рука альфы его останавливает.       — Ты в таком состоянии не поведешь.       — Мало того, что настроение испортил и алкоголь разлил, так ещё и правила свои устанавливаешь? Ты скучный. Сказал же, доеду сам.       — Я тебе не клоун-заебашка. Быстро задницу свою в руки, садись в мою машину и говори, куда везти тебя, черт подери. А я пока эвакуатор вызову.       Сокджин какое-то время задумчиво косит взгляд на свою машину, медленно моргает и слышит, как альфа уже связывается с диспетчером, сообщая место с машиной. Ну прям мужик сказал – мужик сделал.       — Джентльмен куда деваться.       Буркает омега и направляется к машине, пока альфа занят разговором, замечает ключ на месте и быстро усаживается на водительское сидение, заводя машину и встречая ошарашенный взгляд подвисшего альфы. Всё, что может Намджун, это получить широкую улыбку на губах омеги в своей машине и рев шин об асфальт.       — Мою детку оставляю тебе! — это последнее, что выкрикивает безумец, прежде чем сорваться с места в обратном направлении от Кима.       Намджун так и стоит с трубкой у уха, а затем выдаёт сухое:       — Отменяйте вызов, — и возвращает внимание на одинокую, распахнутую настежь иномарку с брошенными ключами на переднем сидении. — Точно псих.

***

      — Нихрена себе, — тянет Юнги с утра пораньше, оказываясь в мастерской и со свистом оценивая ярко-красную модель новенькой машины. — Вот так взял и уехал?       — У него с головой явно не всё в порядке.       Юнги очарованно скользит взглядом по машине и даже с осторожностью касается гладкой поверхности, не до конца вникая в рассказах старшего, потому что тот выглядел раздраженно с самого возвращения и до сих пор даже спать не ложился, копаясь в инструментах. Омега хотел бы знать, в чём ещё кроется беспокойство альфы, но старается не крутиться под ногами. Намджун в своих мыслях уже несколько дней, и даже товарищи по цеху не могут растормошить его. Юнги чувствует, но помочь ничем не может. Явно корень всех проблем кроется в недавнем визите мистера Чона с департамента охраны, о нём Мин знает совсем мало, но внушительная и опасная внешность оставила свой отпечаток в его памяти.       Первый узел затягивается самой крепкой удавкой.       — Хён, — кричит Мин, выглядывая на улицу, Намджун только что выбрался из-под машины и теперь поднимается с пола, отпихивая от себя увесистое колесо. — Там, эм, твоя машина?       Намджун не сразу понимает вопроса, тупо бросает вопросительный взгляд на омегу, совершенно не понимая, что несет младший, стараясь параллельно собрать разбросанные инструменты в кейс.        — Чего?       — Говорю, твоя машина, и из неё выходит какой-то парень! — Юнги отходит от двери с кипой грязной одежды и поднимает взгляд на вошедшего. — Добро пожаловать!       Неожиданный гость медленно окидывает оценивающим взором Мина и блуждает дальше по помещению, когда звучит грохот, он тут же находит взглядом хозяина этого салона. Намджун видит прибывшего, запинается об колесо, задевая рукой кейс, и все собранное добро с грохотом валится на пол, рассыпаясь в полном хаосе, что-то даже укатывается обратно под машину. Ким не жалеет лестных слов ни на йоту, Юнги вздрагивает, а вот гость расплывается в улыбке.       — Апгрейдишь мою детку? — парень прикрывает за собой дверь и проходит внутрь, осматриваясь по сторонам.       — Слушай, малец. Во-первых: я – тебе хён, уважение и чувство субординации держи, когда разгуливаешь на чужой территории. Во-вторых, какого хера ты приперся в мою мастерскую? Машину ты сам мне оставил, отдавать не собираюсь, — Намджун выпрямляется, оставляя попытки что-то собрать. Он говорит грубо и хрипло из-за того, что так и не сомкнул глаз, а этот омега и так оставил неизгладимый отпечаток у него где-то в печенке. — И ничего не сделаешь, даже не пытайся мне тыкать своим вшивым положением. Ты чужак здесь.       Сокджин останавливается в метре от альфы, собирается только открыть рот, но смыкает губы, складывая руки за спину и странно тянется на носочки.       — Ну-у, — тянет он, немного клонит голову вперед и смотрит исподлобья, — ты определенно горяч. Но я сюда приехал не за этим.       — Тогда вон дверь.       — Но мне нужно где-то скоротать время, пока отец занимается делами.       Юнги во все глаза пялится на этих двоих, и у него волосы дыбом становятся. Он чувствует себя здесь совершенно лишним. Между этими двумя какое-то нездоровое напряжение, оно искрится и грозится пролиться через край. Несмотря на грубоватое общение Намджуна и странную утихомирившуюся дерзость прибывшего омеги, Мин отчетливо чувствует что-то ещё, это странно будоражит, заставляет отвернуться и просто сбежать отсюда, что он и пытается сделать, поскорее ретироваться отсюда в охапку со шмотками.       Они оба разрушающие.       Сокджин улыбается, а Намджун отворачивается молча, продолжая заниматься своими делами. Попытка игнорировать заблудшего омегу у него практически получается, обходят друг друга на расстоянии и даже не разговаривают. Сокджин с нескрываемым интересом осматривает салон, украдкой ловит взглядом маячившего Мина в другой части зала, который старается расправиться со стиральными машинами, запихивая рабочие робы.       — Ты взгляд-то свой отцепи от моего брата, — хриплый голос старшего раздаётся прямо за спиной омеги. Мурашки, приятные и будоражащие протекают от затылка, куда буквально он ему дышит. — Извращенец, он несовершеннолетний.       Сокджин быстро оборачивается и смотрит сначала на вздутые вены вдоль оголённых предплечий, плавно поднимается выше и немного вздергивает подбородок, заглядывая в глаза.       — Я по альфам, — эта ухмылка вкупе с пухлыми губами доведет Намджуна до белого каленья. Какого черта между ними творится? Снаружи раздаётся сигнал автомобиля и омега пожимает плечами. — Кажется, мне пора. Приятно было увидеться, Ким Намджун. Кстати, - добавляет он, сократив между ними пару сантиментов, — машина у тебя шикарная, несмотря на старую модель. У тебя определенно золотые руки, нельзя такому таланту пропадать.       И он просто уходит, оставляя Намджуна подавиться собственной слюной, скопившейся во рту, как же он опьяняющее пахнет и холодит кровь в жилах. Юнги с откровенным шоком смотрит на старшего, выглядывая из-за ящиков с алеющими щеками, не может сдержать улыбки.       — Хён, он походу запал на тебя. Да и ты как...       — Только продолжи, и я тебе уши на задницу натяну, — рычит Ким моментально, не давая закончить свою мысль омеге, Юнги на это старается не прыснуть, поджимает губы и от греха подальше возвращается к прерванному занятию, чуть ли хрюкая в собственные колени, когда присаживается у машинки, даже не с первого раза по кнопкам попадает. У Намджуна были редкие связи с омегами, он чувствовал, но никогда он не говорил о каких-то чувствах или свиданиях. Ничего. А здесь отчаянная и взаимная симпатия буквально сочится со всех щелей. Такое просто невозможно не заметить. Неужели у его брата, наконец-то, жизнь меняет угол обзора? Неужели сердце оттаяло и посыпалось от того и правда чудаковатого омеги? Так вот какой неординарный вкус у него, это определенно забавно.       — ЮНГИ!       — Я не смеюсь! — получается совершенно неправдоподобно, потому что Мин гогочет с ехидной ноткой и срывается бегом на второй этаж, потому что Намджун уже бежит в его сторону.       — Сюда иди, паршивец!

***

      Их жизнь становится похожей на обрывки запечатленных кадров. Хороших кадров. По крайней мере, Юнги хочет в это верить, он всем сердцем предан своему брату, видит, как тот постепенно встаёт на ноги, как удачно заключает контракт с дочерней компанией доставляющей из Китая детали для автотранспорта, как вдруг у него становится постоянным клиентом начальник безопасности и подобные чины. Ким-старший мог бы гордиться своим сыном, мог бы, если бы не одно жирное «но», которое росло между ними высокой не пробивной стеной. Намджун старался избегать своего прошлого, но он забыл о том, что обязан Сунану собственной жизнью. А расчет у Кима старшего не в эквиваленте купюр, а в нечто большем и живом.       Намджун слишком не дотягивает до нижней ступени их выдуманной пирамиды, по которой они договорились с Юнги взобраться. Мин ненамеренно, но верно приложил к этому руку, Хосок хотел сделать как лучше, и через омегу подсказал несколько удобных вариантов партнерства из-за границы, и сам шепнул кому нужно. Юнги очарован, Намджун задет гордостью, но приятно удивлен такой помощью со стороны от человека, которого не видел в глаза, пока они не встречаются в одном из баров столицы, куда его приводит Юнги долгими уговорами. Казалось бы, всё идет неплохо и знакомство даётся им с легкостью.       Их жизнь становится похожей на ребристые кадры, то и дело выбивая почву из-под ног. Ровно до того момента, пока их салон, возведенный кропотливым трудом, не сгорает на глазах. Там было всё, вплоть от жилья, важных документов и жизненно необходимых рабочих трудов.       «Если ты думаешь, что праведным путем сможешь одолеть северную часть, то я поспешу тебя огорчить. Всегда есть подводные камни, или ты научишься ими управлять, или пойдешь ко дну, откуда и выполз.» — слова Сунана звучат слишком отчетливо в их головах.       Ким старший не готов отпускать и позволять личной шавке так откровенно гнуть свою линию и противиться. Нет, такой щедрости он не даст, раз собственное чадо взбрыкивает и отказывается заниматься тем, чем и обязан. Отправной точкой для Намджуна становится пожар и крах только недавно выстроенного контракта. Он точно и не вспомнит, где и когда успел так подраться, помнит только, что с жадностью вбивает кулак в чьё-то лицо темного переулка города. Местное, городское хулиганье имело неосторожность нарваться на взбешенного подростка, остальные сбежали, а единственную грушу для битья он не смог отпустить, вколачивая в асфальт с маниакальным блеском в глазах.       Дыхание сбито в ноль, альфа на подкошенных ногах поднимается и на пару шагов отступает, любуясь кровавым месивом вместо лица, слыша нездоровый хрип легких. Здесь грязно. Слишком грязно, влажно после дождя и пахнет от соседних мусорных баков. Его место. Привычное с ребристыми углами и острыми концами. Он будто откатился к отправной точке. Ему хочется вдруг опустить руки, поднять голову и с болезненным стоном втянуть воздуха через нос. Его не заботит, жив ли парень, Намджун просто разворачивается и уходит, сворачивая за угол, обтирая на ходу руки платком. Юнги остаётся дома у Сунана, а Намджуну стоит вернуться к работе. К штрафным повинным теперь они оба на счету.       Ему жизненно необходимо придумать хоть что-то, чтобы уберечь хотя бы Юнги, но вариантов пока в воспаленных извилинах никаких, кроме одной унизительной и неправильной. Юнги бы не принял это, вцепился бы мертвой хваткой и уверенным взором сказал бы что они справятся, придумают что-то ещё, но справятся. Как бы ни было плохо.       Он приходит в привычное заведение, угрюмый душный бар, в этот раз все именно в таких красках. Ему нужно найти Хосока и попросить о помощи, но парня здесь не оказывается. Бармен по привычке уже собирается налить уже знакомому лицу, но Намджун отказывается и избегает волнительных вопросов по поводу разукрашенных рук и лица. Он усаживается за стойку и упирается лбом в кулаки, пытаясь привести в порядок мысли.       — Какие люди, — знакомый до дрожи голос, рядом присаживается омега, и Ким его узнает по запаху, но в этот раз никаких дурацких притирок и колкостей в ответ, и это Сокджина, вкупе с внешним видом альфы, не на шутку пугает. — Намджун? Луи, налей-ка шот покрепче, за мой счет.       — Нет, — Ким резко перехватывает руку омеги, останавливая и мрачным взглядом впиваясь в его лицо. — Хосока сегодня нет?       — У него ужин с семьей, он не сможет сегодня приехать. Что случилось?       Сокджин видит непривычное смятие на лице альфы, замечает, как тот нервно облизывается, прикусывая раненую губу.       — Дело касается Юнги, я хотел попросить защиты для него.       — Идем поговорим. Вставай! — Сокджин быстро спрыгивает со стула и дергает альфу на себя.       Найдено, как минимум, одно слабое место, потому что Намджун тут же идет следом. Альфе непривычно оказаться в своей бывшей машине, не привычно видеть серьезное лицо омеги, заводящим двигатель и дающим по газам.       — Куда мы едем? — Намджун с трудом отрывает взгляд от Кима и смотрит теперь только прямо перед собой на дорогу.       — Разговаривать. Здесь много знакомых лиц, а поговорить нам стоит. И ты расскажешь мне всё, если так печешься о безопасности Мина. Потому что только так мы сможем помочь.       «Сможем помочь» — всё ещё звучит чужеродно.       Они приезжают к пустому побережью, омега заглушает двигатель и тяжело выдыхает, смотря на свои руки. Молчание сгущается между ними, и Сокджин не знает, готов ли он выслушать всю правду, потому что Намджун с самого начала не вызывал в нём каких-то однозначных чувств, а об истории встречи Хосока и Юнги, Чон вообще умолчал.       — Отчего или от кого ты хочешь защитить Мина? — решается он на первый вопрос.       — От Ким Сонина.       — Хах, — Сокджин шумно втягивает носом воздух и откидывается на спинку сидения. — Только не говори мне, что ты работаешь на него.       — Всё именно так.       — То есть, ты — из очередных его головорезов, и просишь помочь уберечь парня от самого опасного и хладнокровного ростовщика города? — омега поворачивает голову к альфе и видит, что тот сидит с закрытыми глазами. — Либо я нахожу причину для его спасения, либо ты сейчас вылетишь из тачки.       — Не все рождаются с золотой ложкой во рту, Джин, — Ким поджимает губы и напрягает челюсть. — Юнги и я сироты, его родители вообще бывшие наркоманы и сплавили тогда ещё ребенка в ближайший клуб. Думаю, не стоит разъяснять какой именно. Я встретил его там на одной из своих вылазок, после чего он увязался за мной, и с тех пор мы неразлучны. Он невинен и чист, всё, что ему приходилось делать — это защищаться. Он никого и никогда не убивал.       — А автосалон — прикрытие? — Сокджин начинает закипать от раздражения.       — Нет. На отложенные сбережения и подарок от Кима я открыл мастерскую, я хотел отойти от этих дел, но ему это не понравилось, особенно, когда дела пошли хорошо. Салона больше нет, — последние слова встают комом в горле, и Сокджин удивленно расширяет глаза.       — Что?       — Он уничтожен, всё похоронено под пеплом и покорёженным металлом. Все документы, наше жилье, деньги, и даже мои работники были заживо там замурованы и уничтожены. Ким ненавидит, когда ему отказывают, и сейчас я и Юнги у него на счету. Сам поймешь, на каком счету? — Намджун открывает глаза и обращается к омеге.       — Тогда вам стоит обоим бежать.       — Это, блять, север, здесь негде прятаться, даже в вонючих подвалах! Этот город не живет так, Сокджин, не живет, когда ты поймешь это?! Я повидал достаточно и знаю, о чем говорю! Но всё равно попытался и открыл своё дело, здесь так это не работает! Нужно менять всю систему и искоренять её с самых устьев. А я похож на всесильного?!       — Я… я не, прости, я не это имел в виду, — омега прикусывает себе язык и хочет коснуться альфы, но тот отдёргивает руку и сжимает её в кулак.       — Я прошу лишь об одном, защитите Юнги. Я знаю, как работает власть, знаю, что сложнее всего вытащить отсюда, нежели с южной части, знаю, что это в ваших силах. Единственной проблемой останется только сам Юнги. У него характер тоже не сахар, он, скорее всего, будет рваться назад, но я прошу, вытащите его отсюда. У него нет здесь будущего.       — А что будет с тобой? — Намджуна неприятно передергивает, он не собирается отвечать на этот вопрос, он выходит из машины и дышит глубоко-глубоко, Сокджин выскакивает следом и срывается на крик. — Что будет с тобой, Намджун?!       — Справлюсь как-нибудь! — рыкает в ответ альфа.       — Ты не выбирал такой жизни! Мы можем попытаться и спасти вас обоих, только нужно… — омега снова пытается, подходит ближе, но замирает на месте, когда Ким резко поворачивается к нему и почти кричит в лицо.       — Мне не нужно время! Ты слышишь меня?! У нас его нет!       — Намджун…       Альфа злится, он грубо хватает омегу за плечи и резко придвигает к себе, прожигая взгляд холодом.       — Я уже убивал, Джин. И буду это делать, может быть, сегодня уже убил человека. Таковы правила этого города! И иначе я жить не умею, тут либо ты, либо тебя.       Омегу пугает такое резкое изменение в состоянии альфы, он поистине невообразимо силен и свиреп, и даже сейчас почти на грани. Слишком нестабилен и одно неловкое движение, кто знает, чем может закончиться их ссора. Слишком близок край терпения. Но Сокджин имеет на это своё мнение, он шипит от резкой боли и давящей ауры альфы, грубо отталкивает от себя и со всей вложенной силы ударяет альфу по лицу. Пощечина получается слишком сильной, ещё и по больной стороне лица, Намджун отшатывается и кренит лицо в сторону, застывая на месте.       — Что теперь? Убьешь меня? — омега успокаивается, старается выдавить из себя слова ровным голосом и вселяет в них всю свою силу. — Давай. Дерзай. Не собираешься? А знаешь почему? Потому что там, — омега пихает парня в грудь в район сердца, — есть тот самый просвет! Ты обязан бороться не только ради кого-то, но и ради себя! Если ты сгоришь, то кому тогда стоит бороться?! Как ещё нам всем справляться с этим?! Как будет Юнги справляться, его никакой Хосок не удержит, неужели ты этого не понимаешь?! Я тоже не хочу этого, дебила ты кусок!       Гневная тирада заканчивается тяжелым дыханием и дрогнувшим голосом омеги. Намджун с горечью прикусывает внутреннюю сторону щеки и медленно поворачивает голову обратно. Джину самую малость больно, Юнги и только Юнги всегда на языке, и ради него он готов рискнуть не только своей гордостью, но собой полностью, безвозвратно. Их связь прочнее, чем кажется, и это задевает омегу. Они оба осознают, что истинные, но почему-то ни разу не сделали и шага по отношению друг к другу, всегда между ними были лишь короткие встречи и колкие разговоры вкупе с пронизывающим взглядом, но не более. Альфа чует эмоции омеги и прирастает к месту намертво, не делая ровным счетом ничего, для того, чтобы успокоить и стереть ложные мысли.       — Я смягчу твои убытки, и я это делаю не для того, чтобы задеть твою гордость, или показать, что я имею власть. Я это делаю, потому что хочу помочь тебе, и это нормально. Нормально хотеть помочь и защитить! Ты сейчас испытываешь то же самое и к нему, так почему не позволяешь относиться к тебе так же?       — Потому что не хочу, — одними губами проговаривает и поднимается взгляд, стараясь подавить в себе пока ещё не привычное чувство. Оно колючее, странное.       — Почему? — с отчаяньем и не пониманием. Сокджин поджимает губы и встряхивает головой, его и правда трясет, самою малость, он не уверен, правильно ли поступит. Он не знает, поможет ли это сдвинуться им с мёртвой точки.       — У нас не должно быть привязанностей, отец Ким говорил это каждый раз, чтобы я не забывал, — Намджун стоит всё ещё на месте, говорит шепотом и смотрит, не отводя взгляд за приближением омеги. — Мы не должны влюбляться. Не должны иметь уз, чтобы у нас не было слабого места. Тогда терять будет не так больно…       Последние пару слов омега ловит губами и судорожно выдыхает, когда чувствует сильные, сухие в мозолях ладони на своих руках, он сжимает сильно, будто противится, но не отталкивает. Они впервые так близко друг к другу.       — А ты влюблен? — шепчет младший и поднимает взгляд с губ альфы, он дышит глубоко, старается ровнее, и тоже перехватывает чужие пальцы, вырывая кисти из захвата и всё ещё стоит нос к носу, не двигается, будто замирает, потому что в самом деле боится услышать ответ «да», но по отношению к тому, ради кого они здесь стоят.       — Не знаю, — под стать ему тихо отзывается Намджун и не смеет также поднять взгляда, он будто приклеился взглядом к нижней части лица, и сил взглянуть в глаза нет ровным счетом никаких. Сердце немного ускоряется и прогоняет волнительную дрожь по телу от такой близости.       — А у кого тогда узнавать будем? — Сокджин снова переходит в любимую и глупую стихию шуток, нелепых и порой неуместных и даже не смешных вовсе. Он чувствует, какие горячие ладони у альфы, чувствует, как пальцы расслабляются в его руках, поэтому он это расценивает по-своему, плавно поднимает ладони и проводит по предплечьям, сжимая крепко даже через ткань. От скользящего движения по рукам кожа томно горит, даже через толщу жесткой ткани куртки. От теплого дыхания с привкусом сандала омеги кружит голову.       Ему не хочется больше терпеть. Ждать. Смотреть и не иметь возможности прикоснуться. Намджун обычно сжигает всё вокруг, сначала делая и только потом думая. Так и сейчас, он тянется за омегой, шумно выдыхает в поцелуй, обхватывая ладонями лицо, и напирает немного вперед, вызывая судорожный вздох с чужих губ. Альфа немного груб, самую малость, потому что не умеет по-другому, он слишком властен, а от такого напора у омеги ноги подкашиваются. Сокджин обвивает шею старшего и раскрывает губы, сразу же углубляя поцелуй, обхватывая губами чужой язык.       Слишком хорошо, по-сумасшедшему. Омега чувствует спиной твердую поверхность машины, стонет несдержанно и воздух накаляется, руки альфы блуждают уже где-то под кофтой, сминая и царапая нежную кожу боков и живота, плавно перебираясь на спину, сжимая тонкую талию, пока вылизывает чужой рот с дикой жадностью, разгоняя удары сердца почти до аритмии и болезненного спазма. Похоже, будто они ждали этого целую вечность. Которой у них нет, не было и не будет.       — Намджун-а, — какой же этот омега шумный и разговорчивый, но такой сладкий. До дури сладкий и родной. Именно это чувствует альфа, когда прижимается губами к пульсирующей артерии под кожей и вызывает табун мурашек по нежному телу в его руках. — Я хочу принять тебя таким, какой ты есть… будь ты кем угодно, я приму.       Намджун думает, что ослышался, он замирает с тяжелым дыханием, но всё же отрывается и заглядывает в помутившийся, но уверенный взгляд омеги.       — Я тебе говорил, — хрипит, и омега нервно облизывает губы, расплываясь в похабной улыбке, и без того пухлые губы распухли сильнее, блестят от слюны, оголяя клыки, — что ты ненормальный?       — Уже сотню раз, — кивает младший и притягивает для нового поцелуя, прижимаясь ближе, с таким глупым отчаяньем, будто Намджун может исчезнуть, если он отпустит.       Ненормальный, потому что Сокджин такой же, его притягивает к безумству. Он никогда не был примерным ребенком, несмотря на положение в обществе, несмотря на то, что являлся ребенком обеспеченной семьи и, к тому же, омегой, которому стоит быть кротким и подобающим правилам их общества. Но нет. Он был сплошным бедствием для близких и верным активистом в компании своего лучшего друга Чона. Именно они придумали название своей банде с говорящим названием, немного по-детски и глупо, но так опасно интригующе. Именно он пронырливо и по-шальному действовал, твердо осознавая свои желания. Единственное различие между ним и Намджуном — это жизни их жертв. Сокджин никогда не убивал, у него были для это чужие руки. И кто ещё из них лицемер? Тот, кто голыми руками сворачивает тебе шею, глядя прямо в глаза, или тот, кто прячется за чужой спиной с ухмылкой?       Сокджин сходил с ума с первого дня, когда встретил на дороге именно этого альфу, наверное, в тот момент он и поверил в особенность их судьбы. Тот роковой вечер, сильная ссора дома и полный бардак на вечернем семейном ужине, где его по привычке собирались сосватать с очередным породистым альфой. Никак иначе Джин это и не называл, потому что все действия родителей кричали о возможном браке и усмирении омеги, но нет.       Намджун правильно сказал, он немного ненормален.       Омегу тянет к такой необузданной силе. Его привлекает безумство северных улиц, он сам не брезговал и влезал в драки, Хосок только и успевал, что заступиться. Потому что не подобает омеге так себя вести. С таких потасовок они всегда выбирались странно счастливыми. Будто задышали по-новому, будто увидели мир по-другому. Поэтому Сокджин не отпустит своего альфу. Намертво вгонит когти под кожу и не выпустит. Он поднимет его на ноги, покажет возможные края их страны и добьется его подъема, поддержит и будет всегда рядом. Чтобы ему это ни стоило. Он не хочет им управлять, он хочет быть рядом и принадлежать.

***

      Юнги уже видел кровь, и не раз. Видел и не жмурился никогда, потому что это часть их дикой жизни. Он видел кровь на себе, на других, когда защищался или наносил удар. Но единственное чего он не видел никогда — это Намджуна в такие моменты. Старший избегал такие моменты, порой даже просил уйти, или закрыть глаза. Он не хотел пугать младшего, берег его даже в таких моментах, как зеницу ока. И Юнги знал, Намджун голыми руками разорвет кого угодно ради него. Немного страшно, самую малость, но это чувство отдает плавным теплом где-то в груди.       Но сейчас его нет рядом, и омега отсчитывает уже не минуты, он отсчитывает секунды и ему безумно страшно. Сунан зол, он позволял своим детям жить, пока они выполняли его команды, позволил жить под одной крышей с ним и никогда не обделял привилегиями, но только пока они были послушными.  Мужчина всегда им внушал одно единственное правило – пользуйся благами, пока тебе это угодно, но, когда прорастает корень едкой привязанности, руби. Потому что это слабость, непозволительная роскошь для их дикой жизни перед конкурентами. Сунан любил демонстрировать всё на примере и каждый чертов раз он оказывался прав. Юнги ненавидел эти моменты, а сейчас, оказавшись этим самым примером, его трясет. Намджун не приходит почему-то. Не возвращается в срок, и мужчина принимается за обещанное. Он всегда выполняет то, что говорит.       Омега чувствует себя преданным, он, скрепя сердцем признается, сам бы хотел отсюда сбежать, но он бы никогда не бросил то, что принадлежит ему, или дорого сердцу. Омеги всегда мягче, им не чужды такие эмоции, просто не все справляются, чтобы скрыть эту часть своей природы.       Стол холодит даже сквозь ткань кофты, Юнги отчаянно хватается за чужие руки, кричит и, выбиваясь из возможных сил, позволяет приковать себя к краям широкими ремнями. Он дышит загнанно, в горле застревает ком, и все тело натягивается как струна, когда яркий диск лампы бьет в глаза, а сбоку появляется Сунан.       Мужчина останавливается рядом, опускает голову и заглядывает в лицо омеги с хмуро опущенными бровями и поджатыми губами, делает глубокую затяжку и выдыхает в лицо Мина. Юнги выдерживает едкий дым и смотрит в ответ, в карих глазах обнажен страх, а в уголках глаз застывают слезы, заливают раздраженную кожу щек и щекотят уши.       — Твой брат не спешит домой, Юнги, — говорит альфа и опирается руками на край стола, склоняясь чуть ниже. — Как думаешь, нам стоит подождать или можно приступить к делу? Чтобы он пришел и собственными глазами убедился в правдивости моих слов.       Юнги не отвечает, его бьет в новом приступе паники, когда привычное лицо их хирурга маячит где-то и звон инструментов вгоняет в слепую панику.       Мужчина наблюдает за вновь нарастающей паникой с мертвецким спокойствием, он кладет ладонь на влажный и холодный лоб Мина, затем зарывается пальцами в темные пряди и грубо дергает на себя. Карие глаза тут же обращаются в его сторону, а губы смыкаются в тонкую полоску. Вот оно, то что Сунан так любит и за что принял омегу в свою семью. Взгляд. Его взгляд всегда очень эмоционален и как бы ни было страшно, горд. Безродный, абсолютно не имеющий ничего за плечами, омега умеет контролировать свои эмоции в самый страшный момент, даже когда лежит на операционном столе, под яркой лампой и готовится оказаться той самой разменной валютой. Потому что долги нужно возвращать, а задолжал он немало. Ровно свою жизнь. Всё равноценно.       — Намджун не бросит меня! — выплевывает он в лицо альфы и резко дергает головой, пытаясь высвободиться из цепких пальцев.       Сунан улыбается, медленно изгибает губы и тушит сигарету об кисть омеги, наслаждаясь молчаливой гримасой боли на бледном лице.       — «Лай собака, будет драка.» Слышал же о таком? Говорят, это очень крылатая фраза для многих банд, если кто-то из них оставляет такой призыв, значит, тот объявляет войну своему сопернику, так как считает его простой псиной. И чтобы понять и выявить сильного, а не пустые угрозы, они начинают войну. Ты сейчас очень похож на собачонку, которая скалится, а укусить не может.       — А ты развяжи меня, — Юнги распаляется, дергается и причиняет себе боль, выкручивая кисти в жестких ремнях. Сунан знает, мальчик бы дрался до последнего, но ведь тогда было бы не так интересно.       — Ты и правда очень хорош, но недостаточно. Из вас с Намджуном получилось бы хорошее наследие, но, кажется, вы не хотите слышать меня. Запомни, ты всего лишь омега, и твое место должно быть подле главаря, но не рядом. Этот город будет терзать тебя, правила причинять боль, а альфы видеть в тебе будут лишь вкусный плод, но не силу. Я бы хотел посмотреть, насколько долго тебя хватит, мой мальчик, но увы.       Омега чувствует прикосновение к руке, бережное прикосновение и предусмотрительную обработку в изгибе локтя, и его прошибает очередная паника. Он дергает, что есть силы, не позволяя ухватиться толком и прицелиться к вене. Юнги видит знакомые лица других альф, вечных товарищей Намджуна, и ловит странные взгляды на себе. Сожаление? Они припечатывают к месту мертвой хваткой, и омега сдавленно кричит в чью-то ладонь, ловя на себе тяжелый взгляд Сунана. Неужели это всё?       Он не хочет. Не хочет до спазма в желудке и каменеющих конечностей, когда видит, как бета набирает наркоз и подходит ближе.       Где-то издалека слышатся голоса, много голосов, и Ким выпрямляется, прислушиваясь, и жестом заставляя хирурга остановиться в миллиметре уже от оголенной кожи. Юнги ни черта не понимает, это странно, Ким никогда не останавливается, несмотря ни на что. Он просто отдавал приказ о начале операции и покидал это место, если вдруг образуются какие-то мешающие помехи, но он никогда не останавливал операцию.       — Босс? — обращается к нему озадаченный бета, поднимая взгляд. Двое альф переглядываются, и Юнги замечает, как они будто принюхиваются, словно чувствуют что-то. Сунан стремительно отстраняется и быстрым шагом направляется на шум, покидая подвальное помещение, а бета, похоже, воспринимает это по-своему. Он прячет нос за маской, выбивает из шприца ещё каплю раствора, чтобы не попал воздух наверняка и готовится сделать укол.       — Босс тебя остановил, какого черта? — вроде как его зовут Тхэгу, он на четыре года старше самого Юнги и вечной тенью следует за Намджуном, а к омеге даже проявлял нелепое ухаживание. У Тхэгу тяжелый черный взгляд и шрам под подбородком, поэтому, кроме неприятных мурашек он не вызывал, но был верным товарищем в бою. Всегда.       — Я никогда не прерываю операции, уродец, отойди! — дерзит в ответ бета, когда альфа становится между ним и Юнги.       — Вот это ты зря, — Чивон, коротко они его всегда звали Чи, младший брат Тхэгу, нервно ухмыляется и ослабляет хватку на руке Мина, подмигивая ему. Юнги ошарашенно наблюдает за всем и не совсем понимает, какого черта происходит. Поднимается грохот, когда поднос с инструментами летит на пол, а следом и переворачивается столик, потому что Тхэгу, не жалея удара, отшвыривает бету от себя.       — Давай, братишка, упакуй его, — хохочет Чи, и разворачивается обратно к Мину, быстро высвобождая его руки. Он видит смятение на лице омеги и подмигивает ему. — Намджун попросил по возможности спасти тебя, что мы, собственно, и делаем, пока есть возможность.       — Но вы же слушаетесь только Сунана? — Юнги вырывает одну руку из ослабевших ремней и привстает, чтобы высвободить ногу. Он не был уверен, но видел, как эти двое и ещё несколько ребят тянутся за Намджуном, но он никак не думал, что кто-то сможет пойти против Кима.       — Открою тебе страшную тайну, — шепчет Чивон, пока позади него происходит потасовка между альфой и бетой. — Сунан старый уже, мы ждем не дождёмся, когда его место займет кое-кто получше.       И будто в подтверждение его слов сверху звучат выстрелы и дикий грохот. Чивон широко расплывается в улыбке, когда Мин испуганно вздрагивает и будто чует всем нутром наличие самого главного, там наверху. Намджун, его Намджун. Его брат, и самое ценное, что может быть. Юнги пулей соскакивает со стола, окидывает взглядом альфу и выхватывает у того нож. Чивон только успевает моргнуть и заметить, как омега скрывается за дверью.       — Блять, — ровным голосом он обращается в никуда. — Хён! Брось его, бегом наверх! Или нам Намджун потом задницу надерет за то, что мы малого упустили!       Юнги в нос ударяет острый запах крови, длинный коридор мерцает в редких и выбитых лампах, он старается не дышать, запинается, но всё ещё бегом направляется к выходу, наплевав на тяжесть в ногах. Ступенька за ступенькой, и в лицо ударяет яркий свет просторного холла. Перед омегой замертво падает чье-то тело, он тут же присаживается, когда звучит выстрел с правой стороны, и натыкается взглядом в пустой взгляд пристреленного беты, Юнги узнает это лицо. Правая рука Сунана, мужчина лежит в изломанном положении с повернутой головой в сторону омеги. Юнги чувствует полную какофонию запахов, почему-то они смешаны, и омега не понимает, то ли у него сознание так подшучивает, то ли правда где-то здесь рядом Намджун и Хосок.       Да быть такого не может.       Может. Очень даже может. Мин видит Чона за стойкой, альфа и перезаряжает магазин, пока выстрелы выбивают над его головой все бутылки в баре, а двое других незнакомых мужчин стреляют по обе стороны от него, стараясь попасть в людей Сунана.       Хосок странно морщится и нервно цокает. Он дергается вверх и, прищурив один глаз, попадает точно в цель.       — Сука, рубашку мою испортил, — альфа тяжело выдыхает и немного ложится на стойку, подпирая голову, он силой жмурится и прикладывает ладонь к бедру.       — Господин Чон!       Юнги замечает кровь, Хосока ранили и отсиживаться больше нет мочи. Он подрывается с места, пока один из людей Чона выбегает из зала, а другой резко разворачивается и наводит пистолет на Мина. Альфа оборачивается в тот же момент и видит, как к нему со всех ног несется омега.       — Малыш, — чуть ли не урчит и отталкиваясь от стойки, еле сдерживается на двух ногах, когда его буквально сметает с ног омега, крепко сгребая в объятьях.       — Как ты здесь оказался? Что происходит? Почему-почему-почему? — миллионы вопросов, а Чон лишь улыбается, оседает на пол и притискивает омегу к себе ближе, устраивая его между ног.       — Намджун и Джин устроили бардак, и меня ещё втянули. Правильно ты говорил, эта парочка ебанутых, — хрипло смеется альфа и целует крепко в висок Мина, зарываясь пальцами в его волосы. — Я не смог отсиживаться в сторонке, зная, что тебя держат здесь.       Юнги горящими глазами смотрит на старшего, и сердечко заходится в трепетном ударе. Но всё ещё тревожно, очень тревожно, и за раненного альфу, и за Намджуна, который сейчас неизвестно где, и что с ним происходит, почему-то именно так сейчас чувствует омега, и идея слишком навязчивая. Он может совершить нечто ужасное, нечто такое, откуда Юнги потом его не вытащит. Сунан слишком многое значит для Намджуна. Даже больше, чем может представить Мин, а Намджун предан, всегда и до последнего вздоха.       Юнги напрягается всем телом, не слышит обеспокоенных слов своего альфы, он дергается в его руках, пачкает руки в крови и ошалело заглядывает в карие глаза Чона.       — Хосок-а… прости… прости, ради бога.       Чон не совсем понимает странный напор Мина, не понимает слов извинений, чувствует только мажущий поцелуй на щеке и теряет из рук омегу.       — Юнги! Стой!       Хосок глухо стонет, хватается за руку своего человека и бегом поднимается следом. Юнги выбегает на улицу, видит совершенно не знакомые ему машины, он прячется в переулке и бежит к стоящему неподалеку амбару, где и должен быть Сунан со своим товаром, чтобы защитить и не позволить лишить его основного источника дохода. Он оказывается прав, оттуда и звучат выстрелы, ещё немного и он окажется на месте.       Омега забегает через заднюю дверь, натыкается на стоящие ящики и опускается на пол, выстрелы прекращаются, и он замирает, прислушиваясь к голосам. Слишком плохо слышно, стараясь, как можно тише, он перебирается к дальним ящикам и видит мутный просвет впереди. Сунан стоит у запертой двери и крепко держится за ручку, направляя другую руку с пистолетом на Намджуна.       Альфа стоит прямо, его лицо непроницаемо, но взгляд суровый, а губы поджаты. Он напряжен и смотрит в упор на мужчину, пока тот ухмыляется ему в лицо.       — Очень умно, просить помощи у одной из мощных дриад ради омеги, а самому задумать переворот. Смены власти желаешь, Намджун? Тогда почему опустил оружие? Я сдаваться не намерен, тебе придётся убить меня. И никак иначе.       — Твоих людей не осталось, половина перебита, а половина сейчас просто отсиживается и ждет.       — Верно, всё верно, они будут ждать, и тот, кто выйдет отсюда, тому они и будут преданы. Думаешь, я не знаю, что многие косились в мою сторону, но почему-то только ты решил пойти против меня так открыто, — Ким старший смеётся, убирает руку с двери и поворачивается всем корпусом к альфе. — Только что будет у тебя, если ты так противился нашему бизнесу, что подался в другую степь? Как ты собираешься управляться? Ты же погрязнешь в этом мире, да ещё и с этой жалкой помощью от кого… от омеги Кимов. Черт, Намджун, куда ниже падать? Сколько раз я тебе говорил, и всё без толку. Я надеялся, что твоя связь на Юнги окончится, но нет.       — Хватит, — Намджун обрывает речь мужчины и в ответ выставляет оружие, вызывая ещё более широкую улыбку на губах мужчины.       — Да, вот так. Ты злишься, тебя задевают слова о твоих жалких чувствах к ним, но не твоя гордость. Тогда стреляй.       Юнги перебирается ближе, он прекрасно осознает, Намджун не будет стрелять. Выращенный в сплошном насилии, парень не окончательно стерся в безликую и бездушную тень, он всё ещё борется и считает, что можно поступить иначе, загоняя жертву в угол, но всё ещё встречает сопротивление. Он не был бесчувственным, Намджун прекрасно осознает чувство совести перед мужчиной, который, тем не менее, вырастил его, сидел с ним за долгими, почти душевными разговорами и взращивал из мальчика бойца. Учил и наставлял на верный путь в каменных стенах грубой улицы, четко очерчивая границы дозволенного.       Юнги понимает и, честно говоря, у него к горлу подкатывает тошнота. Он никогда не убивал никого, только ранил и дрался что было сил. Он не знает какого это — лишить кого-то права дышать, не видел, как жизнь медленно потухает в руках, и он понятия не имеет, что за чувство отчаянного страха в нём сейчас растет. Шаг за шагом, пока есть возможность сорваться с места, и на мгновение у дверей в амбар раздаётся шум и посторонние шаги, пока Сунан отвлекается.       Юнги не знает, каково это. Он может лишь сорваться со всех ног и со всей силой, что у него имелась, вонзить лезвие ножа в теплую плоть. Омега вздрагивает, когда понимает, с какой легкостью лезвие вдруг проскальзывает в его руках и тонет под тканью пиджака, орошая вокруг рукоятки темное пятно, которое промачивает его тыльную сторону руки и окрашивает красным цветом. С груди срывается тихий свистящий звук, и мужчина дергается, рука дрожит, а взгляд вдруг расширяется в нелепом шоке. Намджуна передергивает, он даже моргнуть боиться, смотрит в немом ужасе через плечо альфы и видит лицо Мина. У омеги глаза темной пеленой накрывает, он уверенно проталкивает нож глубже по самую рукоять, вынимает и ударяет вновь в район сердца со всей силой.       Юнги сделает что угодно за старшего брата.       — Ты был прав, отец, — шепчет он у самого уха, и Сунан хрипло хмыкает, оседает на колени вместе с Юнги, пытается зацепиться, но роняет пистолет и валится на землю. Юнги вынимает нож, дергает альфу за плечо и придавливает к земле, заглядывая в глаза. — Мы с Намджуном построим своё наследие.       На последнем слове он выхватывает пистолет из ослабевшей хватки, поднимается на ноги и целится прямо в голову. Сунан всё ещё улыбается, он глухо давится в кашле, но смотрит прямо в глаза.       — Я оказался прав… волчонок, — хрипит Ким старший и расплывается в кровавой улыбке, а Юнги нажимает на курок. Выстрел отдаёт диким гулом по пустому помещению.       Юнги не знал до этого момента каково это — лишать кого-то жизни. Он ещё слишком мал для такого спектра зубастой жизни. Сунан будто засыпает, только с открытыми глазами. Взгляд ни живой, ни мертвый, он никакой. Пустой. И уже не будет возможности понять, что ему была подарена жизнь в приказе не продолжать операцию. Ему будет проще жить с этой самой ненавистью к тому, кто всегда, не колеблясь, отдавал приказы.       Пистолет выпадает из слабых пальцев, омега делает шаг назад, позволяя Намджуну отвернуть себя и прижать к себе со всей силой, что у него была. Юнги дышит на удивление ровно, дышит куда-то в грудь Киму и смотрит на молнию куртки, как на что-то вдруг особенное. Он думал эмоции будут другими, он думал что угодно, но не представлял, что ему сейчас будет так тихо.       — Намджун-а, — обращается он тихо к альфе и поднимает голову, чтобы заглянуть в лицо.       Им не выбраться из этого дерьма.       У них всё ещё впереди. Сунан был прав.

Конец Flashback Настоящее.

      В этот раз Чонгук не может похвастаться особым терпением, звонок от брата и новость о смерти Ли срывает все с него возможные цепи терпимости. Он отсылает брата немедленно в клинику к Юнги, а сам садится в машину вместе с оторопелым Инджином, который пытается неуверенно, но всё же привести своего лидера к трезвому уму.       — Босс, то что Вы собираетесь делать не совсем верно, в Вашем положении, — парень хоть старше, но действовать у него особых прав нет, потому что Чон сейчас похож на разъяренного быка. — Если это ловушка, Босс?!       — Да знаю! — альфа кричит, бьёт ладонями по рулю. Его всего потряхивает, он сжимает челюсть и поджимает губы, не сводя взгляда с темного шоссе. — Сколько ехать до той часовни?       — Около часа, босс.       — Отлично, — кивает Чон и выдыхает шумно, неровно, сжимая руль до скрипа кожи под влажными пальцами, нажимая на педаль, чтобы проскочить желтый сигнал светофора, предварительно оценив пустующие стороны загородной границы. — Что ещё известно о той часовне? Что там делала Джейн? Она же заброшена уже много лет.       — Десять лет, если точно, — Инджин с трудом отводит взгляд от профиля альфы и быстро проматывает пальцем ленту в телефоне, выискивая только недавно найденный материал. — Насколько нам известно – приют Джейн долгое время посещал это место, сирот приобщали к молитве, и там они ухаживали за небольшим садом. Сама девушка в детстве часто посещала это место, об этом известно от её няни, но с ней всегда был маленький мальчик. Он был младше, в этом она уверенна.       — Как звали мальчика?       — Она не знает, Джейн не называла его имени никогда. Сказала только, что мальчик почти не улыбался, а ещё странно себя вел каждый раз, когда она туда приходила за Джейн.       — То есть? — Чонгук на мгновение кидает взгляд на подчиненного. Неужели прошлое Чимина сейчас раскрывается перед ним, ведь он так мало знает об этом омеге?       — Если верить словам женщины… если дословно, — парень щурится, перечитывает текст, нервно цыкает и проматывает быстро запись в самый верх, — просто послушайте, звучит, как бред сумасшедшей.       Чонгук устало потирает переносицу, прикусывает кожицу на губе и смотрит прямо перед собой, пока шипит запись и из динамика не раздается женский голос:       «Мы каждую субботу туда ходили с Джейн. Этот мальчик всегда был там, ждал её. Он сидел на корточках, близко-близко к земле, склонялся и дергал за лепестки какой-то цветок. Джейн ругалась на него каждый раз, но стоило ей появиться, как он тут же прилипал к ней и не отпускал от себя ни на шаг. Странный мальчик, знаете, совсем не улыбается, глаза такие… такие странные, совсем не ребенка, даже непонятно кем он будет, омегой или альфой, а энергетика такая ,что в дрожь бросает. Ещё была однажды странность, он принес мне ободранные цветы, лепестки были сорваны с бутонов, а на кончиках земля кусками висела. Он просто протянул мне этот букет и сказал, что женщины любят букеты. А глаза темные-темные, тяжелые, а губы с натянутой улыбкой. Мальчику-то тогда только-только шесть исполнилось, это точно. А потом за ним приходил юноша, у него имя ещё такое звучное, я… я уже не помню, но очень мелодичное. Вот они вдвоём приходили и уходили каждый раз…»       — Что за невежественное отношение к цветам, — Чон небрежно фыркает, припоминая тот неловкий момент с букетом, Чимин и правда выглядел разозленным, но что больше его интересует, это мальчишка, который каждый раз приходил с Паком. — Так и не выяснили что за парень приходил за ребенком?       — Нет, она не смогла вспомнить его имя, только сказала, что он явно метис, он говорил с мальчиком на французском, кажется.       — Любопытно, — альфа выдыхает в приоткрытое окно и укладывает локоть на дверь, сжимая руку в кулак.       Когда они уже подъезжали к месту, где должна была возвышаться одинокая часовня, Чонгук сбавляет скорость и на фоне темного неба замечает навес остроконечной крыши, а из крошечного окошка виднеется слабый теплый свет, и, судя по его бликам, там горит свеча. Альфа останавливает машину, а Инджин напрягается всем нутром, тут же прикладывая ладонь к рукоятке пистолета.       — Босс, это ловушка, точно Вам говорю, — тупо повторяет альфа, но тут же давится воздухом от возмущения, потому что Чонгук просто заглушает мотор и выходит на улицу. Инджин думает: его господин или крышей тронулся, или с жизнью распрощаться надумал. Отчаянный и совершенно без инстинкта самосохранения, всё, что ему остаётся, это тут же выбраться следом и принять оборонительную позу, следуя по пятам за Чоном.       Чонгук щурится и замечает темную фигуру на покосившейся лавочке. Отсвет из окна слабый, но этого достаточно, чтобы узнать черты лица и фигуру альфы, сидящего перед ним. Тот поднимает голову и смотрит снизу верх, молчит, бросает короткий взгляд на Инджина за спиной и видит нацеленное на себя оружие.       — Вечер добрый, господин Чон, — альфа поднимается на ноги и выставляет раскрытые ладони по обе стороны от своей головы, демонстрируя, что он безоружен. — Мы Вас давно ждем, мой господин сомневался, приедете ли Вы.       Чонгук внимательно очерчивает черты лица и узнает безошибочно. Кан Лиён, прихвостень Кима, безошибочно, так какого черта происходит? Что понадобилось Сокджину от него, и почему всё так разит каким-то гниющим предательством? Всё это место пропахло гнильём, и мертвая земля вокруг лишь добавляет антуража для тяжелой ауры Чона.       — Какого черта от меня надо Киму? — альфа опасно щурится и делает шаг ближе, не упуская ни одной эмоции с лица Лиёна, принюхиваясь с жадностью, чтобы почувствовать любую крупицу смятения, но Кан держится спокойно, его серый взгляд в полумраке выглядит немного неестественно и почти дико.       —  Господин Ким не желал иметь с Вами никаких дел, не он Вас сюда привел. Прошу Вас, пройдите внутрь, думаю, Вам смогут открыть глаза на многие вещи. У нас нет цели навредить именно Вам, что не сказать о Вас, — ровным тоном отзывается мужчина и переводит взгляд обратно на Инджина.       — Босс?       — Опусти пушку, — Чонгук оборачивается к помощнику и жестом указывает отступить. – Мы уже здесь, поворачивать назад нет смысла. Жди здесь.       Инджин нервно дергается на месте, когда Чон отступает от Кана и направляется к дверям вдоль покосившегося забора.       Дверь поддаётся с легкостью, в нос ударяет запах старых веток и камня, в небольшом помещении светло и тепло, это особенно чувствуется после прохлады улицы. Чонгук обводит взглядом пустое помещение, видит, что многие ниши пустуют, и только парочка лавочек у самого центра, где тянется массивный, но со временем покореженный дубовый стол. Сердце делает неприятный кульбит и громко ухает в желудке, Чонгук теряет на мгновение дар речи. Тот, за кем он гнался столько лет, сейчас сидит на краю стола, опирается руками по обе стороны от себя с низко опущенной головой, из-за опущенного козырька кепки и маски лица не разглядеть. Когда дверь мягко закрывается, хлопок звучит как-то слишком для альфы, слишком как-то громко и гулко. Та же темная одежда, та же фигура и полное отсутствие запаха, Чон его не чувствует, словно его здесь нет, или его рецепторы настолько сейчас притупились от странных эмоций внутри. Это и не счастье. И не страх. И не паника. Это… словно он жаждал этого так долго, что сейчас в душе полный кавардак, и вот он перед ним. В нескольких шагах, сидит лицом к лицу, поднимает голову и слегка склоняет её набок, оглядывает медленно, хищно, почти жадно, цепляясь за каждый миллиметр фигуры альфы.       Чонгук хочет заглянуть в глаза, хочет и делает несколько неспешных шагов навстречу, вглядываясь с диким блеском, дыхание сбивается с привычного ритма, он дышит чуть глубже обычного, не моргает и впитывает в себя карий взгляд. Что-то внутри урчит, внутренний зверь словно забивается в хаотичном беге, мечется из стороны в сторону и принюхивается с жадным оскалом. Чонгук отчетливо чувствует предвкушение, и у него даже нет времени понять причину, словно его зверь узнает фигуру и пытается подать хоть какой-то знак.       Парень выпрямляется в спине и спрыгивает со стола, огибает стол, ведет ладонью в перчатке по поверхности стола и останавливается по ту сторону стола ровно в тот момент, когда Чон опасно сужает между ними расстояние. Так они оказываются разделенные старой мебелью. Чонгук молчит, лишь смотрит и хаотично мечется по скрытому лицу, всё, что ему остаётся, это впитать в себя разрез глаз и цвет радужки. Парень бьёт указательным пальцем по чему-то, и альфа только сейчас опускает взгляд на серый ноутбук, который раскрывают и разворачивают к нему с раскрытой папкой некоторых видеофайлов.       — Ты так и собираешься молчать? Что ты хочешь? — Чонгук хмуро сдвигает брови и озадаченно следит за тем, как парень немного наклоняется вперед и быстро выбирает с панели одно видео, после чего воспроизводит его. Чонгук видит своего отца в каком-то кабинете, ему мало знаком мужчина, с которым разговаривает Намджун, но достаточно, чтобы понять, о чем идет здесь речь.       Всё, о чём он подозревал и боялся больше всего, сейчас было достаточно увидеть воочию. Намджун верно шел к своей цели прицепить сыновей к обществу и в одиночку взобраться на вершину самой грязной ценой. Альфа не переставал заниматься угнетением ни на миг, он не придерживался той самой цели избавиться, хотя бы попытаться избавиться от той гнили, от которой он бежал с детства. Он лишь укреплял свои позиции, подкупал и умасливал нужных людей. Кадры с перевозкой детей, несчастных омег и подпольные базы с цехом по изготовлению наркотиков, где вовсю использовались все те же души, словно одна большая машина нескончаемым конвоем сеет свои плоды. Намджун был в безопасности всё это время, ему не страшна была полиция или суд, потому что важные люди всегда прикроют и вытащат его сухим из воды. Чонгук знал, прекрасно осознавал это, но почему-то ему хотелось верить в то, что его отец избрал другой путь. Почему-то хотелось верить в него, как в человека, который собственной шкурой это дерьмо ощутил, и попытается хоть немного облегчить чужие судьбы. Но нет. Всё было наоборот. Ни о каком примирений двух сторон и речи не могло быть. Только чего не хватало – это доказательств. Намджун перед сыном всегда был чист и ухватить его не было должной возможности, а здесь собрана такая информация.       Чонгук поднимает взгляд обратно на парня, молчит и пока слов подобрать не может. Он бы хотел спросить о многом, но одна причина была уже ясна – убийства чиновников, мнимая попытка подставить его отца и правда оказалась действенной, Намджун напрягся и притих, а Чон оказался таким слепым глупцом. Тогда кто и как предоставил столько информации, и чей это человек, Чонгук бы хотел знать, но язык намертво прилип к небу. Он чувствует свою задетую гордость, честь семьи, которая сгнила с той самой головы.       — Твой отец однажды сказал, что ты помешался на безродном омеге, — голос знакомый до одурения, и если бы Чонгук мог сейчас собрать все свои спутанные извилины, то узнал бы по первому лишь слогу, но из-за маски он звучит более приглушенно и тихо. – Только он забыл, что это он абсолютно безроден. Эти его имя и фамилия были ему присвоены его опекуном много-много лет назад. Скажу больше, он и его дети — никто, постыдные полукровки, лишь названные и фальшиво выдуманные права, выстроенные на чужих костях.       Парень тянет руку к лицу, стягивает с себя кепку, высвобождая отросшие пряди светлых волос и опускает маску с лица, слегка тряхнув головой, продолжает говорить, отпечатывая слово за словом под кожей.       — Он дворовая собака, рожденный от любой другой шлюхи. Тогда почему имеет права разевать свою пасть на то, что не принадлежит ему по праву?       Чонгук делает шаг назад. Чонгук смотрит перед собой на до боли знакомое лицо и его почти лихорадит от каждого холодного слова. Правда бьёт слишком больно, грубо и наотмашь, разрезая кожу слишком болезненно. Пак обходит стол и спускается к Чону, а тот следит, не моргая, за каждым четким шагом. Сердце отбивает тяжелый марш и отдает гулом в голове.       Он чертовски оплошал.       Руки. Его руки трясутся, но быстро тянутся к поясу за спиной, вынимая и направляя пистолет прямо в лицо того, по кому это же самое сердце в истошном страхе билось всё это время. Из-за того, по кому почти сходил с ума, смиренно принимая их связь. Из-за того, кого совсем недавно так трепетно желал. Чонгук чувствует неприкрытый ужас от собственных эмоций, он чувствует, как вся его хваленая спесь рассыпается прахом. Слишком много предательства. Слишком неожиданно и болезненно, он отступает на шаг назад и грубо пришпоривает омегу к месту холодным приказом:       — Не приближайся.       — А то что? — насмешливый взгляд карих глаз сменяется на мрачный и сквозит от омеги безрассудной уверенностью, он делает два шага и позволяет оружию вжаться дулом в его грудь. Давит, напирает, делает больно себе от давления и твердой руки альфы, но не сдается. — Что, господин Чон?       Слишком много. Слишком плохо.       — Я сказал: не приближайся! — Чон кричит, и омега еле заметно, но вздрагивает, чувствует горечь в крике и видит в тёмных зрачках смятение.       — Выстрелишь? — Чимин быстро кивает на пистолет и снова напирает, кладёт правую ладонь на руку альфы и ощутимо сжимает его ладонь, прикладывая палец ближе к курку и кожаная перчатка неприятно скрипит. — Ты так долго гнался за мной. Ну же.       — Почему именно ты? — цедит Чонгук сквозь зубы и всё ещё бездействует.       — Почему именно ты? — повторяет вопрос омега, но уже обращаясь к Чону. — Вот и я не могу ответить. Даже предположить не мог, что судьба повернется задницей к детям истинных.       Чонгук фыркает, губы трогает в оскале и с горла срывается смех, холодный, совершенно не смешно, а горько. Запах альфы сгущается, он горчит и почти душит.       — Так что, я всё ещё грязный, безродный омега? Тебе нечем оправдать отца? Ты всё ещё беспрекословно ему подчиняешься? Знаешь, а без слез и не взглянешь на вас, — губы Чимина расплываются в горькой усмешке, как-то странно проводя большим пальцем вдоль курка, и Чонгука незаметно передергивает. — Он чудовище, чертова псина, кусающая руку подающего. И даже тобой не побрезгует. Думаю, ты уже убедился? Я так зол… так чертовски зол, Чонгук.       Последние слова Пак выдыхает с шипением, поджимая губы и заглядывая прямо в глаза. Нутро омеги встрепенулось с позволения хозяина, оскалилось и зарычало, требуя хоть какого ответа от потухшего взгляда альфы. Провоцируя и дразня.       — «Как и все омеги» — лжешь ты отменно, господин Чон. Смотрел мне в глаза и говорил такие вещи, и всё, потому что страшишься отца, жалкий ты трус.       — Я это делал не ради себя, — тут же выплевывает в ответ Чонгук, прикосновение к руке действует отрезвляюще, прогоняя по телу ток с пропиткой той самой горечи от омеги. Обижен, задет, оказывается, слишком сильно. Почти непростительно. — Он бы убил тебя, ты сам это прекрасно знаешь! Я знал о том, что мой отец лишен истинности, я не хотел быть похожим на него, ты знаешь это прекрасно.       Чимин изгибает бровь, ведет взглядом по лицу и снова возвращается взглядом в глаза. Он хочет, нет, он жаждет слышать больше.       — Ложь, — просто отзывается омега и пожимает плечами.       — Я не лгал тебе ни разу, что ни сказать о тех, кто окружает меня. Ты всё это время вился рядом, разыгрывал из себя невинную овечку и сейчас будешь тыкать мне в нос ложью? — кажется, эмоции постепенно возвращаются к альфе, он вспыхивает, подобно огню, и сейчас его буквально разрывает на части, он понимает, что слишком сильно вдавливает дуло в грудь и причиняет боль, но омега только болезненно хмурит брови, усиливая хватку на руке Чона. Вновь возвращая палец к спусковому механизму. — Для чего всё это? Ты мог бы убить моего отца в любой момент, но нет. Для чего я спрашиваю?       — Ты прав, моей задачей было подпортить репутацию Намджуна, приблизиться чуточку ближе и просто убить его, но я нашел кое-что поинтереснее. Папа не говорил мне, но я прекрасно видел, как бы он хотел насладиться падением Кима, видел это в его глазах каждый раз, когда речь о нём заходила, но что-то вечно останавливало. Видишь ли, я говорил тебе как-то, истинность оставляет свой след для омег. Наша с тобой истинность оказалась для меня сюрпризом, и я прекрасно понимал её последствия. Поэтому хочу дать тебе шанс и уничтожить Намджуна с громким позором на всю страну, а тебя посадить на его место.       — Что? — Чонгук не верит своим ушам и глазам.       — Я помогу тебе, а ты мне, — омега опускает руку медленно, мажет пальцами по беззащитной коже и опускает её вдоль тела, позволяя Чону оставаться хозяином положения. – Ты же ненавидишь то, что он делает, за тобой не было замечено ни одной сделки, ты лишь перенял бизнес-отца на казино и открыл на заработанные деньги торговый комплекс, разве нет? Ты так отчаянно пытался скрываться, но я знаю о тебе гораздо больше. Когда твой отец, будучи младше тебя, погряз в куда большем дерьме.       — Откуда тебе всё это известно?       — Это очень интересный вопрос, — Чимин улыбается мягко с грустью, даже странно такое видеть от него и почти что неестественно. — Юнги-хен приложил большие усилия в моё обучение и мои знания.       — Хён? — Чонгук сейчас просто лопнет от переизбытка информации, предательство Мина по отношению к отцу является слишком непосильной ношей. Одно дело им думать вдвоем, один на один, а другое дело, когда в это замешана чужая семья. Как же его лихо обвели вокруг пальца, разыгрывая сцену за сценой.       — Юнги начальник охраны, каждая часть города под его зорким оком, он и был тем, кто доставлял мне информацию и кто ловко сфабриковал записи. Он пожертвовал собственной жизнью на это дело, он же и убедил присмотреться к тебе, хотя бы попытаться. И теперь я стою здесь, рискнув самым важным, доверием отца и жизнью Джейн.       — Почему она…       — Потому что ваши порядки её убивали, — Чимин тут же перебивает, и его голос предательски подводит, он больше не скрывает дрожи, отвращения и злости. — Несчастную сироту выбрали по красивой мордашке, вырастили для удачной сделки. Она прекрасно понимала, на что идет, прекрасно осознавала весь груз, и те материалы, что ты увидел, были сделаны ею, годами кропотливой работы. Я надеялся, что она сможет уехать из страны, но… она сломалась. То же самое ждало и Мина. Все жертвы – это плоды твоего отца и моего. Годы молчаливой борьбы, и мы почему-то должны отвечать за них. Тебя устраивают такие последствия?       Чонгук молчит, слишком долго молчит в ответ, мечется взглядом по лицу Пака, и вдруг медленно опускает руку. Чимин ведет взглядом за рукой и быстро поднимает взгляд обратно, заступая в личное пространство альфы, почти обескураживает неожиданным шагом, но Чонгук выдерживает тесную близость и просто смотрит в лицо, не узнавая и не признавая в этих заостренных чертах того Пак Чимина, которого видел перед собой.       Почему-то вспоминается первый день их встречи в душном салоне машины. Ничем не примечательный мальчишка в мешковатых вещах, трепетный и почти хрупкий под натиском двух альф. Это не то, что он видит перед собой сейчас. Весь его образ окутан ложью и только в редких проблесках, он ловил этот образ, когда взгляд становился таким: уверенным, упертым и жгучим.       — Чего ты хочешь, Чонгук? — голос омеги в этот раз тихий, он смотрит прямо в глаза, стоит перед ним и просто ждет ответа, от которого сейчас зависит судьба не только их, но и многих других. Слишком многое сейчас растворяется вокруг них в синем пламени, слишком многое. Но и отрицать было бы глупо, что сейчас стоит на кону их истинность.       Чонгук или уйдет и примет пожирающую агонию их существ, но потонет в позоре и крови собственной семьи, или… Потому что Чимин уже сделал слишком огромный шаг навстречу и это слишком остро. Чонгук не хочет быть похожим на отца. Чонгук не желает такой болезненной жизни в шкуре зверя. Он и не желал такой жизни вовсе. Он мало прожил, но достаточно устал, чтобы держаться прямо, несгибаемо, и в бесконечном потоке кровавых рек. Возможно, он уже с дефектом. Так бы сказал его отец. Возможно, он и правда слаб, чтобы перекусить с жадностью эту связь с омегой. Возможно. Слишком много этих «возможно».       Чимин чувствует каждый оттенок, видит стеклянный взгляд и непроницаемое лицо перед собой, всё равно то же самое, как и тогда, когда он рискнул и выступил перед отцом, но теперь слова встают непосильным комом, а желания хаотично топчут и придавливают своим грузом, не давая спокойно выдохнуть, потому что связь ребенка и родителя всё ещё сильна, кому как ни Чимину это понимать. Он сам зависим, сейчас вот стоит на этом месте, совершенно не подозревая что будет в итоге. Он тоже сейчас на периферии, и откровенно шел сюда на поводу их природы. Он хотел попытаться.       А хочет ли попытаться альфа?       — Я хочу прекратить это, — вдруг подает голос Чон, и Чимин даже пугается. Он уже готов отступить, но дальнейшие слова альфы будоражат его нутро. — Юнги-хён страдал слишком долго. Я хочу остановить отца.       Чимин отчасти понимает всю тяжесть, с каким трудом даются слова Чону, поэтому просто кивает с неким облегчением, они оба это чувствуют, но стоят не шелохнувшись.       — Хорошо, готов выслушать мой план?       — Говори, — Чонгук делает неуверенный шаг назад и убирает оружие обратно за пояс и поправляет куртку, Чимина передергивает от этой отстраненности, но он осознает своё положение в его глазах. Всё же ложь была долгой и слишком воспалилась, а Чонгук не из тех людей, который легко воспримет какие-либо оправдания или причины. Похоже, им снова понадобится время.       — Ты выведешь меня отсюда, скажешь, что нашёл меня здесь напуганного до усрачки, Лиён сделает тут всё, чтобы выглядело правдоподобно. Весь материал будет транслироваться на главном телевидении, я их и обнародую, но мне нужно будет время. Намджуну уже известно о том, что я жив, но он также верит, что меня похитили. У нас есть только эта неделя, не больше. После новостей на твою семью начнётся охота, Ким слишком лакомым кусочком стал для внутренних органов, Совет расколется на два лагеря, но и там они не станут рисковать в защиту Кима. Слишком многое станет на кону, их грязные секреты нам известны, и тут уже будут действовать мои родители. Всё, что требуется от тебя, это вести свои дела молча, ты, на время пока отсутствует Юнги, перенимаешь его обязанности полностью, тебе придется прикрыть меня. Тебе придется сложнее всего. Готов? Ах да, с Джунки ещё нужно разобраться.       Чонгук слушает сосредоточенно, даже хмурится немного, но, когда вдруг упоминается имя омеги, удивленно приподнимает брови.       — Каким образом?       — Есть два варианта, — Чимин показывает два пальца, загибая тут же средний со странной ухмылкой на губах и шальным блеском в глазах, Чонгуку такое совсем не нравится. — Первый: я немного подпорчу его репутацию в глазах общества, но от этого пострадает и его семейка, зато ты будешь чист и жениться не придется.       — А второй вариант?       — Я его не придумал. Он меня давно бесит.       Чонгук бы откровенно с этого посмеялся и только бы насладился кровожадностью омеги, будь это несколько дней назад, в его кровати, но сейчас это звучит почти безумно. Однажды он слышал: сильных духом омег осталось крайне мало, но вот его омега вводит его в откровенный ужас. Так вот почему Джунки так сторонился Пака. Очень интересно теперь становится. Интересно, Чимин в кого из родителей пошел?       — Пожалуй, с этим я разберусь сам, — и четко видит, как мрачнеет лицо Пака, и даже запинается на последнем слове, будто пробуя его на вкус и смысл. — Ты сейчас серьезно будешь разыгрывать… ревность?       — Я не разыгрываю, я предупреждаю, — Чимин просто пожимает плечами и следующие слова бурчит настолько тихо, что Чонгуку приходится откровенно охренеть и подавиться словами, пока тот вдруг тянется к молнии на куртке и медленно расстёгивает её.       — Что ты делаешь?       — Я? — Пак невинно хлопает глазами и стягивает куртку, демонстрируя смятую футболку в пятнах крови и забинтованное правое плечо. — Собираюсь выглядеть правдоподобно и похищенным.       Он отбрасывает куртку прямо на пол, куда бросил маску и кепку, тянется к бинту и ловкими пальцами развязывает его, выставляя напоказ глубокий порез и гематому, обросшую по краям. Омега поднимает взгляд на Чона и достает из заднего кармана флешку, протягивая её.       — Здесь весь материал, копий я достаточно сделал. Так, на заметку, если что-то пойдет не так, материал будет обнародован в любом случае, но тогда сладко тебе не придётся, — Чимин вкладывает флешку в ладонь Чонгука, стараясь его даже не касаться. — Пора прижучить главаря G.O.T.S и устроить переворот. Так и заведено у псов. Полаем?       Чимин игриво вздергивает бровь и расплывается в улыбке, у Чонгука дыхание спирает от такого зрелища и напоминании их давно забытой дриады, от которой они так старались отойти и пробиться из преступного мира, стоило только Намджуну наметить путь в кресло Совета. Чонгук тогда глупо полагал, что его отец и правда одумался. Но нет. Похоже, альфа окончательно потерян, и нить уз просто ускользает сквозь пальцы.       Чимин было только собрался высказать примерный план, как им выйти отсюда и уехать, но Чон решает за них обоих, резко присев хватает омегу под бедра и подхватывает на руки. Пак вскрикивает от неожиданности и ошарашенно пялится в лицо парня. Он как бы собирался выйти отсюда на своих двоих.       — Не дергайся, притворись слабым и немощным, — тут же отзывается Чон, усиливая хватку и поджимая губы, уводит взгляд, стараясь практически не дышать.       Инджин места себе не находил, волком косился в сторону Лиёна, стоящего у дверей, а сам сел в машину, не закрывая двери. Стоило только двери открыться, а на пороге показаться альфе, Инджин подскакивает на ноги с пистолетом. Каково же было его удивление увидеть своего босса с бессознательным омегой на руках. Чонгук жестом указывает на задние двери и бросает беглый взгляд на Лиёна, тот лишь кротко кивает и тут же скрывается в часовне.       Альфа помогает Чону уложить омегу на заднее сидение и захлопывает за ними дверь, а сам усаживается на своё место, тут же заводя двигатель.       — Куда, босс?       — Едем ко мне, и свяжись с охраной, они под моим полномочием, пока Юнги в больнице. Найдите срочно Тэхёна и привезите ко мне, и следите за передвижениями отца, — чеканит с места Чон, усаживаясь на своём месте и ощущая странную неловкость от игры Пака.       — Будет сделано. Что произошло хоть?       — Потом Инджин, едем домой, — Чонгук нервно облизывает губы и цепляется взглядом в переднее зеркало, видя, что парень исправно смотрит на дорогу сосредоточенным взглядом, когда вдруг чувствует мягкие пальцы на своей руке. Чимин полулежит на сидении и тянет его на себя, Чонгук бы странно возмутился и напомнил бы ему, что нужно быть, как бы, без сознания. Но слишком всё внутри него переворачивает доселе непонятное предвкушение от такого взгляда омеги. Карие глаза смотрят с насмешкой, а нижняя губа прикушена. Отчего больше завелся этот ненормальный, Чонгук понятия не имеет. У него и так избыток информации, и это нужно ещё утрамбовать и переварить.       — Что, даже не переживал, когда меня похитили? — шепчет он в самое ухо почти неслышно, опаляя его горячим дыханием, Чона наизнанку выворачивает от прикосновения к груди, и дыхание странно утяжеляется. Чимин прекрасно понимает, что Чон совершенно не готов был к нему прикасаться после такой лютой правды, и, скорее всего, это продлилось бы долгие дни, но омега слишком хорошо его чувствует. Понимает, тот беспокоился, и сейчас в нём целый спектр смешанных чувств.       — Просто лежи, — сквозь зубы шипит Чон, упираясь рукой в сидение, пытаясь вырвать другую руку из цепких пальцев, слыша будто из-под толщи воды, как Инджин уже переговаривается по телефону, отдавая поручения. Его сейчас к чертям разорвет, потому что Чимин ловко перекидывает ногу через него и надавливает на поясницу.       — Да ладно, тут… так… выпукло, - выдыхает омега и, скользнув рукой ниже по груди, останавливается четко на ширинке, чувствуя, как заинтересованно дергается орган. Чонгуку стоит огромных усилий отпрянуть и отсесть в дальний конец салона, шумно задышав. Инджин обеспокоенно зыркает в зеркало и тут же отводит взгляд, совершенно не имея времени проанализировать бешеный взгляд черных глаз.       Чимин беззвучно смеется, удобнее устраивает голову на подложенной сумке и смотрит на профиль альфы. Похоже, он собирается устроить настоящую пытку для того, плавно проводя носком кроссовка по голени парня. Чонгук смотрит уничтожающе, возбуждающе и слишком красноречиво, он будто вулкан перед извержением. Чимина это забавляет и будоражит кровь не на шутку, больше играться не хочется. Альфа перехватывает ногу омеги и крепко сжимает щиколотку, укладывая её на своё колено, у него чуть ли пар из ноздрей не валит.       «Лежи» — говорит одними губами, и Чимин почти разочаровано выдыхает, отворачивая лицо в сторону и прикрывая глаза. В самом деле, его как-то странно накрыло, запах альфы подействовал на него слишком резко, а ещё эмоции. Испытываемые альфой эмоции – высшая награда для нутра омеги. Чимин прикладывает ладонь к ране, ощущая выступившую сукровицу, он толком её не обработал, после того, как с трудом вырвался из квартиры, куда завалились люди Кима. Ему нужно было срочно решать вставшую проблему, а ещё впереди предстоит слишком много проблем. ___________________________________________ - Немного пояснения –   Дриада* (в этом мире я подразумеваю название главенствующих, так как город поделён на две части - северная и южная территории).   Южная часть всецело в подчинении Trinity: её лидеры считаются исключительно все родственники Сокджина (альфы), так как он родился омегой, естественно, что в супругах должен быть знатный альфа, так как омеги не имеют права голоса и занимать высокопоставленные посты. Эта сторона живёт особняком и очень ревностно оберегает свои границы. Об их цели будет сказано позже. Также, все те, кто изначально живёт на их территории входит в дриаду как член одной "семьи", но без каких-либо притязании на ступень выше. Все жители южной части столицы ведут размеренный образ жизни, не разбрасываясь какими-то ведущими чинами. Единственный высокий пост – это мэр, который выбирается только Советом. В текущий момент на посту Чон Хосок. Преступления здесь крайне редкие, а если и возникают конфликты, то обычно соседи забегают на огонёк. Здесь также собран основной очаг правоохранительных органов.   Северная часть частично под G.O.T.S: Главой стал Намджун. Её он основал позже, когда удалось обзавестись удобными связями. На Севере всё довольно мрачно, но жизнь в городе очень бурная и живая, также территория города намного больше, чем у Trinity. Здесь эпицентр преступлений, но и в этой части города есть шанс урвать себе место под солнцем. Любыми путями, только нужно знать где, кому и что сказать. Возможность открыть свой бизнес, множество преступных точек, где легализована проституция, торговля смертью и все остальные блага для благоприятной почвы под ногами. Северная часть лакомый кусочек для многих жителей, поэтому перейти в эту часть города проще, чем проникнуть на Южную.   Между дриадами установлено вето, которое сам же Намджун и ввёл через Совет, так как у Trinity имеется основополагающая гостиничных и ресторанных сетей по всей стране. И, чтобы избежать конфликтов, было принято решение оставить неприкосновенным именно эти точки. Сокджин не имеет права посещать просто так Северную часть, если не организована рабочая поездка или какой-то важный вечер, опять же всё только через Совет. Каждое действий той или иной дриады происходит по весомой причине.      Своеобразный страж двух городов – это отдел по охране, где сконцентрировано любое видеонаблюдение, реестр жителей и любые передвижения между территориями наблюдается там же. Также они тесно взаимосвязаны с органами и прессой. Что-то вроде всевидящего ока, им не составит труда стереть любую личность, переписать, навесить лишнего, поэтому этот пост занимают только проверенные люди и исключительно с чистой биографией.