Ну и кто теперь Дракон?

Все силы уходили на то, чтобы стоять прямо, не дрожать под суровым северным ветром. Это было трудно. Намного труднее, чем терпеть холод в те дни, когда Рин была свободна. Ей казалось, что кровь замерзает в жилах, стопорит дыхание и делает кости хрупкими, готовыми сломаться даже под самым слабым напором. Рин чувствовала, что может разбиться на множество осколков от одного только взгляда скрытых под проклятой маской глаз. Тех глаз, которых она никогда не видела, но которые могла узнать из тысячи. Тех, в которые она одновременно желала и боялась смотреть. Мирак не обернулся к ней. Он лишь небрежно махнул рукой, приказывая слугам удалиться. Те поспешили выполнить поручение, никто не хотел излишним промедлением навлечь на себя гнев хозяина. Глядя им в спины, Рин поймала себя на желании удержать за край мантии хотя бы одного из них только для того, чтобы не оставаться наедине с Мираком. Что-то внутри отчаянно протестовало против этого. Призывало бежать в бесконечные коридоры древнего храма или спрыгнуть с террасы в пропасть в нелепой попытке удрать. Сделать что угодно, но не идти навстречу врагу. Наверное, то же самое должен чувствовать оленёнок, перед которым стоит голодный волк. Но оленёнку, в отличие от неё, повезло хотя бы в том, что он не способен осознать всю безысходность своего положения. Он будет питать надежду на спасение даже тогда, когда хищник повалит его на землю и раскроет пасть прямо над его шеей. Рин не стала ждать, когда Мирак велит ей подойти ближе. Вместо этого она сама сделала несколько уверенных шагов вперёд и остановилась рядом с ним, так близко, что могла рукой коснуться его плеча. Её взгляд ненадолго задержался на маске, ставшей ему лицом, а затем устремился туда же, куда смотрел он: на заснеженные горные хребты, вершины которых блестели под скупыми лучами солнца, на чистое голубое небо и окутанную туманами даль. Может быть, если бы не проникающий всюду холод, Рин бы даже залюбовалась этой картиной. Её тело мелко тряслось, а в стремительно белеющую кожу будто бы вонзались иглы. Тупая боль не позволяла отвлечься. Кусая посиневшие губы, Рин покосилась на Мирака. Его, казалось, ледяной ветер и вовсе не заботил. Он так и не обернулся к ней, продолжая разглядывать раскинувшийся перед ним вид. — Признаться, я скучал по всему этому, — задумчиво произнёс он, привлекая внимание Рин. — По небу, солнцу… даже по воздуху. Полагаю, теперь это и тебе знакомо? Наконец он посмотрел на неё. Посмотрел с насмешкой, которую Рин смогла почувствовать даже сквозь маску. Она сжала зубы, вспомнив последние дни, проведённые в тесной камере. Неужели Мирак сделал это лишь для того, чтобы поставить её на своё место? Или ему хотелось отыграться на ком-нибудь за те годы, что он был заперт в Обливионе? В таком случае всего парой дней в темнице он не ограничится. Может, ей действительно лучше броситься в пропасть? Рин молчала, понимая, что вопрос не требует её ответа. Она могла бы выплеснуть накопившуюся злость, обсыпать Мирака проклятиями, но зачем? Это лишь подчеркнёт его правоту. — Знаешь, когда ты заточён посреди книг и болотной жижи, — продолжил он, не дождавшись ответа, — ты не думаешь о власти, знаниях или бессмертии. Ты думаешь о мелочах вроде живой травы под ногами или неба над головой. Я был уверен, что со мной этого не случится, а в результате едва не сгнил от тоски. — Почему ты говоришь это мне? — Рин сказала это слишком резко. Возиться с чувствами вернувшегося из небытия тирана она не собиралась, ставить себя на его место тоже. Мирак — манипулятор и лжец. Рин была почти уверена, что он пытается усыпить её бдительность, вызвать в ней жалость, стать мучеником в её глазах. Возможно, он хочет осторожно переманить её на свою сторону или просто посмеяться над её наивностью. Разницы нет. Ведь она знает правду, и никакие рассказы о траве и небе не собьют её с толку. — Потому что не слушать меня ты не можешь, — усмехнулся Мирак. — Кроме того, в этом мире мне больше некому высказаться. Рин замялась, пытаясь понять, давит ли он на жалость или говорит искренне. В любом случае он прав. Прав во всём. Её желания действительно больше не играют никакой роли, она не может покинуть эту террасу по собственной воле. Мирак хочет, чтобы она слушала его, и ей придётся. Он мог бы обратиться к своим одурманенным слугам, к фанатичным жрецам или тем тварям из Обливиона, но никто из них не смог бы понять смысл его слов. Он для них — повелитель и хозяин, они могут дать ему лишь своё раболепное восхищение, которым они встречают каждое его действие, но ни одной живой эмоции. Поэтому перед ним стояла Рин, а не кто-то из них. Она качнулась под особенно сильным порывом ветра. Из груди будто бы вылились последние остатки тепла, мороз быстро проникал под кожу, стремясь сделать тело таким же холодным, как разбросанный вокруг снег. Мирак по-птичьи наклонил голову, наблюдая за её реакцией. — Мёрзнешь? — с издёвкой спросил он. Рин бросила на него злой взгляд, подавив желание выцарапать ему глаза. О, как бы ей хотелось столкнуть его в пропасть, услышать его предсмертный крик. Но прежде — сорвать эту маску, чтобы увидеть скрытое под ней лицо. От бессилия Рин до боли сжала зубы. В побелевших руках, казалось, вовсе не осталось крови. В попытке дать хоть немного тепла негнущимся пальцам Рин поднесла их к губам, чтобы согреть дыханием. Мирак недовольно цокнул языком. — Нет, терпи. — Его рука перехватила её запястье и медленно отвела вниз, не позволяя облегчить боль. Рин вздрогнула от прикосновения. Оно вызвало волну воспоминаний. Перед глазами пронеслось недавнее поражение. Ей показалось, что она снова чувствует вибрацию в бурлящем от магии воздухе, что её тело вновь и вновь пронзают щупальца и сталь. Она слышала шум маслянистых вод Апокрифа, видела, с каким меланхоличным безразличием на неё смотрел Хермеус Мора, а Мирак… Мирак наступал на неё, не обращая внимания на слабые попытки дать отпор. Меч он отбросил за ненадобностью, предпочёл действовать собственными руками. Последним, что она смогла запомнить, был собственный крик, вырвавшийся, когда Мирак резко поднял её за волосы. Рин торопливо выдернула руку, с опаской вглядываясь в неживые глаза маски. Её губы дрожали не то от холода, не то от наполнившей грудь горечи. Сжать кулаки, чтобы напряжение смогло уйти хоть куда-то, не получилось: пальцы не гнулись. — Зачем ты это делаешь? — Её голос был тихим, срывающимся. Но Мирак услышал его даже сквозь завывания ветра. Он будто ждал этого вопроса, заранее предвкушал его. — Потому что хочу. — Рин была уверена, что под маской заиграла хитрая улыбка. — Хоть и неосознанно, но ты пыталась занять моё место. А для двоих драконорождённых в этом мире слишком тесно. — Я не знала о тебе, — прошипела Рин, понимая, как по-детски выглядят её оправдания. Да и сама она, дрожащая, в тонкой пропитанной пылью рубашке, должна казаться жалкой рядом с Мираком, рядом с его уверенностью и силой. — Знаю, — кивнул он. — Поэтому я тебя прощаю. Рин ожидала другого ответа. Она готовилась к обвинениям, к угрозам или насмешкам, но не к этому. Что ей на это ответить? Какая реакция позабавит Мирака меньше всего? С приоткрытых в удивлении губ сорвалось облако пара, несколько слишком глубоких вдохов обожгли горло холодным воздухом. Она закашлялась. Слова Мирака не принесли того облегчения, которое должен чувствовать помилованный заключённый. Наоборот, Рин казалось, что один её приговор заменили на другой, не менее жестокий. Она не могла поверить Мираку. Не для того он заставил её стоять на холоде, чтобы всего лишь объявить о своём прощении, не для того морил голодом. В его словах таился подвох, который он не слишком пытался скрыть. Он играл с ней, хотел дать мнимую надежду, чтобы секундой позже отобрать. Рин со злобой стиснула зубы. Мирак молча наблюдал за тем, как она удивлённо хмурит брови, как разные эмоции сменяют друг друга на её лице. Он ждал реакции. Радости, негодования — чего угодно, но только не её упрямого молчания. Рин плотно сжала губы и отвернулась. Нельзя глотать брошенную ей наживку, нельзя вестись на его манящую ложь. — В чём дело, Рин? — громко спросил уставший от молчания Мирак. — Неужели ты не рада? Его тон… Рин вздохнула. Он провоцировал, торопил её с ответом. Она поморщилась, выбирая нужные слова. — Води за нос своих чокнутых, им это даже по нраву. — Рин холодно посмотрела в глаза маски. — А меня, если хочешь, убей, снова брось в темницу… Или что ты там собираешься делать? Мирак рассмеялся. Рассмеялся весело и искренне, отчего Рин внутренне вздрогнула. Что-то в ней сжалось, как котёнок, что-то треснуло. Она отвернулась, чтобы не видеть, как смеётся безразличная ко всему маска. — Не беспокойся, чуть позже я тебе всё объясню. — Мирак усмехнулся, оглядывая её с головы до ног. — А сейчас у меня есть для тебя подарок. — Он неторопливо развернулся и начал обходить её со спины. Рин замерла, подавив инстинктивное желание обернуться. Мирак двигался как хищник, как шелестящая в кустах змея. В нём было что-то угрожающее, то, что не хочется подпускать к себе. А между тем Мирак встал к ней почти вплотную. Сзади что-то зашуршало, скрипнуло. Рин пыталась не дрожать. Ей показалось, что в эту минуту ветер стал особенно сильным, будто специально пытаясь сломить её именно в этот момент. Нараставшее напряжение вынудило её закрыть глаза, больно закусить губу и ждать. Её шеи коснулись руки. Рин вздрогнула, смутно догадываясь, чем всё это кончится. Мирак действовал аккуратно, почти нежно. Будто успокаивая её, он осторожно провёл ладонью вдоль плеча — каждая мышца напряглась. Его движения не согревали, они были ледяными, намного холоднее ветра и снега. Чувствуя, как она затряслась, Мирак убрал руки. А через мгновение на её шее застегнулся ошейник. Рин ахнула, когда холодный металл коснулся кожи, сдавил горло. Руки тут же потянулись к шее, чтобы удостовериться в реальности случившегося. Да, ей не показалось, ошейник действительно был там. От него по телу разливалась какая-то новая сила, чужая, тёмная и враждебная. Она проникала прямо в душу, отравляя и разлагая её. Рин закашлялась. Ей показалось, что у неё отняли значимую часть её самой и не дали ничего взамен. Лёгкие будто бы наполнились пылью, мешающей вдохнуть полной грудью. Задыхаясь, Рин согнулась в спине и сплюнула пропитанную горечью слюну. Организм медленно привыкал к новому положению. — Да, к сожалению, ту’ум тебе больше недоступен, — сказал Мирак, подтверждая её догадку. — Как и магия в целом. Знаешь ли, я не слишком хочу получить огненный шар в спину. Рин не смогла ничего ответить. Голосовые связки напряглись, задрожали, но смогли издать лишь неразборчивый хрип. В горле запершило. Она снова закашлялась и выплюнула на снег багровое пятно крови, которое почти сразу превратилось в лёд. — Это пройдёт, Рин. — Мирак встал около неё, внимательно наблюдая за её искажённым лицом. — Скоро ты почувствуешь себя лучше. — Она угрюмо покосилась на него и отметила, что где-то в складках его мантии скрылся блестящий ключик. — Возможно, тебе даже понравиться быть… — он сделал небольшую паузу, с его губ сорвался издевательский смешок, — обычной смертной. — Я не… — Рин едва не задохнулась. Ей казалось, что горло сгорит, стоит ещё хоть одному слову сорваться с её губ. В груди родилась ярость, и бессилие лишь распаляло её. Рин закрыла глаза. Запертый внутри неё дракон рвался наружу, скрёб когтями рёбра, пытаясь защитить себя. Или оказать медвежью услугу самой Рин, привести её к глупой смерти в попытке сохранить растоптанную гордость. Снег рядом заскрипел. Мирак подошёл ближе и коснулся перчаткой её губ, стирая с них кровь. Его движения были мягкими, почти осторожными. Рин посмотрела на него снизу вверх, на секунду голубизна её глаз сменилась уже знакомой Мираку сталью. Ей захотелось вцепиться зубами в его пальцы, причинить ему хотя бы каплю той боли, что он заставил испытать её. Уязвлённая гордость требовала реванша. И всё же Рин удержалась. Не желая играть с огнём, она всего лишь подалась назад, пытаясь оказаться вне досягаемости для его рук. Мирак тихо засмеялся, удержав её за запястье. Тепло его ладони ощущалось даже сквозь ткань перчатки. Оно должно было манить дрожащее от мороза тело, давать надежду на облегчение. И всё же Рин предпочла бы, чтобы её схватил ледяной атронарх. Она попыталась высвободить руку, чем вызвала у Мирака лишь очередной смешок. Рин не ударила его, как хотела минуту назад. Не рискнула. Ему не нужно было угрожать, чтобы посеять в ней зерно опасений. Призрачных и слабых, но всё же опасений, которые со временем могут перерасти в страх, а затем и в дикий ужас. Нет, она не станет злить его, хоть и не станет унижаться сверх меры. Кроме того, Мирак не мог не знать, что ей чертовски холодно, что каждый вдох даётся ей с болью. И только он мог облегчить её участь. Не зная, что делать, Рин опустила взгляд к мыскам его сапог. Она всё ещё слабо пыталась освободить запястье, но лишь для того, чтобы не чувствовать себя полностью побеждённой. Оказывать более серьёзное сопротивление было слишком опасно. Или же Рин попросту не хватало смелости. — Надо же, — тихо сказал Мирак, рассматривая её пальцы. — А я и не ожидал, что всё будет так… так просто. Молодец, Рин. Рин жалела, что не могла провалиться под землю. Он поднёс её руку к своим губам… к тому месту, где под маской должны были быть его губы. Тёплое дыхание коснулось кожи. Рин с отвращением взвизгнула и снова попыталась вырвать руку из его хватки. На этот раз ей почти удалось. Почти. Ноги поскользнулись на обледеневшем камне. Потеряв равновесие, Рин упала бы, если бы Мирак не удержал её за плечи. — Тебе холодно. — Он кивнул на её трясущиеся ноги. — Я мог бы это исправить. — Не обращая внимания на протест, он резко притянул её к себе. Рин уткнулась лицом в его грудь. От неожиданности она опешила, замерла, чувствуя чужую ладонь на своей спине. Да, ей стало теплее. Но это было такое тепло, от которого хочется бежать не разбирая пути. От него немели мышцы, а голос срывался на крик. Рин затрясло, не от холода или от страха, а от чего-то другого. Чего-то добавившего ей сил, заставившего упереть руки в мужскую грудь в попытке вырваться из… Из объятий? Рин тряхнула головой, пытаясь выбросить из неё ненужную мысль. Какая разница, что это? Главное, что она не хочет этого. Не собирается это терпеть. — Что ты творишь? — прошипела она, сверля взглядом глаза маски, будто надеясь отыскать в них хоть тень эмоций Мирака. — Тише, — мягко шепнул он, пытаясь удержать её, не дать отстраниться. — Пусти, даэдра тебя подери! — Рин почти кричала. Её губы искривились в угрожающем оскале, по позвоночнику прошла будоражащая мышцы дрожь. От вялого сопротивления не осталось и следа. Теперь она действовала с яростью, со злостью, придающей движениям уверенности. Что-то внутри неё отчаянно жаждало оказаться как можно дальше от Мирака, не чувствовать его дыхания, не слышать ударов его сердца. Она вырывалась всё сильнее, не обращая внимания ни на оставшуюся в груди боль, ни на жгучий холод, ни на слабость от голода. Всё это померкло рядом с теплом чужого тела, которое не должно было её согревать. Мирак не делал ничего. Он лишь смотрел на неё, продолжая удерживать возле себя. Повинуясь какому-то древнему нордическому инстинкту, Рин перешла в наступление. Сама того не осознавая, она несколько раз ударила Мирака в грудь. Сначала слабо и неуверенно, будто пробуя свои силы. Потом в её руки вернулась прежняя твёрдость, заставившая Мирака сдавленно охнуть. Последний удар пришёлся совсем не туда, куда рассчитывала Рин. Он сбил набекрень маску, оголив нижнюю часть лица. На секунду Рин замерла, не в силах оторвать взгляд от открывшегося ей бледного подбородка, тонких губ и тени, укрывшей под собой другие черты. Нет, ей вовсе не хотелось смотреть на лицо врага. Она не хотела даже думать о том, что скрывается под маской, и предпочитала считать, что там нет ничего. И всё же она смотрела. Заворожённо, удивлённо, но недолго. Её привел в себя резкий толчок в грудь. Мирак поспешно оттолкнул её. Оттолкнул грубо, не рассчитав силу, и не успевшая среагировать Рин упала и ударилась головой о твёрдый камень. Затылок прожгло болью, на краткий миг парализовавшей все мысли. Рин рвано выдохнула. Сдерживая стон, она перевернулась на бок. Рёбра болезненно заныли, будто в каждом из них было по трещине. Голова закружилась, переворачивая сознание вверх дном. Рин не знала, от падения это, от слабости, от ошейника или от всего вместе. В любом случае её тело не должно было отзываться так на простое падение. Когда Рин наконец приподнялась на локтях и подняла взгляд, Мирак уже вернул на лицо маску, а со стороны храма в их сторону спешила группа слуг. Рин закрыла глаза, пытаясь привести разум в порядок, избавиться от шума в ушах или хотя бы найти в себе силы встать самостоятельно. Мирак не помог ей. Снег под его сапогами заскрипел, когда он двинулся прочь, оставляя её на попечение слуг. От его движений веяло холодом, который иглой проник под кожу, возвращая Рин в реальность. — Подожди, — выдохнула она, поднимаясь. Ей показалось, что она снова упадёт, не удержавшись под сильным порывом ветра. — Как ты выбрался из Апокрифа?  — Убил пару драконов, нескольких жрецов… Их душ хватило, — невозмутимо ответил Мирак, даже не обернувшись. — Оказалось, что не такая уж ты и незаменимая. — К чему такие жертвы, ты мог просто… — Ветер не дал ей договорить, налетел с новой силой, заставляя прикрыть лицо дрожащими ладонями. — Мог, — согласился Мирак. Он остановился, чтобы наконец обернуться к ней и заглянуть ей в глаза. — Критикуешь мой выбор? — Да. — Рин старалась говорить твёрдо, скрыть, что голос дрожит и срывается. Пытаясь вернуть уверенность позе, она выпрямилась вопреки ледяному ветру. Мирак ничего не ответил, но Рин была почти уверена, что под маской таилась усмешка. Он бросил на неё последний взгляд, кивнул в её сторону подошедшим слугам и двинулся дальше, больше не оборачиваясь. Очень вовремя. Рин казалось, что ещё секунда — и она упадёт, лишившись последних сил.