Бесстрашие

Иногда люди хотят быть счастливыми, даже если не по-настоящему.

      Позже, когда я возвращаюсь в спальню, постельное белье Эдварда убрано, а ящики выдвинуты и пусты. Кровать Майры на другой стороне комнаты выглядит так же. Я спрашиваю Кристину, куда они подевались, и она отвечает: - Ушли. - И Майра? - Она сказала, что не хочет оставаться здесь без него. Да и её в любом случае должны были отсеять. - По крайней мере, они не исключили Ала.       Ал должен был покинуть фракцию, но уход Эдварда спас его. Бесстрашные решили допустить его к следующей ступени.       Я смотрю на классную доску. Кто-то зачеркнул имена Эдварда и Майры и переправил номера рядом с именами остальных. Теперь Питер первый. Я четвертая.       Перед началом первой ступени нас было девять. Теперь осталось семь. ***       Я сижу в незнакомом коридоре. Я пришла сюда, потому что хотела убраться подальше от спальни. Возможно, если принести сюда постель, мне больше не придется возвращаться туда. Или у меня разыгралось воображение, или там действительно до сих пор пахнет кровью, несмотря на то, что я тёрла пол, пока не покраснели руки. - Лили?       Я так была погружена в свои мысли, что не заметила как передо мной остановилась Софи. - Всё в порядке?, - спрашивает она. - У меня была трудная ночь. - Да, я слышала о том инциденте. Не хочешь выбраться отсюда? - Что? Куда вы идёте? - На скромный ритуал инициации. Идём. Надо поторопиться.       Я рывком поднимаюсь и бегу рядом с Софи. - Обычно разрешают приходить только тем неофитам, у кого есть старшие братья и сестры среди бесстрашных. Но тебя могут не заметить. Просто веди себя непринужденно. - Что именно мы делаем? - Кое-что опасное.       Свинцовая тяжесть в груди сменяется возбуждением. Догнав неофитов из Бесстрашия, мы замедляем шаг. - А эта что здесь делает? - Она только что видела, как парню выкололи глаз, Гэб, - отвечает Софи, - Полегче с ней, ладно?       Парень пожимает плечами и отворачивается. Больше никто ничего не говорит, хотя я ловлю на себе несколько изучающих косых взглядов.       Мы снова заворачиваем за угол, и в конце следующего коридора стоит группа членов фракции. Я держусь за Софи. - Чёрная лестница, - почти бормочет девушка, - Обычно она заперта.       Я киваю, хотя она меня не видит, и поднимаюсь по лестнице за остальными. Когда ступени заканчиваются, появляется открытая дверь, сквозь которую падает дневной свет. Мы выходим из-под земли в нескольких сотнях ярдов от стеклянного здания над Ямой, недалеко от железнодорожных рельсов. Я слышу гудок поезда. Мы единой группой бежим рядом с вагоном, и члены фракции и неофиты забираются волнами в вагон. Люди сзади напирают, и я не могу позволить себе ошибиться; я бросаюсь в сторону, цепляюсь за ручку на стенке вагона и подтягиваюсь внутрь. Софи хватает меня за плечо, чтобы поддержать. - Куда мы едем?       Девушка пожимает плечами. - Адам мне не сказал. - Адам? - Мой старший брат.       Софи указывает через вагон на парня, который сидит в дверном проеме, свесив ноги. - Вы не должны знать. Это испортит сюрприз, - кричит бесстрашная, которая стояла слева от меня, - Меня зовут Шона. - Меня… - Я знаю, кто ты, - перебивает она, - Ты из Дружелюбия. Эрик говорил о тебе. - Да? И что он сказал? - Сказал, что ты была дружелюбной. А почему ты спрашиваешь? - Если мой лидер говорит обо мне, - как можно тверже отвечаю я, - хотелось бы знать, что именно. Кстати, он здесь будет? - Нет. Он больше здесь не бывает. Наверное, ему неинтересно. Его трудно напугать. - Ты хорошо его знаешь?, - спрашиваю я. - Мы вместе были неофитами. Я плохо дралась, и он учил меня по ночам, когда все засыпали.       Она поднимается и встаёт за членами фракции, сидящими в дверях. - Пора!, - кричит Шона.       Поезд не замедляет ход, но она всё равно выпрыгивает из вагона. Остальные члены фракции следуют за ней. Мы с Софи выпрыгиваем вместе. Подняв глаза, я понимаю, куда мы направляемся: в небоскрёб Джона Хэнкока - самое высокое здание города.       Когда двери лифтов небоскрёба распахиваются, мы грузимся внутрь: члены фракции в один лифт, неофиты в другой. Внутри него бритая наголо девушка наступает мне на ногу и не извиняется. Морщась, я подумываю пнуть негодяйку по голени. - Какой этаж?,- спрашивает это неприятная особа. - Сотый, - отвечаю я. - Ты то откуда знаешь, дружелюбная? - Линн, успокойся, - говорит Софи. - Мы в стоэтажном заброшенном здании с бесстрашными, - рявкаю я, - Какой ещё этаж нам может быть нужен?!       Она не отвечает. Просто вдавливает нужную кнопку.       Лифт несётся наверх так быстро, что у меня сосёт под ложечкой и закладывает уши. Я хватаюсь за поручень у стенки. Наконец мы замираем на сотом этаже. - Интересно, как мы выберемся на крышу, - говорит Софи, и мы тут же находим ответ на её вопрос.       В потолке сотого этажа зияющая дыра. Адам прислоняет к её краю алюминиевую лестницу и начинает взбираться. Лестница скрипит и шатается у него под ногами, но он спокойно поднимается, насвистывая какую-то веселую мелодию. Выбравшись на крышу, бесстрашный поворачивается и придерживает лестницу для следующего.       Я на мгновение задумываюсь, не ждёт ли нас верная смерть под маской игры.       Я поднимаюсь по лестнице после Софи. Прикусив губу, я добираюсь до верха и встаю на крыше небоскрёба Джона Хэнкока. К одному из столбов на крыше башни приделан стальной трос толщиной с моё запястье. На земле лежит груда чёрных перевязей из грубой ткани, достаточно больших, чтобы вместить человека. Адам хватает одну из них и закрепляет на шкиве, который свисает со стального кабеля, который тянется поверх группы зданий и не видно, где он заканчивается.       Зато становится ясно, что мы собираемся скользить в чёрной перевязи вниз по стальному тросу с высоты тысяча футов.       Шона забирается первой. Адам закрепляет ремнём её плечи, поясницу и верх бёдер. Он подтягивает её к краю здания и начинает обратный отсчёт от пяти. Шона показывает большой палец и парень толкает её вперед. Линн ахает, когда девушка под крутым углом несётся к земле, головой вперёд. Я протискиваюсь поближе, чтобы лучше видеть. Насколько можно судить, пока Шона не исчезает вдали, превращаясь в черную точку, она надежно закреплена.       Члены фракции гикают, потрясают кулаками и выстраиваются в очередь, порой отпихивая друг друга, чтобы занять лучшее место. Почему-то я оказываюсь первым неофитом в очереди, сразу перед Софи. Между мной и скоростным спуском всего семь человек. Я испытываю странную смесь ужаса и нетерпения.       Похоже, члены фракции совсем не боятся. Они ведут себя, как будто проделывали это уже тысячи раз, и, возможно, так и есть. Но, оглядываясь через плечо, я вижу, что большинство неофитов бледны и встревожены. Что же происходит между инициацией и вступлением во фракцию, если в людях происходят такие изменения?       Передо мной три человека. Два. Один.       Я дрожу, пока Адам подвешивает мою перевязь на трос. - Не волнуйся, - шепчет парень мне на ухо.       Он берёт мою руку и помогает залезть в перевязь, лицом вниз. Ремень обнимает мою поясницу, и Адам толкает меня вперёд, к краю крыши. - Готова, дружелюбная?, - ухмыляется парень, - Должен сказать, я впечатлён, что ты не вопишь и не рыдаешь уже сейчас. - Я же говорила, - произносит Софи, - Она бесстрашная до мозга костей. А теперь займись уже делом. - Осторожнее, сестрёнка, а то забуду затянуть твои ремни как следует, - парирует Адам и хлопает себя по колену, - И тогда шмяк! - Ага, конечно. Наша мать сварит тебя заживо. - Только если узнает.       Адам проверяет шкив, прикрепленный к стальному тросу. Если он сломается, мне не миновать мгновенной смерти. – На старт, внимание, м…       Не договорив «марш», он отпускает перевязь, и я забываю о нём, забываю о Софи, о семье и обо всём, что может сломаться и повлечь мою смерть. Я слышу, как металл скользит по металлу, и чувствую ветер, настолько яростный, что слёзы наворачиваются на глазах. Мне кажется, что я лишилась веса. В надёжном коконе ремней я раскидываю руки в стороны и представляю, что лечу. Моё сердце бьется так сильно, что больно, и я не могу кричать, не могу дышать, но зато чувствую всё, каждую мышцу, каждую кость и каждый нерв. Всё ожило и гудит в моём теле, как будто заряжено электричеством. Я - чистый адреналин.       Когда скорость падает, я провожу пальцами по волосам. Ветер завязал их узлами. Я вишу футах в двадцати над землей, но теперь эта высота кажется ничтожной. Я тянусь за спину и пытаюсь расстегнуть ремни, которые удерживают меня на месте. Пальцы дрожат, но мне все равно удаётся ослабить их. Толпа членов фракции стоит внизу. Они держат друг друга за руки, образуя подо мной сеть. Чтобы спуститься, я должна им довериться. Я ползу вперёд и падаю. Сильно ударяюсь о руки, которые и помогают мне встать. - Ну как?, - спрашивает меня Шона.       Члены фракции в ожидании глядят на меня. Ветер поиграл с ними, как и со мной; в их глазах адреналиновая лихорадка, волосы растрёпаны. - А когда можно будет повторить?, - спрашиваю я, и мои губы расплываются в широкой улыбке.       Слышу радостные возгласы бесстрашных после моего ответа. - Глядите! Вот она!       Кто-то указывает мне за плечо. Я слежу за пальцем и нахожу маленькую тёмную фигурку, которая скользит по стальному тросу. Через несколько секунд я слышу громкий вопль. - Спорим, она заплачет? - Сестра Адама заплачет? Да ни за что! Ей изрядно достанется за это. - Она молотит руками!       Когда Софи наконец замирает, я вместе с членами фракции иду её встречать. Мы выстраиваемся внизу и заполняем пустое пространство руками. Шона хватает меня за локоть. Я тоже цепляюсь за чью-то руку и поднимаю взгляд на Шону. - Будь уверена, мы больше не станем звать тебя дружелюбной. ***       Входя в столовую тем вечером, я всё ещё пахну ветром. Мгновение я стою в толпе бесстрашных и чувствую себя одной из них. Софи машет мне на прощание, толпа рассыпается, и я иду к столу, где Кристина, Ал и Уилл глядят на меня, разинув рты. - Где ты была?, - спрашивает Кристина, - Что ты с ними делала? - Софи… ну, помнишь, которая сидела несколько раз с нами в столовой? Она покидала лагерь с членами фракции и упросила их взять меня с собой. - Похоже, ты им понравилась, - тихо говорит Уилл и тут же начинает что-то рассказывать, а я время от времени киваю, как будто слушаю, но думать могу лишь о небоскрёбе Джона Хэнкока.