***
— Ви-и-итенька! Вставай, милый, пора на тренировку! — кокетливо произнесла рыжеволосая. Витя лениво повернулся к девушке. Почувствовав на своём прессе хрупкие руки, Никифоров поморщился и, грубо убрав её руки, произнёс: — Я тебе разрешал со мной спать? Твоё место - диван. Забыла? Мила от этого холодного голоса вздрогнула. А взгляд мужчины добил её. Она встала и. высокомерно вздернув подбородок, направилась к выходу из комнаты. Через пару секунд послышался скрип шкафа и шуршание пакетов. Виктор победно улыбнулся и блаженно прикрыл глаза. Спустя пару минут послышались шаги, и Никифоров все же решил проводить омегу. Мило улыбаясь, мужчина наблюдал, как яростно надевает сапоги девушка. Её терпению пришёл конец. — Знаешь, Вить, я так заебалась с тобой. Даже Плисецкий не такой козёл! — Мила убрала с лица пару прядок волос. — Я тебя и так терпела пять дней. Чувства не расцвели, гуд бай! Девушка посмотрела на улыбающегося Виктора пару секунд и, хлопнув дверью, ушла. Виктор же достал телефон и начал набирать номер друга. — Алло... Крис, когда прилетишь, будем отмечать! Как что? Эта рыжеволосая ушла, вильнув хвостиком! Да-да… угу… Пхичита? Это тот таец? Ну смотри, помни, что я твой лучший друг. Да ладно, пусть с нами и Пхичит… Юри? А точно, твой милый япошка! Нет, ну что ты, давай, милых омег много не бывает. Ладно, бывай. Посмотрев на экран телефона, Виктор ещё раз улыбнулся и пошёл одеваться. Никто ведь не отменял тренировок, несмотря на такое радостное событие. Виктор удивился, поняв, что Маккачин не бегает за ним с поводком в пасти. На секунду его пробила леденящая мысль, что любимец заболел, но сомнения ушли, когда Макки начал бодать ногу Виктора в сторону двери, будто выгонял. Фигурист обидчиво цокнул, но, взглянув в чёрные умные глаза, оставил все свои обиды. Ну как можно злиться на это чудо? Пёс сидел на пороге и барабанил хвостом по линолиуму — провожал. Виктор улыбнулся и с облегчением закрыл дверь на ключ. Ну почему нету прогнозов о пробках?! Этот вопрос зародился у Виктора, пока он пальцем отбивал какую-то мелодию, издалека напоминающую «Лунную сонату», застряв в длинной прбке на проспекте. Кругом машины, и каких только нет! Разнообразие тут в двух видах — цвет и сама машина. От советских «Москвичей» до изящных лимузинов, да таких больших, что там можно было бы жить! А на заднем сидении хоть в позе «наездница» можно удовлетворять себя. Встряхнув головой, Виктор попытался убрать свои далеко зашедшие мысли. Из раздумий его вывели крик какого-то шофёра: — Чья это омега?! Виктор невольно посмотрел, что происходит. На пешеходном переходе лежал кто-то в ужасающе знакомом пальто. И, кажется, своим падением загородил проезд мужчине. — Если сейчас же не уберёте эту омегу, я перееду его! Никифоров резко вышел из машины, чуть не задев чужой транспорт. — Не надо никого давить! Это мой омега, — произнёс Виктор, подходя к парню. — Меньше трахаться надо! А то вон уже ходить не может! — крикнул водитель и завёл двигатель, когда фигурист взял на руки омегу. Посмотрев на красное от раздражение лицо, Виктор ответил со своим холодным взглядом и ложной улыбкой, которая любого приводила в дрожь: — Возьму на заметку. А вам могу сказать причину вашего раздражения. Диагноз прост и ясен — недотрах. Пока мужчина приходил в себя от услышанного, Никифоров подошёл к своей машине и аккуратно положил знакомую омегу на заднее сиденье. Улыбнувшись, он сел на своё место и завёл двигатель. Пробка уже начала по тихонько рассасываться, но в ближайшие часа два он точно не сможет попасть на каток.***
Юри смотрел перед собой, а именно, на свое отражение. Глаза в глаза. Смотрел, ещё раз убеждаясь, какой он никчемный. Омега внутри требовала альфу и очень срочно, а сам Юри очень хотел от всего этого сбежать: от Криса, от чувства вины перед родителями, от метки, а значит, и от себя. Мешки под глазами виднелись все чётче, а кожа могла уже сливаться со снегом. И каждый раз, когда он начинал всматриваться в себя, начинало тошнить. Ком застревал поперёк горла, а нос как будто закладывало в течение нескольких секунд. Так быстро, наверное, даже при простуде не бывает. Юри мог бы ещё долго продолжать своё самобичевание, но желудок дал о себе знать. Кацуки прикрыл глаза и, поняв, что он и правда хочет есть, встал. В холодильнике, как говорят русские, «Мышь повесилась», но сколько бы раз он после этой фразы туда не заглядывал, никакой мыши там и подавно не было, а тем более повешенной. Одевшись в своё пальто, японец закрыл квартиру и направился в ближайший магазин. На погоде Юри особо не зацикливал внимание, он был как будто отстранён от происходящего. Ближайшим магазином был «Магнит». И чтобы туда попасть, надо было переходить дорогу! А в это время, пока Юри проклинал маршрут, небо мрачнело с каждой секундой, делая этот день ещё хуже. Теперь и погода против него. Встав у пешеходного перехода, Юри посмотрел на зелёного человечка в чёрном экране. Ноги на миг стали ватными, но на это внимание своё Кацуки не обратил. А зря. Вступив на пешеходный переход, Юри на секунду посмотрел под ноги. Полоска… белая, еще одна, между ними дистанция в несколько сантиметров. Кацуки потоптался на месте и направился дальше. Холодно… Японец сжал руки в кулак и засунул их в карман пальто. Шаги ощущались все страннее, словно идёшь и ступаешь по воздуху. Ноги затряслись, а тело обмякло, как хлеб в воде. На мгновение Кацуки подумал, что совсем не чувствует ног. Взглянув на дорогу, он пожалел об этом. Полоски начали мерцать разными огнями и то сливались, а то делились на много маленьких полосочек. «Я умираю? Умираю?!» — первое, что пронеслось в голове, когда весь этот «вальс» начал темнеть в глазах. Захотелось крикнуть и попросить помощи, но в горле застрял ком и такой болезненный, что дышать стало труднее. Темно . Чей-то крик . . Чьи-то руки . . . Тёплые.***
Телефон разрывался от звонков Якова и сообщений Плисецкого. Как назло, когда позади тебя лежит беззащитный омега твоего друга! А ведь бросить его не получится! Совесть у него не беззубая в отличие от Юркиной. Иногда даже зависть к горлу подходит, когда смотришь, как он легко шлёт всех подряд. А ведь ещё и омега. Хотя гость на заднем сидении тоже не отличается от Юры, только матами не кроет. Так думал Виктор. На очередной пробке Никифоров решил рассмотреть гостя. Нет, ну, а почему бы и нет? Он же только ради его здоровья! «А ещё из-за любопытства…» Лицо парня было бледнее чем у Виктора. Под глазами были хорошо заметные мешки. Волосы растрепанны, но вполне чистые. Пальто было грязное из-за недавнего падения. По телу можно было заметить мелкую дрожь. Виктору так захотелось прижать парня к себе и не отпускать по возвращению друга. Но вряд ли омега очнувшись, будет доволен этому. Сзади послышалось бибиканье машины. Ох, он слишком засмотрелся на Юри. Сдвинувшись с места, Виктор услышал сдавленное и такое жалобное мычание. — Ммм… К-крис, б-бабник… с-сколько раз г… говорил не будить меня, м? — произнёс Кацуки с ещё закрытыми глазами. Никифоров усмехнулся и произнёс: — Боюсь, я не Крис. Разве я похож на него? Обижаешь, Ю-ури, обижаешь. Я ведь красивей него. Он произнёс это с такой обидой, что можно было бы поверить, как его задели эти слова. Но сейчас Юри было совсем не до этого. — Т… ты! Опять ты! И ты говоришь, что не преследуешь меня?! — произнёс Кацуки и сел, уткнувшись в спинку сиденья. Никифоров серьезно посмотрел на него через зеркало и перевёл взгляд на дорогу. — Знаешь, если бы не я, то, боюсь, тебя бы и правда задавили. Ну разве я мог позволить такой милашке умереть такой грязной смертью? Фигурист улыбнулся и шумно выдохнул. Хорошо что выдохнул, а то бы подавился воздухом от следующих слов: — П… п-простите… и за тот случай тоже… Я-я правда не знаю, что на меня нашло. Виктор удивлённо развернулся к собеседнику, чтобы посмотреть, не шутит ли он. Но выражение лица японца было сожалеющим, и с такой искренней печалью он сказал это. Альфа заглянул в кофейные глаза парня, улыбнулся и кивнул. — Но-о-о… раз я тебя спас, то ты мне должен, — произнес Виктор с детской радостью. Кацуки глупо похлопал глазами и уставился на Никифорова. Что он сейчас сказал? Юри достал бумажник и спросил: — Сколько? Теперь фигурист глупо хлопал глазами, пытаясь сообразить. Уголки рта поднялись, а сдавленный смех обрывками начал вырываться из глотки. Омега залился румянцем и зарылся в шарф по нос. Убрал быстро бумажник и проклял себя уже по несколько раз. Когда смех прекратился, Никифоров убрал стекающую слезу и посмотрел на парня. — Не надо денег, просто сходи со мной завтра в кафе. Чай с кексиками попьём. Ты ведь любишь кексики? Если нет, то там есть мороженое. — А… — За мой счёт, и никаких нет! Юри даже сказать ничего не осмелился. По спине пробежались мурашки от столь уверенного и холодного голоса. — А во сколько и… где? Виктор посмотрел на омегу и улыбнулся. На положительный ответ он не очень-то надеялся. Но все же ответил куда мягче и с детской невинностью: — Я напишу.