Другая сторона восприятия

Юри украдкой кивнул и уставился на спинку сиденья Виктора. Неприятное молчание нависло над ними. Показалось, будто разом все звуки пробки улеглись на дно и лишь обрывистыми отголосками врывались в тишину салона. Но вот желудок японца долго ждать не стал и решил напомнить о себе крайне громко. Вспыхнув, Кацуки отвернулся от пристального взгляда альфы в зеркале заднего вида и зарылся в шарф, пряча нагло распространяющийся румянец. Тишина… но желудку похоже было все равно, что там испытывает его хозяин, поэтому «подал голос» ещё громче, будто специально. — Ты прекратишь, нет? — неожиданно спросил Юри у самого себя. Организм, решив поиграть с Кацуки, снова подал признак, что не хватает еды. От этого Виктор издал сдавленный смешок, а потом и вовсе засмеялся во весь голос, не обращая внимания не то, что пробка рассасывается. — Ты спросил, он ответил, — не сдержался Виктор и прокомментировал. Юри ещё больше покрылся румянцем и готов был ударить Никифорова за такую придирчивость к словам. Он что-то пробубнил себе под нос и почувствовал, что уши начинают гореть от румянца. — Заедем в ресторан по-быстрому, тем более, что я тоже не завтракал. Даже Маккачина не выгулял, представляешь? — с трогательной заботой сказал Виктор. Юри хотел возразить, но его быстро перебили. — Это за тот случай, так что не смей отказывать, Юри. И да, плачу опять я. Виктор хоть и был забывчив, но такое он вряд ли когда-то забудет. Это ж надо так умело отшивать, что даже сначала понять ничего не можешь. Виктора аж обида грызла изнутри. — Простите… Я правда не знаю, что на меня нашло, — омега откинул голову на сиденье и улыбнулся. Как-то грустно, но с насмешкой, а потом и вовсе коротко усмехнулся, — Боже… Сказал бы кто мне месяц назад, что я буду грубить самому желанному альфа-самцу, послал бы. Тишина… Юри покрылся мелкой дрожью, поняв, что сказал это вслух, а Никифоров задумчиво смотрел на стоящую впереди машину, словно и не слышал. — Ого, — наконец прокомментировал Виктор, обернувшись к омеге. — А ты желаешь меня, раз я самый желанный? Юри вновь покрылся густым румянцем и мысленно проклял себя всеми словами какими можно и какими нельзя. Понимая, что своя реакция его слишком «палит», Кацуки отвернулся: — У меня есть соулмейт, с чего это я должен желать вас? Виктор мило улыбнулся, но можно было понять, как эти слова ранили его самолюбие. В который раз удивляясь этим странным японцам, Никифоров отвернулся и кивнул будто для себя. По началу Кацуки думал, что русский шутит на счёт ресторана. Но тот явно был решительно настроен провести свой завтрак с японцем. И понял Юри это, когда они подъезжали к привлекательному зданию с большой вывеской, на которой красовались английские буквы. Юри даже не успел прочесть название, как его схватили за руку и повели к зданию. Виктор держал крепко, поэтому вырваться не было смысла. «А ты как будто против». Ну в принципе да, он совсем не против того, что его касается сам Виктор Никифоров. Да и кто был бы против? Почему бы и вправду не сходить с этим альфой завтра в кафе? Тем более, что это вовсе и не измена Крису. Этот швейцарец облапал практически всех бет в Питере, так почему Юри нельзя сходить с другим альфой просто попить чаю? Не сказать, что Кацуки хотел отомстить Джакометти, нет. Он просто хотел провести время с кем-то. Перспектива снова остаться на долгое время одному не радовала, а даже пугала. Мало ли что он надумает себе. — Юри, ты чего застыл? — спросил Никифоров, щелкая пальцами перед носом японца. Кацуки моргнул пару раз и уставился на фигуриста. На лице того была невинная улыбка, а в глазах мелькали искры зарождающегося беспокойства. Виктор волнуется о нём? Пфф, бред. «А вдруг не бред?» — Нет-нет! Все хорошо, просто задумался! — затараторил Кацуки, оправдываясь. Виктор помолчал несколько секунд, которые длились крайне долго, и кивнул. Никифоров развернулся и потащил Юри дальше в глубь здания. Выглядело… не дёшево. А какие тут цены? Отнюдь не маленькие. Надо было отказаться и сбежать подобру-поздорову. Хотя тогда бы Юри снова остался один. Нет, лучше покраснеть пару минут, чем сидеть дома перед зеркалом и продолжать самобичевание. — Юри, столько думать вредно, садись. Виктор сел на кожаное красное кресло и продолжил наблюдать за Кацуки. Японец вздрогнул и, залившись румянцем, сел на предложенное место. Тело парализовало, когда Юри заметил что Никифоров ПЯЛИТСЯ на него. Именно не смотрит, а ПЯЛИТСЯ. Словно осуждающе, словно изучает как… соперника? — Может быть, фото на память, Юри? — спросил Виктор, наблюдая за реакцией Кацуки. Голод как рукой сняло. Желудок словно завязался в тугой узел. В горле пересохло, а дышать стало слишком тяжело, будто кислород перекрыли. Слишком резко и быстро, не дав возможности хотя бы вздохнуть последними остатками спасательного воздуха. Он… помнит? Помнит тот злополучный случай? Ту чертову программу? Он помнит, как оплошался Юри? А ведь смешно, в короткой он практически обогнал Виктора, а потом все резко пошло под откос. Слишком резко. Позвонила мама и сказала, что Викчан мёртв. Именно тогда все надежды сошли на «нет». Именно тогда он дал слабину. Именно тогда не смог быть сильным. Знает ли об этом Виктор? Конечно нет. Да и как он мог узнать об этом? Никто кроме него не знает причину его блистательного проигрыша. Завалить все прыжки и вылететь из соревнований, молодец! Только ты так можешь, Юри! Только эти утешения вовсе не помогают. Он мог остаться сильным, но сдался в первые десять минут. Но лёд… он все ещё остался тем самым приторным лакомым кусочком. Он слишком манил к себе. И слишком ранил. Дарил такую редкую эйфорию. И заставлял вспоминать все самое плохое. — Юри? Кацуки опомнился, руки все ещё дрожали, а сердце болезненно билось о рёбра. Ну и где ваше «время лечит»? Да, конечно… Оно вовсе не лечит, оно убивает. Медленно, по кусочкам, словно топит тебя как шоколад в паровой бане. Только гораздо медленнее. Мучительно медленно, так медленно, что можно просто вспороть себе вены и ни о чём не беспокоиться. — Виктор… не надо. Я все равно уже не фигурист. «Все, что ты смог сказать? Да, Юри, много же ты ему объяснил. Он прямо проникся твоей историей!» Никифоров лишь кивнул. Может, он правда понял, как Юри больно? Может, он понимает все страдания? Может, он знает, как трудно без льда? — Бывших фигуристов не бывает, Юри.

***

Кацуки до сих пор не помнил, как Виктор уговорил его съездить на каток. Вроде бы он взял его на слабо. А вроде бы они заключили спор. Память как всегда подводит в ненужное время. Все произошло слишком быстро, и Юри на эмоциях сказал, что выполнит новую короткую Виктора. И сейчас в полной тишине салона машины Кацуки понимает, что натворил. Он поспорил с легендой фигурного катания! Ну конечно же, ему не выиграть! На что он вообще надеялся? Глупый-глупый япошка — вот кто он. «Да, конечно, иди позорься перед Виктором и другими фигуристами, иди выстави себя посмешищем. Ты же только это и умеешь». Может, стоит отказаться? Пока не поздно можно объяснить всю ситуацию Виктору и убежать домой, уткнуться в подушку и сгорать от стыда. Хотел прервать одиночество? Получай, теперь думай, как выйти из воды сухим. Все-таки Юри решился и смог произнести только «а», прежде чем его перебили: — Ю-ури, даже не думай сбегать. Ты должен будешь откатать мою короткую. Кацуки заёрзал и, опустив взгляд на колени, сжал ладонь в кулак. Ну да, было бы все так просто. Так долго бежать от всего этого, чтобы снова вернуться? Да… Юри смело можно назвать мазохистом, раз сам повёлся на слабо. Теперь лишь бы не оплошаться, не упасть ещё ниже в глазах Виктора. Не опозориться перед другими. И как назло пробки «улетучились» куда-то. Судьба явно смеётся и играет с ним. Не очень уж Юри одобряет эту игру. Как бы её поскорее прервать и зажить по нормальному? Оборвать с Крисом все связи, забыть всё окончательно, улететь в Японию и помогать родителям на горячих источниках. Говорят, после чёрной полосы пойдёт белая. Не очень-то ощущается присутствие хотя бы серой полосы. С такими не очень светлыми размышлениями, Кацуки не заметил, как они доехали до какого-то здания. Виктор все так же молниеносно вытащил Юри из машины и повёл к входу. Зайдя внутрь, Юри успел заметить только стоящую за ресепшеном девушку. Ей можно было смело давать двадцать лет, а может, и меньше. Уголки бледно-алых от природы губ слегка поднимались в улыбке. Изумрудные глаза выражали заботу и даже, можно сказать, материнское тепло. Каштановые волосы были аккуратно заплетены в толстую косичку. Ну что сказать. Краса русских девушек не просто сказка. Виктор быстро что-то проговорил ей и направился в какой-то коридор. Словно на автомате вбежав в дверь, Никифоров остановился и отпустил руку Юри. Японец все ещё не понимая, что от него хотят, начал озираться по сторонам. И только через несколько минут заметил огромное количество коньков. Никифоров в это время уже подбирал для него нужный размер. — Юри, померь эти, — повернулся Виктор и протянул японцу чёрные коньки. Кацуки протестовать не стал, а лишь кивнул в знак благодарности и сел на ближайшую лавочку. Как ни странно, Виктор угадал с размером. Каток был достаточно большим. Побольше чем в Японии, где тренировался Юри. Раза в два, наверное. Лёд… такой блестящий и чистый, словно невинный ребёнок. И в тоже время такой коварный и беспощадный, как убийца. Он манит и отталкивает одновременно. В этом можно не сомневаться. Какое спокойствие он приносит и какие раны заставляет кровоточить. Лёд — лист, а коньки — перо. Фигурист пишет себе историю на этом льду. Фигурист раскрывает себя на нем, как в автобиографии. Фигурист — писатель. И каждый пишет свою историю по-разному. Каждый из них преподносит все по-разному. Кто-то не проникаясь — на автомате. Кто-то проникается персонажем и его историей, сопереживает герою и ликует его успеху. И Кацуки Юри тоже писал, с ошибками, с дырами в сюжете, но со всей душой. И это было зря. Перо сломалось, листок разорвался, а писатель упал в пропасть тьмы. Непроглядной и всепоглощающей. И вот опять. Ему дают новое перо, новый листок и предлагают помощь. Помощь выбраться из тьмы. Осталось только… снова всё не разрушить. Зачарованный льдом, Кацуки не заметил, как Виктор включил какую-то мелодию на ноутбуке. А когда ухо начало нормально функционировать, Кацуки ещё раз смог подивиться вкусу фигуриста в музыке. Юри слушал и смотрел на лёд. Не оглядываясь, продумывая действия и прыжки. Ну конечно, он не сможет сразу сделать шикарные прыжки, так как лёд со своего первого и последнего финала Гран-при не посещал. Очень уж больно было смотреть даже на здание, где находился каток. Что уж тут говорить о самом льде. — Начнём с разминки, или ты так сильно уверен в себе, что справишься без неё? — улыбнулся Виктор и подошёл к бортику.