We used to have it all It was us against the world, but now. (Когда-то у нас было все, И мы были одни против целого мира.) I've been sleeping on my own Spending all these nights alone (Каждую ночь я тратил на одиночество,) Knowing you're not coming home (Зная, что ты уже не вернешься домой.) I Prevail — Alone
Виктор Зсас вышел из кабинета Освальда Кобблпота, влюбленно протирая свой пистолет после череды выстрелов. Новый глава Готэмской мафии уже месяц безжалостно расправлялся с теми, кто не признавал его в качестве нового лидера. Сам Виктор знал, что Фальконе добровольно отказался от власти, уйдя на заслуженный отдых, а то, кто встал на его место, киллера не сильно волновало. Кобблпот был до ужаса истеричен и кровожаден, и у Зсаса появилось больше работы. Но Виктор получал от этого истинное наслаждение. Работать на Пингвина оказалось не так плохо, как он думал изначально, когда узнал, что на троне теперь маленькая птичка. — Убрать отсюда этот мусор! Высокий голос Пингвина был слышен даже через закрытую дверь, и Зсас только усмехнулся. Весьма истеричная птичка. Как только умудрилась взлететь так высоко? На ходу набирая в телефоне номер, киллер вышел на улицу возле клуба, где был припаркован его мотоцикл. Два каких-то мальчика в восторге рассматривали его средство передвижения, но стоило им увидеть Виктора, приближающегося к ним, как они в ужасе бросились прочь. Зсас остановился, когда голос сестры раздался в телефоне, и облокотился о мотоцикл. — Чего тебе? — голос сестры звучал слишком устало, и Зсас неосознанно нахмурился несуществующими бровями. — Как у тебя дела, лапочка? — спросил Виктор. Он и так знал, что независимо от ответа поедет к ней домой, чтобы взбодрить. Сестра целый месяц находилась в молчаливой депрессии, о причине которой он был не в курсе. Она не выходила из дома, ничего не делала и не отвечала ни на какие вопросы. Его малышка будто вернулась в состояние, в котором была пять лет назад, и именно это тревожило Виктора больше всего. — Никак, я же ничем не занята, — Виктория сделала паузу между словами и икнула, что дало киллеру понять — она снова пьяна. Ничего не ответив, он сбросил звонок и, запрыгнув на мотоцикл, поехал к сестре, совершенно не думая о штрафах за превышение скорости. Пренебрегая звонком, Виктор открыл дверь квартиры своим ключом и вошел внутрь, моментально закашлявшись от затхлого запаха сигаретного дыма, терзающего воздух. Сам Зсас терпеть не мог курящих личностей, не вынося этот запах. Он помахал рукой в воздухе, разгоняя вокруг себя застывший дым, и сделал шаг вперед. Раздался характерный треск, и киллер посмотрел под ноги. Пол в коридоре был засыпан осколками разбитой посуды, и Виктор вздохнул. Сестру он нашел на диване в дальней комнате. К ней вела характерная дорожка из осколков, пустых бутылок и дыма. Виктория лежала, свернувшись калачиком, одетая в одни лишь короткую черную футболку с длинными рукавами и спортивные шорты, прижимая к груди полупустую бутылку с бренди. Волосы, убранные в два неаккуратных бублика, были растрепаны и явно давно не мыты. Виктория была необычно бледна, а на щеках пылал болезненный румянец. — Лапочка, мне больно на тебя смотреть, — произнес Виктор, опускаясь рядом, но говоря столь спокойным тоном, что в правдивости его слов можно было бы усомниться. Однако так он говорил всегда, так как не было ничего, что могло бы вывести киллера из равновесия. Виктория это прекрасно знала и никак не реагировала на абсолютно бесцветный голос брата. — Ну так не смотри, — она повернулась к нему, позволяя Виктору осторожно забрать из рук бутылку и поставить ее на пол. Виктория уже успела протрезветь и теперь чувствовала лишь головную боль. — Как твоя рука? — Зсас посмотрел на правую кисть сестры, бережно беря ее в ладони. Из-за старого ранения в плечо, ей было тяжело двигать рукой в плечевом суставе, а потому в этом месте оно было замотано эластичным бинтом. Недавнее ранение в запястье оказалось хуже, и Виктория по-прежнему не могла двигать им и сгибать пальцы. Оно тоже было обтянуто эластичным бинтом. — Плохо… Ничего не могу удержать в руке. — Ну, у тебя еще есть левая, — попытался подбодрить брат, но она лишь недовольно на него посмотрела. — Ничего, через некоторое время это пройдет. Сестра обиженно поджала губы, и Виктор успокаивающе погладил ее по плечу. — Чертов Джим Гордон! Я еще доберусь до него, когда представится возможность. Посмотрим, как ему понравится остаться без руки. Киллер ухмыльнулся в ответ на ее слова. Он аккуратно поднял Викторию, усаживая к себе на колени и обнимая, словно ребенка. Она моментально доверчиво прижалась к нему, заставив почувствовать, что он несет ответственность за ее жизнь. Ему хотелось как-нибудь подбодрить сестру. Увлечь, развеять скуку и меланхолию. К сожалению, ее капризность была очень неподатлива и реагировала исключительно на грубые методы. — Кобблпот сейчас находится в шатком положении, и ему нужны киллеры, — произнес он первое, что пришло в голову, мягко поглаживая ее по спутавшимся волосам. Виктор знал, что сестра любит бесцельно пользоваться оружием. — Почему бы тебе не перестать бездельничать и заняться полезным делом? Услышав знакомое имя, Виктория растерянно посмотрела на брата. Зсас и забыла, что он почти каждый день проводит с Освальдом, в то время как она сама в последний раз видела его, уходящего вслед за Фиш Муни. Виктория предпочитала не спрашивать брата о том, что происходит снаружи ее крохотной квартиры. Она вновь закрылась в себе, будучи не в силах вынести все прелести жизни. Предательство, ложь, жизнь в неведении. Закон, справедливость, порядок. Хаос и власть. Освальд Кобблпот… Она была не в силах осознавать все это в одиночку и при этом оставаться в здравом уме. Ей было даже не с кем поделиться всем тем, что творилось в голове. Все смешалось в один сплошной клубок, превращающийся в бесконечные эмоции. — В чем шаткость его положения? — спросила она, стараясь вникнуть в слова Виктора. — Он утвердил свою власть еще не во всех районах. Западный округ до сих пор считает, что главой должен быть Фальконе или его наследники. Зато все молодые бандиты готовы признать Пингвина новым лидером. Виктория фыркнула, облокачиваясь на мягкую ручку дивана. Она не смотрела на брата, глядя в стену, зато Виктор неотрывно следил за ней. — И зачем в таком случае нужна я? — спросила она и подняла вверх, насколько получалось, перебинтованную руку. — Не вижу смысла в собственной персоне. Я может, и могла бы навестить западный район, но с такой рукой у меня и желания нет. — Смысл в том, лапочка, чтобы просто расслабиться, — ответил Виктор, встряхивая сестру. — Стоит выйти из дома, как забудешь обо всем, что тебя тревожит. Если тебя что-то тревожит. А я вижу, что прав. Виктория устало опустила взгляд вниз. Ее тревожило слишком много всего. Во главе всех ее переживаний стояли две персоны: Освальд и Фальконе. Хитрый глава мафии скрылся в неизвестном направлении, и никто не знал, где он. Но это не отменяло того факта, что дон все еще заслуживает расправы. В голове Виктории по-прежнему, расплавляя мозг, пылала мысль, что он сделал с ней, и она не желала просто так оставлять ситуацию на милость судьбе. И каждый раз ее раздумья перебивались мыслями об Освальде. Она была счастлива за него, он получил то, к чему так жадно и тяжело стремился. Виктория искренне радовалась за друга, с горечью понимая, что потеряла для него ценность, утратив возможность стрелять. Все это было настолько невыносимо, что Виктория просто заливала свой шквал эмоций алкоголем, проваливаясь в блаженное небытие. — Давай, приводи себя в порядок, — отозвался Виктор, в очередной раз проведя ладонью по выбившимся из бубликов кудрям, а затем скидывая сестру на пол и вставая с дивана.***
Ближе к вечеру Готэмское кафе с лучшими молочными коктейлями, как правило, пустело, так как было больше семейным, а у детишек с наступлением темноты имелись совершенно другие дела. Розово-голубые стены в обрамлении искусственного освещения вычурно смотрели на Эдварда Нигму, сидящего за дальним столиком в углу, огороженного от общего зала перегородкой, служащей одновременно подставкой для тех, кто брал кофе с собой. Судмедэксперт держался руками за голову, в которой неустанно гудел чужой голос, который Нигма никак не мог заставить замолчать. Он то смеялся, то затихал. Но громче всего шептал. «Убийца, убийца…» Эдвард и сам не знал, почему решил остановиться именно здесь. Он находился за этим крохотным столиком уже пятый час. Рядом с ним стояло восемь пластмассовых стаканчиков, оставшихся от капучино, а под руками валялось множество салфеток, целиком изрисованных судорожно выведенными вопросительными знаками. Возможно, Нигма был здесь, потому что какое-то время шум от детей и их родителей перекрывал голос в его голове, который впоследствии утих. Но теперь, когда народ почти ушел, он опять начал шептать. Перед глазами Эдварда вновь и вновь вставало искривленное агонией лицо Тома Доггерти, шепчущее предсмертное: «Человек-загадка…» Он все ещё слышал этот удивленный голос, видел непонимание в его глазах. А потом все застилала кровавая пелена. Он все еще чувствовал, как легко и свободно нож входит в живот полицейского снова и снова. Снова и снова… Эдвард тихо простонал, комкая салфетки с вопросами в ладонях и убирая их в карманы серого пиджака. Не хватало еще, чтобы официанты приняли его за психа и выставили отсюда. «Теперь ты убийца…» В тот вечер ему было так хорошо, так легко. Он так весело смеялся, кромсая офицера, чувствуя поистине настоящую свободу. Но теперь его не покидало ощущение стыда и страха. Как ему могло понравиться столь омерзительное действо? Такое неправильное и аморальное. Звякнул колокольчик над дверным проемом, и Эдвард невольно глянул в сторону входа. В кафе вошел человек в черном, а под руку его держала невысокая блондинка. У судмедэксперта перехватило дыхание, так как он узнал его. Каждый работник полиции Готэма знал Виктора Зсаса в лицо и был красноречиво наслышан о том, какие вещи творит этот бандит. Напугался не один Эдвард. Нигма заметил, как молодой бариста, стоящий за кассой, почти вжался в стену, глядя на вошедших. Это было не удивительно, ведь поверх обтягивающего черного жакета, застегнутого на все пуговицы, на Викторе была кожаная портупея, в которой сверкали два пистолета. — Эй, малыш, — обратился Виктор к баристе, лучезарно улыбаясь, — по коктейлю мне и даме. Эдвард обратил внимание на спутницу киллера. Она очень недовольно осмотрелась и уселась за соседний столик, однако перегородка помешала ей увидеть Нигму, хотя сама она была для него как на ладони. Он с интересом подметил нездоровую искру в ее глазах, а потом посмотрел на газету, которую она сжимала в руках. Эдвард припомнил, что видел киоск прямо напротив кафешки, но не стал ничего брать, так как в этот день у него не было настроения читать новости. — Держи, лапочка, — Зсас опустился рядом с сестрой, протягивая ей красочно расписанный розовой краской стакан. — Лучше бы мы пошли в бар, — протянула Виктория, недовольно забирая его из рук брата. — Никаких баров, ты только протрезвела, — Виктор хлебнул коктейль и довольно улыбнулся, кивая на газету, — что интересного пишут? — Только чушь, — Виктория пренебрежительно отбросила газету на соседний столик и откинулась на спинку стула, пробуя напиток, а затем удивленно и довольно улыбаясь. — Ну, какими новостями порадуешь? Пока я в состоянии рассуждать, я очень внимательно тебя слушаю. — Дай подумать. Детектив Буллок больше не работает в полиции. Он теперь бармен в какой-то забегаловке в центре Готэма. А вот детектив Гордон снова получил свой значок. Как раз вчера я был с Пингвином у комиссара. Джим Гордон попросил нашу щедрую птичку об услуге, и больше он не рядовой офицер, а снова полноправный детектив. Виктория обиженно поджала губы, услышав имя своего врага. Брат уже не раз рассказывал о тесной дружбе Освальда и Джима, что заставляло ее испытывать совершенно неуместную злость. Хотя бы потому, что именно Джим Гордон прострелил ей руку, а потом помешал поймать Фальконе. Она понимала, что в своем алчном желании Освальд не упустил бы даже дружбы с детективом, но почему, почему именно Гордон?! — Чем я тебя расстроил? — спросил Виктор, глядя на вмиг погрустневшую сестру. — Ничем, — капризным тоном протянула она, со стуком ставя пустой стакан на стол и вставая. — Куда ты, лапочка? — крикнул Виктор, когда сестра уже открывала дверь кафетерия, но в ответ не получил ничего. Встав, киллер заметил шевеление за спиной и обернулся. Его змеиный взгляд упал на замершего и вытянувшегося в напряжении Эдварда Нигму. Видя в его глазах столь обожаемый им страх перед хищником, Виктор ослепительно улыбнулся и махнул ему рукой, не имея никаких оснований для убийства невинного любителя сладкого в его любимой кафешке. В конце концов, он же не какой-нибудь ушлый грабитель или маньяк. Он высокооплачиваемый профессиональный киллер. Довольно улыбаясь самому себе, он пошел вслед за сестрой в надежде, что вскоре она, наконец, успокоится. Ему все же удалось ее взбодрить. «Убийца…» — громко отозвалось в голове Эдварда, когда Виктор Зсас посмотрел на него. Все внутри судмедэксперта сжалось от этого холодного гипнотизирующего взгляда. Он уже успел попрощаться с жизнью, когда тот улыбнулся, но потом вдруг развернулся и ушел. Голос в голове подозрительно затих. Прислушавшись к долгожданной тишине, Эдвард вдруг неожиданно для себя рассмеялся, опрокидывая голову назад и судорожно опираясь руками о край столика. Вот же они, настоящие убийцы: киллеры Готэмской мафии! Просто сидели и пили молочные коктейли в кафешке, обсуждая при этом свои дела. Но никто не вызвал полицию, не прогнал их. В их глазах не было мук совести. Если бы не одежда и, возможно, известность, никто не отличил бы их от других людей. Почему он переживал? Кто обратит на него внимание? Никто даже не поверит, что Эдвард Нигма, парень из лаборатории, убил офицера Доггерти. Нужно надеть черный костюм, чтобы в тебе признали убийцу. Эдвард прислушался, но голос все еще молчал. Неужели успокоился, наконец, увидев убийц? Быстро встав из-за стола, Эдвард вышел на улицу, не зная для чего он хотел вновь их увидеть, но ожидаемые им киллеры уже скрылись среди темных улиц Готэма. А на что он собственно надеялся? Нигма поглядел в сторону. Киоск между кафетерием и дорогой был просто завален газетами. Нигма склонился, присмотрелся и взял одну в руки, привычным жестом поправляя очки. «Готэмский франт терроризирует мафию…» Так звучал не совсем понятный заголовок. Под ним, на всю первую полосу, расположилась фотография, с которой на Эдварда презрительно смотрел мужчина с взъерошенными, словно у птицы, черными волосами и слишком длинным носом. Бегло пробежав по статье глазами, Эдвард в задумчивости вновь посмотрел на фотографию. — Мистер Пингвин… — протянул он. Оказывается, Готэм был заполнен убийцами. Этот Пингвин, например, даже не скрывал этого, его лицо пестрело на всех газетах. Разве это нормально? Разве он не должен сидеть за решеткой за нарушение закона? Как и те двое, что только что сидели рядом с ним самим. Детектив Гордон почему-то до сих пор не арестовал его. Эдвард припомнил разговор наемников. Кажется, Пингвин вернул Гордона на работу, так звучали слова Виктора Зсаса. Вот как в Готэме работает правосудие. А он — глупец! — переживал из-за какого-то мертвого офицера? Эдвард вновь рассмеялся, скручивая газету в трубочку и кладя ее в карман. Он направился в сторону дома, чувствуя, наконец, блаженную тишину, стараясь не задаваться вопросом, надолго ли она?***
Прошло чуть больше месяца с того момента, как он захватил власть над Готэмской мафией. Стал Пингвином, сбросив Фиш Муни с крыши многоэтажки. Всего лишь за неделю Освальд расправился с мелкими врагами, не желающими видеть его в качестве нового главы, а в оставшееся время он с упоением добивал остатки предателей, прячущихся в тенях. Несмотря на то, что он чертовски устал, Освальд знал, что победа стоила всех этих усилий. Несколько лет он был всего лишь мальчиком на побегушках, но хотел большего, стремился к этому любыми средствами. Проходя через всевозможные унижения и боль, Кобблпот не отказывался от своей мечты подчинить себе Готэм. Его скромный талант манипулировать слабостями людей в итоге принес ему статус главы. Расслабившись в удобном кресле кабинета своего любимого клуба, Освальд прикурил, с удовлетворением вдыхая приторный дым. Он был один и мог позволить себе эту вольность. Когда у нового главы выдавалась свободная минута, то его мысли невольно обращались в сторону его маленькой убийцы. В последний раз гангстер видел ее, когда уходил за Фиш Муни, а после она пропала. Ему было совсем немного стыдно за то, что он так быстро и легко бросил ее одну, выбрав власть, но именно это было его заветным желанием, стоящего немалых усилий. После он и не пытался ее найти. Потерялся в череде событий, сопровождающих его восхождение на трон. Да и она ни разу не посетила его, как делала это прежде. Освальд осознал, что все это время Виктория была рядом исключительно по собственному желанию, приходя когда ей вздумается, а сам он никогда ее и не приглашал. Судя по всему, целый месяц она и не хотела его видеть. Разумеется, ему была интересна причина. Освальд решил, что Зсас появится тогда, когда захочет, а до этого времени нет никакого смысла ее трогать. Он даже Виктора не стал спрашивать о его сестре, посчитав, что непредсказуемый киллер может неправильно растолковать это любопытство. В конце концов ждать Освальд умел. Громко хлопнула дверь, глава мафии привстал и уже хотел возмутиться, что охрана пропустила кого-то без его ведома, как вдруг молча застыл, увидев предмет своих размышлений собственной персоной. Виктория, как всегда облаченная в черный костюм с длинной, того же мрачного цвета мантией, стояла, скрестив руки на груди, глядя на него пронзительным взглядом. Освальд не мог не заметить, что вместо привычной ему болезненности, в ее глазах сияла обида. — Здравствуй, Освальд, — новый глава мафии по привычке вздрогнул от того, как особенно протяжно звучит его имя в ее исполнении. — Виктория, — произнес он на выдохе, не отрывая от нее неожиданно довольного взгляда. Освальд весьма спокойно переживал мысль о том, что его киллер была где-то далеко, но стоило ему вновь увидеть ее, как он понял, насколько сильно соскучился. Освальд невольно расплылся в улыбке, кинул недокуренную сигарету в пепельницу и встал, облокачиваясь о ручки кресла. Стараясь, чтобы его хромота не так сильно бросалась в глаза, он подошел к Виктории. — Я так рад тебя видеть! — искренне горячо и слишком поспешно произнес Освальд, подходя к Виктории почти вплотную и с грустью отмечая, как она вздрагивает и еле сдерживается, чтобы не отступить. Виктория и раньше так реагировала на его любовь к тесному контакту, но именно сегодня это особенно огорчило. — Взаимно, — ответила она и неуверенным жестом поправила лезущие в лицо волосы. — У тебя плохая охрана, попробуй поискать замену. Кобблпот усмехнулся, и Виктория обошла его, присаживаясь на стул. Она с интересом смотрела на Освальда. Его новый темно-фиолетовый костюм был еще вычурней и богаче, чем прежде, а прическа в тусклом свете лампы блестела от переизбытка лака. Сам он сиял ярче, глядя на нее сверкающим взглядом. Сейчас к нему было особенно применимо звание психопата, как его часто называли за спиной, однако Виктория не могла не заметить, насколько лучше и счастливее он выглядит. — Я наслышана о твоих делах, — продолжила она несколько поспешно, чем обычно, так как его пристальный взгляд заставил ее занервничать. — Ты хорошо поставил себя. Поздравляю. Подойдя к столу, Освальд встал напротив Виктории, вновь чересчур близко, но в этот раз лишь для того, чтобы опереться о него. Было тяжело стоять без опоры, а ходить по клубу с зонтом слишком глупо. — Только я не думаю, что пресса хороший способ раскрутить свою персону. — О, это была не моя прихоть, а их ошибка. Было очень неуместно со стороны мисс Вэйл делать фото из-за угла, а затем писать провокационные статьи, но… — Освальд неловко улыбнулся, и в его ухмылке мелькнуло то садистское удовольствие, с которым он обычно убивал своих жертв. — Они, разумеется, все осознали, и завтра уже не будет ни одного экземпляра. Твой брат весьма убедителен в подобных вопросах. — Не сомневаюсь, — Зсас усмехнулась, надеясь, что брат не слишком покалечил эту некую Вэйл. — О тебе не было слышно целый месяц, почему… — не удержал ритм светской беседы Освальд и сразу перешел к тому, что его больше всего волновало. — Почему ты объявилась только сейчас? На несколько минут Виктория задумалась. Она предвидела этот вопрос, но была не готова ответить. — Я бесполезна, Освальд, — произнесла, наконец, она, не глядя ему в глаза. — Пока у меня нет возможности стрелять, но вскоре это изменится. Не думаю, что нужна тебе, когда могу промахнуться. В каком-то смысле это было правдой, но истинная причина заключалась в другом. — Какая глупость, — возмутился Освальд, поверив ей, — я в тебе не сомневаюсь. Ты спасла мне жизнь, будучи раненой. Да и я бы доверился тебе, в каком бы ты не была состоянии. Виктория перебила его поспешную неуверенную речь. — Между прочим, это все благодаря твоему новому другу, — Освальду показалось, что он услышал нотки ревности в ее голосе, и это заставило его улыбнуться. — Мы с Джимом давние друзья, — ответил он, глядя в сторону, все еще неловко улыбаясь. — Он ведь был против тебя, встал на сторону Фальконе. Он спит и видит тебя за решеткой. Гордон — детектив, представитель закона, он ненавидит наш мир… — Однако сейчас я нужен детективу Гордону, а он нужен мне. Зсас обиженно замолчала. Бутч Гилзин всеми стараниями так и не смог доказать Кобблпоту, что на голову больная киллер плохой союзник. И теперь Виктория поняла, что бесполезно убеждать Освальда в том, каково истинное отношение к нему детектива Гордона. Он сам выбирал своих друзей, и ему было плевать на мнение всех, в том числе и тех, кого он хотел видеть в кругу своего общения. Потому что Пингвин всегда получал то, чего хотел. — Ты нужна мне, Виктория, — Освальд уже сам не знал, в который раз произнес эту фразу. Его голос был тих и спокоен. Он не хотел заставлять, манипулировать. Только не с Викторией. — Сейчас, когда я во главе, мне как никогда нужны сильные союзники. Я доверяю тебе больше всех остальных. Можно даже сказать, ты единственная, кому я вообще доверяю. Присоединяйся ко мне. Я дам тебе все, что ты захочешь. Виктория неуверенно застыла от его слов, анализируя их, понимая. Освальд внимательно щурился, разглядывая в ее глазах внутреннюю борьбу. Он бы все отдал, лишь бы узнать, что ее тревожит, чтобы самому все исправить. — Ты уже дал мне, что я хотела, Освальд, — произнесла она, — и к сожалению, я это упустила. Фальконе все еще жив. Он делал ужасные вещи, и я уверена, что я не одна пострадала от его рук. Я не могу оставить это просто так. Я должна найти его, чтобы он получил по заслугам. Глядя на то, как судорожно Виктория сжимает кулаки, Освальд шагнул к ней и с опаской взял за руку, осторожно разжимая ее пальцы. Ладонь Виктории была теплой, мягкой и едва подрагивала из-за ранения. Несмотря на то, что он услышал отказ, Освальд хотя бы в очередной раз убедился, что она помогала ему не из выгоды, а только из личного желания. К сожалению, сейчас в ее приоритете был не он. Хоть внутри него все сжалось от обиды и ревности, Освальд понимал, насколько сильно она жаждет смерти Фальконе. А еще он променял ее на власть, и было справедливо, что она меняла его на месть. — Когда ты собираешься начать? — спросил Освальд, не отрываясь от ее взгляда ни на секунду. Понимая, что вскоре не увидит, он старался как можно лучше запомнить его. Единственный, в котором ни разу не мелькнуло ни презрения, ни отвращения. — Чем скорее, тем лучше, — ответила Виктория, и Освальд различил в ее голосе волнение. — Фальконе скрылся из Готэма, и никто не знает, где он. Придется сильно постараться. На какое-то время я покину Готэм. Освальд подавил отчаянный вздох. Все же новый глава мафии не мог повлиять на ее решение, не имел никакого права контролировать. То, что Кобблпот что-то чувствовал к ней, не означало, что он может удерживать ее рядом с собой просто потому что ему так хочется. Она ведь даже не знала об этом. И говорить ей тоже не имело смысла. Особенно сейчас. Власть над городом. Месть за израненную жизнь. В их целях не было места романтике. Освальду пришлось через силу задвинуть свои чувства как можно дальше и стать главой мафии, видеть перед собой лишь профессионального киллера, а не девушку, когда-то защитившую его и каждый раз смотрящую на него так, словно он дорог ей. — Будь осторожна, — тихо произнес он, накрывая ее руку, до сих пор находящуюся в его руке второй ладонью. На его слова Зсас лучезарно улыбнулась, вновь озаряясь привычной ему болезненностью. — Я все еще профессионал, — ответила она. — Это всего лишь дружеский совет, — натянуто улыбнулся Освальд и, наконец, заставил себя отпустить ее. — Хорошо, Освальд, только ради тебя. Кобблпот потерял дар речи после столь искренне сказанных слов. Виктория развернулась и направилась к выходу, но уже у самых дверей задумчиво остановилась и обернулась. — Если вдруг что-то случится, — произнесла она несколько сконфуженно, — сообщи мне, и я помогу. Кобблпот лишь глубоко кивнул, светясь любимой приторной улыбкой, будучи не в состоянии хоть что-то ответить. «Только ради тебя…» — все еще тепло звучало в его голове. Выйдя из кабинета, Виктория небрежно перешагнула через лежащего без сознания охранника и направилась к выходу из клуба. На улице начался дождь. Сильный и шумный ливень, безжалостно заливающий мрачные улицы. Виктория вздохнула, ведь в отличие от своего друга, она никогда не носила с собой зонт. Накинув на голову капюшон, киллер шагнула в пустоту ничего не обещающего ей дождливого Готэма. Одежда моментально промокла, прилипла к телу, но Виктория не обратила на это должного внимания. Шагая по мокрой безлюдной улице, она думала о том, правильно ли поступает, оставляя привычную жизнь, решаясь на отчаянный шаг в неизвестность. Несмотря на то, что она оставляла Освальда одного, Зсас понимала, что именно он подтолкнул ее к этому. Пробудил от многолетней кататонии, подарил ей столь долгожданную цель. Своим примером показал, что несмотря ни на что можно добиться желанного. И она обязательно вернется к нему, нужно лишь немного подождать…***
Освальд стоял перед окном своей комнаты, задумчиво глядя на беспросветную пелену дождя, стеной укрывающую ночное небо Готэма. Что-то внутри непрерывно тревожило его, грызло изнутри, но он не понимал, что именно, и отмахивался от этого чувства, как от надоедливого насекомого. — Освальд, милый, что случилось? — матушка подошла к нему сзади и мягко взяла за локоть. Освальд устало вздохнул. За этот вечер она задавала этот вопрос уже в третий раз, и каждый раз для нее был новым и искренне неизвестным. Гертруда заново проживала один и тот же момент, не помня, что уже говорила. Но каждый повторный вопрос был для Освальда больнее, чем удар ножа, потому что вновь напоминал ему, что матушка нездорова, а нездоровые люди слишком близки к… — Все в порядке, мама, — он в третий раз обнял ее, а потом в третий раз бережно усадил на диван и подал уже давно начатую чашку с чаем из успокаивающих трав, которые прописал доктор. — Я просто устал. — Ты так напряжен, как будто случилась беда, — вновь с той же интонацией повторила она. Удивительно, с какой точностью она это делала, словно машина. — Ничего не случилось, а если и случится, то я все исправлю, — его любовь к дорогой матушке была так велика, что он готов был раз за разом, словно в первый, повторять одно и то же, не раздражаясь, как обычно со своими рабочими. Не говоря ей, что она забывается. Не разрушая ее мир, позволяя жить забвенной, а от того счастливой жизнью. Не показывая, как сильно это угнетает и убивает его. — Надвигается гроза, — этого Гертруда еще не говорила, и Освальд радостно улыбнулся от того, что она, наконец, подумала о другом, — ах, я ведь так не люблю грозу. — Как и я, мама, — ответил Освальд, мгновенно уносясь мыслями из своей квартиры куда-то в неизвестность, туда, где теперь находилась Виктория… Зсас стояла на вокзале, когда раздался первый раскат грома. Ее мокрые от дождя волосы липли к лицу, но она не замечала этого, глядя вдаль, на небо, где только что мелькнула молния. Виктория боялась грозы еще с детства. Она всегда прижималась к Виктору, когда раздавались первые раскаты грома, будучи уверенной, что он ее защитит, но сейчас брат был далеко и даже не знал, где находится сестра. Он уже давно не мог защитить ее от страха. Рано или поздно приходится отодвинуть это чувство на задний план и шагнуть навстречу суровой реальности. Вновь прикрыв глаза от очередного удара грома, Виктория зашла в двери поезда, слыша, как по стеклам барабанит дождь… Уже полчаса слыша неприятный стук дождя о карниз, Эдвард Нигма подошел к окну и закрыл его. Мельком глянув на улицу и не найдя там ничего интересного, он вернулся в комнату. Столь долго мучавший его голос в голове покорно молчал, и судмедэксперт наслаждался покоем. На маленьком деревянном столике лежала зачитанная до дыр газета. Поверх презрительно искривленного бледного лица мистера Кобблпота, безжалостного главы мафии, был проведен толстым зеленым маркером огромный вопросительный знак. Нигма опустился на стул. Сейчас газета мало волновала его. Рядом с ней стояла деревянная рамка, в которой находилась фотография мисс Крингл. Девушки с ангельской красотой, в которую он влюбился в первый же день, как только увидел ее. Блаженно улыбаясь, Эдвард провел пальцем по краю рамки. — Больше этот тип тебя не обидит, — ласково прошептал он изображению. — Я никому не позволю тебя обидеть. Такое прекрасное существо, как ты, создано только для любви… За окном сверкнула молния, но Эдвард не заметил ее, очарованный красотой возлюбленной. Когда-нибудь он завоюет ее любовь. И сделает все, чтобы она принадлежала ему. — О, нет, снова ты, — устало произнес Эдвард, замечая, как напротив присаживается его точная копия, но без очков и с куда более раскованным взглядом. — Представляешь, как она трепещет в наших руках? — спросила копия, вожделенно глядя на фотографию. — Своим ангельским голосом шепчет наше имя? — Замолчи. Она не для тебя. Не смей даже трогать ее! Копия пожала плечами, словно говоря, что ей это не нужно и не интересно. — Ты разговариваешь со мной так, будто это я убил того офицера, но ведь мы с тобой оба знаем, что на самом деле это был ты… — Заткнись! — воскликнул Эдвард, ударив ладонями по столу. Сверкнула молния, и его копия мгновенно исчезла во мраке комнаты. Протерев глаза, Эдвард бросил взгляд на стол. Он не помнил, когда нарисовал на газете вопросительный знак. С того момента, как появился он, его пугало, что забывалось многое из того, что происходило. Его темная сторона шалила, периодически захватывая сознание. Последствия от убийства все же грянули. Но не со стороны закона. Его подвела собственная личность, расщепившаяся на две части, отражающая в себе все тайные и подавленные нормами общества желания. Постепенно выходящая из-под контроля. — Никому, — прошептал Эдвард, обнимая фотографию, — я никому тебя не отдам…КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ