Вступление к третьей части:
Du bist so schön, so wunderschön (Ты так красива, так прекрасна) Ich will nur dich, immer nur dich anseh'n (Я хочу лишь тебя, видеть одну лишь тебя) Du lässt die Welt um mich verblassen (Ты заставила мир вокруг меня померкнуть) Kann den Blick nicht von dir lassen (Я не могу отвести от тебя взгляд)
Rammstein — Diamant
Сквозь ночные улицы Готэма прорывались громкие пьяные крики, среди которых периодически мелькали настолько разнообразные бранные выражения, что они показались бы новыми даже самому изощренному бродяге или преступнику. Из некоторых ресторанов разносился довольный хохот, а клубы гремели популярной среди молодежи музыкой, разносящейся на целые кварталы. Этой ночью Готэм не спал, и причиной этому был состоявшийся выпускной городского университета, после которого подвыпившие молодые люди муравьями разбежались по всему городу, празднуя во всевозможных местах, где только можно было это себе позволить. Улица, на которой раздавалась громкая музыка, мешающая спать жителям соседствующих домов, когда-то была невероятно тихой, так как и по сей день относилась к мафиозному району. Но не так давно у клуба на самом углу улицы сменился хозяин, и сейчас привычную тишину прорезывали сочные танцевальные басы. К счастью для большинства горожан это случалось не так часто. Просто эта ночь была особенной, и свободная молодежь решила оторваться за все годы мучений и унижений. За одним из столиков заведения «Сирен» собралась кучка молодых людей, уже пьяных настолько, что их смех походил больше на звуки, издаваемые животными. Клуб, как правило, принимал дорогих и изысканных гостей, и поэтому эти посетители оказались представителями так называемой «золотой молодежи» Готэма. Их было не так много, но, если бы не они, у половины ночных клубов значительно бы снизилась прибыль. — За всех, кто оскорблял нас пять лет! Гореть им в аду! — воскликнул парень с когда-то зализанными назад, но теперь торчащими во все стороны светлыми волосами, перекрикивая громкую музыку, и поднялся над столом, протягивая вперед руку со стаканом. — Гореть им в аду! — поддержали остальные восемь человек и стукнулись кружками, тут же заливая алкоголь в себя. — Какая прелесть, — улыбнулась Барбара Кин, уютно устроившись неподалеку и краем глаза следя за тем, чтобы пьяная толпа не разгромила что-нибудь в ее клубе. Она совсем недавно обновила ремонт на выделенные деньги, и ей вовсе не хотелось, чтобы хоть что-то пошло насмарку. Перед владелицей бара стоял изящный бокал с мартини, но за весь вечер она к нему так и не притронулась. Конечно, рабочие ночи в клубе всегда сопровождались стрессом и головной болью, и поэтому несколько порций любимого алкогольного напитка на ночь сглаживали эти нюансы, но этой ночью Барбара решила остаться максимально трезвой. — Не думаешь, что стоит их угомонить? — любимая Табита сидела напротив нее и с недовольством поглядывала в сторону выпускников. В отличие от Барбары, она ненавидела всю эту шумиху и ни за что бы не согласилась стать совладелицей, если бы не упорные уговоры Кин. — Нет, пусть детки развлекаются, меня это даже забавляет, — Барбара по-детски хихикнула. Для подобного веселья ей даже не нужен был алкоголь. С момента выхода из комы она изменилась в поведении. Стала еще более раскованной и веселой, чем была когда-то. Иногда смерть и прогулка в аду освобождают от жизненных оков и меняют, открывая истинную сущность. Барбара заметила его еще вдалеке, стоило ему только переступить порог ее клуба. Его бывшего клуба. Пингвин медленно и самодовольно вышагивал сквозь танцпол, с явным неудобством опираясь на трость, но при этом ловко и изящно огибая толпу. Было что-то хищное в этой походке, что заставляло Барбару настораживаться каждый раз, когда она видела этого человека. Она не могла предугадать его действия, и от этого слишком влиятельный гангстер становился опасным в ее глазах. Барбара не могла не бояться его даже при всем своем бесстрашном и в меру экзотичном безумии. — Мисс Кин, — Освальд показушно улыбнулся, поравнявшись с Кин и хищно поглядывая на нее. — Оззи! — воскликнула Барбара, скалясь в фальшивой натянутой улыбке, и быстро вскочила, шагая к Пингвину и невесомо кладя руки ему на плечи, создавая видимость давней дружбы. При каждой их встрече она изо всех сил пыталась не провоцировать его на агрессивные действия, и причина этому была лишь одна. — Таби, — выдохнул Бутч, оказавшийся за крохотной спиной Пингвина огромной верной шестеркой, влюбленно глядевшей на ее любовницу. — Как твои дела? Кобблпот бросил на помощника быстрый недовольный взгляд, но промолчал и вновь развернулся к Барбаре. — Милый ремонт, — заметил он, оглядевшись. — Совершенно неподобающая музыка, но клуб уже не мой, так что… — Ох, сегодня особый вечер, — Барбара обвела зал руками, мягко при этом обнимая Табиту, демонстрируя свои права на нее. — Особые гости, особая музыка… — Как дела, Таби? — вновь неуверенно задал вопрос Бутч, перебивая владелицу клуба, так как ее любовница проигнорировала его. — Бутч, ради бога… — Пингвин терпеливо вздохнул и положил руку на плечо помощника. — Посиди где-нибудь в другом месте. Дождавшись, когда он отойдет, Кобблпот вновь заговорил. — Ближе к делу. У меня есть к тебе небольшое, но ценное предложение… Табита, как всегда не обладающая терпением и даже крохотной долей женской хитрости, так присущей Барбаре, вырвалась из ее крепкой хватки и сделала шаг в сторону Пингвина, отчего его лицо моментально перекосилось в гневном выражении. — Зайка, — поспешно прошептала Барбара, вставая между ней и Кобблпотом, — погуляй где-нибудь, пока взрослые поговорят. Табиту перекосило от обиды, но Барбара понимала, что так будет намного лучше. Когда она ушла, Кин с прежней улыбкой предложила главе мафии сесть. — Помни, дорогая, она жива только потому, что Бутч слишком слезно умолял меня об этом, — прошипел Кобблпот, с угрозой глядя ей в глаза. — Одно его слово, и она моя. — Как скажешь, — ласково уверила его Барбара, делая мысленную пометку больше не дерзить Гилзину. Было тяжело иметь партнера по бизнесу, который при каждой встрече напоминал о том, что при любом удобном случае убьет ее возлюбленную. — Знаешь, приди сейчас Джеймс ко мне и попроси вернуться к нему, я бы не задумываясь отдала Таби тебе в руки. Но пока оставим все как есть. Это была грязная ложь, но Барбара знала, что главная тактика Пингвина — игра на чужих слабостях, и до последнего не желала давать ему повод шантажировать. Она и так выполняла любые капризы Кобблпота, чтобы огородить возлюбленную от его загребущих лапок. Освальд потеплел в ответ на ее лесть и вновь улыбнулся. Однако эту вычурную издевательскую гримасу было крайне сложно назвать улыбкой. — Ближе к делу, — заметил он повторно, — вероятно, к тебе заглянет один мой знакомый. Партнер по бизнесу. Мне нужна некоторая информация, которую ты можешь достать из него… Обсудив рабочие моменты, Освальд встал и вернулся к помощнику. Рядом с ним он заметил сидящую Селину, которую из сентиментальности Барбара не желала прогонять из клуба. Завидев его, Кайл моментально соскочила со стула и слилась с толпой. — Киса только что стащила твой кошелек, Бутч, — Кобблпот похлопал Гилзина по плечу и направился к выходу. Он немного устал, а от громкой музыки у него разболелась голова, и теперь очень хотелось отдохнуть. Его помощник слишком раскис из-за внезапной влюбленности в неуравновешенную психопатку, а от этого почти перестал приносить ему пользу. На этой скорбной мысли он чуть не столкнулся с пьяным подростком, который налетел бы на него, если бы Бутч не оттолкнул его своей железной рукой, опрокинув на пол. Освальд с презрением посмотрел на распластавшееся пьяное тело и подумал, что слишком рано списал Гилзина со счетов. Парень с растрепанными светлыми волосами, до этого упорно проклинающий преподавателей в кругу своих товарищей, неловко поднялся с пола и, шатаясь, побрел обратно к друзьям. — Ребята! — воскликнул он, дойдя до столика и хлопнув по нему ладонями. — Я только что столкнулся с нашим мэром! — Врешь, Бобби, — засмеялись его друзья и усадили шокированного парня за столик, подталкивая к нему очередной бокал. — Вряд ли ты мог встретить мэра в подобном месте. У него наверняка есть дела поважнее. — Но это правда… — неуверенно пробормотал Бобби, понимая, что с таким количеством алкоголя в организме он мог любого принять за мэра Кобблпота. Прошло несколько часов, прежде чем они с друзьями выползли из клуба, придерживая друг друга, чтобы не упасть. Солнце еще не встало, и улицы по-прежнему были погружены в романтичный полумрак. Выпускники медленно передвигались по переулкам, держась друг за друга, тихо и сбивчиво припевая последнюю песню этой ночи. Когда они спускались вдоль Паркового переулка, то на одной из стен заметили оборвавшийся по краям плакат с призывной надписью «Кобблпота в мэры», который висел даже спустя три месяца с громогласно прошедших выборов, и Бобби вновь вспомнил свое загадочное столкновение. — И все же это был он, — он неуклюже встал рядом с плакатом и указал на него рукой, пьяно прижимаясь к нему и прикладывая ладонь прямо к напечатанному лицу, — его же ни с кем не спутаешь! Посмотрите только! — Такая рожа однозначно ни на какую другую не похожа, — хихикнул один из друзей, обнимающий другого парня в слишком недвусмысленном положении. — На нем же столько косметики, что он похож на педика. — А я думаю, это фотошоп, — произнесла девушка, обнимающая сразу двух друзей. — Не могут человека так загримировать даже косметикой. — Если бы это был фотошоп, наш мэр выглядел бы симпатичней! — не унимался один из парней. Компания пьяно и радостно рассмеялась и продолжила путь, наткнувшись по дороге еще как минимум на два таких же плаката. — Ты уже устроился в Уэйн Энтерпрайз, Бобби? — спросил парень, который шел в обнимку с бойфрендом. Тот еще учился в школе и был невероятно рад побывать во взрослой тусовке. — Мой отец работает там, как ты думаешь, Риччи? — обиженно и самодовольно ответил грубым вопросом Бобби. — Мне даже собеседование не пришлось проходить. Через неделю будет первый рабочий день. Риччи в ответ лишь фыркнул и отвлекся на свою пару, а Бобби, начиная понемногу трезветь, повернул в сторону своего дома. Он был совсем недалеко, поэтому парень знал, что может пройтись. Добравшись до дома, Бобби открыл дверь только с восьмого раза, так как долго ковырял замочную скважину ключом, грязно при этом выражаясь. Он устало доковылял до кухни, по пути разбив в коридоре вазу, подаренную матери очередным любовником. Его мучила жажда от слишком быстро наступившего похмелья. Налив себе воды, Бобби вытер с щек остатки чьей-то губной помады, оставшейся от похода в туалет в клубе, после которого он столкнулся с кем-то, кто был невероятно похож на мэра, и подошел к окну. Вид из его дома открывался волшебный — мелкие дома, порушенные жизнью и временем, переплетались с бесчисленными мусорными баками и пошлыми граффити на стенах. Зато вдалеке за ними гордо возвышалась башня Уэйнов, сверкая в ночи своими огнями. Бобби тяжело вздохнул и поднес стакан ко рту. Он так и замер, не успев выдохнуть. Стакан разбился в руках, а грудь сдавила пуля, пронзившая сердце, мгновенно останавливая его жизнь. С громким шумом он упал на пол вместе с осколками стекла. Все произошло настолько быстро, что Бобби даже не успел понять, что его жизнь окончена. Последней его мыслью так и осталась трезвая надежда на то, что работа в Уэйн Энтерпрайз принесет ему успех.***
Виктория бережно сложила винтовку в футляр, тихо насвистывая вспомнившуюся в голове мелодию. Эта ночь оказалась на редкость шумной даже для Готэма, и это сильно раздражало. Наконец-то Виктория закончила работу и могла вернуться в квартиру, чтобы выспаться. Она всю ночь просидела на крыше в ожидании, когда Бобби Фишер придет домой, и у нее сильно затекли конечности. Достав мобильный, Зсас отправила сообщение о том, что заказ выполнен. Через минуту пришел ответ, оповестивший о начислении на ее счет крупной суммы. Киллер довольно улыбнулась, пересчитав количество нулей дважды. Не то что бы ей так сильно нужны были деньги, но мысль, что ей платят за любимое занятие, приятно грела душу. Среди всех немногочисленных профессиональных киллеров Готэма она уступала по навыкам лишь своему брату, а потому каждый, кому нужна была чья-то быстрая и незаметная смерть, был готов заплатить любые деньги за качественную работу. Спустившись с крыши по пожарной лестнице, Виктория направилась вниз по улице. Отсюда было совсем недалеко до дома. Зсас на миг остановилась, заметив плакат с лицом ее друга, и обиженно поджала губы. В последнее время Пингвин был везде. Уже три месяца, как все говорили только о новом мэре. Телевидение, радио, газеты. «Кобблпот пожертвовал деньги детскому дому!», «Кобблпот посетил школу святого Патрика!», «Мэр Кобблпот снизил процент преступности почти вдвое!». Освальд вел активную деятельность, но и Зсас не сидела, сложа руки. Девять месяцев назад Виктория поняла, что не может дальше погружаться в апатию, и решила начать новую жизнь с чистого листа. Это осознание пришло внезапно, и в отличие от прошлых дней, когда из депрессии ее вытаскивали Виктор или Освальд, а в последний раз и Нигма, в этот раз она справилась сама. Безысходность дошла до самой верхней точки и, достигнув максимума, начала понемногу спускаться вниз. Виктория решила, что несмотря ни на что жизнь продолжается, и нельзя больше сидеть, впадая в уныние. Чтобы отвлечься от дурных мыслей, ей нужна была активная деятельность. И вот тогда Виктория начала думать о том, чем заняться. Возвращаться к мафии не хотелось, так как там остался лишь Бутч, и она подозревала, что несмотря на их последнюю весьма теплую встречу, он все же затаил обиду. Да и наличие его подруги изрядно смущало. Работать с убийцей матери Освальда Виктория считала неэтичным даже для киллера. У них хоть и не было принципов и понятия совести, но здесь Зсас решила прислушаться к собственным желаниям. Викторию захлестнула обида на брата за то, что он в течение столь долгого времени не связывался с ней, хотя ей была жизненно необходима помощь. Неизвестно еще, что было бы, не встреть она Эдварда по счастливому случаю. А вот Виктор, казалось, совсем забыл про нее. Поэтому Виктория решила, что в этот раз ей придется справляться абсолютно самой. И у нее получилось. Пришлось немного потрудиться, но вскоре работа увенчалась успехом, и Зсас организовала в скромном преступном кругу небольшую систему, по которой богатеи могли с легкостью избавляться от нежеланной конкуренции. В основном, конечно, все это заключалось в сарафанном радио и разговорах по мобильному, так как Виктория по-прежнему не желала никакого контакта с людьми. Но этот минус внезапно обратился в плюс, так как заказчику не нужно было идти в темный переулок, озираясь по сторонам и боясь подставы, а потом передавать пакет с деньгами. Все решалось обычным банковским переводом. Принцип оказался не сложнее доставки пиццы. Людей прельщала анонимность, гарантия отсутствия доказательств, и даже не смущала большая сумма. Если кто-то искренне желал кому-то смерти, он на нее не скупился. Конечно, это работало не каждый день, иначе таким образом пришлось бы перебить половину города. И, что было самым занимательным, полиция совершенно не интересовалась делами Виктории, словно те, кого она убивала, были столь незначимы, что не заслуживали расследования. Он ведь знал, в какой сфере работает, убили конкуренты, он был к этому готов. А может, дело было в том, что Джим Гордон уже не работал в полиции, и без него там никто не желал шевелиться. Виктория была наслышана, что капитан Барнс не уступаел по качеству работы детективу Гордону, однако ему все равно было далеко до того, чтобы поймать ее. Вряд ли он вообще знал о ее существовании. И это было прекрасно. Зсас владела всеми уловками, чтобы скрывать следы от полиции, и совершенно об этом не переживала. Главное, что за всей этой деятельностью она забывала о терзающих ее мыслях. — Ох, какие потрясающие у вас хвостики, милая барышня! — раздался высокий хихикающий возглас, от которого Виктория развернулась на сто восемьдесят градусов. Мимо быстрым шагом прошел высокий мужчина в цилиндре и, даже не оглянувшись на нее, скрылся в темноте Готэмских переулков. — Идиот, — пробормотала под нос Виктория и пошла в противоположную сторону, решив обойти Парковый переулок. Идя домой, она еще как минимум три раза натыкалась на плакаты с хитрой мордашкой, которая изо всех сил старалась казаться невинной и праведной. Виктория поднялась на седьмой этаж пешком, так как лифт в ее доме не работал уже который год, и открыла дверь квартиры. Запах сигарет не выветривался, сколько бы она не держала окно открытым. Она курила дома настолько много, что он просто впитался во все окружающие вещи. Когда Освальд только начал обрабатывать жителей города, появляясь на всех публичных мероприятиях и умело оспаривая политиков и капитана Барнса, пресса схватилась за него, как за сенсацию. Газеты постоянно печатали его ухмыляющуюся гримасу, а по телевизору он мелькал чуть ли не в каждом вечернем выпуске новостей. Заметив его в первый раз, Виктория сразу поняла, что Освальд больше не перевоспитанный добрячок. Что-то в лечении пошло не так, и Пингвин обратился во что-то совершенно новое. У него будто слетели все имеющиеся предохранители. Если раньше Освальд действовал с осторожностью и педантичностью, то сейчас смело светил улыбкой в лицо всему городу. В прошлом он был скован и зажат, запертый в собственных комплексах, а теперь раскрепощенно обещал помочь всем любой ценой. Пингвин основательно поехал кукушкой, и это было заметно по яркому безумному взгляду. Однако в их городе жили одни слепцы, раз они не заметили этого, когда голоса Освальда значительно превысили Обри, и Кобблпот стал мэром. Виктория сомневалась, что здесь обошлось без взяток и запугивания конкурента, но жители города, казалось, действительно хотели видеть Освальда в кресле мэра. Это было неудивительно, ведь он несколько месяцев, не стесняясь, обхаживал их умелыми манипуляциями. На экране телевизора, который Виктория забыла выключить перед уходом на дело, вновь мелькнуло довольное лицо мэра Кобблпота, разливающего суп бездомным. Зсас фыркнула, снимая плащ и вешая его в шкаф. Она уселась на кресло перед телевизором и уставилась в экран. Мэр встал в честную позу для фотографии, и рядом с ним пристроился его помощник. — Ах ты, сукин сын, — пробормотала Виктория, пялясь в экран, глядя как Эдвард Нигма пожимает руку мэру, стоя рядом с ним и сияя широкой довольной улыбкой. Было неизвестно, к кому именно из этих двоих Виктория обращалась, но в следующее мгновение она яростно выключила телевизор. Она быстро вскочила с кресла и направилась на кухню. Весь пол на ее пути был завален кучей газет, светящихся самыми разнообразными заголовками и неизменными фотографиями Освальда Кобблпота. Под каждой из публикаций неизменно стояло имя Валери Вейл. Виктория еще помнила ее самую первую провокационную статью, написанную почти три года назад, но сейчас, похоже, Пингвин был совсем не против подобного пиара. Наличие этих газет делало Зсас похожей на одержимого маньяка, но она не видела ничего плохого в том, чтобы знать, чем занимается Освальд. Несмотря на то, что он не желал видеть ее, это не означало, что не хочет и Виктория. Она по-прежнему была в него влюблена. Достойно пройдя мимо шкафчика с алкоголем и не посмотрев в его сторону, Виктор налила себе воды и вернулась в комнату. Уже раздевшись и идя в сторону поломанного годами дивана, она бросила взгляд на журнальный столик, заваленный газетами. Поверх них лежала цепочка. Подарок Освальда. Виктория давно забыла о том мгновении, когда Пингвин положил что-то в карман ее мантии. В тот день ее не волновало ничего, кроме его ухода, а последующий прием алкоголя напрочь выбил этот эпизод из головы. Она порвала эту мантию два месяца назад, когда зацепилась за один из острых углов крыши, убегая с места преступления, так как поблизости неожиданно для нее оказались копы. Они расследовали какой-то инцидент с поженившейся парой, убитой прямо в свадебных нарядах, и Виктория поспешила скрыться. Уже собираясь выкинуть ее, Зсас сунула руку в карман и с удивлением обнаружила неизвестную вещь. Предмет был маленьким, почти неощутимым, и она вытащила его наружу. Им оказался медальон. Обычный, весьма старый и уже потертый с годами. Виктория с интересом уставилась на него, разглядывая. Сделанный из серебра, круглой формы, обрамленный красивым витиеватым узором он был невероятно маленьким и совершенно неброским, призванный носиться не напоказ, а для души. В центре красовался фиолетовый камушек, отбрасывающий мелкие блики. Виктория провела по нему пальцем, и, к ее удивлению, тот провалился, а медальон раскрылся с тихим щелчком. Внутри оказалась фотография, и, взглянув на нее, Зсас прикусила губу почти до крови. На снимке оказался маленький Освальд. С той же самой смешной прической, стоявшей, словно хохолок пингвина. Ребенок был одет в нарядный старомодный смокинг, а во взгляде уже сияла та же безуминка, что и в повзрослевшем Пингвине. Но его улыбка была другой. Доброй. Детской, еще не искаженной унижениями других детей. В тот день Виктория впервые за долгое время вспомнила об Освальде, о том, что он больше не хочет видеть ее. И впервые за долгое время провела всю ночь в слезах. Мантию все же пришлось выкинуть, но подарок, дорогой сердцу, остался трепетно лежать на пустых полках квартиры Виктории. Очень часто перед сном девушка раскрывала его и долго смотрела на улыбку Освальда, прежде чем уснуть. Вот и сейчас она осторожно взяла медальон со столика и завернулась в одеяло, нежно прижимая его к груди. Виктория проснулась уже утром от громкого звука сообщения. Цепочка медальона запуталась в ее пальцах, оставив следы на коже от долгого сдавливания. Потерев глаза и замечая на ладонях черные следы от несмытой подводки, Виктория взяла телефон в руки. — Ох… — она громко вздохнула и удивленно подняла брови, прочитав текст сообщения.***
Эдвард со скучающим взглядом следил за тем, как Джонни довольно слизывает кислый вишневый пудинг с пальцев и этими же самыми пальцами трется о щеки Бэтти, приведенную пару дней назад за убийство, которое она по ее словам не совершала. Бэтти еще не понимала, как обращаться с Джонни, а потому становилась самой частой его жертвой. — Ох, Эдди, эти голоса в моей голове, — горько простонала Мэри, присаживаясь рядом с ним и кладя руку ему на колено. Эдвард терпеливо посмотрел на ее ладонь, а затем поднял взгляд на лицо. Она смотрела на него так жалобно, так хотела помощи, что ему стало тошно. — Вот тебе карандаш, — Нигма протянул ей предмет, украденный у охранника во время прошлого ужина, — если они еще что-то скажут, воткни его в ухо, и они замолчат. Главное, суй глубже, чтобы добраться до них. Мэри радостно блеснула глазами и убралась подальше от него, избавив от неприятных прикосновений. Почему-то большинству больных очень нравилось трогать друг друга. Так они понимали, что события, происходящие вокруг, реальны. Нигма устало встал и огляделся, сложив руки за спиной. После ухода Стрейнджа из Аркхема здесь воцарился полный хаос. Психи свободно разгуливали по всей больнице, а охрана и не думала их останавливать, это было себе дороже. Так что она просто расхаживала здесь для вида, не применяя никаких мер. Еще оставались запертые на ключ секторы, куда больные не могли попасть, но и они не спасали от нечеловеческих криков, ора и стонов, которые Эдди уже научился игнорировать. — Джонни! — строго сказал Эдвард, как только почувствовал, как к нему тянутся влажные руки, даже не оглянувшись. — Нельзя! Джонни обиженно отошел от него, оставив в покое. За все это время Эдвард приноровился обращаться с ним и даже иногда использовал для разных корыстных целей — вроде отвлечения охраны или спасения от других более опасных личностей. — Нигма, — усталый и безразличный охранник подошел к нему и встал с другой стороны решетки, — к тебе посетитель. Охранник открыл дверь и выпустил больного, который, не спеша, прошел мимо. Тот шел на несколько шагов от него, пока Эдвард внимательно разглядывал тот хаос, что творился за стенами лечебницы. Нигма был рад, что Виктория снова к нему пришла. Ее не слишком частые посещения обычно напоминали ему о том, что он не настолько сошел с ума как все те, кто здесь находился. Было приятно проводить с ней беседы, особенно теперь, когда их время увеличилось после увольнения Стрейнджа. Эдвард уже несколько недель вынашивал мысль о том, что готов задушить больного из соседней комнаты за те звуки, что он издает по ночам. Ему хотелось обсудить с Викторией, что ему будет за этот маленький проступок. Но, войдя в комнату для посещений, Нигма невольно застыл, понимая, что крупно ошибся. За столом вальяжно расселся Пингвин, одной вытянутой рукой облокачиваясь на тонкую трость, а другой небрежно опираясь на металлическую поверхность. Глава мафии выжидающе глядел на него, расплываясь в предвкушающей улыбке. — Мистер Кобблпот? — выдохнул Эдвард, осторожно присаживаясь напротив. Он, разумеется, был в курсе всего, что происходило в городе, так как в Аркхеме были газеты. Нигма знал, что Кобблпот уже неделю как стал мэром, и даже был осведомлен, что помимо этого еще и вновь взял контроль над мафией. И совершенно не понимал, что Пингвину вдруг могло понадобиться от заключенного Аркхема. — Удивлен? — спросил Пингвин. Нигму передернуло от его кривой угрожающей улыбки. Невозможно было улыбаться так сладко и одновременно так безумно. Под глазами Кобблпота просматривалась тончайшая линия карандашной подводки, которая невероятно искусно расширяла глаза и лишь подчеркивала его безумие. — Ты ведь ожидал увидеть кого-то другого? Нигма не был дураком и сразу сообразил, что было сокрыто в вопросе Пингвина. Он уже давно был знаком с его манерой речи, призванной не договаривать, и не выжил бы, если бы не мог ее понять. — Я… — Эдвард даже не знал как начать фразу. Он нервно вцепился пальцами в стул под собой. Мог ли Пингвин приревновать, узнав, что он общается с его подругой? Конечно, формально никто никому не принадлежал, потому что Освальд отверг ее у него же на глазах, но Эдвард сомневался, что для Кобблпота это имело хоть какое-то значение. Босс мафии, вернувшийся к своей истинной и далеко не святой сути, словно избалованный ребенок, не вынес бы, если бы кто-то играл с его игрушкой, даже если сам он оставил ее без присмотра. — Расслабься, — ухмыльнулся Пингвин, вдоволь насладившись паникой Эдварда. — Я пришел сюда не за этим. Моя убийца общается с кем хочет. — Тогда зачем? — выдохнул Эдвард, окончательно запутавшись. Сидя в этой дыре, он не представлял из себя никакой ценности. И не понимал, для чего же мог понадобиться Кобблпоту, раз тот однажды уже отверг его предложение о партнерстве. — Я вытащу тебя отсюда, — ответил Пингвин, внимательно наблюдая за Эдвардом. Как всегда, он не спрашивал. Лишь ставил перед фактом. — Но почему? — Как ты помнишь, — Кобблпот на мгновение замолчал, словно сам что-то вспоминал, — я тебе должен. Ну, знаешь… ты спас мне жизнь. Я решил, что самое время отдать тебе долг. Насколько я помню, крики в этом месте… мешают уснуть. Эдвард не мог поверить в возможность выбраться из этого ада. Ему по-прежнему казалось, что Кобблпот не договаривает, желая использовать его в чем-то еще. — Я бы хотел, чтобы ты мне помог, — продолжил Освальд, совершенно не скрывая своих меркантильных намерений. — В чем? — Эдвард слишком быстро поник, понимая, что оказался прав. — Мне нужен умный человек. А самый умный человек в Готэме, которого я знаю — это ты. Мне нужен помощник. В ответ на эти слова Эдвард смущенно улыбнулся. Сам Кобблпот признал его талант, из-за которого он и оказался в Аркхеме. Только вот признание Пингвина ему больше было не нужно, так как Эдвард успел понять, что вполне способен справляться самостоятельно. Однако это был невероятный шанс вернуться к нормальной жизни и больше не спать в клетке. И Нигма был готов на все ради этого. — Я согласен, — поспешно выдохнул он, улыбаясь.***
Прошла неделя с того дня, как Освальд попросил Барбару Кин о помощи, а вестей от нее по-прежнему не было, поэтому он решил съездить к ней, когда представится ближайшая возможность. Кобблпот не был в восторге от их сотрудничества, но оно приносило пользу, а значит, можно было немного его потерпеть. Но сегодня ему предстояло еще разобраться с множеством документов, хотя вечер уже плавно перетекал в ночь, но мэру Готэма нельзя было спать тогда, когда он сам этого хотел. Кобблпот, устало зевая после тяжелого нагруженного дня, поднимался по ступеням мэрии на самый верхний этаж, где находился его кабинет. Уже давно нужно было переехать на первый, так как каждый раз ему было тяжело преодолевать подъем, но у него совершенно не было на это времени. Должность занимала практически всю его жизнь, и у него не было даже минуты, чтобы подумать о собственном комфорте. Освальд едва успевал удерживать мафию в руках, приходилось собирать людей по ночам, но он не собирался отступать от своих планов. Эдвард Нигма сильно помог ему, составив расписания и графики каждой из его деятельностей, и с тех пор ему стало немного легче. В остальном от Нигмы пользы было мало. Он конфликтовал со всеми его людьми, а глупые загадки раздражали Освальда, как и всегда. Хотя… глава администрации из него вышел неплохой. Но Кобблпот до сих пор сомневался, не много ли власти он дал Эдварду. Перешагнув порог кабинета и закрыв за спиной дверь, Освальд сразу почувствовал что-то не то. Старые привычки позволяли ему чуять опасность. Он подобрался и сжал в руках трость. В ее рукоятке был спрятан нож, и мэр был готов в любой момент пустить его в дело. В кабинете было темно, и Освальд щелкнул выключателем, настороженно глядя перед собой. Комната озарилась искусственным светом, и Кобблпот увидел, что рабочее кресло занято и повернуто к нему спинкой. Но незваный гость быстро понял, что его обнаружили, и кресло с неприятным звуком повернулось, заставив Освальда в удивлении раскрыть рот. — Здравствуй, милый, — произнесла Виктория с широкой улыбкой, ловко поднимаясь с кресла мэра. — Приятное местечко, не зря ты к нему так упорно шел. Зсас сделала пару шагов, огибая стол, и Освальд неотрывно следил за каждым ее движением. Он подозревал, зачем она пришла, и провел пальцами по рукояти трости. — Что поделать, я люблю получать все, чего хочу, — ответил он, когда киллер остановилась рядом со столом, так и не сделав шага ему навстречу. За все это время она изменилась. Облачилась в обтягивающий фигуру темный костюм. Поверх него на Виктории был надет длинный черный кожаный плащ без отворотов, с распахнутыми полами, оголяющий перетягивающую грудь портупею. Бедра так же обтягивали ремни, вероятно, предназначенные для патронов и холодного оружия. Слишком длинные для подобной работы кудри в кои-то веки были собраны в два неаккуратных хвоста, перетянутых в пучки, из которых все равно выбивались пряди. Хоть Виктория и была полностью затянута в одежду, та слишком изящно подчеркивала ее стройную фигуру, выделяя определенные части тела. Освальд бесстыдно не мог оторвать от нее взгляд, забыв о том, зачем киллер вообще пришла к нему. Кажется, он впервые видел ее такой. — Я очень… — Освальд с трудом оторвался от разглядывания тела Виктории и поднял взгляд на ее лицо. Его озаряла шальная ухмылка, которой она улыбалась когда-то очень давно, когда была еще киллером Кармайна Фальконе и жаждала лишь бессмысленных убийств. — Рад тебя видеть. Это было истинной правдой. Освальд начал жалеть об их разлуке еще тогда, когда был под гипнозом Стрейнджа. И все это время он ни на один день не забывал о своей возлюбленной. — Неужели? — Виктория улыбнулась еще шире, облокачиваясь о стол поясницей и опираясь о него руками. Хоть она и пыталась скрыть эмоции, но в ее глазах все же мелькнула обида. — Тебе больше не больно смотреть на меня? Освальд нервно усмехнулся и опустил голову вниз, снова окидывая Зсас взглядом. — Сейчас, — он вновь поднял голову и посмотрел ей в глаза. — Очень даже приятно. Раньше она всегда смущенно улыбалась на любые его комплименты, но сейчас лишь подозрительно прищурилась. Освальд помнил, как сильно обидел ее, но не мог ничего поделать с тем, что влюблен, и ему оставалось лишь надеяться на ее прощение. — Значит, ты и вправду излечился? — спросила она. Освальд покачнулся на трости и сделал небольшой шаг вперед, на пробу. — Я не был болен, от чего мне излечиваться, — его рот перекосился, и Виктория сразу поняла, что Пингвин и в самом деле прежний. Быть может, еще больше безумный. — Много всего произошло за это время. И не только со мной. Твой взгляд изменился. Пингвин сделал еще пару шагов, и Зсас, застыв, посмотрела на него. Как никогда похоже на Виктора. Из глаз Виктории исчез страх перед окружающим миром, и теперь она больше походила на хищную убийцу, чем когда-либо. Освальду это нравилось. — Я знаю, чем ты занимаешься, Вики, — продолжил Пингвин, медленно сокращая дистанцию, видя, что Зсас начала нервничать, заметив это. Она лучше других знала эту тактику общения, знала, к чему ведут любые его действия. Практически чувствовала это. — Я этому не удивлена, — Виктория улыбнулась уже более дружелюбно, но продолжала следить за каждым шагом мэра. — И полагаю, ко мне ты пришла исключительно ради этого. — Совершенно верно, Освальд, — когда между ними оставались всего лишь каких-то пять шагов, Зсас не выдержала и наставила на мэра Готэма пистолет, вытащив его из портупеи ловким и привычным движением. — Тебя заказали. Пингвин раскрыл рот, тяжело вздохнул, а затем неожиданно для Виктории расплылся в столь знакомой ей дьявольской улыбке так, что она невольно сжала пальцы на рукояти. Рукава ее плаща были закатаны до локтей, обнажая испещренные тонкими шрамами предплечья. Освальд скользнул по ним взглядом, заметил неизменные кожаные перчатки и вновь посмотрел Виктории в глаза. Похоже, она смогла побороть собственную боль. Он был горд за нее. Освальд всегда жалел ее, никогда не играл с ней так, как с другими людьми. Потому что видел, в какой тоске она находится, и хотел лишь защитить ее. Но раз теперь она выбралась из своего защитного кокона и так хотела бросить вызов целому миру, включая даже его самого, Освальд был готов дать Виктории отпор. — И что теперь? — вопреки ее предположению, он вновь шагнул к ней, замечая, как неуверенно она перебрала пальцами по рукояти. Его голос перешел на шипящий полушепот. — Ты просто убьешь меня? Я восхищен. Как и всегда. Ты пробралась в кабинет мэра сквозь всю мою многочисленную охрану, и тебя не заметил абсолютно никто. Утром мое тело обнаружит кто-то из моих людей. Убийцу так и не найдут, а город поплачет три дня, и на пост взойдет тот, кто заказал меня? Потому что он догадался нанять самого лучшего наемного убийцу в этом городе? Освальд остановился напротив Виктории, без колебаний упираясь грудью в оружие. Между ними остались лишь вытянутая рука и пистолет. Обувь Виктории была на высокой платформе, а потому она почти поравнялась с Освальдом в росте. — Или это все из-за того, что я бросил тебя? — прошептал Пингвин, пристально глядя на Викторию. Зсас молча смотрела на него, не отвечая ни на одну провокацию. На ее лице, вопреки его ожиданиям, не промелькнуло ни единой эмоции. — Все проще, — она провела оружием вниз, останавливаясь на животе Кобблпота и опуская взгляд следом, — мне платят, я стреляю. Освальд перехватил ее запястье, убирая руку от себя и направляя оружие в противоположную сторону. Виктория подняла голову, встречаясь с ним взглядом. В ее глазах не было привычного страха и смущения, а рука не дрогнула от навязанного прикосновения. — Однако я все еще жив, — произнес он, злорадно улыбаясь, как всегда, когда чувствовал в руках победу. Виктория поджала губы, молча признавая поражение и по-прежнему не пытаясь сопротивляться или убить его. — Я тоже по тебе соскучился, — сказал Освальд мягко, сбрасывая наконец с себя все маски, и потянул ее на себя. Виктория послушно шагнула к нему, полностью сокращая расстояние между ними, и он несдержанно прижался к ее губам. Ровно на мгновение она вздрогнула, а затем смело обняла его за шею, притягивая к себе. Он ждал этого так долго! Освальд терялся в этом моменте, чувствуя в своих руках любовь всей жизни. Быстрые поцелуи перемешивались с рваными вздохами, пока он сжимал ее в объятиях, чувствуя блаженный аромат никотина, тающий на губах. Его ладони медленно ползли вверх по ее талии, мягко оглаживая, пробуя на ощупь, чувствуя грубость натуральной кожи, плавно переходя на спину и плечи. Освальд скользнул вниз по рукам, перебирая жесткие складки плаща, а затем перешел на предплечья, очерчивая каждый шрам на коже. Наконец, он добрался до ладоней и высвободил пистолет из ее в мгновение ослабевших пальцев. Сделав шаг в сторону стола, Освальд заставил Зсас попятиться и опереться на него, после чего положил на него оружие, невольно прижавшись при этом к Виктории и услышав ее удивленный тихий стон. — У меня есть еще один, — выдохнула она ему прямо в губы, прикрыв глаза. Ее пальцы скользнули по отворотам его пиджака, поднялись выше и коснулись жестких от лака волос. — Серьезно? — спросил Освальд, сразу догадываясь, где он находится. Трость со стуком упала на пол, а его руки вновь обвили тонкую талию Виктории, тесно прижимая ее к себе. Он вжал ее в край стола, даже не задумавшись о том, что ей может быть больно от неудобного положения, чувствуя ее тепло и сладкую дрожь. Освальд целовал Викторию очень нежно и пристойно, однако все равно не мог скрыть всю ту рвущуюся из него страсть, с которой он все это время так хотел заключить ее в тесные объятия и ощутить взаимность. Он ловко скользнул ей под плащ и нащупал ремни, плотно облегающие грудь. Освальд мягко провел пальцами по ним, чувствуя, как хватка Виктории в его волосах усилилась, и она тихо выдохнула. — Больше нет, — улыбнулся он, укладывая на стол второй пистолет, вытащенный из портупеи. — Теперь… ты безоружна. — Как и ты, — ответила Виктория, кивая на брошенную на пол трость. Киллер сразу догадалась, к чему Освальд ее приспособил. Она хотела сказать еще что-то, но Освальд не дал ей этого сделать, вновь утягивая ее в жадный поцелуй. Виктория ответила ему и, поднявшись на цыпочки, уселась на край стола. Пользуясь удобным положением, Пингвин вплотную прижался к ней, втискиваясь между ног безоружной убийцы. Чувствовать ее так близко, так горячо было невообразимо приятно. Именно так, как и представлял себе сотни раз. Каждый раз, сдерживая себя от прикосновений к ней ради ее собственного спокойствия, он распалял свое желание все сильнее, и вот теперь, рядом с ней Освальд, наконец, мог расслабиться. Сердце бешено билось, готовое выпрыгнуть из груди, дыхание сбивалось, и ему стало невыносимо жарко, слишком душно во всех многочисленных слоях одежды. Манящий запах никотина сводил с ума, и в данный момент для Освальда не было аромата более соблазнительного. Он оторвался от ее губ и, осторожно оттянув высокий воротник водолазки, мягко поцеловал в шею. Ответный стон заставил все тело мучительно сжаться в томительном ожидании. Освальд был возбужден. Даже слишком. И Виктория почувствовала это, когда он прижался к ней всем телом, и слишком привычно вздрогнула. Ее руки сползли по пиджаку, останавливаясь у него на груди и мягко отстраняя. — Я не думаю, что это… — произнесла она тихо и неуверенно, — хорошая идея… Кобблпот медленно и тяжело выдохнул. Виктория в его руках смущенно покраснела и отвела взгляд. Конечно, а чего еще он хотел? Даже в его самом высоком на данный момент положении в целых двух сферах деятельности Освальд по-прежнему оставался собой. Пингвином. Никакие дорогие костюмы, лак для волос и подводка не скрывали его истинного уродства. Он слишком забылся в собственном страстном желании, чтобы задуматься о скромной жестокой реальности. — Конечно, — он поспешно отстранился, подхватывая трость и сжимая ее одной рукой, — прости, я не должен был… — Нет-нет, все в порядке, — Виктория осторожно коснулась его свободной руки, несмело переплетая их пальцы. — Это все моя больная голова… Освальд посмотрел на нее слишком устало, с видом не пытайся мне врать, ведь я вижу тебя насквозь. Он и так все прекрасно понимал… — Только рядом с тобой я забываю обо всех своих страхах и не думаю о том, что мне противны чужие прикосновения, — произнесла Виктория, ловя вопросительный взгляд Освальда. — Я ведь уже так долго тебя знаю, и ты с самого начала меня не пугал. Я столько раз представляла этот момент, так хотела… Но эти чертовы воспоминания… Освальд почувствовал, что она сильнее сжала его руку, и не мог поверить в услышанное. Виктория тоже… хотела этого? — Тише-тише, — Кобблпот обнял ее очень нежно, со всей возможной любовью, которая в нем была. Он желал успокоить ее. Если ей было комфортно с ним, если она сама хотела… то остальное было уже неважно. Он мог и подождать. — Все хорошо, ведь рядом я, а со мной тебя никто не обидит. Зсас обняла его в ответ очень мягко и осторожно, положив голову ему на плечо, и они плотно прижались друг к другу. В этом объятии уже не было никакой страсти. Лишь искренняя безграничная нежность. Этого для Освальда оказалось достаточно, чтобы почувствовать, что он ей по-прежнему дорог, несмотря на все произошедшее с ними. Ради Виктории Освальд был готов пойти на все. Он и так ждал ее почти три года. Мог подождать еще. В конце концов, он всегда получал то, что хотел.