Разведены мосты, чай твой давно остыл… Носятся автомобили, носятся автомобили, Не отвечает мобильный, не отвечает мобильный…
Сплин — Мобильный
День на удивление выдался ярким и солнечным. Такое в Готэме происходило так редко, что уже воспринимались жителями как нечто особенное, а потому в их сердцах зарождалась радость, стоило солнцу выглянуть из-за туч. Стоя в тени одного из домов, Виктория издалека наблюдала за тем, как Освальд Кобблпот громко вещает что-то толпе в качестве классической ободряющей речи мэра (большинство из того, что он говорил по большей части было ложью, но народ всегда радовался, стоило ему только открыть рот), поднося зажигалку к очередной сигарете и щелкая колесиком, чтобы поджечь ее. Освальд был хорош. Даже слишком. Такой красивый, стоящий в лучах утреннего солнца. Виктории нравилось украдкой разглядывать, вспоминая при этом, как он выглядит без одежды. Зсас покраснела от собственных мыслей. Она стала слишком раскрепощенной из-за того, что Кобблпот часто тащил ее в свою комнату, когда у него выдавалась свободная минутка. Виктории приходилось напоминать ему, что он не может так часто забывать про работу, иначе что-то может выйти из-под тотального контроля, и Пингвин каждый раз соглашался с этим. У него было слишком много обязанностей, а потому выкраивать для себя время удавалось чуть ли не поздней ночью. Зсас слишком часто ночевала в доме мэра, а потому начала подозревать, что таким образом скрывать их отношения от большинства станет не так просто. Как минимум, от большого количества охраны, постоянно окружающей мэра на протяжении всего времени. Хорошо, что паранойя Освальда не распространялась на его дом, и внутри не стояло столько вооруженных людей, сколько снаружи. Однако Виктории все равно не хотелось, чтобы об этом знала общественность. Она и сама не понимала, почему. Возможно, в связи с фобией, так она чувствовала себя в безопасности. Все же, на подругу мэра Готэма, главы мафии, да и попросту Освальда Кобблпота, обратится слишком много взглядов, а этого хотелось меньше всего. Хоть Зсас и позволила Освальду нарушить все возможные границы ее личного (и не только) пространства, это не означало, что она готова открыть себя целому миру. Освальд тоже не лез к ней на людях и никак не комментировал это. Они вообще никогда не говорили на эту тему. За это Виктория была благодарна. Заметив, что Пингвин почти закончил выступление, Виктория вышла из тени и направилась к машине, припаркованной недалеко от главной площади. Кивнула двум охранникам, стоящим около нее, и прислонилась к нагревшемуся от солнца капоту. — Как тебе моя речь? — спросил Освальд, когда подошел к машине. Он очень ловко управлялся с тростью, пытаясь не выдавать свой недостаток, но изломанная походка все равно слишком резко бросалась в глаза. — С моего места было плохо слышно, но ты был на высоте, — Виктория поправила очки, которые спасали от вездесущего солнца. Она так привыкла к ночному образу жизни и пасмурной погоде Готэма, что от яркого света начинали болеть глаза. — Как честно и самоотверженно, — заметил Пингвин. Сегодня его костюм и прическа особенно добавляли схожести с хищной птицей. — Вы это видели, босс? — Боб, стоящий недалеко, подошел и вручил Кобблпоту утреннюю газету, которую все это время сжимал в руках. Освальд пробежался глазами по заголовку, а после глянул на фотографию. Тяжело вздохнув, сжал кулак, отчего бумага с хрустом смялась. — М-да, — вздохнул он. — Что там? — Зсас с интересом посмотрела на сжатую газетку. Немного поразмыслив, Кобблпот все же развернул газету на первую полосу и показал Виктории. «Лучший невролог Готэма убит через день после собственной свадьбы!» — А кто это? — Виктория взяла газету и поднесла к глазам, внимательно изучая мужчину на фотографии. — Где-то я его видела. Освальд нахмурился. Боб уже успел сообщить ему о том, что Зсас интересуется отпрыском Кармайна, а потому он думал, что ей уже известно, чем тот занимается. — Да, точно, это с ним я столкнулась в одном из городов! — сделала вывод Виктория, вспоминая день, когда ей почти удалось застрелить Фальконе, но звонок брата, сообщившего, что Пингвина убили, разрушил все планы. Это был тот самый мужчина, с которым она столкнулась и чуть не разломала винтовку. Как же его друг тогда назвал… — Вики, это Марио Фальконе, — ответил Освальд, — и его кто-то убил. Виктория сжала газету в руках, в упор глядя на Пингвина. Информация дошла до нее слишком быстро. Она в очередной раз облажалась. Мало того, что упустила сына Фальконе, которого уже успел кто-то прикончить, так оказалось, что этот шанс был уже очень давно, она даже разговаривала с этим Фальконе, но упустила. Наверное, Виктория самый бездарный киллер в Готэме. — Послушай, — Освальд вздохнул, буквально телом ощущая, как в ней просыпается ярость, — там, совсем недалеко от меня, целая толпа, и, если ты сейчас сорвешься, моей карьере придет стремительный конец. Виктория понимающе кивнула и сложила руки на груди, так и не выпустив газеты из рук. Она молчала, но Кобблпот продолжал чувствовать ее негатив. — Пойдем, — предложил он, указывая в сторону, — прогуляемся. Освальд указал Виктории направление, хотя в душе ему очень хотелось просто обнять ее, прижать к себе и успокоить. Он вполне мог посадить Зсас в машину, довести до дома и уже там приласкать, не стесняясь никого вокруг. Но с другой стороны понимал, что не может продолжать держать ее у себя дома, словно домашнего питомца. Иногда хочется просто почувствовать себя обычным человеком, и Освальд в последнее время слишком часто ощущал эту потребность. Возможно то, что он по-прежнему не понимал, что происходит между ним и Викторией, какие чувства лежат в основе их отношений, играло определенную роль. Ему хотелось обычного свидания, просто погулять с девушкой по парку, поесть вместе в кафе, а потом засесть у кого-нибудь дома. В конце концов, даже банальное «я люблю тебя», такое слащавое, которое повторяют во всех мелодрамах, могло бы унять его любопытство. Не то, что бы Освальд ждал этого от Виктории, но эта фраза с ее стороны многое бы прояснила. Конечно, это лишь фантазии, мечты о нормальной жизни, и Кобблпот прекрасно понимал, что всему этому не суждено сбыться. Они же в Готэме, здесь так не бывает. Здесь каждый день нужно бороться за свою жизнь, за местечко под горячим солнцем, и любая незначительная ошибка может стоить всего. В какой-то момент Освальд даже позавидовал Эдварду Нигме, который так беспрепятственно мог просто взять и испариться из мэрии и мафии, чтобы провести время со своей девушкой и при этом не попасть под серьезные последствия. Но тем не менее Кобблпот, по-прежнему оставаясь глубоко в душе сентиментальным неженкой, кивнул охране, чтобы та оставила его, и пошел вслед за Викторией, уводя ее в сторону парка. В последний раз Освальд вот так просто гулял с Викторией почти три года назад. Тогда он был никем, а поэтому всем было бы наплевать на него и на девушку рядом с ним. Теперь же он чувствовал ответственность за безопасность любимой. Несмотря на все это, Кобблпот всего лишь хотел провести с ней время. — Не думаю, что тебе стоит расстраиваться из-за смерти этого человека, — начал Освальд, поравнявшись с Викторией. Они уже успели отойти подальше, вглубь парка. Здесь было не так много народу, но редкие прохожие поглядывали с интересом. Не так часто можно было увидеть мэра на улицах Готэма, ведь, как правило, он предпочитал не светить своим не самым привлекательным внешним видом. — Я тоже так не думаю, — ответила Виктория, кивнув и улыбнувшись, — но ты же знаешь, что мысли не способны так легко подчиняться нашим желаниям. Освальд закатил глаза. Жаль, он просто не мог приказать ей не переживать. Так было бы спокойней и ей, и ему. Но, увы, отношения работали совершенно не так. А у Кобблпота абсолютно не было никаких идей на этот счет. — В конце концов, хоть кровная месть — распространенное и любимое дело мафиози старых порядков, это не значит, что Марио виноват в том, что сделал его отец. Кобблпот остановился и мягко взял Викторию за руку, разворачивая к себе. Она послушно приблизилась, и Освальд улыбнулся, ведь ее совершенно не смущало, что они находятся в людном месте. Людей вокруг, конечно, слишком мало, и уже почти никто не обращал на них внимания, но и это было важно. Доверие со стороны Виктории бесценно. — Убьешь Кармайна, как давно хотела, — произнес Освальд, губы которого невольно вздрогнули в улыбке. Рядом с Викторией ему всегда хотелось улыбаться. — А его сынок ничего не значит. Можешь пока радоваться тому, что Фальконе наверняка теперь поглощен скорбью. Освальд приподнял бровь, ожидая, что до Зсас дойдет это гадкое предположение. — Возможно, — вздохнула она, осторожно подчиняясь Освальду, который мягко переплел их пальцы. Они были практически одного роста, и Кобблпот лишь едва склонился над Викторией, чтобы оставить на ее щеке невесомый поцелуй. Зсас залилась румянцем, и Освальд почувствовал тянущее чувство в груди, видя, как мило смущается его маленькая и безумная убийца. — Недавно до меня дошла интересная информация, — продолжил Освальд, вновь зашагав вперед и продолжая прогулку, — примерно год назад один из ученых изобрел вещество, которое позволяет погрузиться в криосон, а потом беспрепятственно выйти из него. — А разве это не невозможно? — Виктория тоже вспомнила, как год назад все это крутили по телевизору, но она тогда была занята вливанием алкоголя в организм и благополучно игнорировала окружающие ее события. — Было невозможным. Но Виктор… как же его… кажется, Фрайс, умудрился это исправить. Однако сейчас он в бегах, так как все массово атакуют его, желая получить формулу этого вещества. — Я даже знаю, к чему ты ведешь, — Виктория улыбнулась, — ты бы тоже был не против заполучить его, верно? Пингвин согласно кивнул с таким видом, будто это само собой разумеется. — Только представь, сколько возможностей бы это открыло. Так можно было бы наказывать за проступки. Сидеть во льду и продолжать жить — ведь это хуже смерти. Жизнь останавливается, но продолжает идти. Некий живой анабиоз для людей. Кобблпот продолжал раскрывать свой безжалостный садистичный потенциал, рассуждая на тему заморозки живых людей, о том, в каких сферах это можно использовать, и жалея, что сам не знает, где находится этот мистер Фрайс. Виктория была с ним не согласна. Ей хватило многих лет застывшей жизни, и она никому бы не пожелала такой участи. В конце концов, киллер никогда не стремилась к целенаправленным убийствам (за исключением, конечно, личной вендетты). Она не получала от этого такого удовольствия, как ее брат, или тот же Пингвин. — Тебе не кажется, что это звучит не слишком реально? — спросила Виктория, когда они миновали парк и вышли на открытую аллею. Впереди замаячил мост, соединяющий северный и западный районы города, и девушка невольно шагнула к Освальду. Теперь они шли почти вплотную. Подобные конструкции всегда пугали Викторию. Если она не видела ничего плохого в том, чтобы умереть от выстрела, то возможность упасть заставляла ее сердце в ужасе сжиматься от страха. — Возможно, — согласился Освальд, замечая, как побледнела Зсас, — но мы же в Готэме. В последнее время мне кажется, что здесь можно все. Готэм — город возможностей. — Тебе бы подошло, — Виктория улыбнулась, остановившись, не желая продолжать путь в сторону моста и встав вплотную к Освальду. — Ну, ты Пингвин. Лед твоя сфера. Было бы максимально… символично. Освальд рассмеялся и взял Викторию за руку. Киллер немного расслабилась, чувствуя знакомое и такое приятное тепло. — Знаешь, Вики, в последнее время я много думал… Думал о том, что значу для тебя, нужен ли тебе и что ты вообще чувствуешь. Невозможно просто взять и залезть к другому человеку в голову и узнать, что он думает. Если бы все было так просто. Если бы я мог управлять тобой так же, как делаю это с другими, но, к сожалению, твой разум исключительный, и мне неподвластен. — Работы стало слишком много, мне тяжело. Тяжело от того, что я не могу разделить свое желание власти и управления целым Готэмом от желания просто провести с тобой один вечер, словно мы с тобой нормальная пара, единственной проблемой которой является, кто этим вечером будет мыть посуду. — Но знаешь… Я бы с удовольствием отдал всю власть этого мира только ради того, чтобы между нами была та любовь, о которой так часто говорят везде, где только можно. То, чего я, как ни стараюсь, понять не могу. — Я с этим справлюсь. В конце концов, я всю жизнь шел к этому. Если бы ты только помогла мне понять, что происходит между нами, все было бы намного проще. — И я бы ни на что это не променял. — Это здорово, — ответила Виктория, словно не замечая того влюбленного взгляда, которым все это время смотрел на нее Освальд, — я восхищена тем, как ты борешься за то, что тебе важно. Я так не умею. И Виктория улыбнулась. Видимо, совершенно забыв о том, что все это время с точно таким же отчаянным рвением защищала его жизнь. — Я бы с тобой поспорил, — Кобблпот расплылся в теплой улыбке, подумав, как раз, именно об этом. — Поцелуешь меня? — неожиданно спросила Виктория, глядя на Освальда, который лишь удивленно раскрыл рот. Казалось, после всего, что между ними произошло, это самая невинная просьба, но сам факт того, что в этот раз они не находились в его доме, оказался неожиданным. Хотя для Освальда это уже давно было неважно. Все это время он лишь подчинялся ее желанию (несмотря на то, что всю жизнь стремился к тому, чтобы подчинять самому), а потому, не раздумывая, потянулся к Виктории, стянул с нее очки и выполнил ее просьбу. Освальду всегда нравилось, как Виктория начинает дрожать, стоит лишь едва приобнять ее за талию. Что-то начинало разрастаться в груди и тянуть вниз, как только он прикасался к ней и чувствовал на себе ответные прикосновения (что может быть лучше подобного проявления доверия от человека, который прикосновений не выносит — это просто сносило Освальду крышу). Испытав многое, Освальд мог точно сказать, что Виктория — лучшее, что случалось в его жизни. Он прижал ее к себе сильнее, простонав в поцелуй, чувствуя, что неплохо бы оказаться в более уединенном месте, и вдруг почувствовал, как что-то дернуло его назад. Кобблпот резко обернулся и увидел перед собой незнакомую женщину. В следующий миг он почувствовал болезненный удар в солнечное сплетение, а затем незнакомка схватила его за лацканы пиджака и приподняла над землей, словно он был не тяжелее ребенка, и отбросила в сторону. Ударившись головой об асфальт, Освальд едва нашел в себе силы приподняться, а потом вновь упасть. Женщина отшвырнула его на несколько метров, и Коббпот не мог поверить в то, что это возможно. Даже взрослый мужчина вроде Бутча не смог бы так сделать. Незнакомка улыбнулась и вплотную подошла к Виктории, прижимая ее к невысокому резному железному заборчику, обозначающему начало моста, до которого они так и не успели дойти. — Ну привет, — произнесла она, ехидно улыбаясь, — давно мы с тобой не виделись. — Изабелла? — удивленно выдохнула Виктория, вглядываясь в лицо неизвестной силачки. Прошло уже три недели с их последней встречи, но женщина изменилась до неузнаваемости. На лице больше не было того детского добродушия и умилительного смущения. Теперь рот искажался в безумном оскале, а голубые глаза вдруг стали неестественно красными. Лоб и щеки обвивали вспухшие вены, делающие из некогда красивого ангельского личика маску самого настоящего монстра. — Что с тобой такое?! — Все в порядке! — Изабелла, облаченная в изящный белоснежный плащ, столь выгодно подчеркивающий стройную фигуру, грубо схватила Викторию за края ее кожаного плаща и с силой вжала в забор, заставив поморщиться от боли. — Ты даже не представляешь, какое душевное освобождение я чувствую! Могу поспорить, ты никогда не испытывала подобного! — И не хотела бы, — воскликнула Виктория, хватаясь за запястья женщины и пытаясь высвободиться из захвата. К ее удивлению, он оказался настолько крепким, что даже опытной Зсас оказалось не по силам с ним справиться. Виктория краем глаза глянула туда, где вдалеке лежал Освальд, так и не пришедший в себя. — Чего ты хочешь? — Чего я хочу? — переспросила Изабелла и облизнулась. Она подняла взгляд и дернула головой, словно прислушивалась к чему-то. К несуществующим голосам. — Эдвард, Виктория, мой Эдвард! — Что с ним не так? — Зсас вновь попыталась вырваться из захвата, но Изабелла слишком крепко ее держала. — Он мой! — воскликнула Изабелла и ударила ее по лицу. Удар оказался настолько сильным, что Виктория с шипением почувствовала, как что-то хрустнуло. — Кто же с этим спорит… — пробормотала она, пытаясь сфокусировать взгляд после болезненного удара. Виктория собралась с мыслями и изо всех сил ударила Изабеллу в ответ. Та схватилась за лицо, отпустив, и киллер, воспользовавшись этим, ударила еще раз, теперь в живот, а после сорвалась с места и побежала в сторону моста. Она надеялась, что правильно поняла Изабеллу, и той нет дела до Освальда, а значит, нужно увести ее в противоположную сторону. — Эдвард, ты идиот! — прошипела Виктория, оказавшись на мосту и съежившись от страха. Под ним быстрым потоком проезжали машины, а между ними, разделяя дорогу на встречные полосы, располагалась железная дорога. До Зсас понемногу доходил смысл происходящего. Так как у нее было время прочитать содержимое документов, которые она доставала для Эдварда, симптомы были ей хорошо известны. Нечеловеческая сила, слуховые галлюцинации и беспочвенные навязчивые идеи. Вероятно, Эдвард все же раздобыл где-то этот мерзкий вирус. Единственное, чего не понимала Виктория, неужели он применил его на собственной девушке? Нет, вероятно произошла какая-то ошибка, случайность. Это плохо. Все очень и очень плохо. Изабелла возникла перед ней слишком внезапно и подтолкнула к краю моста, прижимая спиной к низенькой ограде, за которой шумно завывал ветер. — Боженьки, — прошептала Виктория, когда Изабелла нагнула ее прямо над краем моста. Согнутая под неестественным углом спина протестующе заныла, и киллер со страхом посмотрела на обезумевшую Изабеллу, глаза которой полыхали жаждой крови и утолением собственных бредовых идей. — Мне не нравится окружение Эдварда, вы все плохо на него влияете! — продолжала Изабелла. Виктория попыталась достать пистолет, но та выбила его у нее из рук, и оружие полетело вниз, к проезжающим машинам. — Особенно ты! После разговора с тобой он был слишком несчастным! — Послушай, это неправда, это все вирус, — Виктория попыталась хоть как-то привести ее в сознание, но казалось, это бесполезно. — Нет, это все ты! Ты делаешь его несчастным! Виктория в ужасе застыла, чувствуя, как Изабелла все больше толкает ее через ограду. Она уже чувствовала, как воет в ушах ветер, выбивая волосы из пучков, и представляла, как будет выглядеть ее тело, размазанное по асфальту. Они стояли на самом центре моста, и никто из водителей, проезжающих внизу, даже не задумывался о том, что на крышу его машины может внезапно упасть невинный человек. — Если я избавлюсь от тебя, все будет кончено. И мы будем счастливы! В этот момент Изабелла блаженно улыбнулась и сжала руки на плаще Виктории так сильно, что Зсас испугалась, как бы ткань и вовсе не порвалась, и она не упала вниз. Чего она точно не ожидала, когда уже приготовилась принять свою смерть, так это того, что за спиной Изабеллы вдруг появится Освальд. Он схватил Изабеллу за волосы и потянул на себя. Изабелла, не ожидавшая этого, выпустила Викторию, и киллер схватилась за выступ на заборе, чтобы не упасть, внезапно потеряв опору. Пингвин, применив все свои силы, чувствуя, насколько нечеловечески сильна женщина, которую он пытался удержать, перегнул ее животом через ограду, а после этого скинул вниз. Виктория услышала громкий высокий крик и вскочила, хватаясь за ограду и смотря на дорогу. Изабелла лежала, распластанная на земле, вероятно, переломанная в нескольких местах, но по-прежнему живая. Она шевелилась, пытаясь встать, но в следующую секунду раздался громкий свист, и на том месте, где находилась женщина, оказался скоростной поезд. Зсас прикрыла рот рукой, борясь со внезапно подступившим рвотным позывом, и сползла по забору, оседая на землю. Освальд продолжал внимательно вглядываться, пока, наконец, звук поезда не стих, и он не кивнул в утвердительном жесте. — Она мертва, — произнес он, а следом опустился к Виктории. — Как ты? — Я в порядке, — ответила Зсас, буравя шокированным взглядом асфальт перед собой. Она до сих пор не могла поверить в то, что произошло. Освальд помог Виктории подняться, чувствуя, как ту бьет мелкая дрожь. В Пингвине бурлила слепая ярость, ведь кто-то только что пытался убить ее. Перед его глазами до сих пор стояла эта ужасная сцена, где Виктория в буквальном смысле висела на волоске от смерти. Только сейчас он задумался о том, кто вообще напал на них. — А кто это был? Виктория посмотрела на Освальда, чувствуя, как тот крепко прижимает ее к себе и мешает повернуться в ту сторону, где продолжала лежать уже мертвая Изабелла. Какое-то время Зсас молчала, потому что слишком быстрое осознание произошедшего слишком страшно давило на нее. — Это была девушка Эдварда, — наконец, произнесла Виктория, глядя, как расширяются в удивлении и панике глаза Кобблпота.***
Прошло целых три недели с того момента, как Изабелла выпила злосчастный бокал вина, в котором содержалась высокая доза вируса Тетча. И все это время Эдвард Нигма был как на иголках. Четыре мучительных дня он наблюдал за любимой, ожидая, когда же проявятся первые симптомы. Он ничего не сказал Изабелле, попросту не мог объяснить то, что произошло. Не мог сказать, что вскоре она начнет слышать голоса, которые будут нашептывать гадкие и темные навязчивые идеи. Он понятия не имел, что именно они будут ей говорить. Из документов Эдвард узнал лишь то, что в человеке просыпаются самые потаенные желания и инстинкты, но понятия не имел, какие именно. Нигма представить себе не мог, что может зародиться в невинном разуме его возлюбленной и начнет сводить с ума. Ровно четыре дня Изабелла продолжала улыбаться, разговаривая, как прежде, обо всяких глупостях. О том, как в прошлом месяце была на съезде библиотекарей, и что Эдварду бы вряд ли там понравилось, потому что на самом деле это невероятно скучные мероприятия. О том, что в детстве ей нравилось вырезать снежинки из бумаги, и что она очень хотела стать художником, но мама не позволяла ходить в школу искусств. Но на пятый день, когда Эдвард готовил завтрак, Изабелла вошла на кухню грустной и подавленной. Он тут же бросился к ней, заключая в объятия. — Милая, что случилось? Он знал, чего ожидать. Взгляд, которым она посмотрела на него, уже говорил, что прежняя Изабелла начала угасать. — Эдвард, ты счастлив? — спросила Изабелла, высвобождаясь из его объятий и проходя к столу. Там уже лежала яичница, на которой Эдвард каждое утро вырисовывал улыбающуюся мордочку, но впервые Изабелла, до этого так умиляющаяся этому, проигнорировала этот жест. — Конечно, — моментально ответил мужчина, усаживаясь напротив. Он внимательно вглядывался в лицо Изабеллы. И да, он все понял. Эдвард видел, как она словно прислушивается к чему-то далекому. Внимательно слушает, полностью абстрагируясь от внешнего мира. И делает собственные, только ей понятные выводы. Эдвард прекрасно знал это ощущение, еще с того дня как впервые в его голове зазвучали заветные «убийца», нежно пропеваемые его темной стороной. Которая не появлялась с того момента, как первой заметила, что Изабелла пьет ядовитый напиток. — У меня такое чувство, — Изабелла наклонила голову, словно загипнотизированная, и уставилась недвижимым взглядом на Эдварда. — Что твои друзья мешают тебе. — Кто? — удивился Нигма, совершенно не ожидавший такого поворота событий. Он ожидал чего угодно, но не того, что ее навязчивой идеей вдруг станет он сам. Это ведь просто невозможно. Не может человек стать для кого-то навязчивой идеей. — После разговора с той девушкой на тебе лица не было. Ты готов был покончить с собой, тебе было плохо. Она внушила тебе, что ты плохой. Из-за нее ты несчастен. Эдвард закусил губу, не зная, как правильно сформулировать ответ. Он понимал, что вирус будет подчинять себе Изабеллу, и все, что будет сказано ей, не будет ее собственными мыслями. Теперь она уже не принадлежит себе. — Ну тогда давай, я просто не буду с ними общаться? — предложил Эдвард, неловко улыбнувшись. — Если тебе так будет легче. В ответ Изабелла счастливо улыбнулась, а Эдвард нахмурился, не в силах представить, что же его теперь ждет. С тех пор с каждым днем Изабелле становилось хуже. Она становилась беспокойной, не могла усидеть на месте и постоянно прислушивалась к несуществующему шуму. Сперва Эдвард пытался отвлекать ее разговорами или делами, которые обычно успокаивали. Но вскоре она перестала ими заниматься, потому что те начинали раздражать. Она все больше забывалась в себе и, когда обнимала Эдварда, целовала его и шептала на ухо ласковые слова, Нигма все равно чувствовал странное раздражение, которое списывал на свой счет. Однако как бы Нигме не казалось, что он сам раздражает Изабеллу, не трудно было заметить, что с каждым днем она становилась все больше одержима им. Она практически не оставляла его одного, всегда следовала за ним невидимой тенью, не выпускала его рук из своих и всегда, все время ей хотелось целоваться. Спустя полторы недели Эдварду уже становилось неловко от того, насколько близко Изабелла была к нему все это время. Он любил ее, и сам хотел проводить с ней все время, но подобное, почти больное отношение уже начинало пугать. Мужчина привык быть странным и навязчивым сам, но никогда бы не подумал, какой дискомфорт доставляет окружающим его настойчивость. Эдвард начинал видеть в Изабелле себя. У нее тоже начались галлюцинации, она так же, как и он, была чем-то одержима. Нигма за свою жизнь пережил множество маний. Это были различные загадки, головоломки, книги, комиксы, коллекционирование всего, чего только можно. Если Эдвард цеплялся за что-то, то погружался в это целиком. Затем он стал одержим Кристин Крингл, а финальной его одержимостью стал Освальд Кобблпот. Да, Эдвард был странным, но он не был больным. И пытался убеждать себя в том, что и Изабелла здорова. Старался выкинуть из головы ужасные мысли, что она заражена, больна, и ей нужна помощь. Он пытался убеждать себя в том, что Изабелла здорова и все нормально. — Милый, — томно шептала Изабелла, усаживаясь ему на колени, проводя ладонями по его груди. Она всегда казалась ему такой милой и невинной, словно подросток, несмотря на уже зрелый возраст. Это умиляло, ведь она была такой особенной. Теперь же Изабелла перестала носить скромные серые платья и все больше обтягивала свою фигуру, правда, выбирая для этого неестественно белые вещи, словно она все еще оставалась ангелом. Но ангелом грязным и развратным. Который, несмотря на невинно белое платье и светлые распущенные локоны, с лукавой и хищной улыбкой сползал с его колен вниз на пол и, продолжая глядеть на него краснеющими глазами, расстегивал ремень на брюках. — Я так люблю тебя. Я хочу, чтобы ты был только моим. В эти моменты Эдвард не мог возражать. Он тоже любил ее, был не против принадлежать ей. Что плохого в том, чтобы полностью отдаться любимому человеку? Стать его собственностью, иметь такую связь, которой нет ни у кого. Наслаждаться тем, что происходит между двумя сердцами. Плохо было то, что Изабелла была больна. И когда Эдвард лежал в постели, а Изабелла обвивала его, лежа на его груди, цепляясь ноготками за кожу, он понял, что необходимо действовать. Нигма впервые за долгое время вернулся в свою квартирку, которая уже успела покрыться пылью. Он втайне надеялся, что его отражение, которое, может быть, просто испугалось Изабеллу, появится хотя бы здесь, но оно по-прежнему молчало, словно и вовсе исчезло. Это пугало Эдварда, ведь, несмотря ни на что, двойник был его неотъемлемой частью, необходимой для существования. Он уже привык, что тот принимает все сложные решения и выполняет грязные дела. Эдвард уже не смог бы существовать без него. Дома Нигма нашел все свое многочисленные записи, сделанные о вирусе, но, найдя формулу с предполагаемым антидотом, понял, что тот готов лишь наполовину. В формуле было много дыр, и в некоторых местах Эдвард совершенно не понимал, чем можно заменить то или иное химическое вещество. Эдвард был в отчаянии, не понимал, что делать. Но самым ужасным стало то, что он чувствовал личную вину. Изабелла заразилась из-за него, его слишком завышенные амбиции в результате превратили нежного ангела в порочного дьявола. Стоило Эдварду вернуться домой, как он впервые познал иную сторону вируса — беспочвенный гнев. Изабелла практически разгромила всю квартиру. — Где ты был? — ее покрасневшие глаза яростно сверкали. — Я так скучала по тебе! Мне было плохо! Эдварду пришлось успокаивать ее весь вечер, но в итоге ему удалось. Как сильно Изабелла злилась без него, так же легко успокаивалась рядом. Нигма словно был лекарством, без которого она не могла обходиться. Ведь он был ее личной одержимостью. — Я хочу, чтобы ты всегда был со мной, — шептала Изабелла ему на ухо, и от ее страстного шепота Эдвард готов был перестать дышать. Он так любил ее. И ему было глубоко наплевать на все, что происходило с ней. Вопреки всему, Нигма был готов отдать Изабелле всего себя целиком. — Но еще больше я хочу, чтобы ты, мой милый, был счастлив. Вернувшись однажды из дома, где Эдвард, вопреки капризам Изабеллы, продолжал проводить вечера, пытаясь вывести формулу для антидота, он не застал ее дома. — Изабелла! — позвал Эдвард, но ответом ему была лишь тишина. Нигма и представить не мог, куда Изабелла могла уйти, ведь все это время она провела в доме. И мало ли что могло случится с ней там, в неизвестности, пока бедная любимая заражена. Мобильный телефон Изабеллы не отвечал уже на протяжении трех часов, пока Эдвард, словно зверь в клетке, продолжал наворачивать круги по пустой квартире. Нигма не понимал, что ему делать, не мог придумать, куда ему пойти, чтобы найти ее. — Где ты, милая? — произнес Эдвард в телефон, в котором продолжали пищать безжизненные равномерные гудки. «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети…»