Верни меня к жизни

      Освальд молча наблюдал за тем, как с громким плеском волны бьются о причал несчастного пирса. Сколько связано с ним плохих, тревожащих душу воспоминаний — уже трудно пересчитать, а теперь, благодаря его же усилиям, прибавится еще одно: даже сквозь плотную железную дверь до чуткого слуха долетали чужие крики.       Единственная причина, по которой Кобблпот согласился работать с Софией Фальконе — возможность убить ее. Сама смерть мафиозной дочери была выгодна, но Пингвин не испытывал особого удовольствия, понимая, что очередной высокий человек падет от его руки. И вдруг до него дошло, что можно сделать с высокомерной итальянкой.       Освальд редко испытывал чувство вины. В последний раз это было, когда он винил самого себя в смерти матери.       За эти пять месяцев у Кобблпота было время подумать о том, что происходило в его отношениях с Викторией. У него появилась та замечательная возможность разобраться в себе и проанализировать ситуацию, глядя на нее со стороны.       Когда в тебе горит огонь страсти, когда ты чувствуешь себя по-настоящему влюбленным, увы, разум уступает место пламенеющему сердцу, и самые очевидные вещи, которые бы сразу увидел сторонний наблюдатель, теряются вдалеке, ведь единственное, что ты видишь перед собой — твой возлюбленный.       И в связи с этим Освальд не замечал очевидного. Того самого, что тогда на этом же самом пирсе сказал ему Эдвард. Их отношения были сугубо односторонними. Несмотря на то, что по началу Освальд чувствовал себя влюбленным и считал все свои действия благими, он понял, что этого оказалось недостаточно. Он слишком увлекся своими мечтами о власти и местечке во главе Готэма, что не замечал того, что с каждым разом меняет любовь на работу. Возможно, много лет назад ему стоило пойти за Викторией и помочь одолеть Фальконе. Если бы он сделал это, она была бы намного счастливее и здоровее, но тогда Освальд бы потерял ту мизерную возможность убить Фиш — главного врага всей его жизни.       Увы, Кобблпот выбрал собственный интерес, но к его удивлению, Виктория не была против. Да, он дал ей возможность убить Фальконе ранее, и это вроде бы балансировало тот случай.       Но Освальд знал, что потом, гоняясь за Кармайном, Виктория бросила эту затею, узнав, что Пингвин в печальном положении, и вернулась к нему. Этот жест и подтолкнул Освальда тогда сделать первый шаг. Потому что именно в тот момент он поверил в то, что небезразличен ей.       Однако сам же Кобблпот потом покинул ее (ради ее же безопасности, ради всего святого, он просто не хотел, чтобы ее посадили вместе с ним!). А после, выйдя из Аркхема, снова бросил, оттолкнул самыми грязными словами.       Но после всего этого Виктория вновь вернулась к нему, не обвинив ни в чем, просто приняв все как факт, в очередной раз бросаясь к нему в объятия.       И Освальд просто принял это как должное, не задумываясь ни о том, был ли он хоть в чем-то виноват, ни о том, а что вообще чувствует Виктория, почему не предъявляет ему претензий.       Освальд любил ее. Просто поддавался собственным желаниям и порывам, забыв о том, что существуют обязательства и реальная жизнь.       Виктория много раз рисковала собственной жизнью. Она заслонила его собой, когда они только начали общаться, повредила руку, стараясь защитить (она до сих пор могла держать пистолет лишь в левой руке). Виктория подставляла свою жизнь снова и снова, пока, наконец, не решилась на отчаянный шаг.       Освальд и раньше замечал у младшей Зсас отсутствие заботы о собственной жизни. Она, как и ее брат, очень рьяно вступала в драки и перестрелки, совершенно не задумываясь, что ее могут убить. Но Кобблпот не придавал этому значения, пока не понял, что у нее просто напрочь отсутствует чувство самозащиты.       И, естественно, мысль о том, что она умерла (в целом не важно, от своих рук или от чужих), заставила Кобблпота задуматься: а что случилось бы с ним, если бы Виктория в самом деле исчезла из его жизни?       Сделанные выводы ему не понравились. Освальд был просто счастлив тому, что это была лишь случайность, которая только дала возможность подумать, а не преподала безвозвратный жизненный урок.       Виктория отдавала все, что у нее было, не требуя взамен ничего. Освальд же так увлекся собственными чувствами и желанием услышать признание в любви, что совершенно не заметил того, что хоть Виктория ему этого не показывала, но любовь скрывалась в каждом ее жесте.       А также болезненная, в самом деле никому непонятная зависимость.       У Освальда было время, чтобы понять, что зависимость — это далеко не любовь. Это болезнь. И она довела его бедную Викторию до того состояния, в котором та находилась, когда Освальд вновь встретил ее. Она разрушала ее изнутри намного быстрее, чем алкоголь губит печень, а сигареты легкие. Отравляла разум и сердце.       Освальд решил, что Виктория важна для него. Не мог просто выкинуть ее из своей жизни. Она уже проникла глубоко в его сознание и душу, чтобы просто так забыть о ней. Поэтому единственное, что он мог сделать — больше не повторять прежних ошибок. Давать ей то, что нужно, следить за ее действиями и направлять их в то русло, которое, по его мнению, было для нее лучше.       Викторию необходимо было избавить от зависимости, даже если зависела она от него самого. Это все равно неправильно и нездорово, и Освальду (как не лестно ему было стать для кого-то смыслом жизни) совершенно не хотелось, чтобы Виктория страдала из-за него. Как выяснилось, он и так принес ей слишком много страданий.       Дать Виктории возможность отомстить — минимум, что Освальд мог сделать. Это лишь начало. Он собирался дать возлюбленной куда больше. Ведь теперь у него есть такая возможность. А главное — желание, ведь стоило ему только захотеть, и он готов сделать что угодно на пути к собственной цели.       Раздался громкий визг колес, который отвлек Освальда от раздумий.       Кобблпот поднял голову, смахнул упавший на лоб локон и посмотрел в сторону звука. На дорожку, ведущую к пирсу, выехал мотоцикл, и Пингвин, конечно же, знал, кто был за рулем. Не вовремя, Освальд совершенно не рассчитывал на его компанию в данный момент.       — Какими судьбами, Виктор? — спросил Пингвин, когда, подъехав к пирсу, Виктор Зсас припарковал свой мотоцикл, слез и направился в его сторону.       — Проблемы, босс, — ответил киллер, осматриваясь. — Полиция прикрыла приют. Гордон уже собрал все доказательства того, что вы в этом замешаны. Стоит вам въехать в город, как он арестует вас.       Освальд застыл, переваривая информацию. Чертов Гордон, он все-таки до него добрался! Как так получилось, они ведь были предельно осторожны…       До Кобблпота вдруг дошло, и он истерично хихикнул, опуская голову и невольно сильнее опираясь на трость. Ну конечно, все ведь было так просто. Вот зачем мисс Фальконе предложила ему свою дружбу, почему так охотно вилась вокруг него и почему интерес детектива Гордона к его персоне внезапно так возрос. Все было подстроено и тщательно спланировано! Какая гадкая и подлая махинация, неужели после всех своих мучений Освальд заслуживал подобного?       Как вовремя он захватил Софию, вероятно, если бы вмешался Гордон, он бы не успел отомстить этой зазнавшейся итальянке. Стерва заслуживала быть растерзанной. Не зря Освальд решил расправиться с ней, не думая о последствиях.       — Что за крики? — поинтересовался Виктор, глядя в сторону склада.       Освальд пожал плечами, словно совершенно не знал, что там происходило. Он на интуитивном уровне не желал демонстрировать Зсасу близость с его сестрой, прекрасно зная о его вспыльчивости. Кому как не Освальду было знать, что делает Виктор с жертвами, которых оставляет на него босс мафии.       — Что будете делать, босс? — Пингвину послышался интерес в голосе Виктора, и он поднял голову, уставившись на него.       — Какие у него есть доказательства в том, что я в этом замешан?       — У него какой-то ребенок в качестве свидетеля. Он рассказал ему, о чем вы говорили с Софией, чем заставляли детей заниматься. Ребенок кстати не один, их трое или четверо.       Пингвин чуть не взвыл от негодования. Так вот зачем Фальконе приводила на встречи детей! А он, идиот, даже не подумал об этом, у него и мысли не возникло, что маленькие засранцы могут оказаться вредителями.       А это вообще законно — использовать показания детей в качестве свидетелей? Ребенок ведь может сказать полиции все, что ему велят. И мало ли, каким словам их могла научить Фальконе.       Наверно, это не важно. Освальд прекрасно знал, как работает Готэмская полиция.       Кобблпот полностью ушел в мысли о том, что ему теперь делать, как обеспечить себе неприкосновенность, уйти от правосудия. Пингвин был готов скрипеть зубами от злости. Почему в Готэме все подвержено какому-то замкнутому кругу? Стоит привести все в порядок, как все начинает рушиться с невероятной скоростью. Все равно, что толкать камень в гору.       — Лапочка? — удивленно спросил Виктор, глядя поверх плеча Пингина. Освальд оторвался от собственных размышлений и обернулся.       Виктория шла в их сторону, едва пошатываясь. Ее бледное лицо было измазано кровью, а длинные волосы распустились и теперь торчали в стороны. Она смотрела совершенно опустошенным взглядом, от чего у Освальда в горле собрался горький комок.       — Что с тобой?..       — С семьей Фальконе, наконец, покончено, — произнесла Виктория, подойдя к Освальду и Виктору, останавливаясь в паре шагов. Она говорила потрясенным тоном, словно сама не верила в свои слова.       — О чем ты говоришь?       Сестра не ответила ему, очевидно находясь в некотором шоке после того, чем занималась несколько минут назад. Виктор широко раскрыл глаза, а затем рванул со своего места, направляясь в сторону склада.       — Ты в порядке? — спросил Освальд, обеспокоенно склоняясь над Викторией. Она выглядела невероятно потерянной, и Кобблпот забеспокоился. Она и так была в плачевном состоянии, и любая мелочь могла усугубить его.       Пингвин осторожно коснулся плеча Виктории.       — В порядке, — она кивнула и только открыла рот, чтобы что-то сказать, как с металлическим скрежетом открылась дверь склада, и оттуда стремительно вышел Виктор Зсас.       — Лапочка! — строго крикнул он, направляясь в сторону сестры, и та невольно шагнула назад, натыкаясь на Освальда, который обхватил ее за локоть. — Какого черта ты творишь?!       Освальд, нахмурившись, посмотрел на киллера. Он привык к тому, что Зсас хладнокровный и равнодушный. Хоть его глаза и загорались маниакальным блеском, когда тот кого-то убивал, впервые Освальд наблюдал за тем, как в нем играют эмоции. И выглядело это пугающе.       — Что не так? — переспросила Виктория тягучим голосом под стать голосу брата.       — Зачем ты убила ее?!       Виктория напряглась всем телом. Первая волна испуга прошла, и она направилась в сторону брата, который медленно приближался к ней.       — Что значит, зачем? — воскликнула она. Ее голос дрожал, но далеко не от страха. В нем были смешаны ненависть, боль и накатывающая истерика. — Фальконе заслуживал этого! Но он мертв, мертв его сын, и единственный, кто оставался, его дочь. Должен же хоть кто-то понести ответственность за свои дела.       Виктор встал напротив сестры, глядя на нее с нарочитым спокойствием. Она в ответ высоко задрала голову.       — О чем ты говоришь? — спросил Виктор. Понять со стороны, какие эмоции он испытывал, было трудно. Даже Виктория, так хорошо знающая брата, не могла точно сказать, о чем он сейчас думал и что мог сделать в следующий момент. Ее брат был истинным психопатом, чьи действия никогда невозможно предугадать.       — Неужели ты до сих пор не в курсе, что это Фальконе приказал убить наших родителей?       Широкие глаза Виктора блеснули, и он попятился от сестры.       — Нет! — воскликнул он, нахмурившись. — Кто тебе об этом сказал? Фальконе оберегал нас все это время.       — А мне он сказал обратное, — спокойно ответила Виктория, вспоминая тот день, когда ей представился шанс убить босса мафии, и который она так позорно упустила. — Лично.       Виктор явно переживал в этот момент внутренний кризис. Не каждый день слышишь о том, что человек, на которого ты работал столько лет, которого ты любил и уважал, виновен в смерти родных людей. Этот факт нельзя просто взять и принять в один миг. Он долго смотрел на сестру, а потом перевел взгляд на Пингвина. На его лице отразилась серьезная задумчивость, а потом киллер поднял пистолет, наставляя его на своего босса.       Пингвин замер, едва раскрыв рот.       — Это ты ей сказал? — обычно тяжелый на подъем и не обременяющий себя лишними размышлениями киллер в данный момент слишком быстро пришел к очевидному выводу. Который, по всей видимости, ему не понравился.       В ответ Освальд лишь неопределенно мотнул головой, не желая ничего ни признавать, ни отрицать.       — Не смей наставлять на него оружие! — воскликнула Виктория, отталкивая брата и вставая перед Освальдом, загораживая его собой. — Это не имеет никакого значения.       — Конечно имеет! — Виктор ответил сестре не менее сдержанным криком, хватая ее за плечо. — Он же лжец! Вся его деятельность построена на одном обмане. И я не позволю ему обманывать тебя и пользоваться твоей доверчивостью.       — Возможно, — согласился Освальд, делая шаг назад, — но с Викторией я всегда был честен.       — Ты заставил ее убить Софию!       Зсас вновь поднял пистолет, но Виктория достала свой и другой рукой ухватилась за руку брата, вновь закрывая собой Кобблпота. Виктор перевел напряженный взгляд на сестру. Киллеры неотрывно глядели друг другу в глаза. Они еще никогда не поднимали оружия друг на друга, но теперь оба решительно сжимали пистолеты в руках.       И причиной этому, как ни странно, вдруг ни с того, ни с сего оказался Пингвин.       Освальд прикинул в голове, что сейчас может произойти, а потому, сжав трость в руках, осторожно сделал несколько шагов назад по направлению к своей машине. Он прекрасно осведомлен о Зсасовской вспыльчивости, присущей как брату, так и сестре. Он сомневался, что киллеры позволят себе убить друг друга, а вот опасность, угрожающую собственной жизни, почувствовал отчетливо.       Виктория услышала визг отъезжающей за спиной машины, посмотрела в сторону, а затем вновь перевела взгляд на брата.       — Зачем ты это сделала?       — Что значит «зачем», Виктор? — спросила Виктория, отходя на шаг, но не опуская оружия. — Я киллер, единственное, что я делала в этой жизни — убивала людей тогда, когда мне говорили это делать. Как ты можешь спрашивать меня о таком после того, как лично дал пистолет мне в руки, когда мне было семнадцать?       — Я беспокоюсь о тебе, — произнес Виктор, прикладывая свободную руку к груди. — После того, как вышла из больницы, ты плакала, когда вспоминала, что убивала кого-то. Ты возненавидела себя и то, чем занималась. Решила полностью изменить свою жизнь, и я не говорил тебе ничего, что происходило вокруг, не стал просить тебя вернуться, потому что понял, что с тебя хватит. Ты больше этого не хотела. И что теперь? Пингвину стоило показать пальцем — и все твое лицо снова в крови!       — А как я могла иначе! Эти люди принесли вред нашей семье! Их нужно было стереть с лица земли. Освальд всего лишь дал мне возможность сделать это.       Виктор прищурился. Он вдруг вспомнил, в каком напряжении был Кобблпот каждый раз, когда расспрашивал его о сестре. Как пытался выяснить, жива ли она. Виктор думал, что Пингвину нужны только ее навыки и не понимал, чем при этом боссу не подходит его кандидатура.       — Виктория, что у тебя с Пингвином?       Вытянутая рука с пистолетом дрогнула от его слов, и сестра отвела взгляд в сторону.       — Какое это имеет значение?       — О, неужели… — Виктор в удивлении раскрыл рот, а потом его лицо скривилось в отвращении. — Неужели ты спишь с ним?       — Это не твое дело, Виктор! — Виктория разозлилась и крепче сжала пистолет в ладони.       — Он же просто пользуется этим. А ты делаешь все, что он тебе говорит, даже не думая, что тебе это неприятно, и ты этого не хочешь. Ты ведь клялась, что больше никого не убьешь.       — Не так просто забыть старые привычки, — недовольно огрызнулась сестра, делая шаг вперед. — Не указывай, что мне делать!       — Почему? Потому что указывать тебе может только Пингвин?       — Он хотя бы был рядом тогда, когда мне было нужно, а не шлялся где-то со всякими шлюхами.       — Откуда ты знаешь, что Пингвин не гуляет со шлюхами в свободное время?       Раздался выстрел, и Виктор невольно отскочил, так как пуля ударила рядом с его ботинком.       — Не смей так говорить! — прошипела в ярости Виктория, приближаясь к брату с оружием в руках. — Это ты сделал из меня ту, кем я теперь являюсь. Ты привел меня к Фальконе и научил хладнокровно убивать людей. Фальконе и есть тот, кто разворошил нашу семью и сделал со мной… — Виктория невольно всхлипнула. — Конечно, я никогда не любила то, что я делала! У меня просто не было иного выбора, что еще я могла при такой-то жизни?       Виктория замахнулась и ударила брата, но тот с легкостью перехватил ее руку и развернул, заломив ее. Сестра прошипела от боли и пнула ногой, попав по колену, от чего Виктор выпустил ее.       — У тебя был выбор, ты могла просто не делать того, что тебе говорили. Не обвиняй других в собственных ошибках.       С этими словами Виктор показательно выстрелил в воздух рядом с сестрой, но она даже не дрогнула. Не потому, что знала, брат не причинит ей вреда. А потому, что ей уже все равно.       — Тогда не указывай мне, что делать. Я сама решаю, с кем спать и кого убивать. Не лезь в мою жизнь.       — Я забочусь о тебе, ты единственная, кто у меня есть! — воскликнул киллер и оттолкнул сестру от себя, чтобы та вдруг не налетела на него снова. Он не рассчитал силу, и она упала на землю.       — Нихрена ты не заботишься обо мне! — пробормотала Виктория, стирая ладонью невольно выступившие слезы.       Виктор опустился рядом с сестрой, вытягивая ладонь, но Виктория оттолкнула его.       — Ты даже не представляешь, во что превратилась моя жизнь, — прошептала Виктория, всхлипывая, бессильно опуская оружие.       — Или во что он ее превратил? — спросил Виктор. Он не дурак и хорошо знаком с Пингвином вот уже столько лет. Виктор прекрасно представлял, что этот подлый манипулятор мог сотворить с его сестрой. Виктор даже не хотел выяснять, связаны ли каждая затяжная депрессия и запои сестры с тем, что происходило между ней и Кобблпотом. — Пожалуй в том, что ты столкнулась с Пингвином, частично виноват и я. Скажи, Виктория, только честно. В том, что произошло с тобой полгода назад, замешан Кобблпот?       Виктории не пришлось отвечать. Взгляд, которым она посмотрела на брата, едва приоткрыв рот, сказал все за нее. Пусть Виктор не сильно разбирался в чужих эмоциях, но эти боль и отчаяние, блеснувшие на лице его сестры, различить смог.       Не говоря ни слова, Виктор поднялся и сложил оружие. Он еще раз оглядел сестру с ног до головы. Она и в самом деле представляла собой печальное зрелище. Бледная и растрепанная, с размазанной кровью и слезами на лице. Даже на расстоянии от нее тянуло алкоголем и бесчисленным количеством сигарет.       Виктор отвернулся и направился в сторону своего транспорта. Виктория молча наблюдала за его действиями. Она хотела было крикнуть тому, чтобы он не уезжал, не бросал ее после всего. Ей хотелось, чтобы он хоть раз обнял ее. Но она осталась лежать на земле в одиночестве, когда мотоцикл брата скрылся из поля зрения.       Виктория откинула голову, больно ударяясь об асфальт. Ей казалось, что жизнь вокруг нее стремительно рушится, и она не понимала этому причину.

***

      Стоило Кобблпоту пересечь порог собственного клуба, как детектив Гордон защелкнул наручники на его запястьях. Освальд и понять не успел, как это произошло так быстро, но вот он стоял вплотную к детективу, чувствуя боль в заломанных назад плечевых суставах.       — Если бы ты отменил лицензии, этого бы не случилось, — укоризненно произнес детектив ему на ухо, словно обвиняя в том, что он попался.       — Неужели, Джим? — прошипел Освальд в ответ. — А мне вот кажется, что тебе подойдет абсолютно любая причина, какой бы она не была. Меня подставили, я требую адвоката.       — Против тебя есть свидетели, и тебе тяжело будет спорить с их показаниями.       — Они же дети! — возмутился Пингвин, но ни Гордон, ни остальные окружающие их полицейские не обратили никакого внимания на его слова.       Раздался звук быстрых шагов, и в зале оказалась Айви, испуганно поглядевшая на шестерых полицейских, мгновенно наставивших на нее оружие.       — Оззи, что происходит? — в ее голосе послышался отчетливый страх. Джим, заметив Айви, направился к ней.       — Не смей трогать ее, Гордон! — взвизгнул Пингвин, пытаясь помешать детективу схватить еще и невинную глупую Айви. — Она всего лишь ребенок.       — Твой ребенок, — уточнил детектив с презрением и протянул к начавшей сопротивляться Айви руки. — Мы тебя всего лишь допросим и отпустим. А за сопротивление можем и срок накинуть.       Освальд закатил глаза и закусил губу. Как же все не вовремя пошло не по плану. Спустя каких-то жалких сорок минут Кобблпот уже сидел в полицейском участке, в комнате для допроса с прозрачной стеной, прикованный к столу наручниками.       Джим Гордон сидел напротив, глядя на него настолько внимательно, словно Освальд был в состоянии исчезнуть, стоило лишь детективу моргнуть. Кобблпот стал свидетелем грязного допроса Айви, где на нее давили так долго и тщательно, что довели до такой истерики, что пришлось вызывать медиков. Но стоило только ей успокоиться, как детективы снова завели с ней грубую беседу. Разве только не били, так как рука на ребенка не поднялась. У Освальда сжималось сердце, пока он наблюдал за всем этим. А всему причиной явное нежелание Айви выдавать любые секреты Пингвина.       Кобблпот на самом деле не знал, осведомлена ли Айви вообще о том, что он творил за прошедшие месяцы. И для него было загадкой, плачет ли она из-за того, что реально не знает, что сказать, или же знает, но изо всех сил не выдает.       Это было не важно. В любом случае то, что творили с ней копы — бесчеловечно и намного хуже того, что когда-либо проделывал Освальд. Во всяком случае Кобблпот никогда не позволял себе подобного отношения к детям.       Освальд чувствовал личную вину в том, что переживала Айви, и был от всего сердца благодарен за то, что она оставалась на его стороне.       Благо, в какой-то момент эта пытка кончилась, от Айви отстали, и Освальд вздохнул, так как больше не мог наблюдать за этим.       — Думаешь, я позволю тебе снова засадить меня, Джим? — прошептал Освальд, в ярости глядя на детектива. — Я всегда считал нас друзьями, помогал тебе…       — Хватит, Освальд, — тяжело вздохнул Гордон, слыша знакомую песню уже в который раз.       — Однако тебе все мало, ты по-прежнему в плену собственных иллюзий о справедливости. Только ты ничем не лучше меня. Ты такой же.       — Нет, тут твои штучки тебе не помогут. Я найду свидетеля, который даст показания против тебя. Достаточно будет всего одного, чтобы ты вновь отправился в Аркхем. Твои лицензии — истинное безумие. Нельзя разрешать людям законно творить беспорядок на улицах. И все твои слова о снижении преступности лишь пустой треп, чтобы скрыть истину. Ты готов толкать людей на безрассудные поступки, лишь бы тебе в карман шел приличный доход. Это преступление. И ты заплатишь за него.       Освальд бросил взгляд в сторону зеркала. Интересно, там кто-то был, или никого уже не заботит судьба Кобблпота?       — Твоя жадность безгранична, Джим, — произнес он, отклоняясь на стуле. — Ты ведь теперь капитан полиции, верно? А что ты сделал для этого, напомни, я что-то подзабыл. Ах да, ты сместил лучшего друга! Единственного, кто терпел твой гадкий характер. Ради карьеры, ради справедливости. Ты абсолютно правильно поступил. Потому что он работал на меня. Полиция терпела мои лицензии, потому что бывший капитан Буллок лично одобрил их. Так что, Джим, все вокруг плохие, а ты святой, или, может, все-таки все наоборот?       Детектив сжал губы в плотную линию. Он не собирался обсуждать досадный инцидент, который произошел с Харви. Джим и представить себе не мог не только, что его лучший друг сговорится с его заклятым врагом, но что еще и будет скрывать это.       Да, ему пришлось выдать Харви, из-за чего тот потерял работу, но Джим не делал это намеренно, и тем более не метил на его место. Он был не виноват в том, что высшее начальство назначило новым капитаном вместо Буллока его самого.       — Детектив Гордон, здесь свидетель по делу Кобблпота, — в дверь заглянул молодой офицер, с опаской покосившись на вмиг выпрямившегося и изменившегося в лице Пингвина.       Кто еще мог бы быть свидетелем против него? О его подпольной деятельности было мало кому известно, да и Освальд был более чем уверен в своих людях. В этот раз он тщательно выбирал их, прекрасно понимая, кому доверять можно, а кому нельзя.       Каково было его удивление, когда в комнату для допроса вошел Виктор Зсас и вальяжно уселся на стул рядом с Гордоном, совершенно не стесняясь Кобблпота. Джим глянул в сторону зеркала, и Освальд понял, что за ними все же наблюдают.       — Что ж, детектив, — произнес Виктор тягучим низким голосом и вкрадчиво улыбнулся, — пожалуй, я соглашусь с вашим обвинением. Бедные дети, как только Кобблпот с ними не обращался.       — Это же ложь! — воскликнул Освальд, вскакивая и чувствуя, как наручники тянут его назад. Чего он точно не ожидал — так это предательства со стороны самого близкого своего человека. — Я даже не приближался к ним! За что, Виктор?!       — Я думаю, показания Зсаса вполне подойдут, — кивнул Гордон и встал, направляясь к выходу из комнаты. — Мы их запишем для достоверности, пойдем Виктор.       Киллер встал, глядя на Пингвина немигающим взглядом.       — Я тебя уничтожу, Виктор! — в ярости прошипел Освальд, вновь дергая руками. Если бы он не был связан, то не побоялся бы броситься на самого опасного киллера Готэма.       — Да? Так же, как мою сестру? — тихо спросил Виктор, склоняясь и опираясь руками о стол. — Я бы убил тебя, это меньшее, чем ты отделаешься.       — Предатель! — крикнул Освальд вслед уходящему за детективом Зсасу и устало осел на стул, зарываясь пальцами в жесткие волосы.       Что там произошло между Зсасами, что это окончилось подобным? Судя по всему, Виктор узнал о том, что происходило между ним и его сестрой. Вероятно, было правильным до времени молчать об этом. Виктор и в самом деле мог застрелить Освальда, узнав, что тот затащил в постель его сестру. Зсас же непредсказуемый, мало ли, что может прийти ему в голову.       Но важным на самом деле было совершенно другое. Сейчас вершиной проблем Кобблпота было вероятное заточение в Аркхем, к которому тот был совершенно не готов. С него хватило и в прошлый раз. Психиатрическая больница для преступников была таким себе местом. Он, навещая Эдварда, дрожал от неприязни, слыша окружающие его крики.       Все складывалось до ужаса неприятно и неудачно. Освальд был готов в голос взвыть от того, что все шло к чертям по сильной наклонной. Жизнь давала ему слишком много шансов, и теперь что-то подсказывало ему, что израсходован был последний, и в этот раз так просто из Аркхема ему не уйти.       Пингвин устало посмотрел в зеркало, через которое с другой стороны за ним все еще наблюдали. Мерзавцы, не дающие ему шанса на нормальную жизнь.       Когда-нибудь Освальд все же проучит их.