***
Виктория уселась за стол для допроса в комнате для посетителей, вальяжно закинув ногу на ногу. На входе у нее отобрали оружие, и без него она чувствовала себя беззащитной. Но временное отсутствие больше психологической и, уже в меньшей степени, реальной защиты не стоило ничего в сравнении с тем, что ее возлюбленный снова оказался в Аркхеме. На Викторию совершенно не произвели впечатления слова Виктора. Она прекрасно знала, как выглядит со стороны ее общение с Освальдом. И тем более совершенно не собиралась ни в чем переубеждать брата. Зсас не обязана ему ничего доказывать. Все это время Виктория и так скрывала от него свои отношения с Освальдом, зная, что Виктору они не понравятся просто потому, что он ревниво относился к любому, кто общался с ней. И не потому, что в действительности ревновал. А потому, что именно он реабилитировал сестру после того, как ее изнасиловали. Разумеется, зная обо всем, Виктор не мог спокойно принять мысль о том, что когда-нибудь его сестра все же впустит в свою жизнь какого-нибудь мужчину. Мужчину, который, к сожалению, являлся центром всеобщей Готэмской ненависти. Виктория видела, как его арестовывали по телевизору, через витрину какой-то кафешки. Она как раз направлялась по улице в его клуб, с трудом добравшись от пирса до центра Готэма, при том, что Освальд и Виктор оставили ее без транспорта. — Черт возьми, Освальд, сколько можно? — простонала Виктория, утыкаясь пыльными ладонями в витрину. В прошлый раз Виктория оставила его на произвол судьбы. Освальд попал в Аркхем, подвергся бесчисленным пыткам и вышел с истерзанным разумом, а Виктория тем временем забывалась, держа в руках бутылку. Хуже было лишь когда они встретились вновь, и Освальд заявил, что больше не желает видеть ее, а Виктория в ответ чуть его не убила. Хоть время друг без друга и залечило все эти раны, и Освальд с Викторией, встретившись вновь, забыли обо всем, поддаваясь страстным чувствам друг к другу, Виктория совершенно не желала, чтобы подобное повторилось. Готэм оказался склонным к иронии и самоповторам, но Зсас не желала играть по этим неизвестно кем придуманным правилам. Она больше не желала оставлять Освальда одного, что бы не происходило вокруг. Хватит, это уже было просто смешно. Если она в самом деле любила его, не было смысла дальше сидеть и ждать. Нужно действовать. В одном Виктор был прав. Виктория и в самом деле словно переродилась после попытки вскрыть собственные вены. Очнувшись, она почему-то зацепилась за мысль, что все это время поступала неправильно, убивая людей. Все воспоминания о прошедших убийствах вызывали у нее приступы тошноты и самоненависти, и это так же являлось одной из причин того, почему она начала много пить. Однажды, будучи сильно выпившей, Виктория все же поделилась с братом своими переживаниями о том, что зря вела подобную жизнь. И тогда, кажется, впервые за всю жизнь Виктор понял ее. Разумеется, он сделал неправильный вывод, увидев растерзанное тело Софи, и Освальда рядом. Пусть Виктория и убила Фальконе в своих целях, а не по просьбе Пингвина. Но слова Виктора ранили истиной — она бы все равно сделала это, попроси Освальд. Потому что она не могла ему отказать. Ни в чем. Никогда. Виктория не смогла что-либо возразить брату, потому что эмоции слишком сильно давили на нее. В итоге все это привело не к самым приятным последствиям. Решетка со скрежетом сдвинулась, и Освальд Кобблпот, сильно припадая на больную ногу, прошел в комнату. Выглядел он неважно. Полосатая форма Аркхема оказалась порвана в нескольких местах, а под глазом наливался кровью свежий синяк, занимающий половину лица. Виктория сглотнула и терпеливо дождалась, когда они останутся наедине. Стоило двери закрыться за охранником, как она вскочила и бросилась к Освальду, заключая в объятия. Пингвин мгновенно обнял, слабо проводя дрожащей рукой по спине и утыкаясь носом в плечо. Освальд рад видеть Викторию, хоть и в стенах Аркхема. В связи с тем, что происходило здесь с ним (а именно издевательства со стороны других заключенных, словно он вновь оказался в младшей школе), Виктория лучом света озарила отвратительную атмосферу стен психиатрической больницы. Освальд совершенно не ожидал увидеть ее здесь, он думал, что она скрывается от полиции или просто ненавидит его после всего случившегося за это время хаоса. И уж точно не думал, что она придет сюда, но все равно был искренне счастлив, что Виктория вспомнила о нем, несмотря на то, что сам Пингвин предпочел на пять месяцев забыть о ней. — Как ты тут? — Виктория заглянула Освальду в глаза, видя в них бесконечные печаль и тоску. Глупый вопрос. Разве можно как-то иначе чувствовать себя в стенах психушки? — Бывало и лучше. Виктория промолчала, прекрасно видя, в каком состоянии находится Освальд. Виктория пришла сюда с определенной целью, и это был не обычный светский визит, чтобы выяснить, хорошо ли его здесь кормят. Идя сюда, она сомневалась в правильности своего решения, но стоило увидеть Освальда, как все сомнения разом исчезли, и Виктория поняла, что нужно делать. — Я вытащу тебя отсюда, — прошептала она, и Освальд в изумлении уставился на нее. Это не удалось ни ему, ни даже Эдварду — настоящему гению преступного мира. Самому Освальду пришлось пройти через боль и расколоть свой разум, чтобы уйти отсюда в прошлый раз. — Это невозможно, — Пингвин покачал головой. — Это неважно, — голос Виктории в этот момент сильно походил на голос ее брата, и Освальд вздрогнул от этой схожести. Он по-прежнему помнил о том, благодаря кому оказался здесь. — Просто доверься мне. И Виктория прижалась к его губам в нежном поцелуе, на который Освальд ответил с готовностью и трепетом. — Я вернусь, — ответила Виктория, как только отстранилась, а затем устремилась к выходу, выпустив Освальда из объятий. Пингвин на мгновение застыл, опустив голову, сбитый с толку лаской поцелуя и словами. Но стоило ему только все понять, как он дернулся следом за ней. Но было поздно — дверь уже захлопнулась. — Нет! — воскликнул Освальд, зная, что Виктория все равно его не услышала. Когда Виктория возвращалась к выходу, ее путь пролегал через прогулочную зону. Здесь, как и в обычной тюрьме, был узкий коридор, шириной в несколько метров, по бокам от которого располагались запертые клетки с заключенными. К счастью, никаких тянущихся сквозь решетки рук и криков, обращенных в ее сторону, не было, и Виктория совершенно спокойно шла вперед, стараясь не глядеть по сторонам. — Блондиночка! Стой, блондиночка! — раздался неожиданный громкий крик. Виктория хотела обернуться в его сторону, но сдержалась и продолжила смотреть вперед. У нее не было никакого желания общаться с психами, а тем более реагировать на их невразумительные выкрики. — Я тебя знаю! Услышала Виктория напоследок, прежде чем пересекла выход. Это не испугало ее, но выбило из зоны комфорта, расшатывая давно усмиренную социофобию. Словно ей давали второй шанс, возможность передумать и не принимать самое плохое решение в своей жизни. Но любовь к Освальду, которую, судя по всему, не могло убить в ней ничто — ни алкоголь, ни нож, вскрывающий вены, побеждала любые внутренние страхи, а решения, принятые ради него, не подвергались сомнениям.***
— Здравствуй, Харви, как тебе кресло обычного копа? — Виктория уселась рядом с бывшим капитаном полиции за одну барную стойку и бросила на него заинтересованный взгляд. Харви молча сделал знак бармену, и тот сию же минуту поставил перед Зсас стакан. — Даже ты в курсе, — вздохнул Буллок, хмуро глядя на бывшего киллера. Его разоблачение и увольнение стали самым позорным моментом за всю его карьеру, а ведь это учитывая то, что он когда-то работал на мафию. — Все как раньше: тепло и нет никаких проблем. Так зачем ты мне позвонила? Какое у тебя ко мне может быть дело? Я больше не капитан, так что если тебе нужна определенного рода помощь… — Хочу пригласить тебя на прогулку, — перебила Виктория невнятную речь Буллока, которая уже начала сбиваться под действием выпитого алкоголя, — до полицейского участка. Но, кажется, для начала тебе стоит протрезветь. Сама Виктория даже не притронулась к тому стакану, что ей протянули. Она решила не затягивать с долгими речами, как это обычно делал Кобблпот. Буллок был не из тех, с кем стоит долго разговаривать — достаточно глупым и прямолинейным копом, а потому говорить ему нужно было сразу и в лоб. Да и Виктория сама предпочитала делать все быстро и не мараться в бесполезных метафорах. Харви в ответ непонимающе на нее посмотрел и моргнул. — А там мы с тобой поговорим о том, чем я занималась на протяжении многих лет моей жизни. — Да ты что, Виктория?! — Харви опешил и даже малость протрезвел, когда понял, к чему клонила киллер. — Неужели ты собираешься во всем сознаться?! Взгляд Виктории, обращенный к детективу ответил сам за себя. — Нет! — воскликнул Харви, в удивлении вскинув брови. — Что бы ты не задумала, я не стану соучастником твоего заключения! Я столько лет скрывал улики ради того, чтобы тебя не могли взять не для того, чтобы потом самостоятельно тебя засадить! — Ты хочешь, чтобы это сделал кто-то другой? — уточнила Виктория, словно проигнорировав слова Буллока. — Этого вообще не должно произойти, Виктория! Я знаю, ты через многое прошла, но… — Харви, — Виктория мягко перебила его и, немного поколебавшись, взяла за руку. Ладони Харви тряслись не то от волнения, не то от принятого алкоголя, но Виктория спокойно смотрела ему в глаза. — Я очень ценю то, что ты для меня делал. Правда. Но сейчас мне нужно, чтобы ты привел меня в участок, выслушал, а потом… Она неуверенно замолчала и посмотрела на Харви в надежде, что он понял, на что она ему намекала. Харви тяжело вздохнул и опустил взгляд, смотря на обтянутые кожаными перчатками ладони. — Я думал… — начал он, продолжая смотреть, — что твоя фобия… — Время может излечить даже внутренние страхи, — ответила Виктория. Как это не странно, отбросить все свои потаенные опасения оказалось невероятно приятно. И она наслаждалась этими минутами победы над собственными демонами. — Харви. Мне, правда, нужна твоя помощь. — Но зачем, Виктория?! Зачем тебе нужно признаваться во всем? Ломать собственную жизнь. Ради чего?.. Харви замолчал. Он вдруг вспомнил о тех нелепых слухах, которые долетали до его ушей, пока он сидел в кресле капитана до того, как его лишил звания собственный лучший друг. Буллок никогда до конца не верил этим слухам. Он знал, что Виктория боится людей, прикосновений. Что когда-то в прошлом ей уже причинили страшную боль, и он даже подумать не мог, что… — Пингвин? — произнес Харви в растерянности, и Зсас, в момент покраснев, выпустила его руки из своих и отвернулась. — Господи, Виктория, ты в самом деле делаешь это ради него?.. В ответ Виктория лишь неопределенно пожала плечами, не желая делиться с Харви подробностями своей личной жизни, но по смущенному и отведенному взгляду он понял, что слухи никогда не были злобным вымыслом, на деле оказываясь горькой и не самой приятной правдой. — Виктория, он же… — Не надо, Харви! — мгновенно пресекла его попытку что-либо сказать Виктория. Она и так прекрасно знала, как люди относятся к Освальду, и не желала выслушивать это лишний раз по новому кругу. — Это не твое дело. Либо помоги мне, либо я найду более громкий способ сдаться полиции. Харви моментально представил все эти возможные способы и сглотнул. — Тебе нужно в Аркхем? — уточнил он со вздохом. Харви понял, что если Зсас этого хочет, то добьется любой ценой. И лучше уж ей поможет он, чтобы сделать все с меньшим риском. — Для этого недостаточно просто признать себя убийцей, такими полон весь Готэм. Нужны доказательства того, что ты не в своем уме. — Не думаю, что это будет тяжело доказать. Буллок снова вздохнул. Ему не хотелось в очередной раз ломать невинной девушке судьбу, пусть даже теперь она сама его об этом просила. — Думаешь, тебе удастся помочь ему сбежать? На этот вопрос Виктория не дала ему ответ. Она лишь продолжала смотреть на него болезненно пронзительным взглядом, выворачивающим наизнанку всю душу. И даже очередная выпитая рюмка не помогла ему справится с осознанием того, на что его толкала Виктория Зсас.***
— Впервые вы попали сюда, когда вам было шестнадцать. Ваших родителей убили на ваших глазах, а после этого вас изнасиловали. Простая констатация факта. Виктория закрыла глаза и представила, что это простая констатация факта. Это было очень давно, с тех пор прошло много времени, а время излечивает от любых ран. Она пропила уйму таблеток, с ней провели массу бесед, а после этого любимый брат показал ей, как нужно убивать людей. Ей не нужна никакая терапия. Однако доктор Крейн отчего-то считал иначе. Он кружил вокруг Виктории, как коршун над добычей, пока она была пристегнута к неудобному стулу и старалась смотреть куда угодно, лишь бы не на него. Перед глазами в душном кабинете мелькали плакаты с анатомическими изображениями мозга, странные и непонятные схемы лечения или симптоматики. Виктория старалась не задерживаться взглядом ни на чем, что попадало в ее поле зрения. Однако не слышать, что ей говорили, труднее. — У вас диагностирована социофобия. Расстройство личности. Тревожно-депрессивное расстройство. Расстройство адаптации. — Вам не кажется, что в диагнозе слишком много расстройств? — не выдержала Виктория. — Отрицание. Вы, вероятно, находитесь все еще на первой стадии принятия своего диагноза. Моя задача провести вас к финальной. Печально, ведь прошло столько лет, а вы до сих пор не смогли принять свою истинную сущность. Виктория промолчала. Спорить бесполезно. — Давайте, поговорим о вашей фобии. Почему вам кажется, что люди вокруг вас пытаются причинить вам вред? — Может, потому что на данный момент я привязана к стулу и заперта в камере? — со злостью прошипела Виктория. Доктор Крейн приблизился к ней непозволительно близко и склонился для пущего эффекта, оказываясь у самого лица. Виктория вздрогнула и отвернулась. — Значит, сейчас вы чувствуете опасность? Даже принимая во внимание тот факт, что я доктор и желаю вам только добра. — У меня нет никакой фобии, — отчаянно протянула Виктория, закрывая глаза, — со мной все в порядке. Пожалуйста, хватит! — Вам стоит перестать думать о том, что окружающие могут причинить вам вред. Весь страх находится лишь в вашей голове, и сейчас вы сами убеждаете себя в том, что вам страшно. Это лишь ваша установка. Вы должны избавиться от нее. Джонатан отстранился и отошел на несколько шагов. — Скажите, есть ли такие ситуации, в которых вы не чувствуете страх перед окружающим миром? Есть ли в вашей жизни люди, с которыми вы чувствуете себя в безопасности?..***
Виктория медленно шла по коридору стационара Аркхема. Полосатое платье колыхалось при каждом шаге. Она ненавидела платья. Последний раз она надевала его в шестнадцать лет, и с тех пор это стало для нее определенным символом, которого она сторонилась. К сожалению, санитары не дали ей выбора и мужскую форму надеть не получилось. В группе людей, уставившихся на нее, она в надежде выискивала взглядом Освальда, но к сожалению, его среди них не оказалось. Викторию втолкнули в комнату для прогулок, разделенную стеклом и решеткой, и она оказалась запертой. Людей рядом с ней было не больше двух десятков, это означало, что гулять их выпускают по очереди. Значит, Освальд находился в камере. Виктории предстояло выкроить время, чтобы найти его камеру и встретиться с ним. Она надеялась, что Освальд правильно понял ее слова и ждал ее. Ох, как она надеялась на то, что он ее ждал. Иначе все это совершенно не имело никакого смысла. Виктория спокойно сидела за столом, внимательно осматривая охранную систему и имевшиеся в поле зрения коридоры и камеры. Когда Эдвард работал на Освальда, он максимально подробно расписал то, что успел увидеть сам, и сейчас Виктория очень порадовалась собственному любопытству, с которым она когда-то расспрашивала бывшего друга о его заключении. — Блондиночка! — радостный голос заставил вздрогнуть и повернуть голову в его сторону, и Виктория увидела, как к ней подсел молодой рыжий парень. Викторию передернуло от вида растерзанного лица Джерома Валески, на которое она уставилась с истинным ужасом. Она слышала о нем, но никогда не видела. А теперь просто не могла не узнать. — Виктория Зса-ас, — он манерно развел руками, демонстрируя наигранную значимость ее имени. — Настолько знаменита, что не обратила внимания на скромного шутника. Виктория промолчала. Ей совершенно не хотелось вступать в диалог с тем, кто за один день смог свести с ума половину Готэма, пока она лежала в больнице со сломанными ребрами и вскрытыми венами. — Не ожидал, что ты придешь сюда прямо следом за своим другом. — За кем? — с подозрением отозвалась Виктория, сразу понимая, кого он имеет ввиду. А еще от нее не укрылась формулировка «придешь», а не «попадешь». Словно Джером изначально понимал причину, по которой Виктория находилась здесь, и совершенно не верил в то, что ее вдруг поймал детектив Буллок. На ее вопрос Джером молча бросил на стол газету, раскрытую на первой странице. По центру красовалась огромная черно-белая фотография, на которой Освальд обнимал Викторию, пока она лежала на полу клуба. Зсас прекрасно помнила эту фотографию и все последствия, которые она принесла. Джером расплылся в улыбке, которая исказила его разрезанное лицо еще сильнее. Шрамы расползлись в стороны, и Виктория скривилась в отвращении. На Валеску невозможно было смотреть без внутреннего содрогания. — Кто бы мог подумать, — протянула она в задумчивости, — подобная дрянь просочилась еще и в стены Аркхема. Виктория с таким интересом рассматривала фотографию, которую видела очень давно, что не заметила, как к ней подошли двое крупных заключенных. Она успела только почувствовать, как один положил тяжелую руку ей на плечо. Годами выработанная привычка сработала, и Виктория легким движением вывернула руку громилы, приложив того лицом к столу. На его стороне была сила, а на ее — скорость и неожиданность. Хотя, как выяснилось, держать его в крепком захвате тоже оказалось не так тяжело. Видимо, не зря она так часто занималась с братом рукопашным боем, хотя и редко побеждала. — Чего это ты от меня захотел? — прошипела Виктория, скручивая его сильнее. — Без руки остаться? Пистолета при мне нет, чтобы ее прострелить, ну так я тебе ее оторву! Свои слова она сопроводила красноречивым движением, от которого сухожилия заключенного опасливо затрещали. — Фрэнки, малыш, извинись, и дама тебя отпустит, — предложил Джером, усмехнувшись. Он с интересом наблюдал за реакцией мгновенно вышедшей из себя Зсас. — Прости, — прохрипел «малыш». Судя по всему, он не обладал достаточным умом, а потому легко позволял такому, как Джером, собой командовать. Виктория осторожно выпустила его, и тот со стоном уполз в сторону. — Дрессирую их потихоньку, — признался Джером. Виктория осторожно села обратно и кинула ему газету. Джером поймал ее и прищурился. — Отвлек, чтобы твои люди добрались до меня? — спросила Виктория недовольно. — Старый изживший себя прием. Что тебе нужно, Джером? — Миссис Пингвин сердится, — с издевкой протянул Джером, надув искалеченные губы. — Мне ничего не нужно, только интересно посмотреть, на что ты способна. Не слишком смешно, но пойдет. Твой дружок намного скучнее. Он долго не хотел меня веселить, пришлось заставлять его силой. И Джером посмотрел на Викторию с хитрым прищуром, явно ожидая, что она тут же набросится на него. Но Зсас лишь недовольно поджала губы и не отреагировала на провокацию. — В любом случае, добро пожаловать в наше скромное королевство.***
— Почему вы испытываете страх? Виктория провела в Аркхеме долгих две недели. Без сомнения можно было заявлять, что это худшее, с чем она столкнулась за всю свою жизнь, хотя всегда считала, что самое плохое с ней уже случилось, и хуже уже точно не будет. Она глубоко заблуждалась. Камера была тесной. В ней практически не было света, приходилось жить практически в темноте, и Виктории казалось, что одно лишь пребывание в вечном мраке уже способно медленно свести с ума. Но помимо этого в темноте раздавалась самые разнообразные крики и стоны, которые только может уловить человеческий слух. Виктория была удивлена тому, что человеческий голос способен издавать подобные звуки. Столь ужасающий воображение аккомпанемент, раздающийся в темноте, мог довести до галлюцинаций даже самого здорового человека в Готэме. А что говорить о бедной Зсас, поддающейся фобии, в которую к тому же впихивали столько таблеток, что она даже не успевала считать. Глотать заставляли насильно и не было никакой возможности выплюнуть их. И, помимо всего прочего, ежедневные беседы с доктором Крейном. Который пытался залезть к ней в голову, переложить там все на свое усмотрение, совершенно не учитывая ее желания. Он выспрашивал обо всем. И под действием таблеток порой тяжело было скрывать то, о чем Виктория предпочла бы не упоминать. — Вам кажется, что самые обычные вещи полны двусмысленности, скрытого контекста. И этот самый скрытый контекст кажется вам полным угрозы. Но вам стоит понять, что всего этого на самом деле нет. Все это лишь надумано вами. Стоит взять под контроль собственный разум и управлять им. Не поддаваться ему. Иначе фобия легко перейдет в паранойю. А паранойя — капризный монстр, который может наслать на вас галлюцинации. И после этого пути назад уже не будет. Крейн разговаривал с ней так, будто не пытался вылечить и помочь, а ставил над ней эксперимент. Пытался сделать с ней что-то такое, что на самом деле противоречило медицинской этике. — У вас возникает чувство, будто каждый, кто находится рядом, представляет собой скрытую угрозу. Страх закрадывается в сердце, пульс учащается, и вот мозг воспринимает это, как опасность, и подает сигнал прятаться. Но, увы, прятаться некуда. И вот, скованная страхом, вы стоите, осознавая, что все нереально, но боитесь того, что только что выдумали в своей голове. По-настоящему. Страх реален. К сожалению, закрадываясь в голову, он способен порождать самые ужасающие вещи. В голове Виктории все плыло от этих тягучих слов. В кабинете витал удушливый запах медикаментов. В рту все пересохло от побочного эффекта транквилизаторов. Лекарства не давали мыслить глубоко, мешали даже уловить суть того, о чем говорит доктор. Виктории было удивительно, как она под подобным действием умудрялась еще и отбиваться от ежедневных нападок Джерома. — И вдруг в вашей голове появляется необычная вещь. Вы вдруг считаете, что именно она помогает вам справиться с вашим страхом. Никто не знает, почему именно она, этого не понимаете даже вы сами. Но, к удивлению, она работает. Она превращается в ритуал, без которого вы не можете справиться со своим страхом. Этот ритуал помогает, борется, с ним вы чувствуете себя в безопасности, и тогда фобия отступает. Виктория посмотрела на Крейна. Его силуэт расплывался перед глазами. Однако именно сейчас она четко осознавала, о чем он говорит. Какой смысл несут в себе его слова. Конечно, этот ритуал у нее был. То единственное во всем мире, непостижимое даже ей самой, то, что разрушало ее фобию и наполняло мир радостью. То, без чего она не могла жить и существовать. — Освальд… — прошептала Виктория невольно, словно он мог сейчас появиться здесь и спасти ее от гадкого доктора. Ведь Кобблпот в действительности мог спасти ее от всего мира. Доктор Крейн с интересом прищурился, глядя на нее. Несколько дней назад он повысил дозу препаратов, и, наконец, это дало результат. Зсас перестала огрызаться и стала легче поддаваться на его вопросы и разговоры. — Ритуалы хороши, ведь они позволяют вашей фобии утихнуть. Но они и являются тем, что позволяет вашей фобии держаться на месте. Как это ни странно, они начинают существовать в уютном симбиозе. И таким образом ритуал не уничтожает фобию, как вы думаете. Он закрепляет ее. Лишает возможности избавиться от нее навсегда. Виктория с интересом устремила взгляд на доктора, и тот улыбнулся, делая к ней шаг. — Чтобы избавиться от фобии — нужно избавиться от ритуала. И только тогда, поняв, что вы не нуждаетесь в чужом спасении в виде странной вещи, а можете самостоятельно бороться с фобией, вы поймете, что фобия не так страшна. Вы поймете, что можете влиять на нее, что вам не требуется воздействие извне. Тогда ваш разум станет подвластен только вам. Краем сознания Виктория все же смогла уловить смысл его слов, и по ее телу пошла дрожь. Ведь то, что помогало бороться с ее фобией — Освальд. А в таком случае, если послушать доктора… Нет, это невозможно. — Многие считают, что от ритуала избавиться невозможно, ведь он становится практически смыслом жизни. В этом и есть главная проблема в лечении фобии. Нужно перебороть себя, чтобы иметь силы для избавления от ритуала. Джонатан Крейн склонился над Викторией, и она, наконец, смогла сфокусировать на нем затуманенный препаратами взор. — Вы должны перебороть себя, мисс Зсас. Вы должны выкинуть ваш ритуал из головы. Иначе ваша фобия останется с вами навсегда.***
Всю ночь Виктория провела без сна. Слушая сводящее с ума ритмичное тиканье часов, которые, должно быть, повесили в комнате для того, чтобы бедные заключенные сходили с ума еще быстрее. Она с вожделением следила за тем, когда стрелка дойдет до единицы. Джером, который за несколько недель успел доконать ее безумными шутками и пошлыми намеками, все же оказался полезным сокамерником. Из-за того, что Виктория со всей душой не давала другим заключенным себя трогать, он отчего-то решил, что Зсас забавная и можно делиться с ней своими планами. Саму Викторию это немного нервировало, так как Джером Валеска истинный безумец, и понять, что у него на уме, совершенно невозможно. Но он запланировал большой побег, установив даже точное время — три часа. И посвятил Викторию в свои планы, сказав, что она это заслужила, пообещав открыть и ее камеру. На самом деле Виктория знала, что не такая уж особенная, ведь Джером сказал то же самое доброй половине лечебницы, однако ей понравился подобный расклад дел. Все это как нельзя на руку. Поэтому ей нужно только дождаться нужного часа, борясь со страхом того, что Валеска обманул ее, желая пошутить. Когда нечего делать, находясь в пустой тюремной камере, время тянется мучительно медленно. Стрелки словно застывают. Точно, истинное издевательство — вешать часы в темную клетку. Это точно придумал не менее больной человек, желающий причинять другим психологический дискомфорт. Виктория была так взволнована, что не могла сосредоточиться ни на одной конкретной мысли. В голове свербело лишь одно — они с Освальдом в ловушке, и им нужно бежать, пользуясь шансом. Разумеется, Виктория помнила, что проходит через весь этот ад только ради того, чтобы помочь Освальду выйти отсюда и не оставлять его одного на произвол судьбы. Больше никогда не оставлять его. Стоило стрелкам перебежать желанный рубеж единицы, как Виктория вскочила и подбежала к двери. Достав связку отмычек, которую любезно одолжил ей Джером за какую-то глупую шутку, которую она ему рассказала. Виктория немного повозилась с дверью, открывая ее. Коридорный охранник оказался как раз рядом с ее дверью. Не медля, Виктория ударила ребром ладони по нужной точке на шее, и тот бесшумно упал на пол. Нужно ли Джерому избавление от лишней охраны или ему вообще все равно, Виктория не знала, но могла вполне счесть это как благодарность за отмычку. Отряхнув мерзкую полосатую юбку, Виктория направилась в лабиринт из коридоров Аркхема. Она повторяла повороты в голове. Два налево и еще четыре направо. Теперь лестница, и подняться на два этажа вверх. У нее было всего лишь пять минут, чтобы посмотреть на карту, которую она случайно заметила в кабинете доктора, и она надеялась, что правильно все запомнила, иначе рисковала заблудиться и плутать в стенах Аркхема до конца своих дней. Когда до нужного этажа остался один лишь лестничный пролет, Виктория неожиданно натолкнулась на мужской силуэт. Она не успела среагировать и ударить, как тот толкнул ее в сторону. Виктория ударилась спиной о стену и с испугом посмотрела перед собой. Мужчина в цилиндре из старой газеты с безумной улыбкой стоял, сложив руки за спиной. — Ты же тот самый, — Виктория вздохнула и попыталась вспомнить имя, невольно щелкая пальцами. — Джарвис… — О, — выдохнул он и продолжил в игривой манере, — коль дева меня узнает, то может, свой час и переживет. Виктория поморщилась от его высокого голоса и непонятных слов. Неправильность этого места отражалась в голове тяжелым неприятным осадком. И Виктория сомневалась, что его удастся смыть алкоголем. Вероятно, здесь уже ничего не поможет. — Да, ты тот самый, со стишками, — произнесла Виктория, желая потянуть время. Джарвис толкнул слишком сильно, и она больно ударилась о стену. Виктория сомневалась, что выстоит в схватке с ним. Таблетки сильно снижали ее физические способности. — Застрелил девушку Гордона. А мог бы и его самого. — Джим Гордон будет жить, чтобы мучиться, — нахмурил брови Тетч, недовольный чужой критикой. — Он будет и дальше мучить невинных людей, — ответила Виктория, которая имела на этот счет иную точку зрения, и не желала признавать чужую, даже если она сказана Тетчем, который мог убить ее в любой момент. — Прямо клуб ненавистников Джима Гордона, — из темноты вальяжной походкой появился Джером. — Стоит устроить чаепитие и обсудить досуг. Он остановился рядом с Джарвисом и прижатой к стене Викторией. Она невольно затаила дыхание. Фобия проснулась с новой силой. Как ни странно, Виктория вдруг вспомнила слова доктора. Опасности нет, все не по-настоящему. Они не могут причинить мне вред, в конце концов, я убила столько людей. Плевать, кто передо мной. Я не боюсь. Однако от подобного самовнушения толку оказалось не слишком много. Страх накатывал неприятными волнами, и Виктория могла поклясться, Джером это чувствовал. — Куда направляешься? — Гуляю, — Виктория внимательно следила за его действиями, он в любой момент мог достать из-за спины нож и всадить ей в шею. Против нее стояли гипнотизер — Тетч и нестабильный Валеска. Она проигрывала в любом случае, даже если бы не была под тонной препаратов. Виктории страшно представить, что могло взбрести этим двоим в голову. Страха нет, он лишь в моей голове. На самом деле опасности нет, я сильнее чем они. Нужно просто быть уверенной. — Оу, как столь милая куколка, как ты, может так бездарно лгать? — спросил Джером, протягивая руку к волосам Виктории. — Без рук, Джером! — воскликнула Виктория, отталкивая его. — Тебя только птички привлекают, да? — Джером расхохотался. За спиной его смеху вторил Джарвис. — Ничего личного, я уважаю нашего любимого мистера Пингвина. — Тогда почему стоишь у меня на пути, прекрасно зная, куда я направляюсь? — вспылила Зсас, взбешенная тем, что в ней вновь пробудили потаенные страхи. — Восхитительно! — произнес Джером, разводя руками. — На самом деле я просто хотел предупредить тебя, что у вас примерно час, прежде чем клетки начнут открываться. А раз уж вы пользуетесь моими ценными услугами, надеюсь увидеть вас в будущем в моем маленьком отряде. Джером склонился к самому уху Виктории и прошептал: — У меня грандиозные планы на Готэм. После этого он отступил, давая Виктории возможность уйти. Пройдя мимо парочки безумцев, Виктория бегом пустилась к камере Освальда. Времени было совсем мало.