Two witchers

Я проснулся от ужаса. Дикого, пещерного ужаса, от которого кровь стыла в жилах, и волосы ставали дыбом. Это был кошмар, но чужой. Это был кошмар вопящей за окном женщины. Её крик, как наконечник стрелы, впился под кожу, и я вскочил с постели, пытаясь понять, что происходит и почему так много света вокруг, солнце ведь ещё... не встало. Подходя к окну, я уже знал, ч т о увижу в нем. Густой дым поглотил луну и звёзды. Языки пламени вспыхивали высокими столбами, бесполезно пытаясь поджечь чёрное небо. Скрип сломанных колесниц, крики, топот ног и лязг железных доспехов сливались в один дотошный изнуренный крик умирающего города. Люди бежали отовсюду и разбегались, не зная куда можно скрыться от этого огня. С них спасутся единицы, если вообще кто-то выживет. Разбудивший меня крик женщины прекратился вместе с её жизнью. Смрад паленой человеческой кожи и волос заставлял глаза слезиться. Я закашлялся, отворачиваясь от окна. Вечная, Величественная, Великолепная Цинтра - пала за одну ночь. Лютик.. Я искал юношу глазами, и почувствовал невероятное облегчение, заметив знакомый силуэт, словно с сердца спала каменная гора. Но почему он сидит так странно? Я бросился к Лютику, теряя остатки сна. Парень смотрел на меня затуманеным взглядом, пока предположения, одно хуже другого, хлестали плетью мой мозг. Руки - теплые. Пульс - есть. Лютик с трудом перевёл свои красивые печальные глаза, встречаясь со мной взглядом, и от ужаса, заключённого в них, мои внутренности сжало в тугой узел, вызывая тошноту. Он не видел ни меня, ни комнату, ни хаоса за окном. Он видел только свой пылающий дом, застряв в сознании ребёнка, и дрожа, как припадочный. Если я когда-нибудь займусь толковым словарём, то слово "боль" я пропущу. Не существует никаких речевых оборотов способных описать то, что я чувствовал, утопая в чужом отчаянии, бессилый чем-нибудь помочь, потому что не знал, как. Лютик продолжал находиться в прострации в то время, как нужно было действовать. Быстро и решительно. Я поднял чужую одежду с пола и бросил прямо в него. Дрожащие руки поймали вещи механически, и парень начал нескладно одеватся, как деревянная кукла, не в силах отвести взгляд от полыхающих алых языков за окном. Я оделся намного быстрее, хоть и начал позже. Обняв безвольное тело Лютика за талию, я помог нам выбраться наружу. Юноша вцепился в мою одежду мертвой хваткой, громко дыша в мою шею. Нам пришлось переступить бездыханное тело хозяина постоялого двора; мое сердце болезненно сжалось, когда я заметил кинжал в его спине. Его убили и ограбили, оставив истекать кровью в собственном доме. Лютик никак не отреагировал на труп, он по-прежнему что-то искал отрешённым взглядом, оставаясь равнодушно-холодным к обезумевшему от боли городу. Его теплое дыхание на моей коже будоражило. Одним усилием я выташил нас на улицу. Губы юноши задрожали, и он сделал попытку отпрянуть от меня, чтоб вернуться в помещение, но ноги не подчинились ему, согнувшись в коленях. Его страх был моим страхом. Его боль была моей болью. Я бесполезно пытался докричаться к его сознанию. Даже не помню, что говорил тогда. Помню, как думал о принцессе Цирилле и её бабушке, помню, как сжимал его холодные руки в своих ладонях, а затем мой взгляд упал на массивный железный купол у наших ног. Сигнальный колокол. В который не успели ударить. Я посадил Лютика у подножия железной конструкции, скрыв от глаз клокочущей сражениями столицы. Я ударил парня по впалым щекам, возможно, немного сильнее, чем требовалось, но, когда он вновь повернул голову ко мне, я встретил в его глазах крупицы сознания. Пламя, отраженное чёрными зрачками, занявшими почти всю радужку, вливалось в меня огромными порциями. Лютик зашевелил губами, но я поцеловал его, закрывая глаза и впиваясь в чужие губы, как в последний раз. Тонкие пальцы сжали мой рукав у локтя, и я почувствовал - его рука больше не дрожала. Только необходимость действовать заставила меня оторваться от его сладких губ. Отрезвлённый взгляд голубых глаз удивленно осматривал улицу. Передо мной был тот же Лютик, который был готов пойти за мной хоть на край света, лишь бы вечность задирать мою Плотву. Кстати, о Плотве. Ни одной из наших лошадей не было видно, хоть я хорошо помню, как привязал у ограды. Скорее всего, умные животные сбежали, почувствовав запах дыма, пока глупые мы - спали. Или же кто-то присвоил их себе в этом охваченном паникой переулке. Юноша провёл рукой по взъерошенным после сна волосам. - Цинтра?..- спросил хриплым голосом, тут же прокашливаясь. - Пала, - кивнул я, пытаясь оценить его состояние. Но парень больше не нуждался в моей помощи. Ведьмак быстро встал на ноги, проверяя наличие меча в ножнах. Так, словно не он минуту назад хватал меня за руку, как последнюю ветвь над пропастью. Так, словно не его немой ужас вывернул меня на изнанку. - Будем бежать? - спросил Лютик, но я чувствовал, как он хочет, чтоб я сказал: "нет". - Нет, - мне приходилось перекрикивать приближающийся шуб боя, - но ты должен уйти. Ты должен бежать, как можно дальше, и как можно скорее, потому что... - Ты и правда думал, что я поведусь? Ну уж нет, я тебя не брошу! ...я... - К тому же я уверен, что поблизости есть принцесса, которую нужно спасти! ...люблю тебя. Мне хотелось укрыть его собой, от этого ужасного пламени, что отравляло болью его душу. Мне хотелось оттолкуть его подальше от себя и этого города, чтоб обезопасить. Я уже готовил слова, чтоб убедить его бежать, оставив меня искать девочку, но рефлекс сработал раньше голоса, и голову врага, целевшегося в меня с арбалета, проткнул мой кинжал. Мёртвое тело рухнуло подле обрезанных верёвок, что ранее держали на себе вес колокола. - Принцесса есть. И я должен её спасти. Это моё Предназначение. - Тогда мы сделаем это вместе, - Лютик уже мог спокойно смотреть на пламя, - и срать я хотел на твоё Предназначение. Не одному же тебе все лавры. Это было бесполезно спорить с ним, да и невозможно. Нам пришлось бежать от падающих обломков крыши деревянной таверны, что неистово пылала. Минуя разграбленные и сожженые дома, трупы изнасилованых женщин и девочек, мертвые тела их мужей и родителей, я чувствовал отвращение к самому слову "война". Встретившись взглядом с Лютиком, я понял, что он чувствует тоже самое. Его красивые брови изогнулись в гневе, каждый пружинистый шаг по залитой кровью замле свидетельствовал о его решимости. В тоже время, я понимал, как нелегко этот каждый шаг ему дается. Находиться здесь для Лютика - это как человеку, боящемуся змей, запереть себя в клетке с ними. Но он хотел здесь быть, хотел помочь мне и принцессе Цирилле, если она ещё жива, и пламя в его глазах горело ярче уничтоженной столицы. Вынырнув с узкого переулка, в котором находился наш постоялый двор, мы присоединились к остаткам королевского отряда, где все, как один, были крепкими мужчинами, ранеными, но готовыми сражаться до последнего. С криком: "За Цинтру!" они ринулись в бой, и мы с Лютиком последовали их примеру, яростно сражая противника. Для меня меч - что продолжение руки. Я привык не чувствовать его веса, но привык видеть чужую кровь на клинке. Я разил врагов - неподготовленных к скорости моих движений солдат, оставаясь холодным, сконцентрированым и точным. Лютик же - моя полная противоположность. Пыл сражения кипел в нем, извергаясь резкими выпадами, яростными финтами, порой излишними движениями меча. Он танцевал с клинком вокруг врага, то и дело отмечая его царапинами, чтобы потом, вдоволь наигравшись (как кот с мышью), перерезать глотку. Это был уже не тот ласковый бард, готовый изменить текст своей баллады, лишь бы не огорчать своих маленьких слушателей. Это была стихия в самом свирепом её проявлении, и, сражаясь, я раз от разу переводил взгляд на Лютика. Я очень боялся, что он скоро устанет от своего темпа, в то же время любуясь его грациозными кошачьими прыжками, когда он обходил противника; опасный блеск его глаз говорил об одном: юноша готов драться насмерть. Пробиться к осаженным вратам замка не представлялось возможным, и встреченный нами отряд сознательно шёл на риск. Я же предполагал хладнокровно воспользоваться их жертвой, чтобы проникнуть во дворец. В отличии распаленного Лютика, я сохранял способность анализировать и делать выводы, и, лишь заметив седовласого нильфгаардца у ворот, мои внутренности сжало неприятное ощущение. Мужчина стоял на каменных ступенях в стороне от главных врат, пробитых тараном, к которым ринулся последний отряд Цинтры. Дворец королевы взяли последним, и всё же мы не успели: нильфгаардцы проникли в замок раньше нас. Я последовал за скрывшимся в тени дворцовых стен седовласым стражем, которого видел вчера утром, когда мы въезжали в город. Пропустивший нас бланк, что пах дешевым элем, пах нильфгаадским дешевым элем, который правительство страны бесплатно заливало в глотки каждому, готовому выступить за их идею. Сколько их здесь ещё? Предателей родины, готовых открыть врата своего города врагу за кружку дерьмового пойла? Шум боя стих, как только я ступил в тёмный каменный коридор, пробитый в стене замка - это был тайный ход, ведущий во внутренний двор палаца; в него и юркнул одноглазый стражник. Я увидел его силуэт и захотел ускорится, но внезапная слабость подкосила ноги - меня ранили. Предатель обрернулся, замечая мою заминку. Он бы ни за что не сошёлся бы со мной в равном бою, если бы не заметил темные пятна на полу. Кривая усмешка обнажила зубы, и его единственный глаз кровожадно уставился на меня: - Мясничок из Блавикена! Уссатый волчонок, или как там тебя зовут?! Игнорируя чужие издевки, я напрасно пытался вспомнить, как и когда меня ранили. Жар расходящийся по телу, я спутал с жаром пламени, пожирающего остатки города, но сейчас левый бок пекло совсем неистерпимо, а, коснувшись его, я увидел темную кровь на своих ладонях. - Не княжну ли ты собираешься спасти? А, волчонок-собачонок? Он наскочил, пользуясь моей слабостью, и это было его ошибкой. Сильным ударом правого локтя мужчина был вытолкнут с узкого каменного коридора во двор, где уже побывали нильфгаардцы, оставив за собой руины и мертвые тела защитников Цинтры. Стражник поднялся с земли, и напал ещё раз, более осторожно. Он был почти одинакового со мной роста, худощавый, но жилистый, и выглядел лет на сорок, несмотря на седину. Я не стал играть с ним, как это делал бы Лютик. Я рубил мечом, не останавливаясь и на секунду. Холодная сталь легко раскроила голову мужчины напополам - он прожил не больше пяти минут после второй встречи со мной. Я ринулся вперёд и тут же осел, успевая в последний момент спасти руку от чужого удара клинком со спины. Обернувшись, я встретился глазами с нападающим - широкоплечим, но не высоким мужчиной, что так любил успокаивать обозников. Интересно, сколько Нильфгаард предложил ему? "Он всё-таки меня задел", - понял я, ощущая как от плеча к ладони, сжимающей меч, течёт струйка крови. Я почти физически чувствовал, как её капля упала на брусчатку, которой был вымощен путь к дворцу. Его роскошные своды были так близко, а я не мог идти, пока не расправлюсь с подонком. С этим мужчиной было сложнее, хотя бы потому, что меч пришлось переложить в левую руку. Мы некоторое время примерялись друг к другу, а затем я ударил. Клинки сходились в танце, пока мои силы сходили на нет. Второе ранение было достаточно глубоким. Ясным разумом я понимал, что это может быть мой последний бой, и Лютику вправду придётся выполнить своё обещание, придя на могилу. Но если уж я и отправлюсь в ад, то эта нильфгаардская сука пойдет со мной. Ещё пару финтов, поворот, поворот и резкий удар; я выбивался из сил, а мужчина отступал, держа меч. За его спиной лежал тайный ход замка, которым мы пришли. Я ясно различал в темноте каменный выступ пола между двором и коридором. А мой противник - нет. Он физически не мог видеть, что у него за спиной, но очень хорошо почувствовал, когда рухнул, споткнувшись о порог после моего удара по ногам. Мне даже не пришлось добивать его - камень размозжил голову предателя. Я чуть не рухнул вслед за ним от слабости. За эту ночь я убил человек 50, может, даже больше, но теперь сам оказался на краю. Я сел у каменной стены дворца и потерял сознание. Последним, что я видел была не сожженная Цинтра или лица моих врагов, а дрожащие ладони Лютика и его светлые чистые глаза, которые я должен был защищать. Моё сердце осталось там, в тени упавшего сигнального колокола, где весь мой мир поместился в небольших дрожащих ладонях голубоглазого юноши, что не умел выбирать ни професию, ни любовников... * Я пришёл в себя под звук чужих торопливых шагов, оставаясь незамеченным за обломками колесницы подле каменной стены замка. Краем сознания я понимал, что звуки рядом со мной были звуками насилия, но не мог заставить себя подняться. Напряг все жилы, я всё-таки стал на ноги, привыкая к тусклому освещению отблесков пожара за стенами крепости. Нильфгаардец толкнул ребёнка к стене, уже растегивая ширинку, когда мой меч пронзил его спину насвозь. Он так и умер, сверкая своим обнаженным достоинством перед глазами испуганного мальчишки. Мальчишки... Я подумал о княжне. "Спаситель хренов", - обругал сам себя, - "если бы всех принцесс спасали, как я, королевскому роду давно уже пришёл бы п*здец". Спасённый мальчик посмотрел на меня испуганными глазами, и, прежде, чем я успел что-то сказать, побежал прочь. Я собрал всё силы в кулак. В дворец вошёл по трупам, добавляя новых мертвых тел. Когда я ворвался в тронный зал, меня встретил мат и хохот нильфгаардских солдат. Один из них вылез на трон королевы, становясь своими грязными ногами на сидение, и расказывая остальным, как бы он ебал Львицу Цинтры, дополняя свои слова красочными жестами. Это стало последней каплей. Я не покинул тронного зала, пока каждый подонок не погиб, захлебнувшись собственной кровью. Не знаю, откуда брались силы в моем теле, но я рубил направо и налево, не медля. Я обыскивал этаж за этажом, убивая каждого встреченного врага, но не находил ни королеву, ни её внучку. - Где принцесса?! - я рычал, кричал, метался, как разъяренный зверь, но никто, никто из солдат не мог ответить на мой вопрос. Они заняли дворец намного позже, когда его охрана уже пала под натиском врага, а жители были перебиты. Один из нильфгаардцев сознался, плюя выбитыми зубами, что видел девочку с золотыми волосами, что покинула дворец. Я выскочил на улицу, как ошпаренный, пытаясь не обращать внимания на ноющий бок и плечо, но в глазах всё больше темнело. Если девочка покинула дворец... Но она не покинула. На брусчатке заднего двора лежал детский шелковый плащ, разшитый драгоценностями, алый от крови. Я упал на колени, расматривая её вещь, и холодная рука сжала моё сердце, когда я заметил вышитую ласточку на бирюзовой ткани. Что они сделали с ней? Убили, пытали или поступили так же, как тот подонок хотел сделать с мальчиком? Если нейтралитет состоит в том, чтоб позволять маленьким девочкам гибнуть от рук врагов, то на хер такой нейтралитет нужен. В глаз потемнело когда я вспомнил выражение её глаз в нашу последнюю встречу. Если бы я тогда остался, а не сбежал, как конченный придурок, пытаясь доказать, что не верю в Предназначение, поверив в него ещё больше! - Это - твоя принцесса? Я обернулся и застыл. Передо мной стоял Лютик держащий за руку испуганную златовласую девочку. Они оба были перепачканы в саже и пыли, но улыбались мне, как два ясных солнышка. - Геральт! - ребёнок бросился ко мне на шею, обнимая. Я был рад видеть их обоих, а улыбка Лютика и вовсе разогнала все мои тревоги прочь. Он был жив, не ранен, он был жив и отыскал Цири и меня. - Геральт, ты нашёл мой плащ? Спасибо тебе огромное. - Да, - вместо меня ответил Лютик, - мы разделились. Геральт же понимает, как глупо будет выглядеть принцесса без своего плаща. Девочка благодарила и благодарила меня за заботу о своей одежде, а я чувствовал, как в глазах начинает темнеть. Где-то надо мной вдали прозвучал голос Лютика: - Ого, сколько их здесь! Как ты их так много?.. Сделав последнюю попытку задержаться в сознании с Цири и Лютиком, я провалился в темноту, не видя ничего, кроме тьмы и пламени.