Тридцать первая весна

Я слышу, как ты поворачиваешь ключ в замке, и бросаю контрольный взгляд на настенные часы - одиннадцать сорок семь. Дня. Сижу в сложенном кресле, развернутом так, чтобы я могла видеть входную дверь сквозь комнатный проём. И так в общей сложности без малого одиннадцать часов с короткими перекурами в подъезде - как ты велела - и быстрыми проходками к окну и обратно. Заходя, ты сразу же замечаешь меня и на секунду замираешь на пороге. В твоём взгляде проносятся испуг и замешательство, которые быстро сменяются удивлением. Ты моментально берешь себя в руки и, неторопливо расстёгивая куртку, буднично произносишь: - Не ждала тебя раньше понедельника! Ты только приехала?.. Прощупываешь почву, Светик? Явно пытаешься выяснить, известно ли мне, что ты не ночевала дома. Подмывает соврать, сказав, что вернулась недавно, поймать тебя на лжи и посмотреть, как будешь выкручиваться. Но разоблачение не входит в мои сегодняшние планы, поэтому, продолжая изучать тебя внимательным взглядом, отвечаю вопросом на вопрос: - С чего взяла? - Чисто, - ты отворачиваешься к шкафу, чтоб спрятать обувь, но я чувствую, что на твоём лице сейчас ехидная улыбка, - и компьютер выключен. Язвишь, значит. Я вымотана бессонницей и мучительными фантазиями на тему того, с кем ты провела эту ночь, поэтому сохранение спокойствия с каждой минутой кажется всё более немыслимой задачей. - Где была? - Засиделась вчера в гостях у мамули. Не хотелось возвращаться в пустую квартиру, осталась ночевать там. Какая же ты находчивая лгунья - не придраться. Дрожащими руками достаю из пачки сигарету, продолжая наблюдать за твоими уверенными движениями. Ты проталкиваешь в рукав куртки аккуратно сложенный шарф и бросаешь на меня мимолётный взгляд. Наверняка оцениваешь степень моей удовлетворенности твоим ответом. Я переполнена обидой и гневом, хочется встряхнуть тебя и прошипеть в лицо, какая ты дрянь, или прижать к себе, да так сильно, чтоб захрустели позвонки, и пальцы надолго отпечатались на твоей коже алыми следами. Но вместо этого я лишь демонстративно подкуриваю сигарету, посматривая на тебя с вызовом и зная, что тебя это непременно взбесит. В ответ ты измеряешь меня сочувствующим взглядом, достаешь из шкафа одежду и направляешься переодеваться на кухню. Ни один человек в мире не способен доводить меня до бешенства так, как это делаешь ты. Встаю с кресла и следую за тобой. Я нестерпимо соскучилась и не хочу выпускать тебя из поля зрения. Ты уже сняла свитер и вынимаешь ремень из штанов. Твоя кожа гладкая, словно глянец, трогательно белая. Лучи солнца, проникающие в окно, нежно обволакивают её, лаская изгибы. Я застываю, опираясь о дверной проём, и рассматриваю тебя завороженно, будто впервые. Замечая мой взгляд, ты замираешь в нерешительности, отводишь глаза и, смущенно отворачиваясь к окну, вынимаешь ноги из штанин. Я делаю несколько шагов вперёд и занимаю удобную позицию для дальнейшего наблюдения. Глубоко и сладко затягиваюсь, скользя взглядом от твоих твердеющих и оттого выступающих под тонкой тканью топика сосков, вдоль бархатной кожи упругого живота до самого белья, пытаясь проникнуть под него, вспоминая, какая ты там, и напряженно раздувая ноздри, желая уловить твой запах. Ты в смятении хватаешься за домашнюю футболку и, прикрывая ею живот, резко обращаешься ко мне с вопросом: что?! В ответ я только плотоядно ухмыляюсь. Сама не знаю. Я не знаю, что говорить и что делать. Стоило заранее всё обдумать, но, боже, как это непросто, если привык действовать в соответствии с душевными порывами, а рядом с тобой они меняются каждую минуту. Срываюсь с места и бегу в прихожую. Говорю тебе, что мне нужно прогуляться, обуваю ботинки, набрасываю куртку и выхожу из дома. Долго иду, не поднимая голову, рассекаю снежную кашицу под ногами и наблюдаю, как она оседает на моих джинсах мокрыми брызгами. С каждым шагом всё больше отдаляюсь от дома, от тебя в нём, и чувствую это отдаление физически - будто раскручивается металлическая пружина в сердце. Ты обещала, что никогда не бросишь меня. Не то чтобы у меня были поводы тебе не доверять, но это твоё нежное очарование, пленительная мягкость движений, непостижимая красота во всём на фоне моей неуклюжей угловатости делали твои слова невероятными, совершенно неправдоподобными. Я спрашивала тебя снова и снова, внимательно всматриваясь в твои глаза, бесполезно пытаясь отыскать там что-то, что дало бы мне уверенность и успокоение. А когда была пьяна, то впадала в отчаяние и непременно требовала расписку. И ты давала мне эти бесчисленные расписки, которые я однажды вывалила на твою больничную койку и, давясь злыми от страха и бессилия слезами, приказала тебе жить, ведь ты не имеешь права оставить меня одну, ведь ты обещала - вот они, доказательства! И ты сдержала слово. А я струсила. Я стала учиться жить без тебя, постепенно выжигая из себя эту любовь и пытаясь привить на освобожденное место чужих людей и безопасные чувства. Всё оказалось бесполезно - ничто не способно прижиться там, потому что без тебя это мертвое место, выжженная земля. Когда поднимаю голову, обнаруживаю себя на Дворцовой, солнечные лучи серебрятся в мелкой водной ряби, блестит и переливается гранит. От красоты и величия перехватывает дыхание. Делаю глубокий вдох, и меня внезапно окатывает волной чувств такой силы, что глаза тут же наполняются слезами, и я поднимаю голову к небу, чтоб не дать им пролиться. Нигде больше нет такого неба, Светка, идея с Москвой была дурацкой изначально, ты, как всегда, оказалась во всём права. Хочу, чтобы всё было как прежде. Ходить за тобой по квартире ласковым псом, есть разваренную гречу, о которой ты забыла, когда бросилась записывать мой очередной спонтанный опус, напоминать тебе каждый час о том, что я тебя люблю, чтоб не сомневалась, и ложиться спать вместе, переплетаясь ногами и вдыхая твой сладкий запах, который рождается в маленькой ямочке у основания твоей шеи. Мешать тебе одеваться по утрам, прятать твою одежду, чувствовать, как постепенно ослабевает сопротивление, и ты доверчиво отдаешься во власть моих рук, упиваться этой властью. Быть для тебя самой нежной, исполнять каждое твоё желание, взрываться и улетать с тобой далеко-далеко, зрачки в зрачки, рука в руке, переплетаясь пальцами, телами, душами, ловить ртом твои стоны и шёпот, угадывать в нём своё имя. Следующие полтора часа думаю только о тебе, улыбающейся, счастливой, тёплой с утра, каким-то волшебным образом влюбленной в меня, способной замереть на несколько часов и наблюдать за мной, задумчиво перебирающей струны, взглядом, полным обожания, вздрагивать и плавиться, наблюдая, как я откладываю гитару и направляюсь к тебе, отзывчивой к каждому прикосновению, принимающей, безраздельно и до конца моей. Боже, как же я хочу вернуть тебя такую, заслужить, удержать, отдать тебе всю себя, послав к чёрту страх и сомнения. Я приду домой и избавлюсь от кресла. Задвину его в самый дальний угол, уберу со стола, сложу вещи в шкаф, приму душ. Подойду к тебе... Вино! Я куплю вино, ты посмотришь на меня удивленно и немного растерянно. Я достану бокалы и усажу тебя за стол. Нет, сперва обниму, отмечу, как вкусно пахнут твои волосы и как давно мы вот так просто не сидели. Придвину свой стул ближе к твоему, так, чтобы можно было сжимать ногами твою коленку, возьму твою ладошку и буду согревать её в своей до самого вечера, перебирая твои тонкие нежные пальчики. А потом мы ляжем спать вместе. Я осторожно прижмусь к тебе, оплету тело руками, так, чтобы тебе было удобно и тепло в моих объятиях, и прошепчу, что была идиоткой и теперь, я надеюсь, ты позволишь мне всё исправить. Почувствую, как ты наконец расслабляешься, как твоё дыхание становится размеренным, и добавлю, что люблю тебя и непременно подкреплю свои слова делами, только дай мне шанс - скоро сама во всём убедишься. Я буду провожать тебя и встречать, писать тебе стихи и песни, я буду меньше курить и перестану пить без тебя, а вечерами мы будем болтать и заниматься любовью. Болтать и заниматься любовью... каждый день, как в прежние времена, да, я очень хочу этого, Светка. Я дам тебе всё, и тебе не нужен будет никто другой, и я словом не обмолвлюсь об этих других, а ты никогда не узнаешь про моё предательство. Когда опускаются сумерки, обнаруживаю себя сидящей на лавочке в Таврическом саду и неотрывно смотрящей на покрытый потрескавшейся коркой льда пруд. Осознавая, что ушла из дома шесть часов назад, торопливо подхватываюсь с места, ведь, возможно, ты меня ждёшь, не исключено даже, что переживаешь, где это я так надолго запропастились. Торопливо шагаю домой, покупаю в гастрономе бутылку вина на всю сумму, которую удаётся собрать по карманам. Перепрыгивая через ступеньки, спешу к тебе. Дверь в квартиру оказывается открытой, переступаю через порог и, перекладывая бутылку из одной руки в другую, вытряхиваю себя из куртки. Из-за кухонной двери доносятся тихие голоса, с неудовольствием отмечаю, что у нас, по всей видимости, гости. Я подталкиваю входную дверь, и она закрывается с громким хлопком. Сердце испуганно ухает в груди, по кромке сознания скользит гадкое неясное предчувствие. Откуда у нас сквозняк? Ты отклеила окна? Взгляд упирается в висящий на дверной ручке рюкзак. Мой рюкзак, с которым позавчера я приехала в Москву и о котором даже не вспомнила, совершая свой экстренный побег. Кажется, в последний раз я видела его на пуфе в Анжеликиной спальне. Ну и чёрт бы с ним, деньги и документы я ношу при себе, в куртке... В общем, этого не может быть. Ноги несут меня в кухню, чтобы проверить единственно важную догадку, от которой зависит вся моя жизнь. Замираю на пороге. Вы сидите за столом, ты и Анжелика, и, судя по почти опустошенной бутылке коньяка и набитой пепельнице, не первый час. Замолкаете при моём появлении, синхронно поворачиваете головы и несколько секунд изучаете любопытными взглядами, после чего ты тушишь сигарету и с картинным радушием произносишь: - О, ты принесла вино. Прекрасно! Потому что, боюсь, этого нам будет мало, - киваешь в сторону стоящей на столе бутылки. - Ты куришь? - совершенно неуместно мямлю я, получается как в дурацком анекдоте. - Присаживайтесь, Диан Сергевна! - ты выдвигаешь из-под стола табуретку и в приглашающем жесте указываешь мне на неё раскрытой ладонью. Я сажусь и оказываюсь в полуторах метрах от вас, в то время как вы теснитесь с противоположной стороны стола, то и дело задевая друг друга локтями. Анжелика наблюдает за мной пристальным взглядом прищуренных глаз, допивает остаток коньяка и ставит пустой бокал на стол. На губах у неё застыло некое подобие смиренной полуулыбки, от которой по моему телу пробегает холодок. Ты задумчиво рассматриваешь свои руки, на несколько бесконечных секунд повисает тяжелое молчание. После чего ты резко подскакиваешь, будто опомнившись, и, хватая со стола бутылку, наполняешь опустевшие бокалы: - Анекдот! - громко объявляешь ты, вручая Анжелике бокал с коньяком и тут же подхватывая свой. - Возвращается муж домой, а там - жена с любовником! Он её сгребает за шиворот и свешивает с балкона... В этом месте ты выбрасываешь над столом руку с крепко стиснутым кулаком, демонстрируя, по всей видимости, цепкий хват мужа. От неожиданности я вздрагиваю, а ты, удовлетворенно кивнув, многозначительно продолжаешь: - Я думал, я тебя убью. Но я тебя... отпускаю! Твои пальцы медленно разжимаются, лицо озаряет ослепительная улыбка. - За тебя, Динька! За твой свободный полёт! - ты выпиваешь бокал до дна и тут же снова тянешься к бутылке. Тем временем Анжелика подкуривает очередную сигарету и, выдыхая дым, спокойно произносит: - Моё предложение всё ещё в силе. Но, как ты уже успела понять, времени на размышления у тебя осталось мало. Когда мы всё допьём, ты должна будешь принять решение. Или ты собираешься и уезжаешь со мной, или... - ты поднимаешь брови и, ехидно хмыкая, покачиваешь головой. Бросив на тебя короткий взгляд, Анжелика продолжает: - ... или я уезжаю одна, и мы больше не общаемся. Сегодня или никогда. Ты удовлетворенно киваешь: - Прими правильное решение, Диана. Тем более, что это твой единственный вариант. Иначе останешься на улице. Во рту катастрофически пересыхает, голова кружится, а тело немеет, чувствую, как медленно подступает тошнота. Подхожу к раковине и наполняю стакан водой. Возвращаюсь на табуретку и делаю несколько жадных глотков. Измерив меня внимательным взглядом и сообразив, что вступать в беседу я пока не намерена, ты, будто теряя ко мне всякий интерес, разливаешь по бокалам остаток коньяка и, обращаясь к Анжелике, задорно произносишь: - Последний коньяк. На брудершафт! Лихо придвигаешь стул практически вплотную к ней и приводишь в порядок предметы, лежащие на столе, расставляя их по одной тебе ведомым местам. Анжелика наблюдает за тобой с нескрываемым любопытством, твоё предложение определённо застало её врасплох, но не похоже, чтобы она думала сопротивляться. Наоборот - застыла в ожидании и с застенчивой улыбкой на губах. Я не понимаю, как тебе это удаётся, Сурганова, но я вижу в её глазах то же восторженное мерцание, что видела раньше в сотне других глаз, устремленных на тебя. Я смотрю на вас, вытянув шею и, кажется, не моргая, кровь во мне постепенно закипает, пальцы сжимаются в кулак. Осушив бокал первая, ты медленно поворачиваешься и ловишь её взгляд, в предвкушении и нерешительности скользящий по твоим губам. Ты тянешься к ним и замираешь в миллиметре, её губы вздрагивают, и вы на секунду встречаетесь взглядами. Я клянусь, что чувствую сексуальное напряжение между вами, и не могу поверить, что всё это происходит на самом деле. Ты целуешь её, а она мягко отвечает и позволяет углубить поцелуй. В этот момент я ощущаю, как что-то внутри ломается, и неведомая сила подбрасывает меня на ноги. Стакан с водой поднимается в воздух, и мокрые брызги летят вам в лица, отрезвляя и заставляя оторваться друг от друга, после чего, уже пустой, устремляется в стену, звонко разлетаясь по кухне десятками мелких осколков. Как только затихает бряцанье битого стекла, ты поднимаешь на меня рассерженный взгляд и, вытирая лицо рукавом рубашки, нарочито спокойно говоришь: - Не надо так делать, - в голосе твоём слышатся металлические нотки, ты тянешься за полотенцем и, отворачиваясь от меня, подаешь его Анжелике. Вы о чем-то тихо переговариваетесь между собой, до меня долетают только ваши раздражающе елейные интонации. - А трахаться в нашем доме у меня на глазах... надо?! - возмущённо выкрикиваю я. - Ах да, я как-то не сообразила, что трахаться подобает в гостях, соблюдая строжайшую секретность, чтоб не задеть ничьи чувства! - издевательски парируешь ты, вышагивая по кухне и собирая осколки в жестяную банку из-под консервов. - Да всё ты сообразила, дуру из себя не строй. Сама так делаешь. - Дуру тут строишь только ты. Из меня, - быстро произносишь в ответ и озадаченно замираешь в попытках переварить мою последнюю фразу. - Ага, а кто ходит трахаться, как на работу? Вот интересно, за квартиру тоже натурой платить будешь? - Что ты несёшь? - ты стоишь посреди кухни с видом, полным недоумения, Станиславский поверил бы тебе без колебаний. - Я звонила тебе на работу пару недель назад. И я знаю, что ты к кому-то ходишь. Видела ключ, - мой голос слабеет на последних словах и звучит почти совсем беспомощно. Я будто распахнула дверь в пугающую неизвестность и сейчас слышу, как она безвозвратно захлопывается у меня за спиной, а почва под ногами постепенно теряет устойчивость. - Какой ключ, Диана? - всё ещё потрясённо уточняешь ты, хотя смущение, проступающее у тебя во взгляде, выдаёт, что ты заранее знаешь ответ. - С брелком из Копенгагена, Свет, - говорю еле слышно и застываю в ожидании, внимательно наблюдая за сменой эмоций на твоём лице. Нерешительно добавляю: - Будешь отпираться? - Не буду, - смотришь задумчиво, после чего невозмутимо расправляешь плечи и хватаешь со стола бутылку с вином. - А знаешь что, вино я, пожалуй, допью уже без вас. А сейчас давай вали отсюда! Ты прячешь бутылку в холодильник и направляешься к двери, оставляя меня в полном недоумении. Успеваю ухватиться за край твоей рубашки за секунду до того, как тебе удаётся прошмыгнуть мимо меня в прихожую, и резко дёргаю его на себя. - Стоять! Кто она? Я её знаю? Бросаешь уничтожающий взгляд и с силой, непонятно откуда взявшейся в твоём хрупком теле, вырываешь ткань из моей руки. Пока я рассматриваю свою пылающую опустевшую ладонь, ты уже гремишь дверцами шкафа в прихожей. Следуя за тобой, вижу твою спину, исчезающую в комнатном проёме, и большую дорожную сумку, которую ты волочишь за собой по полу. Настигаю тебя возле распахнутого шкафа, с сосредоточенным видом сгребающую с полок мои шмотки и проворно заталкивающую их в распростёртую под ногами сумку. - Какого хрена ты делаешь?! Ответь мне на вопрос! - я подхватываю летящую в воздухе груду тряпья и, отпихивая тебя от полок, упрямо проталкиваю её обратно в глубину шкафа. - Что, Арбенина, неприятно снимать лапшу с ушей, да? - ты не собираешься сдаваться и продолжаешь упорно потрошить полки, сбрасывая вещи себе под ноги и наступая на образовавшуюся кучу, наивно полагая, что так я не смогу до них добраться. - Ну так кто она? Или это он? - подсекаю твою правую ногу и ты, теряя точку опоры, отступаешь назад, врезаясь в дверцу, болтающуюся за твоей спиной. Шкаф угрожающе скрипит и кренится в сторону. Зато я получаю доступ к очередной горке тряпок, которая тут же возвращается на своё законное место на полке. - Наберись терпения, Арбенина, я привезу её к тебе в Москву на смотрины, как только ты обживёшься на новом месте. Пока ты восстанавливала равновесие, я заняла выгодную позицию, заслоняя тебе доступ к полкам. Моментально оценив обстановку, ты хватаешь сумку и твердыми шагами устремляешься к окну. Быстро отрываешь заклеенные створки и с варварским упоением вытряхиваешь содержимое сумки во двор. Тем временем я отступаю на два шага к центру комнаты и наблюдаю за тобой, парализованная гневом. Ты подходишь ко мне, самодовольно ухмыляясь, и с абсолютной уверенностью в своей безнаказанности впечатываешь сумку мне в грудь: - Держи. Упакуешь сама. Разжимаешь пальцы, и сумка бесформенным комком падает на пол. С самым своим надменным видом ты, кажется, собираешься покинуть комнату. Разворачиваю тебя за плечи и подталкиваю к шкафу: - Да ты охуела! - произношу то, что крутится у меня на языке уже довольно долго. - Какого хера ты всё за всех решаешь?! Твои ноги запутываются в нагромождении барахла, всё ещё сваленного на полу. Пытаясь устоять, ты цепляешься за полки, вследствие чего и без того шаткая конструкция приходит в хаотическое движение. Я хватаюсь за дверцу, стараясь удержать её на месте, но внезапно раздается треск, и шкаф с грохотом падает на тебя, в то время как я продолжаю стоять, испуганно рассматривая вырванную с мясом петлю. Из ступора меня выводит голос прибежавшей на шум Анжелики - она пытается приподнять шкаф с другого конца и, кажется, настойчиво призывает меня к помощи. Совместными усилиями нам удается вернуть шкаф в исходную позицию у стенки. И пока я убеждаюсь в его устойчивости, Анжелика уже бросается спасать тебя, полулежащую под горой вывалившейся с полок одежды. Ты не торопишься вставать, не поднимая голову, порывистыми движениями скидываешь с себя вещи. Щёки твои пылают, зубы стиснуты, подбородок мелко подрагивает. Нагибаюсь и, вслед за Анжеликой, протягиваю тебе ладонь: - Светик, ты не ушиблась? - обращаюсь взволнованно. Ты встаёшь на ноги, принимая помощь от Анжелики и полностью игнорируя мою руку, отворачиваешься от нас обеих и нервно отряхиваешься. - Свет... - тихо повторяю я, прикасаясь к твоему плечу. - Арбенина, - отскакиваешь от меня, гневно сверкая взглядом, и чеканно произносишь, выделяя ударением каждый слог, - и-ди на-хуй! От твоего тона по спине пробегает холодок, и я чувствую, как волосы у меня на затылке встают дыбом. Ты одергиваешь рубашку, потупившись в пол, когда замечаешь, что Анжелика стоит перед тобой уже обутая. Мгновенно оживляешься и с искуственным воодушевлением в голосе обращаешься к ней: - Диана Сергеевна уже почти собралась!.. - ты продолжаешь свой пламенный монолог, но я больше не слушаю тебя. Я вижу лихорадочный румянец на твоих щеках, дрожащие пальцы, которыми ты нервно перебираешь ворот рубахи, и чувствую в себе нестерпимое желание успокоить тебя, защитить, прижать к себе, нежно убаюкивая. Мне невыносимо смотреть на тебя, сглатывающую слёзы в попытках сохранить внешнее достоинство, и оставаться абсолютно безучастной. Анжелика сжимает твою руку и, склонив голову, пытается поймать твой взгляд: - Свет, - она мягко останавливает тебя, сжимая пальцами ладонь. Ты замолкаешь на полуслове и замираешь, когда вы встречаетесь глазами. Она смотрит на тебя ласково и прямо, едва заметно покачивая головой. Спустя несколько секунд ты еле слышно выдыхаешь и продолжаешь уже почти собранно: - Ну чего тебе ехать на ночь глядя, оставайся, я тебе постелю на диване, места хватит, Диана всё равно в кресле спит... - это я уже слушать не могу. Глотая обиду и злость, проскакиваю между вами в прихожую, кажется, задевая кого-то плечом, и наспех просунув ноги в кроссовки, выбегаю из квартиры. Несмотря на то, что на мне только белая рубаха и джинсы, я выхватываю взглядом самый огромный во дворе сугроб и с адским упоением бросаю в него своё тело. Вы выходите из парадной совсем скоро, обе одетые, ты даже напялила шапку, Анжелика - капюшон, и двигаетесь к арке. Заметив меня, подходите к моему сугробу. - Анжелика уезжает, - объявляешь ты. Я лежу молча, раскинув руки, и со страдальческим видом всматриваюсь в небо. - Ничего не хочешь сказать? Ничего не хочу говорить. У Анжелики, судя по всему, тоже нет слов - она смотрит куда-то мимо меня, обнимая себя руками и горестно улыбаясь. Очень не хочу, но, видимо, всё же придётся что-то сказать. - Анжелика, - тихо говорю я и не узнаю свой голос. Откашливаюсь и делаю глубокий вдох. Она поднимает брови и смотрит на меня с любопытством и иронией. Под таким взглядом сложно продолжать, и я судорожно выдыхаю, опуская глаза. - Прости меня. Ты тактично отступаешь на несколько шагов вглубь двора и отворачиваешься, демонстрируя своим видом полную непричастность. Анжелика подкуривает сигарету и смотрит на меня вопросительно, ожидая, когда я продолжу. - ... за то, что не могу дать тебе то, чего ты хочешь. Ту любовь, которую заслуживаешь... - чувствую себя абсолютным дебилом, не способным связать двух слов и лепечущим какой-то патетический бред. Даже рада, что она перебивает меня: - И никому не можешь. Более того.., - прерывается, чтобы сделать затяжку, после чего многозначительно смотрит в небо. Пауза получается выразительной. - Храни меня бог от твоей любви. - Зачем ты приехала? - срывается у меня с языка. - Привезти рюкзак. И получить от тебя прививку. И знаешь, хорошо, что приехала. Жалею только, что не сделала этого раньше. Не волнуйся, больше не увидимся. А ты приезжай, Свет, - она поворачивается к тебе, когда ты сосредоточенно притаптываешь снег на асфальте у неё за спиной, - и девушку свою привози, познакомишь. У меня тоже есть где разместиться. Она выбрасывает окурок и смотрит на меня долго и пронзительно, а я снова чувствую себя робким подростком, неспособным выдержать этот взгляд. Затем она решительно разворачивается и шагает по направлению к арке. Ты догоняешь её, и вы покидаете двор вместе, а я остаюсь лежать в снегу, обречённо размышляя о том, когда же я наконец сдохну. Рубашка намокла и прилипла к спине, присаживаюсь и нащупываю в кармане сигареты. Холодно. Окидываю взглядом двор. Свет в наших окнах горит, а значит, ты скоро придёшь, наверное, пошла провожать Анжелику. Неподалёку неаккуратной кучкой валяются мои шмотки. Взгляд задерживается на тёплом шерстяном свитере, виднеющемся жёлтой кляксой на грязном истоптанном снегу. Отворачиваюсь и, отгоняя от себя дезертирские мысли, вновь опускаюсь в сугроб, мечтательно представляя, как ты вернёшься и найдёшь меня здесь окоченевшей и бездыханной. Проходит вечность, прежде чем ты появляешься в арке и, пересекая двор неторопливыми шагами, направляешься к парадной. Голова твоя опущена, но я знаю, что ты видишь меня. Не замедляя шаг, проходишь мимо и скрываешься за дверью подъезда. Через пару минут свет на кухне гаснет, но я вижу, как шевелится штора, и уверена, что ты наблюдаешь за мной. Это придаёт новые силы и даже немного согревает моё околевшее тело. Не проходит и десяти минут, как дверь подъезда вновь распахивается, и ты уверенными шагами приближаешься к моему сугробу. Останавливаешься в шаге от меня и, скрестив руки на груди, тяжело вздыхаешь. Я внутренне ликую, всеми силами скрывая это за угрюмой миной. - Долго ты ещё будешь тут лежать? - пытаешься звучать равнодушно, но я знаю тебя сто лет и различаю в голосе тревожные нотки. - Тебе-то что?.. - вяло огрызаюсь в ответ. Стоишь молча, озираешься по сторонам. В этот раз на тебе нет никакой верхней одежды, и мне это совсем не нравится. Закрываю глаза и напряженно прислушиваюсь. Несколько секунд ты мнешься на месте, после чего до меня доносится хруст снега из-под твоих удаляющихся шагов. Взволнованно приподнимаюсь и расслабляюсь, когда вижу, что ты наклонилась над ворохом сваленной под окном одежды. Когда ты возвращаешься с охапкой вещей в руках, я снова лежу, плотно распластавшись на снегу с грустным взглядом, устремленным ввысь из-под полуприкрытых век. - Динь, вот чего ты добиваешься, а? Ты ведь заболеешь, - говоришь сердито, стараясь пропихнуть свитер под мою спину. - Боже... да ты же вся мокрая! Немедленно вставай, идиотка! - Обязательно заболею. В идеале - ещё и умру. А тебе какая печаль, Сурганова? У тебя там вроде как новая любовь наклёвывается. Ты бери свою ненаглядную, да поезжайте в Москву на смотрины. Обложив меня тряпками со всех сторон, неудовлетворенно качаешь головой, оценивая проделанную работу. Затем садишься рядом со мной и устало опускаешь голову на колени. - Ну и чего молчишь, Сурганова? - Приподнимаюсь, усаживаясь рядом с тобой. Кофту, заботливо подоткнутую мне под спину минутой ранее, забрасываю тебе на плечи. - Сказать нечего? Зря. Ведь у меня к тебе много вопросов! Вот ты, да чем ты вообще лучше меня? Ты мне тоже изменяла! Ты со всеми подряд заигрываешь, тебя даже моё присутствие не смущает. А чем ты занимаешься, пока меня нет? Не придуривайся тут святой! Молчишь? Правда глаза колет? Ну молчи, молчи. Знаешь ведь, что я все равно люблю тебя. Тебя, Светка! Я же выбрала тебя! Я же здесь! А ты вообще меня любишь ещё? Хоть немножечко? Сама же говорила, что если любишь человека, то можно простить ему всё, твои слова? Так вот, я готова простить тебе всё, если ты оставишь своих баб, будешь со мной, дашь мне шанс и будешь только моей. Сурганова? Ты мне что-нибудь ответишь? Решай давай. Потому что иначе я вообще не вижу смысла вставать, ступай прочь и дай мне умереть спокойно. Договариваю и откидываюсь обратно в сугроб. Ты поднимаешь голову и смотришь на меня, отрешённо улыбаясь: - Как же у тебя всё просто... - Ну давай усложним мне задачу, если тебе так надо. Чего ты хочешь? Я слушаю твои условия! - Начнём с того, что я хочу, чтоб ты встала и пошла домой. Приняла горячий душ и легла в постель. - И что потом? - перебиваю тебя и хватаю за руку, замечая, что ты собираешься подняться. - Диана, я устала. И мне холодно. Завтра поговорим, сугроб твой до утра не растает. Я ослабляю хватку, ты тут же поднимаешься и, отряхивая с себя снег, направляешься ко входу в парадную, подбирая на ходу вещи, которые попадаются тебе по пути. Вскакиваю вслед за тобой, недоумевая, как разговор принял такой оборот. Застываю в нерешительности посреди двора и, собирая остатки боевого духа, выкрикиваю тебе в спину: - Свет, так ты не уйдешь... от меня? - зубы безудержно стучат, голос осип - звучу довольно жалко. - Если бы могла, уже бы давно ушла, - тихо говоришь себе под нос. Но я слышу - и нахожу это обнадёживающим. В несколько шагов догоняю и ныряю в парадную вслед за тобой. В квартире послушно принимаю горячий душ и надеваю тёплые вещи, которые ты подготовила для меня и заботливо сложила на кресле. Выпиваю до дна огромную чашку чая с вареньем и несмело присаживаюсь на край постели. Ты уже лежишь под одеялом. Замечая моё приближение, отворачиваешься и отодвигаешься к стенке почти вплотную. Забираюсь на кровать и аккуратно приподнимаю край одеяла. - Своё возьми. С кресла, - говоришь сурово и, подоткнув под себя одеяло со всех сторон, выключаешь ночник. Делаю, как ты говоришь, подвигаюсь максимально близко и прислушиваюсь к твоему дыханию. Когда оно становится ровным и глубоким, обнимаю тебя поверх одеяла и зарываюсь носом в волосы на твоём затылке. Твой запах обволакивает и опьяняет, я бесшумно вдыхаю его и с наслаждением задерживаю в лёгких. Прежде чем заснуть, ещё долго лежу, рассматривая тебя в темноте, и впервые за долгое время чувствую себя дома.