Моя боль в твоих глазах

В гостиной воцарилось напряжённое молчание. Стив, прибывший позже, до сих пор так и не понимал, что в сути-то произошло, ведь только недавно всё было в порядке. Наташа была до жути встревожена, она не понимала, что чувствует. Хуже всех ощущал себя Тор. Он оказался беспомощен.  — Могучий Тор, — ехидно повторял в голове голос брата, — и где же сейчас твоя непомерная мощь? Что ты сделаешь? Спасал миры, убивал монстров, каких не видел свет, а собственному брату помочь не мог. Его сила оказалась бесполезна, а слова ничего не значат. И всё оказалось в руках Беннера и Старка — двух смертных. Апатия, до этого окутавшая сознание, резко сменилась гневом. Старк, чёртов человечишка с божественными замашками, навредил Локи, возможно, убил. Последнюю мысль он старался отбросить. Да как он посмел? Осознание приходило медленно. Если трикстер действительно лишился магии, то его дальнейшее существование не принесёт ему ничего, кроме боли и страдания. Маг без своих сил, как пустой сосуд, как калека, которому даже дышать сложно. Громовержец не до конца понимал, как это — иметь силу, но брат ему объяснил: магия поддерживает баланс в организме, даёт силы, она работает, как все органы чувств разом. Магия — это природный усилитель, который стимулирует организм, без него маги будто разом теряют зрение, слух и всё, что до этого помогало ориентироваться в пространстве. Нет, они видят, слышат и чувствуют, но мир меркнет, становится пустым. Раньше в Асгарде было такое наказание для преступников, обладавших магической силой, они лишались её и были выброшены в мир, где до конца своих лет страдали, не имея возможности жить, как раньше. Локи рассказывал, что однажды общался с таким существом. После разговора с ним он вернулся сам не свой, Тор в тот вечер так и не добился даже слова. Потом трикстер сам к нему пришёл, будто напуганный. Он рассказал, что это страшнейшая из кар, и лучше бы её заменили смертной казнью. Тор помнил, что Локи всегда боялся лишиться магии, зная, что без неё жизнь превратится в сущий ад.  — Я хочу умереть быстро, — однажды сказал он, когда они сидели на небольшой веранде во дворце. Ночь стояла тёплая и ясная, потому они выбрались для разговора, — не хочу мучиться. Мучения пробуждают во мне монстра. Тогда Тор ещё не понимал, что значат эти слова, да и теперь не до конца их осознавал. В груди назойливо разгоралась ярость, хотелось разнести эту чёртову башню в пух и прах. А потом они вышли из палаты. После трёх часов непрерывной работы, Тони и Брюс выглядели непомерно уставшими, их лица осунулись от напряжения. Все встревоженно подняли взгляд.  — Состояние тяжёлое, — выдохнул Беннер, — но стабильное. Мы смогли привести его в порядок. Теперь его жизни ничего не угрожает.  — Я…я могу войти? — Поинтересовался Тор, и какие-то странные нотки прозвучали в его голосе.  — Он без сознания. Это похоже на кому. — Как-то виновато и тихо ответил Старк.  — Я заберу его в Асгард. — Твёрдо ответил Одинсон, поднимаясь с дивана. В его взгляде было столько решительности, что у Тони нутро сжалось.  — Это исключено. — Отрезал Беннер. — Он вряд ли переживёт перемещение, отключать его от приборов опасно. Одинсон промолчал, начиная приближаться к Старку. Все сидели в ожидании.  — Что ты натворил? — Грозно спросил Тор, оказавшись в метре от Тони. — Что ты с ним сделал?  — Я… — Тони замер, даже не понимая, что говорить в такой ситуации. — Это несчастный случай. Я ошибся в расчётах, не зная, сколько энергии Локи может потратить на эксперимент. Он сказал, что даст, сколько потребуется. — затараторил Старк, пытаясь оправдаться. — Мне очень жаль… Удар пришёлся в стену, буквально в десяти сантиметрах от лица Тони, вверх поползли трещины. Бетонная стена начала крошиться. Наташа вздрогнула. Тор вряд ли думал так поступать, скорее всего просто не справился с эмоциями.  — Ты даже не понимаешь, на что ты его обрёк, — прорычал Громовержец, так и не вытащив руку из стены, — без магии он не проживёт и пятнадцати лет, да и в это время всё, что сможет сделать — это страдать. Тони молчал, поражённый сказанным. Сердце сжалось. Он всего лишь хотел подарить человечеству искру.  — Если ты не придумаешь, как это всё исправить, — голос Тора понизился до неузнаваемости, — в следующий раз я не промажу. И он ушёл, сам даже не зная куда. На выходе из комнаты он столкнулся с запыхавшимся Бартоном, который приехал в Башню, когда не смог ни до кого дозвониться. Клинт вошёл в гостиную. Все с удивлением посмотрели на него, Наташа вскинула брови.  — Что, чёрт возьми, у вас тут происходит, — он оглядел присутствующих, остановив взгляд на дыре в стене рядом с Тони, который даже не сдвинулся с места, — что с Тором?  — Ты как тут вообще оказался? — разорвала тишину Наташа, — у тебя же выходной.  — Да всё дело в птице. — Тони вопросительно посмотрел на друга, — Локи подарил моей дочери птицу, живую, ну, не совсем…магическую. И она месяц меня доставала, а теперь…она умерла. — Он глубоко вздохнул. — И, если вы мне не объясните, что за чёрт, я вас тут всех порешаю. Любите же вы портить мне выходные.  — Эм…дело в эксперименте. — Начал Тони. Как же ему уже надоел этот вопрос. — Кое-что пошло не по плану. Я не рассчитал объём сосуда, который должен был вместить энергию Локи, и он забрал её всю. Так не должно было случиться. Я думал, что ограничений нет, Локи сам мне сказал: «Бери сколько нужно».  — Ты хочешь сказать… — Клинт опешил. Этого он уж точно не ожидал.  — Он лишился магии. Дверь предательски скрипнула. Старк совсем забыл, что Питер должен был прийти вечером, чтобы обсудить результаты эксперимента. Неизвестно, как долго Паркер стоял за дверью, но, судя по выражению лица, услышал он достаточно. Бартон обернулся и столкнулся с испуганным взглядом, ему даже показалось, что слёзы начали наворачиваться на глазах подростка.  — Питер… — Только и успел сказать Тони, как Паркер развернулся и быстро зашагал в сторону лифта.  — Пятница, ты зачем, скажи мне, тут находишься?  — У Питера была запланирована встреча с Вами, в моём протоколе не прописано уведомление Вас о запланированных встречах.  — Тони, ему бы всё равно пришлось рассказать, — отмер Стив, до этого погружённый в свои мысли. ***  — Исчезни, — прошипел Локи, — ты больше не имеешь надо мной власти. Алый глаз ехидно сверкнул. Они всё ещё стояли во мгле, глядя друг на друга. Трикстер тяжело дышал, хотелось, чтобы Он исчез.  — У меня никогда не было над тобой власти, — хохотнул демон, — столько лет рука об руку, а ты всё меня никак не примешь. Он появился лет двести назад, когда впервые был поднят вопрос, кому же перейдёт трон Асгарда. Все ставили на Тора, но Локи доверчиво и глупо верил, что его заслуги перед короной куда выше того, что Тор первенец Одина. Он надеялся. И его надежда умерла. И тогда появился Он. Имени у него не было, Локи просто звал его «отродьем», Он приходил по ночам и вёл долгие-долгие беседы, полные злобы и яда, Он убеждал Локи, как никчёмно его положение, как глубоко он ошибается в том, во что верит. Лафейсон старался не слушать, но речи эти были до того убедительны, что иногда приходилось прислушиваться. Лишь единожды демону удалось взять его под контроль. Это случилось, когда Локи узнал о своём происхождении. Демон тогда сорвал кожу с половины лица, обнажив йотунскую суть. Тогда он взял всё под контроль. И тогда жизнь превратилась в полное безумие. Локи ненавидел его, ненавидел его подозрительность, его недоверие ко всему, ненавидел, что чаще всего он оказывался прав. Но больше всего Локи ненавидел то, что он был его частью, что демон это и есть он сам. Но Он спас его, когда они оказались в Бездне, в плену у Таноса. Если бы не демон, который разжигал огонь ненависти и жажду мщения, то Локи бы не выжил, не вытерпел тех пыток, которые перепали ему от титана. Демон посоветовал ему проиграть битву на Земле, чтобы спасти свою шкуру. Он был рядом последние года, не покидая разум ни на секунду. Локи думал, что зарыл его, что убил эту тварь внутри себя, когда погибла Фригга. Тогда он решил, что больше в услугах своего мрачного друга не нуждается. Он снова поверил в великое спасение, когда вернулся в Асгард после битвы в Свартельвхейме, вошёл в тронный зал, где чинно восседал Один, и сам выставил руки, чтобы на него надели наручники. И старик отпустил его на Землю, даря некое прощение. В Асгарде ему оставаться нельзя было, по понятным причинам. Демон молчал почти полтора года, даже мельком не появляясь в тени сознания.  — И я снова оказался прав, — ехидничал он, — никакого искупления не будет. Малыш, ты опять повёлся на эту шутку судьбы? Опять принял слабость за величие?  — Любовь — это не слабость, — рыкнул Локи, — надежда — не слабость.  — Да? — Он засмеялся, так гадко, что у Локи мурашки по коже пробежались. — И смотри, к чему же тебя привела эта «не слабость»? Ты ничтожен. Позволил какому-то смертному сделать это с собой.  — Он не знал, что так случится. — Всё упирался трикстер.  — Думаешь? А я бы на твоём месте не был так уверен. — Он начал приближаться к Локи. — Старк одержим, я наблюдал за ним. Он готов на всё ради идеи, ради великого замысла. Думаешь, не переступил бы он через нечто настолько неважное, как твоя жизнь? Жизнь убийцы и инопланетного захватчика, который однажды чуть не отправил его в Бездну? — Он коснулся лица Лафейсона. — Впрочем это неважно. Ты представляешь, что тебя ждёт? Знаешь, какую агонию ты будешь испытывать? И всё потому что доверился, потому что решил дать слабину, опять пошёл по пути этого злосчастного искупления. В прошлый раз мы упали в Бездну, в этот раз лишились магии. Если в тебе ещё раз заиграет это… это отвратительное чувство, будь добр, просто попроси Тора, чтобы он размозжил тебе голову, а то уж больно сильно мучаемся каждый раз. Надоело.  — Ты не прав.  — Можешь лгать кому угодно, но не себе. — Демон хмыкнул. — Иногда мне кажется, что ты забываешь — я — это ты. И все мои слова — это твои мысли, которые всё никак не хочешь признавать.  — Я не знаю, что мне делать.  — Во-первых, стоит наконец принять, что нет никакого искупления. Судьба будет всегда над тобой издеваться, всегда будет выставлять тебя жалким червём, потому что однажды мы уже шагнули во тьму. А пути из неё ещё никто не находил.  — А по чьей вине я там оказался?! — Заорал Локи, хватая его за лацканы костюма. — Кто меня туда толкнул?!  — Милый, — он засмеялся, — если бы ты этого так сильно не желал, я бы ни за что тебя не подтолкнул к этому.  — Я больше ничего не хочу. — Сдался наконец трикстер, почувствовав невероятную слабость, и опустился на пол. — Я не хочу больше видеть это чёртово солнце, не хочу видеть их всех… Я хочу умереть, хочу, чтобы это всё кончилось. Можешь ликовать. Можешь праздновать. Ты победил. *** Питер не понимал, что ему чувствовать. Его буквально раздирало от отчаяния. Локи… Локи лишился магии. Паркер не совсем понимал, что это значит, но явно это не было чем-то хорошим. Он услышал довольно, чтобы понять — прежнего трикстера не вернуть. Он просто не мог поверить, что Старк совершил такое. Образ гения светился в глазах Питера, он был для него кумиром, примером, которому стоит подражать. Идеал рушился, распадался на куски. Следом проснулась совесть, которая начала говорить, что Паркер причастен к этой трагедии так же, как и Тони, ведь он находился рядом с ним, выводил формулы, прогнозировал результаты. Идея, которой загорелся Старк, зажгла огонь и в самом Питере. И он просто не увидел того, что стояло за всем этим блеском. Он был слеп к рискам, задушил в зародыше все опасения, а Тони лишь подначивал, чтобы убить любые сомнения. Гениальность — палка о двух концах, она может быть так же опасна, как и разрушительная мстительность, как самое чёрное злодейство. За талантом стоит тщеславие и гордыня, которые вкладывают в голову мысль, что ради великого дела можно пожертвовать чьей-то жизнью, можно переступить через неё во имя благого дела. Но это не так. С каждой секундой Паркер всё больше понимал, что Старк знал, как всё могло обернуться. В первый раз, когда программа проникла в голову к Локи, Тони мельком сказал, что его расчёты оказались верны, что это лишь мелочь, небольшая помеха на пути к их великому открытию. Тони осознавал риски, но надеялся, что сможет их обойти, что Лафейсон справится, но больше всего Питер боялся, что Тони позволил себе отпустить ситуацию, позволил забыть о последствиях, утешив себя мыслью о величии того дела, которым они занялись. Действительно, что есть жизнь преступника, перед лицом просвещения, перед открытием, которое позволит человечеству продвинуться в развитии на тысячу лет за минимальный срок? Возможно, это было спасением, выходом. Человечество получило бы шанс на искупление, на осознание и исправление своих ошибок, и не важно, если бы такого же шанса лишился Локи. Эти мысли приводили Питера в глубокое отчаяние. Он спускался на лифте, не зная, куда себя деть, хотелось сделать хоть что-нибудь, хоть как-то помочь тому, что случилось. Локи не заслужил этого, не заслужил участи жертвы неудавшегося эксперимента, он не должен стать лишь ступенью, этапом на пути великого гения Старка. Такое отвращение поднялось в самом нутре Паркера, что его начало мутить. Как он мог называть себя после этого героем, зная, что там, в палате, лежит Локи, который всего лишь хотел помочь людям, хотел дать им шанс, а в итоге оказался раздавлен и почти убит. Разве это справедливо? Почему ему шанса на счастливую жизнь никто не дал? Буквально каждый член команды Мстителей имел тёмное прошлое, у каждого из них руки по локоть в крови, но они смогли стать лучше, смогли обрести семью, а Локи нет. Питер расплакался, так искренне и откровенно, что всё его тело затрясло. Локи был для него загадкой, он видел в трикстере светлое стремление, видел доброту, которую тот тщательно скрывал. Питеру так хотелось, что он смог принять себя, чтобы открыл своё сердце для любви. И Питер готов был отдать ему своё, потому что видел в нём великого жертвенника, который желал лишь всеобщего признания. Питер уже практически вышел из башни, когда его остановил голос  — Питер! Стой! — Крикнул ему запыхавшийся Старк, который пулей полетел за подростком. — Стоять, я сказал! Паркер встал, как вкопанный, его словно прошило током. Он не смел обернуться, чтобы показать свои слёзы. Свои непонятные чувства к Локи он даже сам себе объяснить не мог, не то что кому-то другому. И почему-то в груди росла уверенность, что никто бы не принял его влечения, считая его болезненным или хуже того детским.  — Послушай меня, — начал Старк, догнав Паркера и положив руку на его плечо. Питер обернулся и посмотрел на него глазами, полными слёз. В них горел какой-то вызов, мол, смотрите, увидьте это, и что же вы теперь сделаете?  — Вы знали, — шёпотом выдавил Питер, — Вы знали, что так может случиться. Я видел отчёты Пятницы об экспериментах. Если бы компьютер не настроился на волну энергии Мистера Локи, то забрать даже крупицу его силы не получилось бы, но Вы знали, чем это обернулось в прошлый раз, и всё равно провели эксперимент, зная, что это может навредить не только Локи, но и всем нам. Такое разочарование Старк услышал в этих словах, такое глубокое презрение, что сердце его сжалось, по большей части от того, что Питер был прав.  — Питер, — начал Тони, не зная, что теперь и говорить, — я виноват, я очень виноват. Но прошу тебя, хотя ты… не отворачивайся от меня. Это было минутное помутнение. Мне казалось, что я могу себе позволить так поступить, потому что был уверен, что цель оправдывает средства. И я ошибся, я поступил, как последний мудак. И я не знаю, как это исправить.  — Вы хотите, чтобы я Вас оправдал? — не выдержал Паркер, скидывая руку Тони с плеча, — хотите, чтобы так же слепо верил в Ваши идеи? Вы понимаете, что и я к этому причастен? Что он теперь страдает из-за меня.  — Мы же хотели лучшего…  — Объясни это Локи, — в порыве эмоций он даже забыл своё уважительное обращение. Тони потом долго отрицал свои подозрения насчёт Паркера, потому что в тот момент он увидел в его глазах чувства, которые не должны были там находиться. Это была…любовь? Любовь к Локи? Как же он был глуп, что не замечал этого, не видел этого болезненного увлечения Питера, его странную тягу к богу, ох, как же он был слеп… ***  — Милый, — он нараспев тянул гласные, смакуя ликование на языке. Победа, долгожданная победа, — это всё, что мне нужно было услышать. — Демон злорадно хохотнул. — Умереть мы всегда успеем, согласись. А вот отомстить… отомстить мы должны уже прямо сейчас.  — Я не хочу мести. — Мёртвым голосом ответил Локи, не смотря на демона, вид которого был ему отвратителен.  — То есть ты хочешь сказать, что какой-то смертный переступил через твою жизнь, обрекая тебя на страдания и медленную смерть, а ты ничего не сделаешь? — Презрение и отвращение отразились на лице двойника. — Тогда, действительно, ты не достоин жизни. Ты просто бесполезный сгусток слабости и никчёмности. — Он захохотал и после недолгой паузы продолжил, — И ты хотел стать царём? Хотел править? И чем бы руководствовался? Моральными принципами? Один лил кровь, как воду, уничтожал целые народы, и его имя светится в веках, и почитают его, как мудрого и справедливого правителя. Величие — это не путь добра. Добрых и справедливых убивают в первой же битве, их используют, как расходный материал, как подопытных кроликов для экспериментов. — Он замолк, оставляя Локи в размышлениях. — Раньше в тебе был огонь, была сила, стремление, а теперь ты стал слабохарактерной мямлей. И если ты хочешь умереть, то я не стану тебе мешать. А если вдруг решишь, что хочешь показать, каков ты на самом деле, и чей великий разум достоин уважения и памяти, то позови, я всегда рядом… Локи остался один в полной темноте. Слова двойника поразили его душу, как нейротоксин. Он был прав, так чертовски прав. Цена величия — это кровь и смерть невинных, через которые приходится перешагивать, чтобы добиться цели. И ему не хотелось стать жертвой. Тони Старк — добродетель, гений, который дарит своему народу искру — звучит неплохо, и если всем сказать, что для этого ему пришлось забрать магию одного преступника, никто не станет его укорять, ведь такой величины открытие стоит такой маленькой жертвы. Локи не позволял никому сводить свою значимость до необходимого ущерба в ходе эксперимента. Он бог в конце концов! В нём с самого детства жила эта паршивость, эта чернота, злоба, подлость. Сама его душа была запятнана с того самого момента, как он родился на свет. Дурная кровь. Йотунский характер. И сколько себя знал, он пытался бороться с тёмной частью себя, хотел искоренить эту мерзость. И до недавнего времени казалось, что у него неплохо получалось, но, видимо, сама судьба решила, что этому не бывать. Если в который раз жизнь доказывает трикстеру, что его доброта — это не больше, чем пустой звук, глупая попытка, которая ни к чему хорошему не приведёт, то стоит показать свой истинный потенциал, свою истинную суть.  — Что ж, — он вдохнул полной грудью, — я покажу им, что я Локи, мать его, Лафейсон — полноправный король Йотунхейма, и никакие жалкие смертные не смеют так поступать со мной. Где-то внутри черепной коробки ликующе и злорадно засмеялся демон. Наконец он смог получить силу, власть над своим носителем. *** Состояние Локи стабилизировалось, но заметных улучшений не наблюдалось. Он всё также лежал в коме, никак не реагируя на внешние возбудители. Беннер говорил, что люди в коме слышат всё, что им говорят. И был прав. Лафейсон слышал каждое слово. Но это вызывало в нём лишь раздражение, перерастающее в ярость. Мстители по одному приходили к нему, что сказать какую-то высоконравственную чушь, или попросить проснуться. Локи их всех возненавидел. Пролежав в коме месяц, он смог наконец проанализировать тот год, который провёл внутри команды супергероев, и понял, что никогда не был их частью. Он был обузой, грузом, который Мстители приняли на свои шеи из жалости и мнимого милосердия, в сути они все были ему чужими. Их лицемерная благодетель вызывала отвращение, но большее отвращение вызывало то, как глупо трикстер повёлся на эту псевдолюбовь. Каким же слабым он был, раз кинулся, как дворовый пёс, на эту жалкую подачку. Только о Питере дурно думать не получалось. Этот мальчишка был так чист и искренен, что внушить себе мысль о том, что и его обращение было лишь проявлением жалости, Локи не мог. Даже демон не пытался навязать ему такое мнение. Он больше говорил о Старке, вливая в душу ненависть. Лафейсон готов был уничтожить его, раздавить, как жалкого червяка, который посмел перейти ему дорогу. Ненависть пожирала его, выжигая остатки надежды на искупление и доброту, которая только-только пробудила в нём веру в лучшее. А ещё Локи было невыносимо больно, тело подводило его. Он был беспомощен и даже из этого плена выбраться не мог. Хотелось выжечь Старку сердце, которое у него несомненно было, хотелось видеть, как он страдает, как рушиться всё, что было ему дорого. Лишь эта мысль грела душу, не позволяя умереть, она держала его на грани. Только однажды боль отпустила. Это случилось, когда его решила навестить Лайла. Она упрашивала отца очень долго, и тот разрешил, думая, что это поможет Локи побыстрее вернуться в строй. Девочке было сложно говорить, но ей хотелось, чтобы её друг поправился. Клинт пустил дочь в палату, а сам вышел, ведь Лайла его попросила.  — Локи, — начала девочка, пытаясь сдержать слёзы, видеть бледное лицо и сетку чёрных вен, которая, словно татуировка, расползлась по всему телу, было больно, — папа сказал, что ты меня слышишь. — Она присела на кресло, установленное около постели больного. — Джерри, та птичка, которую ты мне подарил, умер. И мне было очень грустно, но… Спасибо. Ты лучший волшебник во всём мире, правда. А ещё ты мой друг. Папа сказал, что ты больше не можешь колдовать. Но я тебя всё равно люблю, поэтому… возвращайся быстрее, я хочу, чтобы мы вместе покатались на велосипедах по парку. А ещё папа говорил, что ты очень много знаешь про другие миры, и я очень хочу послушать. Возвращайся, пожалуйста. — Она заплакала, тихо, почти не слышно, чтобы не тревожить Локи. Но трикстер слышал каждый всхлип, и от этого его сердце сжалось. Он не был достоин этих слёз. Лайла пела ему какие-то земные песни, и трикстер не мог разобрать слов, потому что девочка постоянно сбивалась и шмыгала носом, но её голос успокаивал и прогонял боль, хотелось продлить момент, ведь даже демон молчал, хотя Локи чувствовал, что ему очень хотелось высказаться. Старк был в палате пару раз, пытался что-то сказать, вроде даже хотел извиняться, но вскоре Беннер запретил ему приближаться к трикстеру, ведь, когда Тони пытался что-то сказать, пульс Локи увеличивался настолько, что сердце могло не выдержать, казалось, будто Локи загорался изнутри, что вот-вот готов был встать. Тони лишь кивнул, и больше не смел приближаться к Локи, он уже достаточно ему навредил. Чем вызвана такая реакция объяснить было сложно. Беннер склонялся к тому, что голос Старка ассоциировался у трикстера с происшествием, и его организм начинал паниковать, думая, что это повторится. Но на самом деле Локи просто бесился, слыша голос Железного человека. Ему хотелось открыть чёртовы глаза и придушить этого наглеца, хотелось видеть, как его взгляд стекленеет, как приходит осознание, что это конец, и больше никаких спасений. Демон сотни раз прокручивал перед Локи эту картину, от чего она становилась настолько желанной, что Лафейсону не терпелось очнуться. Но тело его вновь подводило. Всё было странно, даже слишком. Локи много читал про магов, которые лишились сил, но точно предсказать последствия нельзя, ведь такие дела сугубо индивидуальны. На то, как отреагирует тело влияют множество факторов: иммунная система пострадавшего, обстоятельства, при которых случилось происшествие, раса и возраст, и много-много всего. Потому трикстер не совсем понимал, почему не может очнуться. Понятное дело, что его организм находился в критическом состоянии, что все функции органов были нарушены, но при нём осталась божественная суть, видимо, не связанная с магией, именно она запускала регенерацию, но не доводила дело до конца. Тело по-прежнему оставалось клеткой, полной боли и отчаяния. В редкие минуты, когда демон, уставший от собственных речей, покидал трикстера, приходило забвение, в котором было спасительное успокоение, похожее на смерть. И трикстеру хотелось, чтобы так оно и было, ведь он сдался. Опустил руки, понимая, что все его надежды на искупление, на простое счастье изначально были ложными, а это всё лишь финальный акт этой непонятной и глупой трагикомедии. В душе Бога обмана не осталось ничего, кроме ненависти и отчаяния. Ведь, когда он очнётся, его будут ждать лишь мучения, он обузой повиснет на шеях Мстителей, которые из жалости его не выкинут, и ему каждый день придётся смотреть в зеркало, зная, что перед ним стоит лишь бледная тень его прежнего. А ещё ему придётся видеть Старка, который и лишил его всего того, что ему удалось обрести за последнее время. Демон нашёптывал Локи, что Старк — просто катализатор, что если бы не он, так кто-нибудь другой запустил бы процесс, и что натура трикстера всё равно бы вылезла наружу. *** Паркер боялся идти к Локи, хотя ни Старк, ни остальные члены команды не были против, чтобы подросток навестил трикстера. Питеру просто было страшно. Что он там увидит? Что скажет? Ведь это ужасно — Локи лишился сил и скорее всего невыразимо страдает, если исходить из слов Тора. Что может он, маленький супергерой с большими амбициями, сказать богу, который прошёл через боль, кровь и Бездну? А ещё Питеру не хотел видеть, что Локи плохо. Хотя он и так это прекрасно знал. В Башне всё изменилось с того момента, как Лафейсон впал в кому. Неясное напряжение повисло в воздухе, даже Пеппер, вернувшаяся из командировки ходила сама не своя. Что говорить о Мстителях и Старке. Тор принципиально избегал всех, но при этом появляясь в палате Локи каждый день. Он проводил там около часа, а после уходил, даже не перекинувшись и парой слов с друзьями. Все его понимали и не хотели вмешиваться. Сам же Тор погряз в отчаянии, ведь ничем не мог помочь брату. Его слова и мольбы не действовали, и Локи не шёл на поправку. Он разругался с Джейн, переехал к Селвигу и целыми днями пропадал где-то. Старк ходил, как в воду опущенный, ловя на себе укоризненные взгляды Наташи и Стива, которые, видимо, возложили всю вину за случившееся, на его плечи. Всё рушилось. И Паркер не понимал, что ему делать. Однажды, спустя полтора месяца пребывания Локи в коме, он всё-таки решился посетить бога. Просто, чтобы увидеть его, чтобы почувствовать, что он дышит, что не всё потеряно. Водя в палату, Паркер застыл. Мерное пиканье приборов и запах медикаментов создавали какую-то мёртвую и безнадёжную атмосферу. Локи будто спал. На его лице не было ровным счётом никаких эмоций, даже какое-то умиротворение маской запечатлелось. На Локи была обычная больничная рубашка, открывавшая вид на испещрённые чёрными отметинами руки. Беннер сказал, что это реакция на случившееся, что это будто шрамы, которые показывали глубину того ужаса, что творился с Локи. Питер топтался около входа, будто боясь, что сейчас Локи откроет глаза и шикнет на него за то, что побеспокоил. Но ничего не случилось. Приборы продолжали назойливо пикать, а трикстер лежал неподвижно. Сердце Паркера сжалось. Хотелось хоть как-то помочь, облегчить боль или утешить. Но все слова куда-то испарились, будто их никогда и не существовало. Питер молча опустился на стул рядом с кушеткой и минуту ещё просто смотрел на знакомые черты и не узнавал в них Локи. Трикстер похудел и довольно-таки сильно, от чего его лицо, и без того бледное, осунулось и выглядело крайне болезненно.  — Мистер Локи, — собственный голос прозвучал как-то странно и неестественно. Имя бога эхом отдалось в стенах комнаты, — Локи. Я не знаю, что мне говорить. Я не знаю, правда. — Парень мялся. — Доктор Беннер сказал, что ты всё слышишь и даже, возможно, чувствуешь. И я… я просто хотел извиниться, что меня долго не было, хотя тебе, наверное, не до меня. — Он напрочь забыл про своё вежливое обращение, переходя на «ты». — То, что случилось просто ужасно. И я… я не буду и не хочу оправдывать Мистера Старка, потому что… просто потому что. Мы все виноваты в том, что случилось, и я… я не знаю, что будет дальше. Ты стал частью нашей команды, как бы мистер Бартон это не отрицал. И ты стал мне другом, человеком, с которым я могу обсудить всё, что угодно. И ты меня вдохновляешь. — Слова сами возникали из ниоткуда, сливаясь в предложения. — Да, ты меня вдохновляешь. Потому что, несмотря на все те ужасы, которые тебе пришлось пройти, ты оставался сильным, ты сохранял себя. — На глазах стали наворачиваться слёзы, но Питер их словно не замечал. — И сейчас… я не знаю, что ты будешь делать, но я просто хочу, чтобы ты… ты пережил это, как все другие неприятности. Ведь мы все здесь, и готовы тебя поддержать. — Питер всхлипнул. — Ты мне очень нужен, возвращайся скорее. — Парень взял руку трикстера и зачем-то поцеловал её, будто это могло исцелить. Он плакал, потому что не мог сдержаться. Ему так сильно хотелось, чтобы Локи проснулся, чтобы снова фирменно улыбнулся и сказал какую-нибудь колкость. И осознание того, что это не случится, причиняло невыносимую боль. Питер не помнил, сколько времени провёл так, но понял, что наверняка делает неприятно своими рыданиями, потому поднял голову, в последний раз взглянул на Локи и встал со стула, уже готовый направиться в сторону выхода. И какого же было его удивление, что не успел он ещё сделать шага, как его руку с невероятной силой схватила чья-то ладонь, от чего Питера дёрнулся, оборачиваясь к кушетке. И как только он это сделал, на него в упор смотрели безумным взглядом два выцветших и покрасневших глаза.  — Локи… — Только и смог выговорить Питер.