Моя боль в твоих глазах

— Ты сделала это из жалости? — его голос был холодным и каким-то отстранённым.  — Нет. — Она обернулась, осматривая бога, который всё ещё не потрудился вылезти из кровати. — Мне давно хотелось, только повода не находилось. Локи хмыкнул, устремляя взгляд в потолок. Вот оно — начало его пути. В животе что-то перевернулось, а приятная тёплая волна прошлась по всему телу. Ощущение приближения чего-то грандиозного будоражило лучше любого секса, хотя стоило признать, что Наташа была хороша.  — Почему ты это сделал? — она всегда умела найти момент, когда Лафейсон наиболее погружён в свои мысли, чтобы её вопрос застал врасплох. Он еле заметно вздрогнул. Слова Романофф вызвали в голове образ Питера, который отдавал теплом и спокойствием. Ради этого он пытался совершить самоубийство.  — Я решил начать всё сначала. — Неоднозначно сказал он. — Но сомневался, что у меня получится, ведь я пытался много раз, но ничего не выходило. — Он сделал паузу, как бы думая, а не выдал ли лишнего. В самом же деле он убеждался, производят ли его слова нужный эффект. — Я решил сыграть в лотерею. Если моя жизнь стоит хотя бы чего-то, я бы выжил, а если бы нет, то… неважно. Мне просто нужен был стимул, потому что мне будет очень тяжело, мучительно тяжело, я хотел оценить, стоит ли это моих страданий.  — Ну, и что ты решил? — она подошла к кровати.  — Стоит. Ты же меня спасла, хотя шансы на это были крайне малы. — Локи повернул голову, стараясь сделать взгляд как можно более тёплым. — Там… где я почти оказался слишком темно и холодно, чтобы упустить последний шанс. — Он почувствовал, как тёплая и мягкая ладонь коснулась его собственной. — У меня не так уж много времени, но я хочу использовать его. Наташе на секунду показалось, что серые глаза вновь стали пронзительно зелёными, как когда-то раньше. Слова Локи были убедительными, и она поверила, не чувствуя подвоха.  — Мне нужна твоя помощь. — Он сжал ладонь Романофф. *** В воздухе витало напряжение, такое плотное, что казалось, будто он вот-вот заискрится. Гостиная наполнилась тягучим и холодным молчанием. Мстителям было сложно находиться в одном помещении, слишком многое легло между ними бесконечной пропастью, отдаляя и разрушая их как команду. Старк нервно взглянул на часы, ему хотелось поскорее уйти, и он еле-еле переборол в себе желание начать глупо шутить, чтобы разрядить обстановку. Стив сидел мрачнее тучи. Ему не нравилось присутствие Фьюри, которого непонятно кто и зачем позвал. Его мрачная персона вызывала у всех неприятный зуд где-то в ладонях.  — А что мы, собственно, здесь делаем? — начал Клинт, который явился в Башню впервые за несколько месяцев. Он видел команду чуть больше недели назад, когда они все вместе летали на конференцию, и не понимал, почему и теперь здесь сидит. Это место стало чужим. Оно напоминало о том времени, когда они действительно верили друг другу. Забавно выходило, что Локи когда-то стал причиной их образования, а теперь — причиной их распада. Глупо было отрицать очевидное. Вместе их держало только чувство долга и ностальгии по прошлым свершениям. Разочарование друг в друге — худшее, что может случиться с коллективом.  — Локи хотел сделать объявление. — После недолгой паузы ответила Наташа, которой, кажется, единственной нравилось происходящее. Питер дёрнулся от упоминания имени. Они с ним так больше и не увиделись, хотя Паркер понимал, что это нужно было им обоим. Внутри всё перевернулось. А вдруг… он решил рассказать им обо всём. Это было бы глупо и опасно, хотя у Лафейсона всегда были свои мотивы. Питер сглотнул, осознавая, что если трикстер сейчас выйдет и расскажет про их ночь в отеле, то он не станет отрицать и более того готов будет кинуться на любого, кто попробует упрекнуть бога за этот поступок. Глупости… Локи не стал бы этого делать, хотя бы потому что не желал Питеру проблем. Подросток писал ему, пытаясь выяснить хотя бы что-то. Трикстер отвечал мутно, но достаточно честно, чтобы успокоить. «Всё, что я сказал — правда, и я дорожу тобой, ребёнок - Паук» — Паркер прокручивал это сообщение сотни раз в голове, рассматривая его со всех сторон. И видел только искреннее признание. Но всё это слишком затянулось.  — С каких это пор преступники объявляют о собрании Мстителей? — возмутился Фьюри.  — Директор, — моментально осадил его Тони, которому меньше всего хотелось ругани, — это моя башня, поэтому здесь собрания устраивают её жители, а вас мы позвали ради приличия. Только Ник хотел что-то ответить на столь наглую колкость, как его прервали.  — Кстати о жителях. — Локи лениво спускался по лестнице, медленно постукивая тростью. На его лицо легла блаженная улыбка. — Теперь их на одного меньше. Я съезжаю. Все уставились на него, будто видели впервые. Локи наткнулся на дрожащий взгляд Паркера и быстро заморгал, пытаясь прогнать мысли о том, как ужасно он поступает с подростком.  — Что, прости? — переспросил Фьюри, который начинал злиться.  — На старости лет слух барахлит? — он блеснул холодным взглядом, в котором горела насмешка. — Я съезжаю из этого шапито. Очень благодарен за оказанную помощь, но теперь я сам.  — Я не могу это позволить. — Всё ещё препирался Ник.  — А вашего разрешения никто не спрашивал. — Он хмыкнул, спустившись с последней ступени и осматривая всех присутствующих. Их удивление было упоительно. Только лицо Питера, моментально перекосившееся от какой-то явно неприятной эмоции, портило впечатление. — Кто его вообще позвал? Когда я говорил Мстители, то не имел в виду одноглазого диктатора, у меня на таких аллергия. — Лафейсон наслаждался тем, как работают его слова, как начинает строиться этот до дрожи коварный план. — Посудите, директор, я обессилен, спасибо Старку, — Тони вздрогнул, — у меня нет абсолютно ничего, если я и в таком состоянии сумел вас напугать, то могу усомниться в компетентности вашей организации. Я же не пленник. Америка — свободная страна не так ли, капитан? — Все продолжали молчать, даже Старк не нашёл слова для ответа. Он вообще боялся и стыдился видеть Локи, чувствуя, что тот ненавидит его так сильно, что одно лишь нахождение рядом с ним может убить его смертную душонку. — В общем, пока вы сидите, раскрыв рты, я расскажу, почему решил покинуть вашу чудаковатую компанию. — Он остановился, театрально прочистив горло. — У меня осталось не так уж и много времени на этом свете, как вам всем известно. И я не хочу провести его среди неуравновешенных смертных с манией величия. Ваша забота мне приятна, но её последствия меня не радуют, особенно жалкие попытки исправить, то что изменить нельзя. — Он глянул на Тони, обдавая волной смертельного холода. — Тем более я прекрасно понимаю, как отягощает вас моё присутствие, я, как бельмо на глазу, напоминаю вам, что вы ни черта не герои, а клуб людей, любящих поразрушать и покрушить во имя благой цели. Я хочу начать всё сначала и прожить остаток жизни в покое и умиротворении, а рядом с вами это никак не получается.  — Ты сказал, что у тебя ничего нет. — Прервал трикстера Стив, прожигая в боге дырку взглядом. — Но откуда ты возьмёшь деньги, чтобы, как ты говоришь, начать сначала?  — Я с этим разобралась. — Ответила вместо Локи Наташа. — Моих сбережений достаточно, чтобы осуществить план Локи.  — Я хочу открыть свою мастерскую. — Продолжил он, одобрительно кивнув на слова Романофф. — Мне всегда нравилась лепка. Мне хотелось бы заняться этим, чтобы зарабатывать на жизнь, как у вас тут говорится. Мисс Романофф любезно согласилась проспонсировать мою организацию. — Он уставился на Фьюри. — А что до ваших опасений, директор, вы всегда можете приставить агентов следить за мной, можете даже установить какие-нибудь приборы, чтобы убедиться в чистоте моих намерений. Директор было открыл рот, чтобы что-то ответить, но тут же оставил эту идею, анализируя слова Лафейсона. Нику казалось, что этот проворный плут задумал что-то как обычно коварное, но уверенность, с которой агент Романофф вступилась за экс злодея, сбивала с толку. Фьюри считал её одной из лучших, доверял её поступкам и мыслям, и, возможно, доверился бы и сейчас, если бы не такое зудящее и навязчивое недоверие к Локи. После их последнего разговора, в котором тот непрозрачно намекнул, что битва в Нью-Йорке была лишь хорошо построенным шоу, Ник провёл много времени, стараясь понять не обвёл ли его бог вокруг пальца, чтобы как-то смягчить отношение к себе. Но подобные догадки казались глупыми, к чему говорить об сейчас, когда уже прошло несколько лет?  — Боюсь, Локи, твоя затея неосуществима, — всё же сказал Ник в последней попытке хоть как-то изменить ситуацию, начинавшую ускользать из-под контроля, — если уж ты, как сам выразился, хочешь начать заново в нашем мире и в нашей стране, то должен принимать во внимание закон, который предусматривает наличие паспорта, гражданства и прочего юридического подспорья. А, как мне известно, ничего из этого ты не имеешь при себе. Ты лишь гость здесь.  — Я этим займусь. — Неожиданно вклинился в разговор Старк. — Никогда не любил бумажки, но не проблема сделать их. Локи метнул в него холодный взгляд, чувствовалось, как бог сдерживал язвительный ответ, уже крутившийся на языке, понимая, что участие Тони значительно облегчит задачу. «Ты сам роешь себе могилу, как забавно, — отозвался двойник, — я знал, что зрелище выйдет грандиозным».  — Старк, ты осознаёшь, какую ответственность берёшь на себя? — директор уставился единственным глазом на лицо Тони, думая, наверное, прожечь в нём дыру, — это тебе не приютить котёнка. Он преступник, или ты запамятовал скольких он убил, получая, к слову, несказанное удовольствие?  — Каждый достоин второго шанса. — Тони не понимал, почему говорит это, осознавая, что его слова звучат, как жалкая попытка исправить то, что он сам натворил. Фьюри фыркнул. Второй шанс. Или очередная феерическая ошибка.  — Мы ещё обсудим этот вопрос. Вскоре он удалился, чувствуя, что проиграет эту битву. *** Они начали расходиться, в разной степени удивлённые и сбитые с толку. Всё это выглядело слишком логично и предсказуемо. Плохиш, натворивший ужасных вещей и получивший за них расплату, решил начать жизнь заново, пользуясь временем, отведённым ему судьбой. Подобная ситуация смотрелась бы правдоподобно, будь на месте Локи кто-то другой. Трикстер всегда был непредсказуем и от этого безумен, в своём роде. То, что было очевидно, для него становилось неприемлемым, Локи всей своей сутью презирал заурядность, применяя все свои трикстерские силы на её разрушение. А теперь… Никто не знал, что творилось в его голове, но всем хотелось верить, что травма изменила его, заставляя принимать происходящее и извлекать из последствий всё, что могло хоть на сотую долю вернуть его к прежней жизни. Всем хотелось скинуть с себя груз вины за поломанную жизнь. И если трикстер хотел начать заново, значит смирился, значит ему стало легче, а значит этим можно было бы накормить ненасытную совесть.  — Когда ты уезжаешь? — спросил Питер, который так и не сдвинулся с места, прибитый новостью к дивану. В голове творился настоящий хаос, мысли безостановочно носились в голове, накидываясь друг на друга. Паркер так много хотел сказать, стольким желал поделиться, а теперь нашёл силы лишь спросить про дату переезда.  — Завтра. — Ответил Локи, уже собиравшийся подняться на свой этаж.  — А… куда ты переезжаешь?  — Не могу сказать. — Уклончиво сказал трикстер, оборачиваясь, чтобы увидеть глаза Паркера. Этот взгляд врезался в душу тысячами маленьких и колких осколков, нанося миллионы крошечных порезов. Волна непримиримой и безутешной боли окатила бывшего мага с ног до головы. Как же он боялся этого момента, прокручивая его мысленно тысячи раз, заготавливая сотни ответов на вопросы Питера, готовясь к десяткам оскорблений в свой адрес. А всё обошлось лишь одним взглядом. Что он, чёрт возьми, делал?! Неужели хоть один план мести стоил этого взгляда?  — Потому что мне нельзя знать?  — Потому что я не хочу, чтобы ты знал. — Слова стали такими тяжёлыми, будто в одно мгновение обратились во что-то материальное, и тянули вниз, не желая облачаться в звук. Какая это была отвратительная ложь. Такая наглая и мерзкая, что она языке заплясал горьковато-кислый привкус. Больше всего на свете Лафейсон хотел, чтобы одним вечером Питер пришёл к нему, такой привычно светлый, и выбил всю эту смрадную грязь из его головы, чтобы демон сгорел от лучистого и чистого света, исходящего из его глаз. Локи умолял кого-то незримого об этом. На мгновение трикстер засомневался в том, что действительно хотел отомстить, предать забвению гений Старка, разрушив его яркий мир до основания. На мгновение это стало таким неважным и пустячным, что лёгкая и лучистая улыбка легла на тонкие губы. Да пускай сгорят синим пламенем эти его великие стремления, разве нужны они, когда счастье, упоительно огромное и искреннее, лежит настолько рядом, что его жар обдаёт лицо своим магическим теплом? Оно было прямо на его ладонях, оставалось только принять его, позволив завладеть своей жизнью. Не в этом ли её смысл? «Ты поклялся», — чувствуя шаткое состояние хозяина, сказал демон. Он не мог позволить, чтобы он сомневался. Не сейчас. И Локи сжал ладонь, растирая, возможно, единственный подарок, вручённый ему Вселенной. Питер ждал, что трикстер скажет что-то ещё, он чувствовал, как слова роились у него в голове, молящие о свободе. Подросток лишь хотел, чтобы это всё оказалось неправдой. Но Лафейсон молчал, а Паркеру не оставалось ничего, кроме как кратко кивнуть и смотреть, как бог удаляется, оставляя его наедине с собой. Локи отказался от него. Вот, что говорило происходящее. И внутри что-то треснуло, а боль показалась почти что реальной, отдающей где-то в районе груди. *** Солнце лениво катилось за горизонт, заливая багрецой огромный город, который серой махиной раскинулся на побережье. Ранняя весна в Нью-Йорке всегда была такой — мутной и слякотной. Люди, как и всегда, сновали по улицам, увлечённые своими проблемами и задачами, они не смотрели по сторонам, не любовались закатом, прекрасным и уникальным, им всем было наплевать, ведь всегда есть что-то поважнее: встреча в офисе, свидание с парнем, визит в банк — всё, что угодно, лишь бы не замечать происходящего вокруг. Люди слепы и равнодушны, от чего вызывали у Локи неприязнь. В этой суете они забывали самих себя, сливаясь в эту огромную живую массу. После нескольких месяцев самостоятельной жизни, трикстер пришёл к выводу, что никогда бы не смог бы жить вот так постоянно. Такое существование бессмысленно и крайне скучно. Лафейсон не был рождён для «тихой жизни». Это противоречит его природе, которая всегда толкала его к чему-то тёмному и трагичному. Локи ехал в стеклянном лифте, который открывал вид на океан, обагрённый закатом, и впитывал в себя атмосферу, ему хотелось продлить этот момент. Растянуть удовольствие от предчувствия начала своей мести. Предвкушение было таким сладким, что бесовато танцевало на языке. Где-то в районе груди пульсировал горячий ком, от которого по всему телу пробегалась дрожь. Он так долго этого ждал. Столько перетерпел, а теперь наконец готов был отомстить, чтобы доказать, что никто не смеет так обращаться с ним, никто не смеет думать, что имеет право ставить себя и свои достижения выше него самого — Бога Обмана и Хистрости, а после надеяться на прощение. Нет. Трикстер никогда не был тем, кто был способен простить обиды, отпустив ситуацию. Теперь он чётко понимал, что мстительность лежала в фундаменте его характера, и пытаться уничтожить её, всё равно что разрушать самого себя. (Этим он и занимался последнее десятилетие) Но теперь всё иначе. Локи принял себя таким, какой он есть: со всей этой чёрной злостью, мерзостной завистью и чистейшим эгоизмом. Хватит править себя в угоду тех, кто не умел его ценить. Хватит делать из себя того, кем он никогда не являлся. Проведя три месяца наедине с собой, бывший маг понял, что обманывал и себя, и Мстителей, в тот год, когда жил с ними. Он никогда не был героем. И никогда не хотел им стать. Всё это — лишь спектакль, который он зачем-то разыграл. Локи всегда был трикстером — пакостным озорником, ставившим свои эгоистичные желания выше жизни других — так зачем теперь пытаться это изменить? Пускай они узрят, кто он таков и на что способен. Лифт остановился с тугим и неприятным скрипом. Лафейсон глубоко вдохнул, нацепив на своё лицо самый неприятный и ехидный оскал, который имелся в его арсенале. Они должны понять, что к чему, должны осознать, что ошиблись, все они, а теперь единственное, что они могут сделать — это ждать. Двери раскрылись, и в Локи уткнулись четыре пары взволнованных и испуганных глаз. Да! Чёрт возьми, да! Вот что он хотел видеть, вот чего он добивался. Карие глаза Старка раскраснелись, видимо, от бессонных ночей, которые он провёл в поисках ответов. Ха-ха. Нет, на этот раз ты ничего не сможешь, Тони, сколько бы не искал выход. Ловушка уже захлопнулась.Лицо супергероя осунулось, а взгляд наполнился плотным, почти твёрдым волнением. Как он боялся… Внутри трикстера что-то ехидно и упоительно задребезжало, разливая по телу приятные волны удовольствия и успокоения. Локи не торопился, шагал медленно, будто решил прогуляться по парку и насладиться вечерним пейзажем. Он громко, словно нарочно, постукивал тростью, которая ему фактически уже не нужна была, так как двигательные функции восстановились. Он оставил её для антуража. Бог выглядел великолепно — чёрный, идеально отглаженный костюм, белая, накрахмаленная рубашка и блестящие лаковые ботинки на шнуровке. Весь вид его говорил — это что-то важное, что-то праздничное, что-то настолько значимое, что нужно встретить это в подобающем виде. Трикстер осознавал, что нервы Мстителей на пределе, а своей наигранной медлительностью он лишь драконит их, доводя до кипения. Бывший маг лениво осмотрел присутствующих, и отметил, что Питера нет. Это немало удивило, ведь Локи был уверен на сто процентов, что подросток придёт, чтобы докопаться до правды, чтобы убедиться, что Локи не при чём, что это лишь глупое совпадение. Но Паркера не было. Это напрягало. Лучше бы ему находиться в поле зрения Мстителей.  — Как приятно увидеть старых друзей после долгой разлуки, — он поднял свободную руку в знак приветствия, стараясь сделать свой тон как можно более дружелюбным, — но всё же, для чего вы вызвали меня? Неужто соскучились? Я польщён.  — Локи, пожалуйста, — осекла его Наташа, которая стояла в углу комнаты, опершись на стену спиной. Она смотрела холодно, как когда они только познакомились, когда он был заперт в стеклянной клетке. Теперь они снова играли знакомые роли: он — злодей, она — шпион. Эта мысль больно кольнула под ребра, но трикстер не подал виду, — не надо этих представлений. Ты знаешь, для чего мы тебя позвали.  — Вы сегодня необычайно хмуры, агент Романофф, — он перевёл на неё взгляд, не стесняясь открытой усмешки. Теперь он будет нападать, надоело быть жертвой, — что, боитесь ошибиться в своём выборе? Ваша работа исключает подобную неуверенность. Может, вам стоит пройти тест на профпригодность?  — Локи! — не выдержал Старк, натянувшийся как струна, которая вот-вот готова была порваться от напряжения.  — Тони, ты стал каким-то нервным. — Он повернул голову, продолжая издеваться. Как был упоителен этот момент его превосходства. — Я познакомился с одним психотерапевтом около месяца назад, я могу дать тебе его номер, я слышал, что он прекрасный специалист. — Лафейсон на шаг приблизился к Старку, слегка наклонившись вперёд, будто рассматривая того более внимательно. — О, борода Бора, ты, кажется, совсем не спишь. Совесть замучила?  — Что это такое? — вступился Брюс, державший в руках какую-то листовку. Учёный протянул богу листовку, на которой была изображена чёрно-зелёная змея, поедающая собственный хвост. Трикстер сделал вид серьёзный и заинтересованный, как будто думал, что его позвали, чтобы только лишь помочь расшифровать глупую листовку.  — Я не специалист в земных культурах, — он поднял серые глаза, в которых горело непонимание, глубоко фальшивое, но искусное подделанное под настоящее, — но у вас это, кажется, называется Уроборос. Он олицетворяет цикличность бытия, бесконечность и многое другое. — Локи сделал паузу, осматривая слушателей. Он понимал, что не сказал ничего нового для них, так как они уже наверняка изрыли все возможные источники происхождения этого знака, но бог всё-таки решил продолжить. — Помню, у меня был заказ с древнеегипетской тематикой, я немного изучил символику, и там мне попался этот знак. Для египтян Уроборос был символом объединения всех стихий, а так же считалось, что именно он руководит процессом жизни и смерти. — Трикстер выпрямился, на лице его играла снисходительная улыбка, как будто он объяснял несмышлёным детям какие-то банальные вещи. — Вы ради этого меня позвали? Очень странно с вашей стороны.  — Да. — Взгляд Наташи отливал холодом, а острый блеск, который залил зрачок, мог порезать. — А также этот знак в скандинавской мифологии является символом Ёрдмунгад — мирового змея, который принесёт Рагнарёк. — Она смотрела на трикстера так внимательно, что её взгляд давил на голову. — Твоего сына…  — О, это глупость, у меня нет детей. — Локи коротко захохотал, наклонив голову вбок. — Когда-нибудь я расскажу вам нелепую историю происхождения этого мифа… — Бог в одно мгновение сделался серьёзным. В нём сотнями огней горело озорство, прочно перемешанное с чистым эйфорическим ликованием. Они все знали, что он в этом замешан. Догадки текли под их кожей, заставляли волоски на теле вставать дыбом. Они всё понимали, но никак не могли это доказать, не могли выстроить логическую цепочку. Они боялись. Двойник клокотал где-то в сознании, носясь как бешеный зверь в клетке, готовый взорваться от счастья.  — Локи, — Брюс выглядел более спокойным, — ты должен понимать, что мы не можем свалить всё на случайное стечение обстоятельств.  — Конечно, — он хмыкнул, направляясь в сторону барной стойки, — взаимным доверием мы никогда не славились. Но неужели вам самим не смешно? Обвинять меня, аргументируя свою позицию рисунком, который якобы отсылает к мифу со мной? И вы, естественно, проигнорировали тот факт, что подобный знак есть практически в каждой культуре вашего недалёкого и глупого мирка? — Он по-хозяйски осмотрел ассортимент напитков, который хранился в распоряжении Железного человека, придирчиво перебирая взглядом названия и марки. — Может, вы хотите обвинить Анубиса? К нему символ тоже отсылает. Отправьте e-mail, возможно, он вам поможет.  — Это реальная угроза. — Тони, который оторопел от подобной наглости и хотел лишь выбить из Локи всё его злорадство. — Ты понимаешь, что готовится теракт. Люди погибнут.  — Люди гибнут каждый день, такова ваша суть. — Он нашёл бутылку, которую искал, и без стеснения снял её с полки. Так же быстро нашёл бокал, откупорил напиток и налил. — А это, — Бог мельком взглянул на листовку, которую Беннер до сих пор сжимал в руке, — лишь ещё раз доказывает, что мне даже не нужно прилагать усилий, чтобы разложить вашего допотопное общество, потому что вы и сами прекрасно справляетесь. Трикстер уселся на стул, оглядев ещё раз всех присутствующих. Странно было, что Роджерс, который стоял в углу комнаты с самого начала их забавной встречи, не сказал ни единого слова, проедая костюм Лафейсона каким-то странным и твёрдым взглядом. Обычно Капитан Америка не мог удержаться от какой-нибудь лирическо-патриотической лекции на тему долга. Он поднял руку, устремляя взгляд на часы. Оставалось ровно пять минут до того, как жизнь Старка начнёт стремительно падать в пропасть. И это время было вишенкой на торте божественной мести, которую хотелось смаковать, предвкушая впечатление от всего десерта в целом. Лафейсон неторопливо и с долей снобистского презрения покрутил бокал в руке и сделал небольшой глоток, продолжая при этом улыбаться.  — Мне доставляет невероятное удовольствие тот факт, что вы, как клоуны задрипанного шапито, кружитесь вокруг меня, такие забавно взволнованные. — Он хмыкнул, повернув голову в сторону панорамного окна, за которым солнце катилось за горизонт. — Тони, — он впервые за много месяцев назвал его так, — взгляни на закат. И осознай: чтобы ни случилось, через неделю, завтра, сегодня ночью или через пять минут — эта ваша довольно небольшая звезда будет вставать и подниматься, освещая вашу милую и скромную планету, кто бы ни умер, кто бы ни родился — это никак не повлияет на природные процессы. Это должно тебя успокоить. На тебе совсем нет лица. Тони сжался. В его голове роились тысячи мыслей, он анализировал десятки вариантов развития событий их встречи. Всматривался в каждый жест сидящего перед ним бога и всё никак не мог зацепиться, чтобы понять хоть что-то. Всю жизнь он гордился тем, что мог разобрать любую, даже самую сложную головоломку, решить неразрешимую задачу, а теперь имел возможность лишь беспомощно наблюдать за тем, как Локи разыгрывал свою гениальную партию. Старк не сомневался в причастии трикстера к странным листовкам, появившимся по всему городу, к граффити, в которых было зашифровано послание о гибели в огне чего-то значимого, к смертям нескольких людей, странным образом совпавших с чередой загадочных посланий. Он не должен был полагаться на интуицию, прежде всего, как учёный, но именно она подсказывала ему, что Локи причастен, и мало того — организовал всё. Тони вспомнил, что интуиция говорит человеку о том, что тот на подсознательном уровне понял, но не мог оформить даже в связную мысль, обоснованную какими-либо фактами. И Старк пытался разгадать самого себя, старался докопаться до тайника, спутанного из хитроумных планов и действий. Локи поступил нечестно — начал игру, не оповещая об этом оппонента, но в этом, видимо, была своя изюминка. Всё смешалось в один ком из догадок и теорий, пугающий своей жестокостью. Лафейсон мог сотворить что угодно. Его больная фантазия могла воплотить в жизнь самый леденящие душу задумки. Они совершили ошибку, отпустив его «начинать новую жизнь» несколько месяцев назад. Нахождение в башне хоть как-то сдерживало бывшего мага: Мстители имели над ним крошечный, но весьма обнадёживающий контроль. Локи всегда мелькал перед камерами, огрызался со всеми, доводя своими обзывательствами до ручки. Его передвижения можно было спокойно отследить через Джарвиса. Но они все повелись на эту трогательную историю о новой жизни, почву для которой трикстер так долго готовил, разыгрывая моральное исцеление. Более всего удивителен тот факт, что сильней всех в сети обмана запуталась Наташа, доверие которой Локи получил непонятным никому образом. Он обвёл её вокруг пальца, как несмышлёную девочку. Тони чувствовал правоту своих размышлений, но никак не мог её аргументировать. Ведь как только Лафейсон покинул башню за ним установилось непрерывное наблюдение; целый отряд, сформированный Фьюри именно для этой цели, денно и нощно следил за каждым шагом хитрого бога. И он не вызывал подозрений, жил как-то даже излишне спокойно и обыденно. Все понимали, что где-то есть подвох, но суть игры, искусно исполненной трикстером, разгадать никто так и не сумел. Старк даже на некоторое время поверил, что Локи действительно смирился и пошёл дальше, оставив их всех в прошлом. Эта сладкая ложь была столь желанной, что позволила миллиардеру выдохнуть со спокойной душой. Какой же сладкой пилюлей стало это убеждение. Поверить в смирение мстительного и психически неуравновешенного тысячелетнего бога, пытавшегося захватить Землю — всё равно что заново поверить в Санту после совершеннолетия. Очень наивно и недальновидно. Но Тони так устал от нависшего над ним чувства вины, от назойливого зуда совести где-то в груди, от смрадного мрака, которым Локи заполнил их обыденность, спровоцированный лишением магии. Его привычная жизнь так стремительно рассыпалась на мелкие песчинки, что иллюзия её реабилитации закружила голову. Тем самым он дал Лафейсону ещё больше времени, чтобы закрепить паутину, в которую он их всех заманил. Все они оказались детьми перед ним — обессиленным и умирающим, но злым как тысяча чертей и хитрым, как само коварство. И вот теперь он сидел перед ними без оружия, без армии, без Тессеракта, имея при себе только ядовитые словесные обороты и омерзительную холодную ухмылку, но почему-то Старк уже чувствовал, что проиграл. И начинал жалеть о том, что не добил бога ещё в день злополучного эксперимента. Тони кожей ощущал время, убегающее от него. Хотелось схватить его, задержать любыми методами и заключать в самую неприступную тюрьму, лишь бы не дать ему ускользнуть. Но время лишь с мудрым сожалением откликалось, продолжая своё движение, и несло их всех в будущее, от которого хотелось скрыться.  — Да, Локи, у нас нет доказательств, ты прав, — наконец подал голос Стив, — нет ничего, за что мы могли бы ухватиться, но, если бы не знали, кто ты таков и какова твоя натура, ты бы здесь сейчас не сидел.  — Вот он, заступник моральных принципов и главный по нравственности, соизволил вставить своё авторитетное мнение, — Локи, будто ждавший подобного высказывания, вцепился в слова Роджерса разрывая их, скармливая демону, — а как же святое искупление? Священное исцеление души, которое воспевается в каждой хоть маломальский героической истории? Или ты в него не веришь? Или считаешь, что я его недостоин? Это странно, ведь у тебя страсть защищать всех калеченных и никчёмных, а я сейчас один из таких. Или ты считаешь, что я вовсе не жертва или может, как раз получил по заслугам за свои гнусные злодеяния? Ну, а как же второй шанс? Я ведь вроде неплохо использовал его, вёл себя примерно и порядочно, не убивал смертных, строил козни только по праздникам и проникся всей этой высокоморальной идеологией, видишь, даже пожертвовал последним, чем дорожил, во имя народа, в глазах которого я всегда останусь жестоким бедствием, так внезапно обрушившимся на их голову. Или этого тоже недостаточно, чтобы удовлетворить твой аппетит к доблести и чести? — Он прервал свою речь, призванную пристыдить Стива, наслаждаясь впечатлением, которое производили его слова. — Говоришь, знаешь, кто я такой, солдат? Тогда почему я всё ещё сижу здесь, а вы так убого пытаетесь выведать у меня хоть что-нибудь, как голодные псы, готовые перегрызть друг другу глотки за кость? Вы сейчас унижаетесь, терпите то, как я смешиваю вас с грязью, готовые угодить любому моему желанию и капризу, только бы я расслабил ваши разъеденные до паранойи мозги. И это величайшие герои Земли? — он хмыкнул, сделав крайне разочарованное и грустное лицо. — Знаешь, теперь, как честный и законопослушный гражданин Америки, после услышанного могу заявить, что не чувствую себя под твоей опекой, Капитан. Он ещё раз взглянул на часы. И этот жест, настолько наивный и земной, стал спусковым механизмом, пустившим мысли Железного Человека в, должно быть, самый быстрый забег. Вот он, не осознавая своих действий, кидается в трикстеру, тот от неожиданности роняет бокал, но быстро приходит в себя. Тони хватает его за ворот рубашки бешеными глазами смотрит прямо в душу.  — Ты никогда не носил часы до этого дня. — Проревел Тони, нависая над богом, который выглядел настолько отвратительно счастливым, что сводило желудок. Старк был похож на загнанного зверя, который, зная, куда кидаться, бился от безысходности и отчаяния, готовый крушить всё вокруг. А Локи лишь мысленно отсчитывал секунды. «Десять», — дыхание походило на свист занесённого над смертником топора палача. «Девять», — всё шло к этому уже очень давно. «Восемь», — лучше бы Старку было сброситься с крыши, как только он задумал отобрать у бога магию. «Семь», — неотвратимое кралось неспешно и легко. Неизвестно, на благость или на горе Вселенная создала необратимые вещи. «Шесть», — жизнь — это лишь череда взлётов и падений, и это падение станет для тебя последним, Старк, больше ты не поднимаешься, я гарантирую. «Пять», — я чувствую, как скрипят от напряжения твои суставы, как ты ищешь в моих глазах ответ. И как забавно в твоих ещё горит надежда на то, что ты ошибся. «Четыре», — хорошо, держи ответы. Смотри, видишь теперь? «Три», — но уже поздно хоть что-то менять. «Два», — твой крах неотвратим. «Один», — встретимся на пустоши поломанных жизней.  — Бум! — тихо, почти шёпотом сказал Локи. У Тони внутри будто что-то разорвалось, он не мог отвести взгляд. И тогда раздался взрыв.