*****
Агрон захлопывает за собой дверь и глубоко вздыхает, вглядываясь в темноту квартиры. Дуро должен быть у Актуса или на работе. Он не может вспомнить. Они то вечно торчат здесь, то — никогда. Кажется, что сейчас их невозможно отделить друг от друга. Каждый день на этой неделе он возвращался после работы во тьму пустой квартиры. Шагнув внутрь, Агрон почти готов плюхнуться на диван, когда слышит тихую музыку, доносящуюся из коридора. И тут же отчитывает себя за то, что не заметил это — полупустую бутылку вина на стойке. Схватив ее, он делает большой глоток прямо из горла, не обращая внимания на бокал, стоящий рядом. Это совсем не дешевая бутылка, тридцать долларов как минимум, с крошечными золотыми полосками на этикетке. А это может означать только одно. Агрон знает единственного человека, являющегося абсолютным снобом в отношении вина. Тихо проходя через спальню, он прислоняется к дверному проему ванной комнаты, и тепло наполняет его грудь. Назир свернулся калачиком в ванне, волосы рассыпались по спине, а свечи расставлены по краю. Пузыри разбегаются по поверхности воды, цепляясь за ключицы и грудь Назира. Почти пустой бокал вина стоит на полу, кончики пальцев сирийца едва касаются ободка. Агрон входит внутрь, аккуратно обходя одежду на полу, и садится на корточки, мягко сжимая заднюю часть шеи Назира, опуская пальцы в горячую воду. Он чуть приподнимает его, откидывая голову назад, чтобы нежно поцеловать от шеи к челюсти, ведя носом по коже, пока не встречается с ним губами. Он целует его, пробуждая, чувствуя каждую секунду, что вытягивает Назира из грез, возвращая в реальность, мокрые руки поднимаются, чтобы обрамить лицо Агрона. Он гладит щеки Назира, убирая волосы со лба, и может чувствовать, как напряженность дня стекает с его плеч, возвращая в нормальное состояние, как только глаза сирийца открываются. — Я видел сон о тебе. — Назир потирает губы, медленно улыбаясь. — Да? — Агрон шепчет в ответ, снова целуя. — Да, — кивает Назир, такой теплый и податливый в руках Агрона, — мы плавали в океане, а ты шептал мне на ухо свои секреты. — Секреты? — Агрон слегка отстраняется, чтобы очертить губу сирийца большим пальцем. — Много секретов. Но я уже знаю, о чем они. Агрону приходит в голову, что Назир еще не проснулся, его движения слишком медленные, слишком сдержанные в его признаниях. — Думаю, тогда они были бы не очень хорошими секретами. — Агрон нежно улыбается. — Ты говорил мне, что мы предназначены друг для друга. — Назир шепчет, медленно моргая. — Так и есть, — подтверждает Агрон, ударяясь носом о нос Назира. Все его тело теплое и мягкое под руками Агрона, настолько гладкое, будто на нем никогда не было ни единого шрама. — Ты всегда будешь со мной, верно? — спрашивает Назир, открывая глаза шире. — Конечно. Кивнув, Агрон мягко обхватывает челюсть Назира. Он не понимает внезапного изменения настроения. — И неважно что случится? Ты не откажешься от меня? — Назир выглядит немного испуганным, и Агрон не может себе представить, почему. Наклоняясь, он нежно целует его, медленно скользя языком по губам. — Неважно, что, — обещает он, прижимаясь к щеке. Возможно, сон был не так хорош, как говорит Назир. — Как в кантри-песне? — шепчет Назир, влажные кончики пальцев остывают на висках Агрона. — Да, как в кантри-песне, — подтверждает Агрон. Он осторожно опускает Назира обратно в воду, поглаживая его волосы. Похоже, тот снова расслабляется, глядя на Агрона более осознанными глазами, взгляд кажется мрачным в тусклом свете. Агрон уже собирается уходить, желая снять с себя рабочую одежду, когда Назир дергается, хватая его за пальцы. — Присоединишься ко мне? — Хорошо. Агрон отступает, чтобы встать, стягивая футболку через голову. Он не торопится, бросая свою одежду на пол и наблюдая за Назиром, когда тот скользит вперед в ванне. Вода мерцает на его спине, пузырьки цепляются за волосы и грудь. Агрон осторожно опускается в воду, облокачиваясь на теплую керамику, где только что покоилась голова Назира. Назир движется по воде, словно водяная нимфа, сворачиваясь на коленях между бедрами Агрона, лаская пальцами путь вверх по животу и груди. Прижав влажные губы к коже, он следует за ними губкой, омывая ключицы маленькими кружочками. До Назира Агрон никогда бы не подумал, что окажется в ванне с кем-то, кто будет его купать, но с Назиром все по-другому. Речь идет не о подневольном состоянии, а об успокаивающей ласке кожи Назира против его собственной, искушающей и соблазняющей, но все также невинной. — Твой загар сходит, — бормочет Назир, делая паузу, сравнивая собственное темное предплечье с Агроном — пытаясь запомнить, претендуя на этот момент для себя. — Зимой такое случается, — отвечает Агрон с поднятой бровью, прислонив голову к стене, — полагаю, ты всегда будешь иметь такой красивый загар? — Мммм, — Назир проводит губами по подбородку гиганта, прижимаясь к нему. — Ты такой красивый, малыш, — шепчет Агрон на ухо, — просто великолепный. Назир прячется от слов, крепко обхватив руками шею Агрона. Иногда бывает чертовски трудно слышать искренние похвалы. Любой комплимент напоминает Назиру то, что Цезарь обычно выкрикивал ему, и слова, противореча друг другу, устраивали битву в его голове. Предыдущий разговор, угрозы — всё это тяжелым грузом повисло меж лопаток Назира, заставляя задыхаться от боли. Он знает, что нужно сделать, чтобы спасти Агрона, обеспечить ему безопасность, отдав долг за все месяцы, когда он укрывал его, забирал боль, давал ему то, что помогало смотреть вперед. — Отпусти это, — Агрон запутывает пальцы в волосах Назира, чувствуя, как у того в груди нарастает беспокойство. Отделенный от мира, подобного этому, окруженный огромными руками Агрона, прижимающимися к его спине словно щит, Назир едва дышит. Это уже не только желание защиты. Между ними давно выстроилось нечто особенное, и хотя Назиру кажется все иначе, каждый раз, когда он думает об этом, что-то сжимается в груди… и он наконец понимает. Он любит этого человека. Любит так сильно, что уверен, что если Агрон когда-нибудь уйдет, это уничтожит его. Безнадежно пытаться обуздать это чувство, а Назир и не хочет. Он не хочет терять ощущение безопасности тела Агрона рядом, мягкие губы на его коже, дыхание, бьющее по спине. Мимолетное утешение на предстоящие месяцы, когда Агрона там уже не будет. — Я скучал по тебе, — задыхается Назир, не произнося тех самых слов, но почему-то чувствуя, что Агрон понимает его. Обхватив лицо Назира, Агрон поднимает его к себе, чтобы поцеловать. Прикасается губами ко лбу, щекам, носу и наконец к губам. Это медленное прикосновение кожи к коже, Агрон нежно накрывает ртом ждущие губы, позволяя ответить лишь тихим вздохом. Их языки встречаются посередине: отчетливый вкус вина и легкий намек дыма сигареты. Прижимаясь еще ближе, Назир наклоняет голову в сторону, чтобы углубить поцелуй, дрожь бежит вдоль его спины. — Сокровище, — Агрон произносит это на немецком, слегка отстраняясь и проводя руками по волосам Назира, лежащим вдоль спины. Назир чувствует, как искры удовольствия вспыхивают при звуке родного языка Агрона, образуя новое любовное прозвище. Ему довелось слышать это всего несколько раз, когда Агрон слишком далеко «улетал» от него в оргазме, рыча по-немецки около виска. Но он никогда еще не говорил это так — нежно, сладко, задыхаясь от эмоций. Это убивает, когда руки Агрона обвивают его поясницу и плечи. Каждое касание тела против его собственного ощущается как ожог, напоминание о том, что должно произойти. Как может Назир справится со всем этим, если знает, что завтра все будет кончено? Он должен сделать это быстро, иначе он может вообще никогда этого не сделать. Назир поступает эгоистично, он знает. Но если он собирается разбить сердце Агрона, то и его собственное, блядь, разрушится в тот момент, когда он скажет Агрону уйти, поэтому ему все это нужно. Назиру нужно провести еще одну ночь, еще один шанс почувствовать эту любовь — такую ощутимую между ними. — Скажи мне, что сделать, детка, — шепчет Агрон, — Скажи, что тебе нужно, чтобы все исправить. — Ты, — Назир снова его целует, — только ты. Большие руки гиганта движутся по воде, чтобы схватить Назира за задницу, подтягивая вверх, над своими ногами. Это так легко: добраться до всего тела сирийца, члены прижимаются друг к другу. У Назира еще не встал даже наполовину, но он уже изгибается так, как если бы стояло наверняка. — Я тебя люблю. Агрон, кажется, не может держать руки неподвижно, лаская снова и снова плечи сирийца, его спину, грудь, шею. — Агрон, — скулит Назир, слегка царапая ногтями его грудь, наклонившись вперед, чтобы зацепить сосок между зубами. Агрон шипит от контакта, немного приподнимаясь из воды, что заставляет их члены касаться друг друга в деликатном трении. Назир шарит рядом с ними, ухитряясь схватить бутылку с маслом для ванны, прежде чем крепко прижать ее к груди Агрона. Его руки слишком трясутся, чтобы он смог нормально открыть ее, поэтому изо всех сил старается раздвинуть ноги, насколько позволяет ванна, зная, что Агрону не понадобится много времени, чтобы облегчить путь. Агрон покрывает пальцы мятным маслом, надеясь, что оно не смоется, и скользит рукой по дрожащим бедрам Назира к промежности. Тот все еще растянут от фистинга и может без труда взять оба пальца Агрона, а затем и член. Скрывая слезы на шее Агрона, Назир быстро поднимает и опускает свое тело на член, пытаясь удержаться от рыданий. Он не верит, что это происходит в последний раз. Последний раз, когда Агрон так поцелует его в шею, прижмет к себе, прошепчет похвалы на ухо. Назир хочет оттолкнуть его и хочет притянуть ближе, хочет умереть от боли, крутящейся в груди. Агрон чувствует напряженные плечи Назира, сжимающиеся вместе с каждым мгновением, кожа такая гладкая под его руками. Это не привычный для них секс. Назир не задыхается в ухо, прося большего, отчаянные пальцы не вцепляются в пряди Агрона. Сейчас все медленнее, продолжительнее, чистые эмоции льются прямо из уст Назира ему в губы. Они целуются медленно, и Агрон клянется, что чувствует настоящие слезы Назира на своих щеках, взволнованного их сердечной близостью. Даже если Назир не может сказать тех самых слов, даже если он никогда их не произнесет, Агрон знает, что Назир любит его. То, что они делают сейчас, превосходит слова, возвышаясь над человеческим пониманием любви. Это больше, чем ожидал Агрон в своей жизни и настолько взволнован, что чувствует, как его собственные слезы наполняют глаза. Когда Назир кончает, сломленное рыдание вырывается из его горла, дрожащее, когда он пытается и не может сдержаться. Горячие слезы, они льются по щекам на грудь Агрона, жгут их кожу и, кажется, душат Назира. Его тело сжимается так резко, что Агрон тоже кончает, пряча лицо в длинные волосы сирийца, слезы смешиваются с водой. — Люблю тебя. Я так тебя люблю, — шепчет Агрон на ухо, целуя снова и снова. Назир в состоянии лишь беззвучно произносить слова, пряча их в широкой груди Агрона. Он знает, что если скажет их сейчас, то никогда не сможет забрать обратно, и всякий раз, когда будет пытаться забыть Агрона, эти слова, как клеймо, напомнят о том, как они были счастливы.*****
Три дня спустя, в среду, Агрон мчится по скоростной автомагистрали Бруклин-Куинс, чтобы забрать Назира. Он согласился взять и Дуро с Актусом (к своему большому огорчению), чтобы совместно отправиться в Мэн, планируя провести долгие выходные со всей семьей. Ганник и Сакса следуют за ним во внедорожнике, заполненном сумками и сонным Тиело. Солнце только выглянуло из-за горизонта, золотые угольки сияют над Крайслер-билдинг и через Ист-Ривер. Агрон чувствует себя счастливее, чем когда-либо. Он никогда не ожидал найти кого-то столь совершенного и прекрасного, как Назир — все сошлось в этом маленьком хипстерском татуировщике из Даунтауна Бруклина — но он нашел. Назир — это все. Солнце не взойдет, если он прикажет ему не делать этого. Остановившись у дома, Агрон проскальзывает внутрь за пожилой парой и преодолевает три пролета к двери Назира. Ковер в коридоре испачкан в некоторых местах странными пятнами, верхний свет неровно мерцает, и хотя место не самое идеальное (учитывая сумасшедшие криминальные сводки этого района), Агрон считает его вторым домом. Постучав в дверь, он входит, полагая, что может это сделать, и думая, что Назир должен быть готов. Чего он не ожидает, так это того, что его парень сидит на диване в спортивных штанах и танк-топе с испачканными древесным углем пальцами. Он вскакивает в тот момент, когда видит Агрона, босые ступни выглядят крошечными на деревянном полу. — Привет, малыш, — приветствует Агрон и тянется поцеловать, но губы касаются повернутой к нему щеки. Непонимание, резкий приступ беспокойства проникают в живот Агрона. — Привет, — бормочет Назир, направляясь на кухню. — Где твоя сумка? Ты готов? — Агрон следует за ним. Назир отворачивается от раковины, откидываясь на нее и глядя на потрескавшийся линолеум. — Я не поеду, — тихо произносит, не двигаясь. — Что значит, ты не поедешь? Актус и Дуро ждут в грузовике. Нам нужно пораньше выехать, иначе застрянем в пробке, — Агрон качает головой, протягивая руку к Назиру, но тот снова отстраняется. — Я не могу поехать в Мэн, — Назир отвечает тем же тоном, таким холодным и отстраненным. — Ты заболел? В чем дело? — Агрон чувствует страх, покалывающий в основание шеи и холодное напряжение в плечах. — Я не могу поехать в Мэн. Я не могу пойти на День Благодарения с твоими родителями. Я ничего не могу с тобой делать, — поясняет Назир, но Агрон, похоже, не понимает. — Что? Глубоко вздохнув, Назир поднимает на него слезящиеся глаза. — Я больше так не могу. Нельзя постоянно давить на меня, только чтобы сделать себя счастливым, давать тебе то, что ты хочешь получить от меня. Это слишком, — бормочет Назир, не останавливаясь, чтобы перевести дух. — Все это случилось слишком быстро после Цезаря. Ты слишком сильно хотел, и я давал тебе это, потому что это именно то, что я делаю всегда — сдаюсь. Агрон тяжело дышит, честность слов пронзает грудь болью. — Ты можешь умереть в любую минуту на работе. Способен запросто оставить меня, ты так безрассуден. И склонен на раз потерять все. — Назир, — Агрон пытается вмешаться, чтобы успокоить, но Назир снова его останавливает. — И насчет насилия с драками. Ты хочешь всего меня для себя. И злишься каждый раз, когда Каст пишет мне, или когда я пытаюсь жить своей жизнью. Именно так начал Цезарь, и как потом все обернулось? Будешь делать тоже, что и он? — Нет! Я только хочу защитить… — Он начинает, но его прерывают. — Я не могу этого делать. Я больше не буду этого делать. Агрон делает пару шагов, чтобы взять Назира за плечи, удерживая неподвижно, когда наклоняется, чтобы посмотреть в глаза. Попытка понять, ложь ли все это? Однако не видит ничего, кроме пустых эмоций и слез, ничего, что Агрон полюбил и обожал. — Почему ты говоришь это сейчас? Мы могли бы все решить. Ты просто должен был сказать мне, детка. Я не хочу, чтобы ты боялся меня, думал, что я причиню тебе боль. Назир. — Это не сработает. Слишком многое нужно исправить, — шипит Назир. — Малыш… — Я не люблю тебя. Слова такие короткие, такие жестокие, что впиваются прямо в центр груди Агрона, врезаясь глубже и проворачиваясь там снова и снова. Горячие слезы, гнев, боль появляются в уголках глаз, наполняя зелень солью. Он едва слышит, как ломается голос Назира. Чувствует, как пальцы сжимают руки, вонзаясь ногтями, а затем отталкивают его, когда Назир снова поворачивается к столешнице. — Ты не это имеешь в виду, — Агрон задыхается, протягивая руки, — Назир, ты не имеешь в виду всё это. Я видел, когда мы были в ванной, я видел все на твоем лице. — Это правда, — Назир отвечает хриплым голосом. — Как я могу любить тебя? Я даже не знаю, что такое любовь. Все это было просто игрой. Мне нужен был кто-то, чтобы защитить, и ты оказался рядом. Теперь все кончено, и мне нужно двигаться дальше. Ты просто слишком глубоко вляпался в это. Вот и все, что происходит. — Это не то, что происходит, — Агрон качает головой. — Нет, это. — Назир! — Агрон хлопает рукой по шкафу над головой сирийца, резко прижимаясь к телу маленького человека. Все кончено, когда Назир дергается, поднимая голову, чтобы уставиться на Агрона испуганными глазами. Он скулит, нижняя губа зажата между зубами. — Назир, прости. Я не имел в виду… — Агрон пытается отстраниться, но его никто не желает слышить. — Мы расстаемся, — Назир мотает головой, разворачиваясь, чтобы выскочить из-под Агрона. — Пожалуйста, не делай этого, — Агрон идет за ним, останавливаясь, когда Назир снова мотает головой. — Агрон, уходи. Назир кладет руки по обе стороны от мойки, опуская голову, чтобы уставиться в раковину, и его живот скручивается при следующих словах: — Оставь меня в покое. Агрон в оцепенении, совершенно опустошен, когда вылетает из квартиры, слепо проходя мимо людей на лестнице. Солнце кажется слишком ярким, резко палящим в глаза, когда он добирается до грузовика и останавливается перед передней дверью со стороны пассажира. — Эй, а где Назир? — Дуро высовывает голову с заднего сиденья. — Он в порядке? Агрон не отвечает, продолжает стоять, слезы текут из уголков глаз. — Агрон? — Дуро обеспокоено переспрашивает. Его брат никогда не плачет. Дуро почти уверен, что никогда не видел Агрона с такой болью или гневом на лице. — Что произошло? Назир в порядке? — вступает Актус, перемещаясь ближе к окну. — Он не поедет, — бормочет Агрон, наконец, обойдя грузовик, чтобы сесть на место водителя. — Что ты имеешь в виду, что он не поедет? Он в порядке? Болен? — Дуро выпытывает, протягивая руку, чтобы взять брата за плечо. — Он не поедет, — Агрон повторяет, заведя грузовик и выезжая на дорогу. — Почему? — Дуро спрашивает снова, только чтобы получить в ответ резкий взгляд Агрона. — Просто заткнись, хорошо? Он, блядь, не поедет. Почему бы тебе не сделать то, что ты всегда, блядь, делаешь, а именно используй рот с большей эффективностью и отсоси у своего парня или что-то в этом роде, лады? — Эй! — Дуро восклицает, но твердая рука Актуса заставляет его замолчать. Он медленно качает головой, и Дуро откидывается назад, скривив недовольно рот. Актус бросает взгляд на дом, когда они заворачивают за угол, видя, как Назир стоит у окна, и неконтролируемые рыдания сотрясают тело, когда он прижимает руку к стеклу.