ID работы: 9169971

Fire Starter

Слэш
Перевод
NC-21
Завершён
88
переводчик
Автор оригинала: Оригинал:
Размер:
348 страниц, 25 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
88 Нравится 115 Отзывы 31 В сборник Скачать

Counting hours and photographs. Part 1

Настройки текста
Холодный ветер, проникая в комнату, колышет шторы на окне, красными полосами отбрасывая тени на кровать и заставляя дрожать Назира, инстинктивно тянущего руку позади себя. Хотя на нем несколько одеял, ему все еще чертовски холодно, и он подтягивает голые ноги к груди. Чертова ноябрьская погода. Это всё из-за снега на этих выходных и ливневого шторма, обрушившегося на Нью-Йорк. Длинные пальцы шарят в еще более холодных простынях позади него, руки пытаются разыскать теплую знакомую плоть. Странно, что Агрон не прижимается к нему, обычно всегда стремящийся быть рядом и обнимать Назира. Кровать пуста на его стороне, пространство холоднее, чем ветер, и Назир стонет. Это означает одно из двух: либо Агрона вызвали на службу, либо он не может заснуть — оба признака плохи. Обмотав одеяла еще плотнее вокруг себя, Назир садится на постели и сонно почесывает лицо. Его щеки пылают, глаза горят. — Агрон? — зовет Назир, мгновенно сожалея об этом. Все это дерьмо, весь ужас ситуации возвращаются к Назиру, выбивая из легких воздух. Это похоже на испорченную пластинку, играющую снова и снова в его голове. Недоверчивый взгляд Агрона, его наполненные слезами глаза, большие руки, соскользнувшие с кожи Назира и безвольно повисшие по бокам. Горящая страсть, когда-то озаряющая Агрона и разжигающая огонь в его глазах, теперь подавленная отставкой Назира. То, как он вышел из квартиры, обычно такой грациозный и уверенный в себе, даже не удосужившись хлопнуть дверью. Назиру потребовались все его силы, чтобы не побежать за ним, извиниться, умолять остаться. Скажи ему... Скажи ему, что?.. Что все время, что не говорил, что любишь его, все равно имел в виду это? Что произносил их, подразумевая каждый раз, когда целовались, обнимались или даже просто приближались друг к другу? Назир сжимает подол огромной надетой на нем футболки, глядя вниз на выцветшую надпись «Германия». Раньше носить одежду Агрона было все равно что облачаться в доспехи. Он чувствовал себя защищенным, любимым, ценимым превыше всего на свете. Теперь же это всего лишь напоминание. Болезненное напоминание о том, что это теперь самое близкое — единственное, на что Назир может рассчитывать. Стягивая майку вверх через голову, Назир швыряет ее в закрытую дверь спальни. Даже в своей собственной шкуре он сейчас чувствует себя неуютно. У него зуд, ногти впиваются в плечи, как будто это способно стереть вину и стыд. Сползая с кровати и направляясь на кухню, Назир даже не надевает одежду. Петрос давно уехал с Баркой в Джерси и, вероятно, не вернется до воскресенья, а других гостей он не ждет. Назир одинок — абсолютно и окончательно одинок. Он хватает первую попавшуюся бутылку вина, которую может найти в холодильнике. Открутив крышку и отбросив ее в сторону, он бродит по квартире, разглядывая случайные произведения искусства на стенах. Сделав глубокий глоток, он проводит пальцами по спинке дивана, прослеживая изношенный «огуречный» рисунок, задерживаясь на секунду в мечтах. Он до сих пор помнит, как хорошо чувствовал себя, будучи прижатым к спинке, принимая глубокие поцелуи с открытым ртом и делая вид, что смотрит какой-то фильм ужасов на канале SyFy. Как пытался повернуть голову, следя за монстром на экране, который вот-вот разорвет в клочья подвернувшийся крупный американский город, но на самом деле для того, чтобы губы Агрона дотронулись до его шеи, притягивая его назад сильной рукой на челюсти. Назир не задерживается в этом слишком долго — просто не может этого сделать: кишки сжимаются при мысли о зубах Агрона, тянущихся вдоль мочки его уха, его соблазнительных кончиков пальцев на груди. Он делает еще один глоток вина, возвращаясь в спальню. Назир хочет, чтобы все это исчезло: затяжной аромат одеколона Агрона, мускус его кожи, которым пропахли простыни, все эти футболки, спортивные штаны и шапки, разбросанные по всей комнате. Он хочет уничтожить все это, но все же, садясь на край своей кровати, он не может представить эту комнату без удушающего присутствия Агрона. Свернувшись калачиком в середине постели, Назир натягивает одеяло по пояс. Он решительно собирается допить бутылку вина и снова заснуть, не имея возможности справиться с последствиями своих действий, когда его отвлекает от мыслей грохочущий вибрацией телефон. Странное чувство — одновременно надеяться и бояться, что это Агрон. Конечно, это не он. Незнакомые цифры мигают на экране, и Назир по какой-то причине, что ускользает от него, отвечает. — Да? — Его голос все еще сонный. — Здравствуй, милый, — голос Цезаря прохладный и деловой на том конце линии. Назир делает еще один глоток вина. — Как я понял из твоего мрачного тона, ты это сделал? — Цезарь злорадствует. — Расскажи мне, он плакал? Ты разбил сердце огромного великана? Или это было что-то вроде скандала с разбрасыванием вещей? — Да, я это сделал. А теперь оставь меня в покое, — огрызается Назир, пытаясь нащупать сигареты на ночном столике. Он собирается сбросить разговор, когда смех Цезаря заполняет телефон, заставляя остановиться. — Мне нужны подробности, — в голосе Цезарь слышится ухмылка, — он сопротивлялся? Был груб с тобой? Могу поспорить, он умолял. Просил тебя не оставлять его. Или наконец-то выяснил, какая ты на самом деле шлюха? — Заткнись, — шипит Назир, — просто заткнись, твою мать. — Не будь таким, — Цезарь кривится, — я просто проверяю тебя — мой маленький выздоравливающий жених. — Я, блядь, не твой гребаный жених! Я тебе никто. Все, что ты когда-либо делал, это разрушал мою жизнь, причинял боль, уничтожал любое подобие счастья, что было у меня. Ты забрал… — Назир задыхается, кислота поднимается в горле. Он чувствует жжение в носу — признак новых слез. — Ты забрал его. — Я не сделал ничего такого, что не случилось бы в конечном итоге само по себе, — тон Цезаря меняется, слова начинают ранить. — Ты сделал это с собой сам, когда решил, что можешь просто так уйти от меня. Когда вообразил, что я могу просто отпустить тебя, и это не будет иметь никаких последствий. — И что теперь тебе нужно? — Назир крепче сжимает сигарету между пальцев, вытирая щеки. — Ты забрал все. Что еще ты можешь от меня хотеть? — Не знаю, — отвечает Цезарь, его голос леденеет, — хотя, у меня есть то, чего я хочу: и это ты и он по отдельности. И мне уж точно не нужна его сопливая поюзанная брошенка-шлюха. Я хочу, чтобы ты был таким, какой ты есть на самом деле — никому ненужным. — Что? — В животе все переворачивается, Назир внезапно осознает, что Цезарь так чертовски хорошо его переиграл — и Назир позволил ему, снова попав в западню. — А что? Ты думал, что я просто верну тебя? Ты, конечно, красивая сука, но я не идиот. Ты еще даже не усвоил урок, — Цезарь жестко смеется. — Но со временем это сделаешь. — Пошел на хуй, — шипит Назир. — Видишь? Никакого уважения, — вздыхает Цезарь, и если бы Назир не знал его, то подумал бы, что тот измотан. — Просто помни: никакого контакта, или я дам делу ход. Я хочу, чтобы ты действительно поразмыслил об этом, подумал обо всех неприятностях, которые причинил мне — и ради кого? Какого-то тупицы? А когда ты выучишь этот урок, и я решу, что ты достоин, тогда, возможно, мы сможем поговорить. Щелчок, возвещающий об окончании разговора, оглушает, но звук брошенного об стену телефона Назира еще громче.

*****

— Это было чертовски круто. Агрон просто уронил целую бутылку. Надо было видеть лицо Назира. Он так разозлился, — смеется Дуро с полным ртом картофельного пюре. — Дожуй сначала, Дуро, — ругает сына Адала, качая головой. Некоторые вещи с ее мальчиками никогда не меняются. — Это не было бы так ужасно, если бы это была разбавленная краска, но это было вино. Выглядело, как будто кто-то прикончил художника на полу нашей квартиры. Назир кричал на него около часа. Я не думаю, что мы когда-нибудь вычистим пятна, — продолжает Дуро, проглатывая с гримасой пюре. — А кто такой Назир? — Гервас подает голос первый раз за всё время обеда. Он глядит на Агрона, но его сын не поднимает глаз. Вместо этого Агрон пристально смотрит на свою едва тронутую еду, изогнув рот в твердую линию. Опускается неловкое молчание, Дуро перекидывается взглядом со своим бойфрендом. — Он… — внезапно начинает Актус. — Он мой начальник. Владеет тату-салоном вместе с Петросом — еще одним нашим другом. — Как хорошо, что ты привел так много людей в жизнь Дуро и Агрона, пополняя бруклинскую семью, — улыбается Адала, терпеливо игнорируя грубую усмешку старшего сына. — Да, э-э-эм, — Актус почесывает затылок, — он еще тот персонаж. Правда, те, кто находится рядом с Дуро — все самородки. — О боже, — стонет Дуро, закатывая глаза, — некоторые из них великолепны, но другие… — Моя груша все еще висит в сарае? — Агрон прерывает, поднимая глаза к матери. — Думаю, да, дорогой. Сомневаюсь, что кто-то может сдвинуть эту штуковину, — она смеется, но это звучит фальшиво в тихой гостиной. Агрон кивает и встает, оставляя на столе полную тарелку. Дуро издает звук протеста, но Актус решительно кладет руку ему на бедро, качая головой. Это стало привычным жестом в течение всего пути до штата Мен. Агрон направляется к двери, когда Адала зовет его. — Агрон, дорогой, ты едва поел. Разве ты не голоден после долгой поездки? Я могу приготовить для тебя что-нибудь другое, если это не нравится. — Не голоден. Агрон позволяет себе хлопнуть внешней дверью, ударяя противомоскитной рамой по косяку. Адала вытягивает руки на скатерти, нервно закусывая нижнюю губу. Эту же привычку подхватил Дуро, подражая своей матери. — Что, черт возьми, с ним не так? — Гервас хмыкает, придвигая свою бутылку пива поближе, чтобы сделать большой глоток. — Просто не очень хорошо себя чувствует, — пожимает плечами Дуро, поднося очередной кусок ко рту. — Долгая дорога и прочее. — Значит, он собирается пойти туда и бить эту чертову старую боксерскую грушу? — Гервас качает головой. — Никогда не мог понять этого парня. Выглядит как мужчина, а ведет себя как сучка. — Гервас! — Адала возмущается, качая головой. — Что? Когда мы в последний раз видели его — на прошлое Рождество? — рычит Гервас. — И затем он возвращается, только чтобы запереться в этом чертовом сарае. Я не вижу смысла в его приезде, если он собирается все время нас игнорировать. — Папа! — Дуро огрызается, используя руку Актуса, обвивающуюся вокруг его колена, в качестве поддержки. — Он сейчас многое переживает. — Конечно, переживает. Он всегда переживает какое-то дерьмо, ухлестывая за кем-то или страдая от одного из своих «размолвок», — Гервас прикладывается к пиву, закатывая глаза. — И вы знаете, я чертовски устал от этого. Если вы оба не собираетесь подарить мне внуков, самое меньшее, что вы можете сделать, — это не вести себя как парочка педиков. Дуро меняется в лице, словно его ударили. Он смотрит на отца так, как будто не знает этого человека, когда Адала внезапно встает, громко ставя свою тарелку поверх нетронутой Агрона. У нее даже нет слов, чтобы что-то сказать, и вместо этого она идет к двери кухни. — Я думаю, что обед закончен. Актус, почему бы тебе не помочь пожилой женщине с посудой? Я хотела бы больше узнать о мире татуировок, — Адала не оборачивается, ожидая, что Актус согласится. — Дуро, иди и поговори со своим братом. Комната оживает, стулья со скрипом скользят по твердому деревянному полу, а тарелки ударяются, когда Актус помогает убрать со стола. Гервас больше ничего не делает и не говорит, все еще дуя свое пиво так, как будто не сделал ничего плохого. Дуро едва видит сквозь закипающий гнев, щурится, когда хлопает дверью и бежит сотню ярдов к сараю. Подходя ближе, он может расслышать ритмичные, глухие удары кулаков Агрона, соединяющихся с кожаной обшивкой, и осторожно выглядывает из-за угла, чтобы увидеть. Тот стоит у задней стены, освещенный газовой лампой, качающейся на стропилах. Пот уже накапливается на плечах, течет по груди, заползая под джинсы. Агрон рычит, когда трещат его незащищенные костяшки, угрожая рассечь кожу. Внезапно Дуро чувствует знакомое скручивание в животе, наблюдая за тем, как Агрон управляет своим мощным телом, не сбавляя скорости и лупя по груше снова и снова. Он знает, что его старший брат привлекателен, всегда знал, но в такие моменты — наблюдая за его едва сдерживаемым гневом, яростью, всепоглощающей лихорадкой — Дуро чувствует то, чего у него не было уже давно. — Заходи, Дуро, — Агрон цедит это сквозь зубы, — я знаю, что ты здесь. — Извини. Мама отправила меня проверить как ты, — Дуро шагает внутрь, слегка нагибая голову, но не отрывая глаз от ямочек на спине брата. — Значит, не собирался посмотреть бесплатное шоу? — Агрон рычит, оглядываясь через плечо. — Ты ведь любил это здесь со мной. — Агрон, не надо, — начинает Дуро, просто желая выяснить, что случилось, а не предаваться воспоминаниям. — Все хорошо, маленький брат. Я даже не сказал Наз… — Агрон слегка задыхается, вытирая запястьем лоб. — Никто не знает. — Хорошо, то есть, я имею в виду, — начинает Дуро, — мало ли, как бы он отреагировал. — О, думаю, ему бы понравилась эта мысль, — пожимает плечами Агрон, полностью поворачиваясь к брату. У того скручиваются кишки, наблюдая, как дерзко Агрон смотрит на него, но отказывается называть имя Назира. — Я не… — Дуро лопочет, не в силах пошевелить языком. — Не сказал Актусу? Ну, полагаю, он был бы немного расстроен. — Ухмылка Агрона непристойная и жесткая, граничащая с таким же блеском в глазах. — Агрон, остановись. — Дуро шипит, шагая ближе и оглядываясь, как будто боясь, что Актус появится из ниоткуда. — Слушай, мама действительно послала меня сюда, чтобы проверить. Отец тоже. — Ты никогда не умел врать, — усмехается Агрон, отворачиваясь, чтобы снова начать свои удары. — Дай угадаю, хочет знать, почему я такая сука? Все еще злится, что не увлажнил свой член в какой-нибудь цыпочке и не заделал ребенка? И обвиняет в том, что сделал из тебя гея? — Он просто не понимает, — вздыхает Дуро, потирая затылок. — Я думаю, он понимает немного больше, чем нужно. Агрон поворачивается к нему, вытирая тыльной стороной ладони подбородок. Его кожа блестит в свете лампы, сияя золотом и бронзой. Медленно он переводит глаза на тело Дуро, ухмыляясь, когда тот быстро моргает, пытаясь оторваться от пристального взгляда — жидкого зеленого ада, сжигающего весь кислород между ними. Агрон не просто подходит ближе, он крадется как лев, намеренный убить. У Дуро нет шансов, удушающий жар стекает по позвоночнику к животу, искажая все запреты. Агрон не тянется, чтобы дотронуться до него, хотя его горячее дыхание чувствуется прямо на дрожащих губах Дуро. Вместо этого он останавливается, позволяя брату сделать первый шаг, и тот неосознанно поддается вперед. — Все еще думаешь о том лете? — Агрон бормочет, голос такой низкий, что Дуро едва слышит его шепот в ушах. — То, как Бруклин, казалось, плавился вокруг нас. И ты в этих дурацких шортах Армии Спасения. — Да, — кивает Дуро, признаваясь шепотом. Иногда он думает об этом слишком много. — Жаль, что у тебя есть гребаный бойфренд, — ухмыляется Агрон, наклоняясь вперед, чтобы прижаться губами к уголку рта брата, а затем резко отстраняется. Его первый удар по груше выводит Дуро из ступора, превращая обжигающее желание в ярость за считанные секунды. — В чем, блядь, твоя проблема? — Дуро, хмуря брови, толкает Агрона в плечо. — Ни в чем, — Агрон отмахивается, его удары ускоряются. Дуро сожалеет о следующих словах, как только они вырываются наружу: «Это касается Назира? Ты… Ты его с кем-то застукал? Я имею в виду, если бы он обманывал тебя, он мог…» Когда Агрон поворачивается, замахиваясь, Дуро едва удается (спасибо богам за все тренировки в академии) убраться с траектории удара. Вместо этого кулак брата сталкивается с деревянной балкой за головой Дуро, в миг разбивая костяшки пальцев. Кровь брызжет на пол сарая, окрашивая сено в болезненный красный цвет. — Я не знаю, из-за чего ты в ярости с тех пор, как сел в грузовик, но Назира здесь нет, а именно он обычно тот, кто может тебя успокоить. Я, блядь, не знаю, что делать, — Дуро сбивчиво говорит, подняв руки, с опаской дотрагиваясь до брата. — Я не знаю, что, блядь, делать. Я позвонил Назиру, и он нихера не ответил. Ты должен сказать мне, что делать, Агрон. — Ты ничего не сможешь сделать, — Агрон произносит на удивление мягко, осматривая свою ушибленную руку, — он ушел. — Агрон, — Дуро осторожно кладет руку брату на плечу, только чтобы тот столкнул ее. — Он бросил меня. Агрон стискивает зубы, и хотя Дуро знает, что тот пытается казаться взбешенным, в его голосе слышится оттенок, который намекает на что-то большее. — Почему? — спрашивает Дуро, маяча в темноте рядом с Агроном. Проходит некоторое время, прежде чем звучит ответ. — Он меня не любит. Подняв голову, Агрон смотрит на мерцающий газовый свет. Вся сцена повторяется снова и снова в его голове с тех пор, как он вышел из квартиры. Видел ли он реальные слезы в глазах Назира или просто выдал желаемое за действительное? Почему Назир не мог смотреть на него? Вся квартира пахла сигаретами и их кожей. — Ерунда. Конечно, он любит тебя, — Дуро качает головой, — все это видели. — Он никогда не говорил этого. Никогда не мог сказать. И не будет, — Агрон ненавидит это жалкое чувство, проникающее в грудь. — Всё было чересчур для него. — Агрон, — Дуро делает вдох, пытаясь приблизиться, — просто то, что он никогда не говорил, не значит, что он этого не чувствовал. Весь мир Назира вращается вокруг тебя. Вы двое были неразлучны с момента вашей встречи. Даже когда случалось дерьмо, он все равно бежал к тебе, зная, что Цезарь сделает с ним, если узнает. Агрон слизывает кровь с ушибленного среднего пальца, слегка посасывая кожу. Он хочет, чтобы то, что говорит Дуро, было неправдой. Конечно, он прокручивал это в уме сотню раз. Это была его мантра вот уже два месяца, с тех пор как он выдохнул свое первое «я люблю тебя». Назиру не нужно было говорить этих слов, если бы он просто показал... и он это делал. Агрон все время возвращался в свою квартиру, пахнущую сигаретным дымом, и Назир уже ждал его, протягивая стакан охлажденного виски и целуя, медленно и сладко. Запросто откидывался на спинку дивана, протягивая руки к Агрону, прикасаясь искренними мягкими поцелуями к светлым волосам, позволяя разглагольствовать об ужасах своей работы — наблюдать, как жизнь людей вылетает в трубу. В своем телефоне Агрон хранит сотни совместных снимков — на одних они одеты, но на большинстве — нет. Фотографии светящейся кожи Назира, освещенной только уличными фонарями, неподражаемые — особенно с его обернутыми вокруг члена Агрона губами. Или с ногами Назира, обвивающими его талию. У него есть снимки даже самого себя внутри всегда такого теплого и тесного тела Назира. Видно, как пот блестит на лбу и груди и стекает по коже, когда Агрон трахает его. Наполовину приоткрытые жадные глаза Назира манят, когда он раздвигает ноги перед камерой. Агрон бережно хранит их, смотрит видео, чтобы услышать, как смех Назира превращается в короткие, задыхающиеся стоны, а кожа вокруг члена с легкостью растягивается, позволяя Агрону полностью войти. Есть и другие фото: Назир свернулся калачиком на кровати Агрона, практически полностью укрытый одной из его больших рубашек, лишь с торчащим небольшим кусочком задницы. Милые снимки губ Агрона на улыбающемся лице Назира, целующего его в щеку и челюсть. Назир выгнулся в позе скорпиона на коврике для йоги, освещенный лучами утреннего солнца. Еще одно размытое фото, когда он смеется над Агроном, руки подняты вверх к лицу. Глупое видео, которое Назир прислал ему самому, в котором произносит «Папочка», а затем прикусывает нижнюю губу, невинное обольщение, которое заводит Агрона каждый, блядь, раз. Но самая любимая фотография Агрона, где Назир сидит на подоконнике в своей квартире, держа чашку кофе и сигарету на коленях. Как Назир мог просто все это забыть? Как может человек, который при каждой возможности сворачивался у него на коленях только потому, что Агрон кого-то не смог спасти из огня и был расстроен из-за этого, как он мог просто уйти? Вытолкнуть Агрона из своей жизни? — Он не любит меня, — шепчет Агрон, медленно качая головой. — Он учился у лучших, как лгать. Ужасный лжец. Помнишь случай, когда он пытался убедить Миру и Спартака, что возникшее пятно на их стуле обычная глазурь, а не сперма? Дуро качает головой, не желая в это верить. — Мира поддразнивала его в течение недели. Даже после того, как вы двое его почистили. — Он уходил от Цезаря, но каждый раз возвращался к нему, — выпаливает Агрон, сжимая руки в кулаки, чувствуя, как горит кожа. — Назир не хочет никого любить. Он просто хочет, чтобы любили только его, и заботились только о нем. Я делал это какое-то время, теперь все кончено. — Агрон, ты не можешь в это верить. — Дуро подходит к брату, чтобы посмотреть в глаза. — Бабушка рассказала мне о кольце. Она сказала, что ты пришел за ним два месяца назад. Ты бы не попросил об этом, если бы не знал, что Назир любит тебя. — И я верну его. — Агрон пожимает плечами, все еще не поднимая глаз. — Ты самый старший из нас. Ты родился первым. Это кольцо должно достаться тебе, а ты должен отдать его Назиру. Вот как это сработает, — Дуро скрипит зубами, — ты знаешь, что оно принадлежит ему, точно так же, как ты принадлежишь ему, а он принадлежит тебе. — Нет! — Агрон внезапно кричит, ослепляя взглядом брата, с силой толкая его. — Твою мать, сам его возьми. Ты и твой глупый бойфренд. Тебе пришла идея пойти в тот гребаный клуб, не так ли? Это, блядь, твоя ошибка, Дуро. Я хотел бы никогда не встречать его. Чтобы Назир никогда даже не взглянул на меня. Он не ждет ответа, резко поворачиваясь и выходя из сарая, оставляя футболку на земле. Может быть, задается вопросом Агрон, если он продолжит убегать, если он никогда не обернется назад, ему никогда не придется с этим столкнуться - узнать, насколько сильно это убивает его.

*****

Мира весело улыбается Спартаку, нанося последние штрихи на свой яблочный пирог. Плетение из теста безупречно, полоски деликатно пересекаются поверх свежих яблок с корицей. Она приложила дополнительные усилия к каждому блюду, и хотя они пригласили только Мелитту, Эномая, Невию и Крикса — Мира чрезвычайно гордится своей работой. — Ты превзошла саму себя, — Спартак мягко кладет руку на предплечье Миры, наклоняясь, чтобы поцеловать в щеку. — Это День Благодарения. Если еда не красивая, то ее никто не съест. — Мира быстро вытирает руки о передник и отправляет пирог в духовку. — Ты — красивая, — Спартак делает медленный глоток ледяного чая. — Спасибо. — Улыбка Миры морщит веснушки на щеках. — Ты голоден? Я могу приготовить нам бутерброды и салат из макарон. — Я сделаю. Ты готовила весь день. Почему бы тебе не посидеть и не расслабиться? — Спартак встает изо стола, еще раз крепко целует Миру и отправляется на кухню. Мира садится на свое привычное место, развязывает передник и кидает его на стол. Берет оставленную Спартаком чашку с чаем и делает большой глоток. Она знает, что не должна прилагать столько усилий для этого праздника, в конце концов, это просто обед для нескольких человек, но Мира обрела здесь свою семью. В которой только Агрон и Дуро кровно связаны, и это странно само по себе. Их разношерстная семья странная, порой неблагополучная, но это работает. — Эй, детка? — Спартак зовет из кухни. — Положить томаты в твой сэндвич, или они еще понадобятся? — Оставь парочку для завтрашнего салата, — отвечает Мира, внезапно чувствуя, как вибрирует айфон Спартака, звонящий рядом с ней. Она не из тех, кто шпионит за своим бойфрендом, но берет трубку на всякий случай. Если это вызов с работы, она хочет избежать его. — Дуро звонит, — Мира подходит к кухонному дверному проему, протягивая телефон. — Ответишь? — Спартак поднимает нож, указывая на помидоры. Мира прижимает телефон к уху, и сначала все, что слышит, это тяжелое дыхание. Автоматически она думает о худшем — явно задница Дуро набрала номер Спартак во время секса. Потому как звучит это именно так, но затем взволнованный голос слышится на том конце провода. — Алло? Спартак? — Дуро, это Мира. В чем дело? Тон младшего брата Агрона заставляет ее паниковать. — Мне нужно поговорить со Спартаком. Что-то… Она слышит успокаивающий голос Актуса на заднем плане. — Что-то не так. — Хорошо, милый. Подожди. Мира отнимает телефон от уха, а Спартак уже рядом, чтобы взять его. Они меняются, и он не отходит далеко, оставаясь поблизости и не спуская глаз с Миры. — Дуро, привет, чувак. Как Мэн? — Спартак спрашивает, опираясь на дверной косяк. — Все ужасно. Я не знаю, что делать. Я знаю, что вы заняты, но я просто… — Дуро бормочет, дыша прерывисто и быстро. — Я просто не знаю, к кому еще обратиться. — Дуро, все хорошо. Ты всегда можешь позвонить мне. Мы — семья, — успокаивает Спартак, — расскажи, что происходит. — Агрон и Назир… — Дуро прерывается, резко шепча своему бойфренду: — Ты не понимаешь, Актус. Это нехорошо. Ты не понимаешь. Он не в себе, ты его видел. Все было плохо, но теперь будет только хуже. — Дуро, что происходит? — Спартак пытается вклиниться в пререкания этой парочки. — Агрон и Назир расстались. Дуро, наконец, выплевывает слова, и это действительно странно, то, как желудок Спартака начинает скручиваться. — Что? — Мира беззвучно спрашивает, глядя на меняющееся лицо Спартака, но тот лишь отмахивается. — Что значит, они расстались? — Кто расстался? — Мира делает еще одну попытку, и Спартак машет рукой сначала над головой, а затем на уровне груди, и челюсть Миры отвисает. — Агрон и Назир расстались? — Она спрашивает, и Спартаку приходиться отворачиваться от ее вопросительного взгляда, чтобы выслушать Дуро. — Все, что я смог вытащить из Агрона, это то, что Назир бросил его, — голос Дуро вибрирует, — он даже не разговаривал по дороге, но я узнал, что он попросил у бабушки кольцо, а теперь собирается вернуть его. Пришлось вытягивать это у него и… Дуро снова замолкает, пытаясь восстановить дыхание, но это бесполезно. Все, что Спартак может расслышать, — это то, что Актус постоянно просит Дуро успокоиться. Наконец, через несколько секунд голос Актуса заменяет Дуро на линии. — Послушай, Спартак, все не очень-то хорошо, понимаешь? Дуро весь на взводе из-за Агрона и какой-то идиотской боксерской груши, — он вздыхает. — Назир не отвечает на телефон. Я думаю, у них тяжелый разрыв, но это ведь не то, о чем мы должны беспокоиться? Они взрослые люди и должны решить свои проблемы сами. — Боксерская груша? — Спартак вздрагивает, глядя на Миру. Та медленно опускает кухонный нож, опираясь бедром на стойку. — Большое дело, он ведь просто тренируется, так? Расставания, конечно, отстой, но он действительно ведет себя как ребенок, — Актус делает паузу, шикая на Дуро и негромко веля ему отправляться спать. — Послушай, дай мне Дуро, хорошо? — Жесткий тон Спартака не дает шанса спорить. Актус вздыхает, что-то ворча, но передает телефон в дрожащие руки бойфренда. — Дуро? — Спартак слышит на том конце слабый звук, означающий подтверждение. — Это будет не так, как в прошлый раз, хорошо? Я не позволю Агрону дойти до этого. Я обещал ему, я обещал тебе, что, как только он бросит бои, я больше не подпущу его к этому дерьму. Мне нужно, чтобы ты кое-что сделал для меня, ладно? — Что? — голос Дуро начинает звучать спокойнее. — Три вещи. Во-первых, держи своего брата подальше от алкоголя. Если он хочет пива, дай ему пиво, но не виски, понял? Мы все знаем, что получается, когда Агрон расстроен и пьян. Во-вторых, и это самая чертовски важная часть, — Спартак подносит телефон чуть ближе ко рту, — не позволяй ему разговаривать с своим отцом. Отвлекай любыми способами. Ты знаешь, что Гервас просто злит его, а последнее, что нам нужно, это Агрон, рвущийся в Бруклин посреди ночи, ясно? — Я сделаю все возможное, — обещает Дуро, цепляя зубами нижнюю губу, — а что насчет Назира? Не могу представить, что он сделал это и остался в порядке. Должно быть, он немного расстроен, верно? Тебе не кажется, что он любит Агрона? — Если честно, думаю, Назир слишком сильно любит Агрона. — Спартак повинуется мягкой руке Миры на своем плече, направляясь, чтобы положить еду на стол. — Тогда зачем ему это делать? Какова причина? — в голосе сквозит горечь. — Он понятия не имеет, насколько это разрушило Агрона. Агрон никогда не бегал за парнями и не заботился о том, чтобы прикладывать какие-либо усилия ради них. Но с Назиром… — Я не знаю, Дуро. Почему люди делают то, что делают? Позже я отправлю Миру и Невию к нему, убедиться, что с ним все в порядке, — вздыхает Спартак, — уже поздно, чувак. Позволь Актусу уложить тебя спать. Выспитесь хорошенько, а я позвоню вам в пятницу. — Хорошо, спокойной ночи. Дуро как раз собирается повесить трубку, когда крик Спартака останавливает его. — Дуро! Не позволяй Саксе звонить Назиру. А еще лучше, даже не говори ей. — Хорошо, я попробую. Но думаю, она все равно поймет, — вздыхает Дуро. — Она уже начала что-то подозревать, когда Агрон не звонил ей каждые двадцать минут на пути в Мен, прося снизить скорость. — Просто попробуй, хорошо? Я позвоню тебе в пятницу. — Ладно. Дуро нажимает кнопку на экране и медленно опускает руку на колени. Сидя рядом с ним, окутывая комфортным теплом, идущим от обнаженного по пояс тела, Актус осторожно вынимает iPhone из его рук и кладет на тумбочку. Они делят комнату Агрона со старой двухспальной кроватью, слишком маленькой для них обоих, но Агрон просто молча отправился в комнату Дуро, больше не нуждаясь в дополнительном матрасе для Назира. Хотя, если честно, Дуро почти уверен, что Назир в любом случае просто бы свернулся на Агроне в постели любого размера. Прислонившись к боку Актуса, он кладет голову бойфренду на плечо, с благодарностью принимая мощную руку на своей талии. Несколько минут они сидят в тишине, пальцы Актуса скользят вверх и вниз по бедру Дуро. — Я знаю, что ты беспокоишься о нем, детка, но он большой мальчик. Сейчас это больно, но в конце концов все проходит, — шепчет он. — Со мной такое было, но потом я нашел тебя. И посмотри, как я счастлив. — Да, но ты мой Назир. И Агрон, — вздыхает Дуро, поворачиваясь, чтобы посмотреть на бойфренда, — Агрон был в затруднительном положении, когда мы впервые переехали в Бруклин. Он участвовал в боях, работал бойцом в клетке, когда Спартак встретил нас. — Это неудивительно. Твоего брата нельзя назвать неприметным, — Актус нежно проводит пальцами тому по подбородку. — Даже после того, как Спартак завербовал его для FDNY, он всегда был таким ожесточенным. Ничто не делало его счастливым, по-настоящему счастливым, а не только довольным, — рассказывает Дуро, — а потом я закончил полицейскую академию, и он познакомился с Назиром. Несмотря на то, что тот все еще был с Цезарем, Агрон полностью изменился. Он был счастливым, жаждущим жизни, понимаешь? Они даже придумали свой собственный код для отправки текстовых сообщений друг другу. Агрон всегда бросал свои дела и людей, чтобы забрать Назира и поехать куда-либо с ним. Это было плохо, но это было хорошо — понимаешь? — Детка, я знаю, они казались идеальными. Поверь мне, на работе я был вынужден слышать об Агроне всё время. Назир не замолкал о нем, просто плавал в своих грезах, — хмурится Актус, — но такие вещи не длятся вечно. Назир, сколько я его знаю, всегда был слишком осторожен. Он не рискует и всегда стремиться угодить. — Мне просто не нравится чувствовать себя беспомощным. Я люблю Назира, как будто он еще один мой брат, и я люблю Агрона, потому что он мой брат. Как я должен поддерживать его, не ненавидя за это Назира? — Дуро царапает нос, играя с кольцом — признак нервного состояния. — Мы просто не будем вмешиваться, — пожимает плечами Актус, — но поддержим. Позволим им выплакаться, испить горечь до дна, черт, я даже сниму Агрону какого-нибудь твинка-красавчика, если он захочет. Но мы остаемся вне этого. Я не хочу, чтобы ты попал под перекрестный огонь и в итоге пострадал. — Когда ты стал таким умным? — Дуро улыбается, мягко целуя бойфренда в подбородок. — Это жизнь, — пожимает плечами Актус, — я знаю, что чувствует Агрон сейчас, когда кто-то просто выбрасывает тебя из своей жизни, — но я нашел что-то большее — кого-то лучше, и ни за что не позволю ему уйти. — Я люблю тебя, — тихо признается Дуро, опуская руки на колени. — Я тоже тебя люблю, Дуро. Действительно люблю. Актус крепко его целует, прижимаясь сильнее, чтобы опрокинуть на спину. Они целуются медленно и не торопясь: Актус ласкает бока Дуро, а тот прослеживает рисунок татуировки в виде крыльев на лопатках бойфренда, вдоль их черных перьев до самых кончиков, слепо запоминая их снова и снова. Он любит силу Актуса, тяжелый вес накаченного тела, прижимающий его к одеялам. — Займись со мной любовью, — шепчет Дуро, отрывая губы. — Хорошо, — тот соглашается с мягкой улыбкой, снова затягивая его в поцелуй.

*****

— Как, черт возьми, ты заполучила ключи от квартиры Назира? — шепчет Невия, когда Мира просовывает их в замок, какое-то время возясь с ним. Она ненавидит эту дверь. Замок всегда залипает, и она понятия не имеет, как Агрон может открыть это не глядя, увлеченный губами Назира, когда они вваливаются внутрь. Хотя, возможно, они просто привыкли. — Назир дал их мне после инцидента с пожарной лестницей, — пожимает плечами Мира, улыбаясь смущенному выражению лица Невии. — Они трахались на ней, окно упало, закрывшись, и они застряли там под дождем, который лил, не переставая. Агрону пришлось бежать четыре этажа и пройти через восемь окон совершенно голым. Он не позволил бы Назиру войти, потому что кто-нибудь увидел бы его, — хихикает Мира, наконец, открывая дверь, — а потом ему пришлось открыть замок Назира заколкой для волос, которую нашел на полу, потому что Назир не хотел злить арендодателя, если бы Агрон взломал дверь. — Как так получилось, что они были вместе самый меньший период из всех нас, и в то же время имеют лучшие истории секса? — спрашивает Невия, входя за Мирой в квартиру и включая свет в прихожей. — Они на милю перещеголяли нас со Спартаком в добыче билетов к визуальным новеллам(*), — смеется Мира, но тут же замолкает. Квартира Назира обычно безупречна, ну, или настолько безупречна, насколько могут быть таковыми два очень занятых, работающих парня в возрасте двадцати лет. Когда она думает о Назире и Петросе, то всегда воображает, что в их квартире отчетливо пахнет корицей и сандаловым деревом и множество подушек и гобеленов на стенах. Но сейчас это не то, что она ожидала. Подушки дивана разбросаны по всей гостиной. В коридоре валяется пробка из-под вина, поблизости — пустая бутылка. Холодильник открыт на полдюйма, обдувая холодным воздухом тихую кухню. — Хабиби? — Невия кричит, направляясь прямо к плотно закрытой двери спальни. — Невия, может, его здесь нет? Мира закрывает холодильник ногой и кладет бутылки (она нашла еще одну на полу на кухне) в мусорную корзину. — Назир? — Невия медленно открывает дверь, тяжело вздыхая. Тот свернулся калачиком в центре кровати, большой блокнот для эскизов валяется рядом с размазанным на нем широкими линиями угля. Это даже не фигура, просто какое-то сердитое пятно среди простыней. На нем простая футболка, пальцы измазаны черным, зеленый германский принт так же испачкан — она понимает, что это футболка Агрона по тому, как вещь сидит на нем, как короткое платье. Его рот в чем-то красном, и поначалу Невия думает, что это кровь, и Назир просто искусал губы, но затем сильный запах Мерло ударяет в нос, и Невия съеживается. — Привет, — она тихо шепчет, чувствуя, как Мира подходит сзади, — что ты делаешь, хабиби? — Уходите, — бормочет Назир, глядя через окно в темное небо. — Назир, — Мира делает пару шагов, садясь рядом с ним, — ты знаешь, мы не можем этого сделать. Ты не можешь так поступать с собой. Позвольте нам помочь. — Я не хочу помощи. Я хочу, чтобы меня оставили в покое, — шепчет сириец, закрывая глаза. — Вам не следует быть здесь. — С какого черта нам не следует?! — Невия гладит живот, чувствуя, как ребенок шевелится, взволнованный ее настроением. — Мы тоже твои друзья. — Вы не должны ими быть. Все, что я делаю, это причиняю людям боль, — приглушенно отвечает Назир, утыкая лицо в подушку. — Это неправда, и ты это знаешь, — вздыхает Мира, расчесывая пальцами немытые волосы друга, пытаясь не кривиться от их запущенности. — Я все испортил и даже не могу это исправить. — Назир вздрагивает. — Просто уйдите. Я не хочу никого видеть. Я не стою этого. — Помолчи. Я знаю, что тебе жаль себя и очень больно сейчас, но ты не можешь оттолкнуть нас. Назир, мы твои друзья — твоя семья. — Невия хватает блокнот с кровати и кидает его на стул в углу. — Прекрати, — Мира берет руку Назира, уверенно сжимая ее. — Тебе нужно принять душ, а затем что-нибудь поесть. Ты пахнешь как французский бордель. — Я приготовлю, — кивает Невия, направляясь на кухню. Назир в знак протеста скулит, когда Мира поднимает его в сидячее положение и нежно приглаживает ему волосы. — Назир, дорогой, я знаю, что ты расстроен, и все это выглядит как катастрофа, но ты должен позаботиться о себе. — Мира крепко держит его за подбородок, пытаясь поймать взгляд. — Это не конец света. — А похоже на то. Огромная слеза медленно спускается по щеке сирийца. — Я знаю, дорогой, я знаю. Давай, мы тебя искупаем. Назир позволяет Мире затащить себя в ванную комнату, но отказывается принимать саму ванну, мгновенно расплакавшись, когда Мира клянется, что ему станет лучше. Вместо этого он некоторое время послушно стоит в душе, глядя на потрескавшуюся плитку. Бритва Агрона все еще находится в аптечке. Его обувь за дверью спальни Назира. Его до глупости заразительный смех все еще эхом звучит в голове. Он слышит свое имя, неверно произнесенное Агроном в самый последний раз. Назир больше не хочет ничего чувствовать. Когда он наконец выходит, то натягивает шаровары и заставляет себя игнорировать кучу футболок Агрона в ящике. Он обещает себе, что наденет одну из них после ухода девушек. Ничего страшного, если он чувствует, что умирает, пока никто этого не видит.
Примечания:
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.