Нефритовый дворец для гуциня и флейты

      Кисть, бродящая по бумаге, остановилась. Ханьгуан-цзюнь поднял голову и посмотрел в сторону окна. Вэй Усянь сидел на тахте, подогнув под себя одну ногу и спустив другую на пол, и сосредоточенно листал книгу: нужно было освежить память перед очередной встречей с «зеленью». Он водил младших учеников на ночную охоту, зачастую приходилось отвечать на их вопросы, так что память нужно было держать в тонусе. Он взглянул поверх книги, заметил, что Лань Ванцзи смотрит на него, и широко улыбнулся:       — Лань Чжань?       Кисть снова принялась бродить по бумаге. Вэй Усянь слез с тахты, подошёл к столу, за которым сидел Лань Ванцзи, и подсунул ему под руку книгу, тыча в неё пальцем:       — Лань Чжань, как это слово читается?       Лань Ванцзи посмотрел и объяснил. Вэй Усянь задумчиво постучал пальцем себе по лбу, чтобы запомнить, и пробормотал:       — И почему все книги непременно должны быть написаны на Чжуаньшу?       Возвращаться на тахту он не стал, сел позади Лань Ванцзи, прислоняясь спиной к его спине, и продолжил чтение, не удосужившись спросить, не мешает ли тем самым Лань Ванцзи писать. Он знал, что ещё не раз придётся отвлекать мужчину, чтобы спросить значение какого-нибудь иероглифа.       Лань Ванцзи уже приноровился писать и не отвлекаться практически в любых ситуациях и в любых позах, потому что Вэй Усянь был непредсказуем, но эта ему не слишком нравилась. Тепло тела Вэй Усяня было приятно, но теперь Лань Ванцзи не видел его и не мог на него посмотреть: пришлось бы разворачиваться всем корпусом. Он едва слышно вздохнул, и кисть снова забродила по бумаге.       Он и сам не знал, как это вошло у него в привычку — смотреть на Вэй Усяня. Поначалу выходило непроизвольно, особенно в первые дни возвращения Вэй Усяня с того света: Лань Ванцзи глядел, потому что хотел убедиться, что это на самом деле так. Потом это стало едва ли не жизненной необходимостью — видеть его. Когда приходилось отлучаться одному, Лань Ванцзи испытывал мучительное желание повернуть обратно и с трудом преодолевал его.       Ему нравилось на него смотреть. Вэй Усянь, если замечал его взгляд, непременно улыбался, и, смешное дело, Лань Ванцзи пристрастился к этой улыбке, как иные к вину. Как наслаждаются ароматом только что откупоренного сосуда, так же и Лань Ванцзи находил удовлетворение в созерцании Вэй Усяня до того момента, как тот ему улыбнётся.       Они являлись полной противоположностью друг друга, и Лань Ванцзи всегда подмечал что-то новое, чего не видел прежде: лицо Вэй Усяня было пластичным и было способно выразить сотню эмоций за полминуты, в зависимости от ситуации.       Лань Ванцзи смотрел на него, когда он что-нибудь писал. Вэй Усянь высовывал кончик языка от напряжения, стараясь, чтобы слова ложились на бумагу ровно. Почерк Вэй Усяня был сродни его натуре: черты кренились в разные стороны, слова будто не могли усидеть на месте и так и норовили перескочить на другую строку. Нередко приходилось переписывать по нескольку раз. Тогда Вэй Усянь додумался воспользоваться талисманом, который тут же и изобрёл: светящиеся полоски легли на бумагу и не позволяли кисти отклоняться, куда ей вздумается, слова ложились ровно. Лицо его просияло.       — Лань Чжань, — сказал Вэй Усянь, заметив, что Лань Ванцзи смотрит на него, — я знаю, что это против правил, но я, кажется, изобрёл нечто потрясающее! Взгляни!       Лань Ванцзи подошёл, посмотрел на бумагу, что с такой гордостью демонстрировал ему Вэй Усянь.       — Мгм, — отозвался он неопределённо.       — Что? — прищурился Вэй Усянь.       — Никому об этом изобретении не рассказывай, особенно ученикам, — велел Лань Ванцзи.       — Почему? — удивился Вэй Усянь.       — Тогда они перестанут стараться и не овладеют каллиграфией на должном уровне.       — Лань Чжань, меня уже поздно переучивать. Даже когда я стараюсь, то пишу как курица лапой, — развёл руками Вэй Усянь.       — Я и не говорил, что тебе тоже нельзя, — ответил Лань Ванцзи.       Вэй Усянь улыбнулся. Лань Ванцзи почувствовал, как приятная тёплая истома наполняет тело.       Лань Ванцзи смотрел на него, когда Вэй Усянь ел. На банкетах и общих трапезах приходилось соблюдать правила, и Вэй Усянь обычно сидел с таким видом, точно радость жизни навеки покинула его. Прежде всего, потому, что еда была не слишком вкусна, а если и попадалось что-то неплохое на вкус, то всё равно не получалось этим насладиться, потому что приходилось жевать медленно, не издавая при этом звуков, не стучать палочками о чашку, не булькать, если пьёшь… Вот как можно съесть, скажем, огурец, не захрустев им?! Приходилось мочалить его во рту, пока он не становился похожим на водянистую тряпочку, и уже после глотать. После такой трапезы Вэй Усянь всегда оставался недовольным и голодным: есть невесть что и невесть как — не по нём!       Когда они ели вдвоём, Вэй Усянь не обращал внимания на замечания, которые ему изредка делал Лань Ванцзи. Сырые овощи или фрукты он грыз с хрустом, не смущаясь тому, что сок нередко стекал по подбородку (он вытирал его рукавом, если Лань Ванцзи не успевал предложить ему платок). Если набрал в рот слишком много вина, то мог поперхнуться и закашляться. Если упрямая рисинка отказывалась цепляться на палочки, то он подцеплял её пальцем и отправлял в рот. По меркам Гусу Лань манер у него не было никаких, но Лань Ванцзи нравилось.       Он, конечно, делал Вэй Усяню замечания, но больше тревожась о его здоровье, чем о соблюдении этикета. Ведь легко можно было подавиться, если пить вино лёжа.       Если Вэй Усянь упрямился, Лань Ванцзи брал его за плечи и усаживал прямо. Вэй Усянь нередко принимался дурачиться, и поднять его с пола было так же сложно, как и взять кота на руки, когда тот этого не хочет.       — Вэй Ин, — укоризненно говорил обычно Лань Ванцзи.       Вэй Усянь смеялся, а Лань Ванцзи прощал за этот смех любые проделки.       Лань Ванцзи смотрел на него, когда Вэй Усянь ловил рыбу. Ручей, который он приметил ещё во время обучения в Облачных Глубинах, находился в укромном уголке, сюда редко приходил кто-то ещё. И если Вэй Усяню хотелось поесть рыбки, то он приходил к ручью и принимался рыбачить, делая при этом вопиющие по меркам Облачных Глубин вещи: снимал сапоги и верхнее одеяние, закатывал штанины и рукава и заходил в ручей.       Лань Ванцзи застукал его за этим, когда решил выяснить, почему иногда Вэй Усянь возвращается с прогулок по Облачным Глубинам с мокрыми волосами и с полным отсутствием аппетита. Вэй Усянь как раз поймал рыбу, держа её в высоко поднятых руках. Рыба извивалась, пытаясь вырваться, Вэй Усянь жмурился от летящих ему в лицо брызг воды. Нижнее одеяние его уже порядком промокло, вид был, прямо скажем, неподобающий.       — Вэй Ин, — позвал Лань Ванцзи, хмурясь. Ему не хотелось, чтобы кто-то увидел Вэй Усяня таким. Кто-то ещё.       Вэй Усянь вздрогнул и выпустил рыбу из рук.       — Лань Чжань! — воскликнул он, капризно надувая губы. — Вот что ты наделал! Из-за тебя я упустил добычу!       — Ты сам не удержал, — возразил Лань Ванцзи.       — Пф… иди сюда и помоги мне её поймать, — принялся звать его Вэй Усянь.       — Нет, — ответил Лань Ванцзи. — Выйди из ручья. Ты промок. Неподобающий вид. Оденься.       Вэй Усянь, разумеется, и не подумал вылезать из ручья.       — Если тебе так хочется, — объявил он, — то можешь сам залезть в воду и меня вытащить. Я не вылезу, пока не поймаю эту рыбу! Я уже решил, что съем её на завтрак.       — Воспользуйся талисманом, — предложил Лань Ванцзи.       Вэй Усянь развернулся к нему:       — Лань Чжань, это скука смертная! Всё веселье как раз в том, чтобы поймать рыбу своими руками. Ты когда-нибудь ловил рыбу, Лань Чжань?       Лань Ванцзи медленно покачал головой.       — Если бы попробовал, увидел бы, как это весело… Иди сюда, Лань Чжань, давай поймаем её вместе.       — Нет, — ответил Лань Ванцзи. — Ты вылезай.       Но Вэй Усянь не вылез из ручья, пока не изловил рыбу. После десятка бесплодных попыток он ухватил её обеими руками и, держа перед собой, показал Лань Ванцзи.       — Смотри! — воскликнул он, засмеявшись. — Я её всё-таки поймал!       — Вылезай, — повторил Лань Ванцзи.       Вэй Усянь выскочил из ручья, сунул рыбу в плетёнку.       — Ты весь мокрый, оденься, — велел Лань Ванцзи, протягивая ему верхнее одеяние.       Вэй Усянь и не подумал. Он стащил с себя нижнюю рубаху и выжал её. Вода закапала на камни. Лань Ванцзи почувствовал, что у него начинает сосать под ложечкой. Раздеваться среди бела дня… Его тело ещё хранило следы прошлой ночи, подсвеченные солнцем они казались распустившимися на бледноватой коже цветами. Вэй Усянь хорошенько встряхнул рубаху и повертелся, подставляя солнцу то один бок, то другой. День был жаркий, солнце высушило и его и одежду за несколько минут.       — Оденься, — сдавленно повторил Лань Ванцзи.       Вэй Усянь сощурился:       — У тебя красное лицо, Лань Чжань. Тебе напекло голову, пока ты ждал меня?       Лань Ванцзи не ответил. Вэй Усянь взял его за руку и отвёл к отвесной скале, где была тень.       — Вот, — довольно сказал он, — здесь не так жарко. Второй молодой господин Лань, что бы я стал делать, если бы у тебя случился солнечный удар?       Костерок, чтобы приготовить пойманную рыбу, Вэй Усянь развёл тут же, в двух шагах от скалы. Он, довольно мурлыча что-то себе под нос, вертел нанизанную на палочку рыбу над огнём. Когда рыба поджарилась, Вэй Усянь понюхал её, с наслаждением откусил кусок и, повернувшись к Лань Ванцзи, который всё ещё стоял, прислонившись к камням, предложил:       — Будешь?       — Нет, — сказал Лань Ванцзи.       — А я и не собирался тебя угощать, — ухмыльнулся Вэй Усянь. — Даже если будешь просить, не дам.       — Не буду.       Вэй Усянь надул губы, вскочил и подошёл к нему.       — Вот обязательно говорить мне наперекор? — воскликнул он с досадой. — Тебе ведь тоже хочется попробовать, верно?       — Нет.       — Ты сейчас до отвращения мне Цзян Чэна напомнил. Тот тоже воротил нос от моей рыбы…       — Не говори о нём, — сейчас же сказал Лань Ванцзи.       Вэй Усянь выгнул бровь, тут же сунул рыбу Лань Ванцзи в лицо:       — Попробуй. Тогда перестану о нём говорить.       Лань Ванцзи посмотрел на рыбу с некоторым опасением — Вэй Усянь ведь даже не удосужился её почистить — и осторожно откусил небольшой кусочек.       — Вкусно? — спросил Вэй Усянь, пальцем счищая с губы Лань Ванцзи налипшие чешуйки. — Если скажешь, что нет, я обижусь. Только что пойманная рыба гораздо вкуснее разделанной.       Лань Ванцзи протянул руку и большим пальцем вытер с угла губ Вэй Усяня сажевый след.       — Испачкался, — проронил он.       Вэй Усянь тут же повозил по лицу рукавом и вгрызся в рыбу с нескрываемым удовольствием. Лицо его опять перепачкалось в саже и чешуе. Лань Ванцзи вытащил платок, придержал Вэй Усяня за плечо и вытер ему рот.       — Ты как с маленьким со мной обращаешься, — фыркнул Вэй Усянь. — Я умоюсь, когда доем. Точно не хочешь ещё? — И он опять протянул Лань Ванцзи рыбу.       Лань Ванцзи отрицательно качнул головой. Доев, Вэй Усянь затоптал костерок и нагнулся к ручью, чтобы умыться. Нога его соскользнула, он шлёпнулся в ручей.       — Вэй Ин? — испуганно вскрикнул Лань Ванцзи, бросаясь к нему.       Вэй Усянь заливисто засмеялся, забил ногами в воде. Лань Ванцзи прикрыл лицо рукавом, брызги летели во все стороны.       — Ты не расшибся? — спросил Лань Ванцзи, протягивая ему руку.       Глаза Вэй Усяня озорно сверкнули, он ухватился за руку Лань Ванцзи и дёрнул его на себя. Ханьгуан-цзюнь тоже свалился в воду.       — Ванцзи, что случилось? — встревожился Лань Сичэнь, когда Лань Ванцзи возвращался в Цзинши (Вэй Усянь успел ускакать вперёд, опасаясь, что ему прилетит за эту выходку), промокший насквозь. С волос и с одежды капало, ткань одеяния прилипла к телу.       — Упал в ручей, — невозмутимо ответил Лань Ванцзи, и уголки его губ едва заметно приподнялись в улыбке.       Лань Ванцзи смотрел на него, когда Вэй Усянь играл с кроликами или дразнил ослика. Яблочко привык и научился давать отпор, а вот кроликам приходилось несладко. С ними Вэй Усянь не церемонился: хватал их с земли за что придётся, тискал, заставлял тереться носами — целоваться — или пальцем ерошил шёрстку на их головах. Неудивительно, что кролики всеми правдами и неправдами старались из его рук вырваться и удрать.       — Вэй Ин, — проронил Лань Ванцзи, когда Вэй Усянь в очередной раз принялся донимать пойманного кролика.       Вэй Усянь взглянул на него:       — Лань Чжань, вот это точно был осуждающий взгляд!       — Не мучай их.       — Я с ними пытаюсь поиграть, — возразил Вэй Усянь обиженно, — но они меня не любят.       — Может, — рассудительно заметил Лань Ванцзи, — если бы ты перестал их донимать, то они бы и не убегали от тебя.       Вэй Усянь помотал головой:       — Нет-нет, Лань Чжань, это неверное утверждение!       — Почему?       — Сам посуди: сколько я тебя донимаю, ты же от меня не убегаешь?.. А, Лань Чжань, почему ты улыбаешься? Лань Чжань, не смейся! Ты смеёшься!.. Лань Чжань! — Вэй Усянь и сам принялся смеяться.       Лань Ванцзи взял одного кролика на руки, погладил по ушам. Кролик сидел смирно. Вэй Усянь возмутился этой несправедливости и подставил голову.       — И меня погладь, — потребовал он капризно. — Почему всё достаётся только кролику?!       Лань Ванцзи всегда смотрел на него. Интересно, когда это началось? Когда ему начало нравиться глядеть на улыбающееся лицо Вэй Усяня? Пожалуй, окончательное осознание этого пришло к нему в Илине, когда Вэй Усянь утешал плачущего А-Юаня. Он улыбался то ребёнку, то самому Лань Ванцзи, и в сердце Ханьгуан-цзюня непривычно потеплело. До того момента он воспринимал улыбку Вэй Усяня, пожалуй, как некий раздражающий фактор, выводящий состояние его разума из равновесия, но не отдавал себе отчёта в том, что она ему просто-напросто нравится. И Вэй Усянь нравится. Да, именно в тот момент он впервые это полностью осознал и впервые эта мысль — что Вэй Усянь ему нравится — не вызвала в нём страха. Он на секунду прижал ладонь к груди, с некоторым недоумением почувствовав, что сердце пропустило удар. Начиная с того дня — и до дня сегодняшнего — сердце его билось иначе.       — Лань Чжань, Лань Чжань, а это что за слово? — Вэй Усянь подлез Лань Ванцзи под локоть, стуча пальцем по книге. — Лань Чжань, посмотри, что ты наделал!..       Лань Ванцзи неохотно отвлёкся от мыслей, взглянул на стол. На бумаге, где он писал, красовалось несколько чернильных клякс: он задумался, держа кисть в воздухе, и чернила накапали на уже написанные строки.       — Придётся переписывать, — со вздохом сказал Лань Ванцзи, откладывая кисть и отодвигая испорченный свиток в сторону.       — Не похоже на тебя, — заметил Вэй Усянь, выгибаясь, чтобы посмотреть ему в лицо; не удержавшись, он повалился навзничь, головой на колени Лань Ванцзи. — Тебя что-то беспокоит?       Лань Ванцзи отрицательно покачал головой, медленно пройдясь по нему взглядом. Вэй Усянь невольно поёжился:       — Лань Чжань, почему ты на меня так смотришь? Какой странный взгляд… Я что-то сделал не так?       — Нет.       — Тогда почему? Лань Чжань? Лань Чжань?       Ханьгуан-цзюнь провёл пальцами по его лицу, Вэй Усянь несколько смутился той нежности, что сквозила во взгляде Лань Ванцзи.       Лань Ванцзи задержал пальцы на губах Вэй Усяня, чтобы тот ничего не мог сказать и нарушить очарование момента, и проронил:       — Сердце радуется при виде тебя. Поэтому.