Нефритовый дворец для гуциня и флейты

      Лань Сичэнь приостановился у двери павильона. Цзинь Гуанъяо сидел к нему спиной и не видел его. Он дразнил крысёнка-альбиноса хлебной корочкой, поднимая её так, чтобы крысёнок встал на задние лапки, и опуская иногда, чтобы дать крысёнку отгрызть от неё кусочек. Отрывистый, срывающийся то в хриплый шёпот, то в резковатую фистулу голос разносился в предутренней тишине. Лань Сичэню не составило труда расслышать, о чём Цзинь Гуанъяо говорил крысёнку. Он встал так, чтобы его не было видно, и вслушался.       — Мой оте… Цзинь Гуаншань всегда выкидывал то, что ему не нужно или наскучило. Он спустил меня с лестницы, я пересчитал все ступени, разбил себе голову. Видишь этот шрам, господин Крыс? — Цзинь Гуанъяо дотронулся до лба, чуть выше киноварной точки. — Почему же он удивился, когда я поступил с ним так же? Я ведь очень хорошо усвоил урок, который он мне преподал. Смеёшься надо мной? — Цзинь Гуанъяо потрогал крысёнка за живот, тот засмеялся. — И правильно делаешь. Как я расстроился из-за смерти канарейки… Это всего лишь птица. Она отслужила своё, её нужно было выкинуть и забыть об этом. Мой отец так бы и сделал.       — Но ты не твой отец, — сказал Лань Сичэнь, переступая через порог.       Цзинь Гуанъяо вздрогнул, выпустил из пальцев хлебную корочку. Крысёнок тут же этим воспользовался и утащил её на другой край стола.       — Эргэ…       Лань Сичэнь сел рядом с Цзинь Гуанъяо, тронул его плечо ладонью:       — А-Яо, ты не твой отец.       — Все мы дети своих отцов, — покачал головой Цзинь Гуанъяо.       Лань Сичэнь прикрыл глаза, подумал о младшем брате и об отце. Вольно или невольно, они поступали так же, как и их отец: привели человека, которого нельзя было приводить, в Облачные Глубины и спрятали, чтобы капля по капле заполнять пустоту в собственном сердце.       — Эргэ? — Цзинь Гуанъяо обеспокоенно дотронулся до его щеки.       — Если тебе хотелось поговорить, ты мог бы поговорить со мной, — сказал Лань Сичэнь. — Зачем выбирать собеседником бессловесное животное?       — Не хочу взваливать на тебя ещё и это, — покачал головой Цзинь Гуанъяо.       Лань Сичэнь подумал, что Цзинь Гуанъяо ничего не помнит о своих признаниях, которые посыпались из его рта, когда он только-только пришёл в себя после безумия. Он говорил и говорил, одно признание чудовищнее другого. Лань Сичэнь пытался его остановить, но тщетно. Что из сказанного им в припадке было правдой?       — А-Яо, я хочу разделить с тобой и эту ношу, — мягко сказал Лань Сичэнь. — Позволь мне…       Цзинь Гуанъяо болезненно поморщился, помолчал и поднял вверх палец:       — Один вопрос. Я отвечу тебе на один вопрос, если ты его задашь, эргэ.       — И ты скажешь мне правду?       — Если я о чём-то умалчиваю, это не значит, что я тебе лгу, эргэ, — заметил Цзинь Гуанъяо.       — Ты на самом деле убил своего сына, А-Яо?       Лицо Цзинь Гуанъяо дёрнулось, но он справился с собой и выговорил:       — Всё равно что убил. Если желаешь кому-то смерти и это происходит, разве не ты виноват в том, что накликал беду? Я убил его.       — А-Яо, почему?       — Почему? Потому что я его слишком любил. Ты думаешь, я позволил бы ему пройти через всё то, через что прошёл я? Что бы ему пришлось пережить, когда открылось бы, что он родился в результате кровосмесительной связи? Я хотел уберечь А-Су от кошмара. Каким бы ударом для неё это стало, если бы правда открылась? Но разве я её убил? Разве я? Или тот, кто послал письмо? — Лицо Цзинь Гуанъяо вновь дёрнулось невралгией.       — А-Яо, — спешно сказал Лань Сичэнь.       Лицевые судороги спустя пару мгновений сложились в улыбку, насквозь фальшивую. «Ему больно», — подумал Лань Сичэнь. Цзинь Гуанъяо закрыл глаза на минуту, а когда открыл их — уже был спокоен.       — Эргэ, — произнёс он, — если я о чём-то умалчиваю, это не значит, что я тебе лгу.       — Я знаю, — успокоил его Лань Сичэнь.       — Но ведь и ты тоже о многом умалчиваешь, — добавил Цзинь Гуанъяо.       — Я?       — Да. Эргэ, могу ли и я задать тебе один вопрос, раз уж ответил на твой?       Лань Сичэнь утвердительно наклонил голову. Вопроса ждать пришлось долго. Вернулся крысёнок и отвлёк Цзинь Гуанъяо, взобравшись ему на руку, а потом и плечо.       — Назойливый господин Крыс, — пробормотал Цзинь Гуанъяо, поворачивая руку, но крысёнок ловко перебирал лапками и всегда оказывался сверху.       — А-Яо, — позвал Лань Сичэнь.       — Твой дядя узнал о нас. Как тебе удалось вызволить меня из темницы и замять дело? — спросил Цзинь Гуанъяо. — Ты упомянул Вэй Усяня. Что он сделал? Я долго ломал над этим голову, но ни к каким определённым выводам так и не пришёл. Расскажи мне об этом, эргэ.       Лань Сичэнь задумчиво дотронулся до подбородка пальцами, будто проверяя, не отросла ли бородка. Цзинь Гуанъяо слушал внимательно, иногда губы его приоткрывались, будто он хотел что-то спросить, но всё же не спрашивал.       — Вот так всё было, — произнёс Лань Сичэнь.       — И ты бы на самом деле это сделал? Принял яд вместе со мной или отправился в изгнание? — глухо спросил Цзинь Гуанъяо.       — Да.       — И ни тени сомнений в голосе…       — Я заслужил наказание за мой проступок и принял бы его.       — А я думал: из любви ко мне.       Лань Сичэнь беспокойно шевельнулся:       — А-Яо, я неверно выразился…       — Я знаю, не переживай, — махнул рукой Цзинь Гуанъяо. — Эта техника переписывания воспоминаний… Я хотел бы узнать о ней побольше.       — Зачем? — с лёгким напряжением в голосе спросил Лань Сичэнь.       — Десять лет жизни за выполнение ритуала — не слишком ли высокая цена? Технику можно усовершенствовать. Это меньшее, что я могу сделать в благодарность за подаренный нам двоим шанс. Эргэ, ты принесёшь мне эти записи?       — Я спрошу у него, — сказал Лань Сичэнь без особой уверенности, — но не уверен, что молодой господин Вэй так легко расстанется с этим секретом. Это его собственное изобретение, я полагаю.       Тем не менее, он решил приложить все силы к тому, чтобы получить от Вэй Усяня записи. Цзинь Гуанъяо увлёкся этой новой идеей — изучить и усовершенствовать технику переписывания памяти, и несколько охладел к тому, чем денно и нощно занимался все эти несколько недель: к печати на собственном теле.       Заговорить с Вэй Усянем случая всё никак не представлялось: Цзинши тот не покидал вот уже месяц, на семейные трапезы Лань Ванцзи приходил один и на ночные охоты тоже отправлялся в одиночестве. На вопросы о том, почему Вэй Усянь не выходит, Лань Ванцзи отвечал пространно и ничего определённого не говорил. Лань Сичэнь сделал вывод, что Вэй Усянь недужит, и ему было совестно, что это по их с Цзинь Гуанъяо вине. Он уже думал, что пройдёт не один месяц, прежде чем ему удастся поговорить с Вэй Усянем, но однажды утром, когда он проходил мимо Цзинши, он увидел, что Вэй Усянь сидит на подоконнике и болтает ногой, разглядывая окрестности скептическим взглядом.       — Молодой господин Вэй? — окликнул его Лань Сичэнь, подходя к окну.       — Цзэу-цзюнь, — весело откликнулся Вэй Усянь, — простите, что не приветствую вас должным образом. Я наказан. — И он с довольным видом продемонстрировал Лань Сичэню перетянутую несколькими прочными серебряными нитями талию. Концы нитей тянулись вглубь Цзинши и, как подозревал Лань Сичэнь, были привязаны или к колонне или к самому Лань Ванцзи, силуэт которого неясно виднелся за расставленной ширмой.       — А, — протянул Лань Сичэнь, — поэтому дядя так бранился сегодня утром?       Вэй Усянь ухмыльнулся. Лань Ванцзи запретил ему ходить в лабиринт, а подумав, запретил и вообще выходить из Цзинши. «Обсуждали» они это весьма бурно. «Барьер поставьте, бесстыдники! — принялся браниться на них Лань Цижэнь. — Вас все Облачные Глубины слышат!»       — Значит, вы себя уже хорошо чувствуете? — спросил Лань Сичэнь, и у него отлегло от сердца.       — Здоров как кролик, — с широкой улыбкой отозвался Вэй Усянь. — А у вас как?       Лань Сичэнь в двух словах рассказал ему о том, что происходит в лабиринте. Вэй Усянь покивал и улыбнулся ещё шире на слова Лань Сичэня, что Цзинь Гуанъяо пытается придать печати завершённый вид. «Значит, её действительно нужно завершить», — понял Лань Сичэнь.       — Молодой господин Вэй, — медленно сказал он, — по поводу той техники, что вы использовали… когда наш общий секрет раскрылся.       — Мгм? — выгнул бровь Вэй Усянь.       — Могу ли я взглянуть на ваши записи, касающиеся этой техники?       — Зачем? Хотите стереть кому-то память? — поинтересовался Вэй Усянь с интересом.       — Нет, я… А-Яо считает, что эту технику можно усовершенствовать.       Вэй Усянь фыркнул:       — Она и без того совершенна. Не забывайте, что я гений по части талисманов и заклятий!       — Но вы потратили десять лет жизни на её применение, — возразил Лань Сичэнь. — Не слишком ли дорого пришлось заплатить за чужое счастье?       — Своё или чужое — разве это важно? — пожал плечами Вэй Усянь, но углы его рта опять стали подрагивать улыбкой.       — Молодой господин Вэй, — взволнованно сказал Лань Сичэнь, — но если над этой техникой хорошенько поработать, то, вероятно, можно найти способ вернуть… годы жизни.       Вэй Усянь развеселился:       — Ну, раз так… Сейчас принесу вам записи.       Лань Сичэню этот приступ веселья показался странным, но веселье Вэй Усяня было искренним, не притворным. «Быть может, он рад, что я это предложил?» — подумал Лань Сичэнь неуверенно.       Вэй Усянь между тем спрыгнул с подоконника и пошёл к стеллажам, но нити, которыми он был привязан, оказались недостаточно длинны, ему не хватило пары шагов, чтобы дотянуться до нужной полки. Вэй Усянь пыхтел пару минут, усердно вытягивая руки, потом сдался и издал обиженное: «Лань Чжань!» — и нити, как показалось Лань Сичэню, стали чуточку длиннее и провисли. Значит, привязан Вэй Усянь был действительно к Лань Ванцзи. Это показалось Лань Сичэню бесконечно милым, но он скрыл улыбку, просящуюся на лицо. Вэй Усянь вернулся к окну с несколькими листами бумаги, сшитыми небрежно в книжицу, и, заметив на лице Лань Сичэня тень улыбки, ответил на неё каламбуром:       — Лань Чжань слишком ко мне привязан… Держите. Надеюсь, расскажете мне, что у вас получится. Если получится.       Лань Сичэнь поблагодарил его и понёс записи Цзинь Гуанъяо. Тот сидел у кровати, прислонившись спиной к боковине, и, вероятно, выполнял какие-то физические упражнения: когда Лань Сичэнь вошёл, он пытался дотянуться до носка сапога пальцами.       — Эргэ, — проговорил он с напряжением в голосе, — ты сегодня рано.       — Я принёс тебе записи молодого господина Вэя, — сказал Лань Сичэнь. — Он нисколько не возражает, чтобы ты на них взглянул или изменил их.       — Правда? — обрадовался Цзинь Гуанъяо. — Не терпится на них взглянуть.       Лань Сичэнь отдавать записи не спешил. Он окинул фигурку Цзинь Гуанъяо пристальным взглядом, чуть улыбнулся, припомнив сегодняшнюю встречу с Вэй Усянем, и принялся развязывать свой пояс. Цзинь Гуанъяо с лёгким удивлением проронил:       — Хочешь прямо сейчас, эргэ?       Лань Сичэнь развернул Цзинь Гуанъяо к себе лицом, завязал один конец пояса на талии Цзинь Гуанъяо, другой — на собственном запястье. Цзинь Гуанъяо с недоумением опустил голову, разглядывая узел, после поднял, чтобы спросить Лань Сичэня, для чего он так сделал. На лице Лань Сичэня он увидел расцветающую улыбку, мягкую и исполненную нежности. Цзинь Гуанъяо ни о чём не стал спрашивать. Он подошёл ближе, дотянулся и поцеловал Лань Сичэня в угол рта.       — У тебя хорошее настроение, эргэ, — заметил он.       Лань Сичэнь привлёк его к себе ненадолго, после вручил ему записки Вэй Усяня. Пояс Лань Сичэня был длинный, Цзинь Гуанъяо спокойно уселся за стол, чтобы изучить записи, Лань Сичэнь опустился на кровать.       — А-Яо, не хочешь спросить, почему я тебя привязал? — спросил Лань Сичэнь, несильно подёргав пояс.       Цзинь Гуанъяо заулыбался, но ничего не ответил. Он развернул записи и пробежал глазами по первым строкам.       — Как думаешь, у тебя получится изменить эту технику? Он сказал, что техники гения совершенны, — сказал Лань Сичэнь.       Цзинь Гуанъяо, уже перевернувший последнюю страницу, вдруг расхохотался.       — А-Яо? — поразился Лань Сичэнь. Давненько он не видел, чтобы Цзинь Гуанъяо смеялся так беззаботно и искренне!       — О да, — сквозь смех выговорил Цзинь Гуанъяо, — Лаоцзу на самом деле гений! Эта техника едва ли не эталонна! Изменишь хотя бы слово — и она станет бесполезна. Неудивительно, что он так легко отдал тебе записи.       — Но…       Цзинь Гуанъяо отдышался, вытер слёзы с глаз и сказал:       — Эргэ, Лаоцзу ещё и гений по части введения людей в заблуждение. Эта техника не требует десяти лет жизни заклинателя. Она требует от заклинателя десяти лет заклинательства: чтобы её выполнить, требуется десятилетний запас духовных сил, а вернее, стаж заклинательства не менее десяти лет, поскольку техника требует предельной концентрации, которая достигается годами медитации и тренировок. Эргэ, Лаоцзу остался при своих десяти годах жизни, он всего лишь потратил некоторую часть своих духовных сил… Да, это совершенная техника, но, к сожалению, однократного применения. Дважды её применить нельзя.       — Нельзя? — машинально переспросил Лань Сичэнь.       — Можно, но это тогда она уже перейдёт в разряд запретных, — уточнил Цзинь Гуанъяо. — Если применить эту технику на одном и том же человеке дважды, он лишится рассудка. В записях об этом умалчивается, но из описания техники легко догадаться о последствиях вторичного использования.       — А-Яо… — с некоторым беспокойством начал Лань Сичэнь. Они заговорили на опасную тему, ему это не нравилось: запретные техники, причиняющие людям вред, — Цзинь Гуанъяо использовал их прежде.       Цзинь Гуанъяо сделал вид, что не заметил проскользнувшего на лице Лань Сичэня страха, и продолжил:       — К тому же для меня эта техника бесполезна. Она требует применения музыкальных инструментов, флейты или гуциня, с этим (он кивнул на пустой рукав) выполнить её невозможно. Поблагодари потом Лаоцзу за записи, когда будешь их возвращать, эргэ. Интересно было на них взглянуть. Если хочешь, можешь прочесть их и убедиться, что я не лгу, — добавил он, протягивая Лань Сичэню записи.       Тот покачал головой и спрятал записи в рукав:       — Я тебе верю, А-Яо.       — Говоришь, Лаоцзу хотел бы взглянуть на мои записи касательно новой печати? — перевёл разговор Цзинь Гуанъяо.       Лань Сичэнь ответил утвердительно. Вэй Усянь упомянул об этом вскользь, сказал, что хотел бы сравнить, по одному ли пути они пошли в исследовании предмета, и признался, что техника сыровата, поскольку он придумал её на ходу, прямо во время злополучного инцидента с Иньским железом. Об этом Лань Сичэнь Цзинь Гуанъяо говорить не стал, полагая, что этот факт может задеть самолюбие Цзинь Гуанъяо и покоробить его.       — Если бы вы могли сравнить свои записи, это бы значительно продвинуло искусство заклинательства, — тактично сказал Лань Сичэнь. — К сожалению, Ванцзи запретил молодому господину Вэю приходить сюда…       — А уж не привязал ли Ханьгуан-цзюнь Лаоцзу к себе? — поинтересовался Цзинь Гуанъяо с улыбкой.       Лань Сичэнь вспыхнул, и Цзинь Гуанъяо понял, что это так. Он подёргал связывающий их пояс и заметил:       — Разве так не будет неудобно ложиться в постель?       — В постель? — смятенно переспросил Лань Сичэнь.       Цзинь Гуанъяо сел к нему на колени, вернее, оседлал его колени и приблизил губы к губам мужчины:       — Но мы можем удостовериться в этом или опровергнуть это опытным путём… Что скажешь, эргэ?       В той позе, в какой они сидели на кровати, это им нисколько не помешало насладиться друг другом. Лань Сичэнь старался и никак не мог вспомнить, как называлась эта позиция в лунъянском сборнике, а потом и вовсе думать об этом забыл: Цзинь Гуанъяо был очень деятелен утрами. Во всех смыслах.

***

      С дядей снова вышла ссора.       Лань Цижэнь вызвал Лань Сичэня к себе и принялся его отчитывать за проступки, которые он не совершал. Лань Сичэнь слушал молча. До тех пор, пока Лань Цижэнь не упрекнул его в том, что он не справляется с работой главы клана.       — Ты даже собственного брата приструнить не можешь, — сердито сопя носом, сказал Лань Цижэнь. — Они напропалую правила нарушают, а ты закрываешь на это глаза. Ты глава клана! Ты должен следить за порядком в Облачных Глубинах. Просто вопиющая халатность с твоей стороны и вопиющая наглость с их!       — Дядя, разве Ванцзи не заслужил немного счастья? — возразил Лань Сичэнь тихо. — То, через что он прошёл, что пережил…       — Не потакай его капризам, — раздражённо прервал племянника Лань Цижэнь.       — Каприз? — переспросил Лань Сичэнь потрясённо. — Ты полагаешь, что это всего лишь каприз?       — Ты не рассуждать об этом должен, а меры принять.       — И что я должен сделать? — с усмешкой спросил Лань Сичэнь. — Поставить Ванцзи на колени? Запереть во льдах? Достать дисциплинарный кнут? Только потому, что он счастлив?       Лань Цижэнь побагровел лицом:       — Не пререкайся с дядей! Ты не имеешь представления о том, каким должен быть глава клана!       — Зато ты, похоже, имеешь. Что бы я ни делал, ты остаёшься недоволен. Если я ничего не делаю, ты тоже недоволен. Ты всем и всегда недоволен, ко всему и ко всем придираешься. Твоя нечуткость ранит людей, — горько заключил Лань Сичэнь.       — Ты! — стукнул ладонью по столу Лань Цижэнь. — Младшие должны слушаться старших. Как мне смотреть в глаза моему покойному брату!.. Его сыновья, которых он поручил мне, выросли неразумными и неблагодарными, позорят клан и память предков бесстыдными поступками… О, горе мне, горе, несчастному!       Лань Сичэнь поджал губы и проронил:       — Дядя, успокойся. В твоём возрасте так распаляться вредно. Я велю лекарю заварить тебе успокоительный чай. Это играет желчь. С твоего позволения. У меня ещё много дел.       Он поклонился и ушёл к себе.       Работой заняться не получилось. Лань Сичэнь был слишком раздражён разговором с дядей, чтобы вчитываться в документы. Он бросил недописанный лист обратно на стол и растёр переносицу пальцами.       — Господин Сичэнь?       Лань Сичэнь поспешно поднялся, чтобы помочь госпоже Юйцинь переступить через порог. В её теперешнем состоянии это ей давалось нелегко.       — Вам не стоило вставать, госпожа Юйцинь, — с укором сказал Лань Сичэнь.       — Небольшая прогулка мне не повредит, — возразила она. — Я не могу круглыми сутками лежать и ничего не делать, хотя бы на этом и настаивали лекари.       — Не споткнитесь. Не садитесь на пол. Присядьте сюда. — И Лань Сичэнь усадил госпожу Юйцинь на угловую скамью у окна. — Что вас привело ко мне?       — Поссорились с дядей?       Лань Сичэнь вздохнул:       — Я полагал, что он успокоится, когда у него появится внук. Но нет, он снова взялся за старое. Бедный Ванцзи! Если бы не Вэй Усянь, дядя бы его совершенно затюкал.       Госпожа Юйцинь неодобрительно покачала головой. Лань Сичэнь опять вздохнул и опустился за стол:       — Никогда не упускает случая помянуть прошлое или попрекнуть меня тем, что я плохо справляюсь с обязанностями главы клана. Почему бы ему самом в таком случае не стать главой?       — Господин Сичэнь, этого нельзя допустить, — возразила госпожа Юйцинь озабоченно. — Главой клана должны оставаться вы. Если главенствовать станет ваш дядя, он вашему брату и его супругу житья не даст!       Лань Сичэнь утвердительно кивнул, взял очередной документ, взглянул на него и снова потёр переносицу. Иероглифы сливались, он с трудом мог их различить.       — Господин Сичэнь, — сказала госпожа Юйцинь, — прилягте, поспите немного.       — Я должен работать.       — Я говорю не о том, что вы должны, а о том, что вам нужно, — возразила она. — Вам нужно отдохнуть. У вас синяки под глазами от переутомления. Вы так заболеете, что тогда? Я побуду здесь, если кто-то заглянет, попрошу их не тревожить вас пару часов.       Лань Сичэнь сдался уговорам и прошёл за ширму, где стояла его кровать. Едва его голова опустилась на подушку, он тут же заснул. В последнее время он был завален работой: приближался ежегодный совет кланов, и дядя становился всё придирчивее.       Лань Цижэню хотелось, чтобы все было безукоризненно, и он снова и снова забраковывал подготовленные Лань Сичэнем документы, выискивая в них огрехи и нудя о том, что Облачные Глубины должны подавать пример остальным кланам. Лань Сичэнь старался, но чем больше работы на него наваливалось, тем тяжелее ему становилось. Помимо подготовки к совету были и обычные дела, он разрывался между обязанностями, стараясь выполнить всё и сразу, и был настолько измотан напряжённым графиком, что засыпал буквально на ходу. Но дядя этого не замечал или делал вид, что не замечает, и продолжал заваливать Лань Сичэня работой и упрёками, когда эта работа не была сделана должным образом.       Госпожа Юйцинь тихонько заглянула за ширму, расстроилась нездоровому цвету лица спящего супруга и подумала, что стоит набрать трав и приготовить целебный отвар.       — Сичэнь? Где он…       В павильон пришёл Лань Цижэнь. Увидев, что место за столом пустует, а документы не подготовлены, Лань Цижэнь принялся браниться:       — Ничего не готово, а он куда-то ушёл? Как можно пренебрегать своими обязанностями главы?       Госпожа Юйцинь вышла к нему и, хмуря брови, сказала:       — Господин Сичэнь прилёг отдохнуть. Говорите тише, уважаемый свёкор.       — Отдохнуть? Когда работа не сделана? Правилами Гусу Лань… Что это вы делаете?       Лань Цижэнь собирался пройти за ширму, чтобы растолкать старшего племянника, но госпожа Юйцинь встала в проходе и вытянула вбок руку, не давая ему пройти.       — Господин Сичэнь отдыхает, не беспокойте его, — твёрдо повторила она. — Уверена, ничего страшного не произойдёт, если документы будут разобраны часом позже.       — У меня каждая минута на счету! — возмутился Лань Цижэнь. — Глава клана не должен пренебрегать своими обязанностями и ставить их превыше личных благ!       — Вы считаете необходимость во сне «личным благом»? — уточнила госпожа Юйцинь. — Вы всё время повторяете, что он что-то должен, но ни разу не спросили, чего он хочет.       — Глупости какие, — раздражённо оборвал её Лань Цижэнь, — у главы клана есть обязанности и…       — Но он ведь не только глава клана, он не марионетка, он живой человек, он мыслит и чувствует.       — А теперь и женщина со мной спорит, — ещё раздражённее отозвался Лань Цижэнь. — Похоже, только один я забочусь о будущем клана…       — Разве ваши племянники не являются частью этого будущего? Чего вы достигнете, делая их жизнь невыносимой?       — Что? — оскорбился Лань Цижэнь. — Невыносимой?       — Вы загрузили работой старшего племянника и изводите упрёками младшего.       — Вы ещё скажите, что упрёки несправедливы! — вспылил Лань Цижэнь. — Может, разбить Стену послушания, раз уж никто в этом клане больше не следует правилам? Глава клана бездельничает, женщины спорят с мужчинами, бесстыдники средь бела дня развратничают…       — На Стене послушания не сказано, что главе клана, или женщине, или «бесстыдникам» запрещено жить своей жизнью, невзирая на принадлежность к клану, — заметила госпожа Юйцинь и заслонила собой проход ещё больше. В её положении сделать это было легко. Не станет же Лань Цижэнь отталкивать женщину на сносях?       — Старших в этом клане ни во что не ставят! — воскликнул Лань Цижэнь. — Позор на мои седины!       — Не так уж и много у вас седых волос, — заметила госпожа Юйцинь. — И не драматизируйте: племянники относятся к вам с уважением.       — С уважением?!       — Конечно, — кивнула госпожа Юйцинь, — поскольку молчаливо сносят ваши придирки. Будь я на их месте, я давно выдрала бы вам упомянутые седины, уважаемый свёкор.       Лань Цижэнь попятился проворнее, чем сам от себя ожидал, и прикрыл бородку ладонью.       Оставшись одна, госпожа Юйцинь удовлетворённо улыбнулась и снова заглянула за ширму. Лань Сичэнь не проснулся, даже несмотря на устроенный дядей шум. Она знала, что обычно он спит чутко и просыпается от малейшего звука или движения, но Лань Сичэнь не проснулся, ни когда она подошла, чтобы укрыть его одеялом, ни когда зажгла благовония, чтобы ему лучше спалось. Значит, действительно был измотан физически.       Госпожа Юйцинь вернулась к столу, не без труда уселась за него и стала разбирать документы. К тому моменту, когда Лань Сичэнь проснулся, практически все бумаги, за исключением, быть может, двух или трёх писем, были разобраны, нужные — подписаны.       — Я, кажется, проспал несколько часов, — проговорил Лань Сичэнь, выходя из-за ширмы.       Увидев госпожу Юйцинь за столом, он всполошился:       — Госпожа Юйцинь, я ведь просил вас не сидеть на полу. В вашем положении…       — Я сижу на подушке, — возразила госпожа Юйцинь, — а не на полу. Простите, что взяла на себя смелость помочь вам с документами, господин Сичэнь. Прочтите резолюции, и если сочтёте, что они выполнены ненадлежащим образом, сожгите их… С вашего позволения…       Лань Сичэнь помог ей подняться, под руку вывел из павильона, чтобы проводить её, но госпожа Юйцинь сказала, что сама справится. Лань Сичэнь пообещал заглянуть к ней позже.       Вернувшись к себе, он внимательно просмотрел все документы, в том числе и те, которые подписала госпожа Юйцинь. Примечания, подписанные ей, были дельные, и сам Лань Сичэнь не написал бы лучше. Те документы, что относились к будущему совету кланов, Лань Сичэнь отнёс дяде. Лань Цижэнь сделал вид, что занят чтением и не заметил старшего племянника. Лань Сичэнь молча положил увесистую стопку бумаг на край стола, поставил на неё курильницу, чтобы не разлетелись от сквозняков, и, чуть поклонившись, вышел.       «Мне нужно немного А-Яо… — устало подумал он, глянув на солнце. — Сердце не встанет на место, если не увижу его…»       В лабиринтном павильоне стояла предвечерняя тишина. Лань Сичэнь краем глаза взглянул на заваленный скомканными бумагами стол. Среди общего хаоса обнаружился отличный рисунок печати со скруглёнными краями — дополнение к уже установленной печати. «Если А-Яо завершил работу, почему мне не сказал?» — с лёгким неудовольствием подумал Лань Сичэнь. Он взял рисунок, поднёс его к глазам, разглядывая. Выполнено было безукоризненно.       Цзинь Гуанъяо спал, утомлённый работой. Лань Сичэнь осторожно лёг к нему, обвил его талию руками. Он почувствовал, как тело Цзинь Гуанъяо напряглось и тут же расслабилось. Полагая, что он проснулся, Лань Сичэнь дотронулся губами до его шеи, приник к нему сзади всем телом, позволяя бёдрам отыскивать подходящий для этого положения ритм танца.       — А-Яо… А-Яо… — хрипло повторял он, оставляя на его шее след за следом.       Цзинь Гуанъяо опять шевельнулся, выгнулся, заглядывая себе за плечо. Глаза его были затуманены сном.       — Эргэ, ты при… — начал и недоговорил он, осознав, что в постели они не двое порознь, а одно целое.       — А-Яо… ты… ты правда спал и ничего не чувствовал? — в лёгком замешательстве спросил Лань Сичэнь, верно истолковав его реакцию.       — Сейчас чувствую, — сказал Цзинь Гуанъяо и засмеялся, закидывая руку, чтобы вплести пальцы в волосы Лань Сичэня. — Эргэ, зачем ты остановился?       — Я думал, ты проснулся, — смущённо пояснил Лань Сичэнь.       — Теперь проснулся.       Лань Сичэнь снова впился в его шею губами, танец бёдер продолжился. Цзинь Гуанъяо закусил губу, крепче стиснул волосы Лань Сичэня в горсти. Ещё опутанное сонными тенетами тело было неотзывчиво, ему требовалось время, чтобы проснуться, но Лань Сичэня Цзинь Гуанъяо не останавливал. Жадные поцелуи, которыми тот осыпал шею Цзинь Гуанъяо, лихорадочно бродящие под одеянием пальцы, — всё говорило, что Лань Сичэнь отчаянно нуждается в этой близости. «Должно быть, что-то произошло», — решил Цзинь Гуанъяо и закусил губу так крепко, что из угла рта пошла кровь. Несколько особенно отчаянных рывков — и Лань Сичэнь затих, крепко вжимая в себя дрожащее тело Цзинь Гуанъяо.       — Эргэ, с тобой всё в порядке? — тихо спросил Цзинь Гуанъяо, нащупывая ладонью его щёку.       — Теперь — да, — отозвался Лань Сичэнь.

***

      Цзинь Гуанъяо протянул Лань Сичэню несколько исписанных листов, на верхнем была нарисована округлая печать.       — А-Яо, — сказал Лань Сичэнь, — ты ведь давно уже завершил работу над ней. Почему показываешь только сейчас?       Цзинь Гуанъяо неопределённо пожал плечами:       — Многое пришлось корректировать уже после завершения работы. Я должен был удостовериться, что ни в чём не ошибся. Ошибки дорого обходятся.       — Но ты уверен, что правильно расшифровал изначальную печать? — уточнил Лань Сичэнь, сжимая листы в горсти. — Если в расчёты закралась ошибка…       — Уверен, — твёрдо сказал Цзинь Гуанъяо, вставая напротив Лань Сичэня и развязывая своё одеяние, — поэтому, эргэ, нанеси завершающий орнамент на мою печать.       — Прямо сейчас? — с лёгким трепетом спросил Лань Сичэнь. — Быть может, стоит сначала показать твои записи молодому господину Вэю? Мне не хотелось бы рисковать… тобой.       — Никакого риска, — пожал плечами Цзинь Гуанъяо, — или получится, или…       — Или? — глухо повторил Лань Сичэнь.       — Или нет, — докончил Цзинь Гуанъяо и встал чуть боком, чтобы Лань Сичэню была хорошо видна основная печать.       Лань Сичэнь вздохнул, взял кисть и сделал первый мазок. Цзинь Гуанъяо слегка дёрнулся и засмеялся:       — Это щекотно, эргэ!       Лань Сичэнь придержал его бок ладонью и продолжил наносить контуры дополнительной печати. Он делал это медленно, то и дело сверяясь с рисунком. На сердце было очень неспокойно, но он старался не подавать виду.       — Готово, — сказал Лань Сичэнь, нанося последний штрих.       — Спасибо, эргэ, — отозвался Цзинь Гуанъяо, опуская голову, чтобы взглянуть на свой бок.       — Что ты чувствуешь? — с напряжением спросил Лань Сичэнь.       Цзинь Гуанъяо прислушался к себе. На его лице отразилось разочарование.       — Ничего, — сказал он с досадой, — абсолютно ничего.       Мысленно Лань Сичэнь вздохнул с облегчением. Ничего — это лучше, чем что бы то ни было.       — Не расстраивайся, А-Яо, — вслух сказал он. — Такие сложные техники редко получаются с первого раза… А-Яо?       Цзинь Гуанъяо сильно побледнел, глаза его выцвели, превратившись в два потухших уголька. Он пошатнулся и закашлялся. На пол брызнула кровь.       — А-Яо! — Лань Сичэнь крепко схватил его за плечи.       — Эргэ… — невнятно выговорил Цзинь Гуанъяо, — кажется, я всё-таки в чём-то ошибся.       Лань Сичэнь подхватил его на руки и уложил на кровать.       — А-Яо! — сходя с ума от беспокойства, повторял он. — А-Яо! Что с тобой?       — Печать… — выдавил Цзинь Гуанъяо.       Лань Сичэнь попытался стереть её, но краска будто намертво въелась в тело. От обломков Иньского железа потянулись во все стороны чёрные изломанные линии, на коже тут и там проступали тёмные пятна, похожие на трупные. Голова Цзинь Гуанъяо неловко запрокинулась, он потерял сознание. Лань Сичэнь проверил его пульс, ужаснулся хаосу, царящему внутри. Это походило на агонию смерти.       — А-Яо? А-Яо! — продолжал звать Лань Сичэнь, но Цзинь Гуанъяо не откликался.       Лань Сичэнь применил несколько заклинаний, но ни одно не сработало.       — Почему? — прошептал он, чувствуя, что по позвоночнику крадётся ледяная дрожь. — Почему?       Цзинь Гуанъяо всё больше был похож на мертвеца, скоро Лань Сичэнь не смог даже отыскать пульс. Старые шрамы вздулись гноем, будто плоть начала разлагаться. Лань Сичэнь вскочил, заметался по павильону, вцепившись в волосы на виске, слетел с террасы и поспешил из лабиринта в Облачные Глубины. Помощи искать он мог только в одном месте.       — Опять фальшивая нота.       — Лань Чжань, я ведь тебе говорил, что гуцинь не моё, — недовольно проворчал Вэй Усянь, нарочно принимаясь как попало тренькать по струнам.       — Вэй Ин, не дурачься, — строго сказал Лань Ванцзи.       Вэй Усянь закатил глаза:       — Лань Чжань, с меня и флейты довольно, а не окажется под рукой флейты, вокруг полно листиков и травинок. Зачем мне ещё и гуцинь?       — Все в клане Гусу Лань умеют играть на гуцине.       — Я не из клана Гусу Лань, — возразил Вэй Усянь.       Лицо Лань Ванцзи дёрнулось невралгией. Вэй Усянь заметил и поспешно добавил:       — Я только твой, а не гусуланьский… Ну хорошо, хорошо, буду учиться играть на гуцине, пока пальцы в кровь не изрежу, только не хмурься!       Лань Ванцзи нахмурился ещё сильнее, снял руку Вэй Усяня со струн и придирчиво её осмотрел. Вэй Усянь едва слышно фыркнул:       — Лань Чжань, я всего пару раз тренькнул. Я бы не успел порезаться.       — Вэй Ин.       Вэй Усянь провёл пальцем по губам — молчу, мол, — и ещё пару раз тренькнул на гуцине.       — Не так, — прервал его Лань Ванцзи. — Нет. Неправильно. Нет. Снова нет… Вэй Ин, ты это нарочно?       Вэй Усянь поглядел на него с самым невинным видом, какой только смог на себя напустить:       — Ну что ты! Стал бы я саботировать персональные уроки моего любимого муженька?       На лицо Лань Ванцзи поползла краска, а бесконечно довольный Вэй Усянь засмеялся и наотмашь тренькнул по струнам. Оба они тут же уставились друг на друга: звук вышел отменный, вот только это была нота не из той мелодии, которой Лань Ванцзи пытался обучить Вэй Усяня, а из Смертельных Струн.       — Вэй Ин, — строже прежнего сказал Лань Ванцзи.       — Случайно вышло, — растерянно отозвался Вэй Усянь. — Значит, это атакующий трунь?       — Тру… что? — переспросил Лань Ванцзи.       — Трунь. Или трынь. Нужно же было как-то назвать? Да-да, я знаю, что у каждого пассажа есть длиннющее гусуланьское название, — закивал Вэй Усянь, — но их пока произнесёшь — язык сломаешь. Так что я буду называть их просто «такой-то трунь». Или трынь.       — Это был не атакующий… трунь, — после паузы отозвался Лань Ванцзи.       — А какой? — с любопытством спросил Вэй Усянь.       — Вэй Ин, к Смертельным Струнам нельзя относиться безответственно. Техника требует досконального изучения. Нельзя просто взять и… трунькнуть.       Вэй Усянь заливисто засмеялся. Ему нравилось выражение лица, с которым Лань Ванцзи произносил выдуманные им словечки.       — Ванцзи…       Голос Лань Сичэня раздался так неожиданно, что они оба вздрогнули и разом обернулись. Лань Сичэнь был бледен, лихорадочный блеск в глазах выдавал нервное возбуждение. Он вошёл, даже не спросив разрешения войти — немыслимый поступок для Цзэу-цзюня!       — Ванцзи… — повторил он дрожащим голосом, сделав несколько неверных шагов в Цзинши.       — Сюнжчан? — всполошился Вэй Усянь, подскакивая к нему и придерживая его под руку, поскольку ему показалось, что Лань Сичэнь в любой момент готов лишиться чувств.       — Брат? — с тревогой спросил Лань Ванцзи.       — Ванцзи… — повторил Лань Сичэнь. — Ванцзи, я знаю, как ты ко всему этому относишься, но…       Ванцзи, пожалуйста!       — Что-то случилось с Ляньфан-цзунем? — понял Вэй Усянь.       Лань Ванцзи нахмурился.       — Ванцзи… я прошу тебя… — с трудом выговорил Лань Сичэнь. — Я… я…       К их изумлению и даже ужасу, Лань Сичэнь встал перед Лань Ванцзи на колени.       — Ванцзи, я тебя на коленях умолять готов…       Лань Ванцзи был потрясён настолько, что застыл на месте. За всю свою жизнь он ни разу не видел брата коленопреклонённым.       — Сюнжчан! — поражённо воскликнул Вэй Усянь, и толкнул Лань Ванцзи под бок.       Лань Ванцзи опомнился, и они подняли Лань Сичэня с колен. В его глазах тлели искры зарождающегося безумия.       — Ванцзи… пожалуйста… — Лань Сичэнь крепко взял младшего брата за руку. — Ты можешь представить себе, что я чувствую? Тот ужас бессилия, когда ничем не можешь помочь любимому человеку…       По лицу Лань Ванцзи пробежала тень. Даже слишком хорошо он это себе представлял… нет, он знал этот «ужас бессилия», а не представлял. Шестнадцать лет назад, когда его сердце рвалось на тысячу лепестков… Лань Ванцзи прикрыл глаза, болезненно опустил углы рта.       — Лань Чжань, — вмешался Вэй Усянь, немало встревоженный, — ты ведь разрешишь мне пойти и взглянуть? Давай вместе пойдём и посмотрим, что случилось в лабиринте… Сюнжчан, это Иньское железо?       — Не знаю. Не так, как было прежде… — выговорил Лань Сичэнь, вжимая пясть в висок.       Он пошатнулся. Вэй Усянь ловко подхватил его под руку и усадил:       — Сюнжчан, вам нужно успокоиться. Сейчас я налью вам чаю. Соберитесь с мыслями.       Он почти силой заставил Лань Сичэня отпить из чашки.       — Он будто… на глазах начал… стал мертвецом, — сдавленно сказал Лань Сичэнь.       — Стал марионеткой? — уточнил Вэй Усянь.       Лань Сичэнь отрицательно покачал головой.       — Лань Чжань!       Лань Ванцзи, до сих пор стоявший с закрытыми глазами, медленно проговорил:       — Мгм?       — Мы ведь прямо сейчас пойдём и посмотрим, что с Ляньфан-цзунем? — Вэй Усянь подёргал его за рукав.       — Ванцзи…       Лань Ванцзи открыл глаза. Ему не хотелось подвергать Вэй Усяня опасности, но он не мог и видеть старшего брата в таком состоянии. Его чувства были настолько сильны, что он готов был поступиться собственной гордостью и на коленях просить о помощи. «Почему эти чувства в нём не мог вызвать кто-то другой? — болезненно подумал Лань Ванцзи. — Почему это должен быть именно Цзинь Гуанъяо?»       — Вэй Ин, — сказал он, крепко беря его за руку, — при одном условии…       — Да-да, — не дослушав его, закивал Вэй Усянь, — не подвергать себя опасности и не прыгать выше головы. Мы ведь вместе пойдём, Лань Чжань. Ты в любой момент сможешь меня остановить.       Лань Ванцзи медленно кивнул. Он знал, что не сможет. Если Вэй Усянь что-то решал для себя, то делал это с максимальной отдачей. Остановить его на полпути было бы ещё хуже полного запрета.       У лабиринтного павильона Лань Сичэнь остановился.       — Войти и увидеть, что А-Яо… — невнятно выговорил он.       — Сюнчжан, — мягко сказал Вэй Усянь, — я не думаю, что Ляньфан-цзунь настолько слаб. Однажды он уже вернулся к вам… с того света… где бы это ни было. Вряд ли он так легко расстанется с жизнью и на этот раз. Ваша связь слишком крепка, чтобы прерваться… вот так.       Он шагнул на крыльцо, но Лань Ванцзи перехватил его за локоть:       — Вэй Ин.       Вэй Усянь скорчил недовольную моську:       — Лань Чжань, я не чувствую Иньской энергии. Ни тумана, ни зловещей ауры… Ты ведь тоже ничего не ощущаешь?       Лань Ванцзи вынужден был согласиться:       — Мгм.       Они вошли. Лань Сичэнь, помедлив, тоже. Тишину павильона нарушал слабый свистящий звук, перемежающийся с гулким бульканьем. Доносился он из губ Цзинь Гуанъяо.       — Дышит, по крайней мере, — пробормотал Вэй Усянь, подходя к кровати и окидывая лежащее на ней тело быстрым цепким взглядом. — Никогда такого не видел… Откуда у него эти… синяки?       Лань Сичэнь поднял смятый лист с рисунком печати и протянул ему:       — После того как мы нанесли дополнительную печать… стало вот так.       Вэй Усянь, не забирая рисунка, но достаточно долго на него посмотрев, отозвался неопределённо:       — Хм.       Он осторожно тронул пульс Цзинь Гуанъяо, высоко выгнул бровь. «С вашего позволения», — проговорил он и распахнул одеяние Цзинь Гуанъяо, чтобы взглянуть. Лань Сичэнь издал глухой стон: тёмных пятен на теле Цзинь Гуанъяо прибавилось.       — Ну, могу вам сказать: он определённо не труп, — заметил Вэй Усянь, наклоняясь и разглядывая торс Цзинь Гуанъяо. — По трупам я специалист, так что могу смело это утверждать…       Лань Ванцзи напряжённо следил за каждым его движением, готовый в любой момент, если что, оттащить его. Ему не слишком нравилось, что Вэй Усянь смотрит на практически голого Цзинь Гуанъяо, но он понимал, что осмотр необходим, чтобы Вэй Усянь сделал выводы.       Вэй Усянь уже глядел на узоры, покрывающие бок Цзинь Гуанъяо.       — Понятно… — протянул он и, полуобернувшись, сказал: — Поздравляю. Вы его чуть не убили.       Лань Сичэнь помертвел:       — А-Яо неверно расшифровал печать?       — Да нет, как раз верно расшифровал, — возразил Вэй Усянь, — но нанесена она неправильно.       Он протянул руку, провёл ладонью, не касаясь кожи, поверх печатей. Раздалось лёгкое потрескивание, и свежая печать пропала с тела Цзинь Гуанъяо.       — Неправильно? — выдохнул Лань Сичэнь, глядя на рисунок. — Я был уверен, что ничего не упустил.       — Вы самое главное упустили: не подумали о принципе нанесения печатей, — сказал Вэй Усянь, подходя к столу и беря кисточку.       Он нарисовал на листе печать. Лань Сичэнь поглядел и медленно спросил:       — Но ведь эта… выглядит так же, как и та, что нарисовал А-Яо?       — Конечно, — кивнул Вэй Усянь и, вернувшись к Цзинь Гуанъяо, прижал рисунок к его боку, чтобы свежая краска отпечаталась поверх основной печати. — Но её не нужно было срисовывать.       — Зеркальность, — проронил Лань Ванцзи, который по-прежнему внимательно следил за Вэй Усянем.       Лань Сичэнь издал слабый стон и выронил рисунок:       — Я… я едва его не убил…       — Печать призвана запечатывать Иньскую энергии и направлять её так, чтобы она не тревожила Золотое Ядро. Из-за того, что дополнительная печать была нанесена неправильно, Иньская энергия распространилась по духовным меридианам, но основная печать по-прежнему её сдерживает и не даёт выплеснуться наружу, как это было в прошлый раз. Иньская энергия пытается покинуть тело, рвётся изнутри, но она ослаблена основной печатью, поэтому урон для физического тела минимален. А вот духовное поле значительно возмущено. Полагаю, духовных сил в его теле почти не осталось: их высосали и поглотили тёмные потоки, циркулирующие сейчас по духовным каналам. То, что он наработал за годы жизни в лабиринте, утрачено. Ему придётся начинать с начала, я боюсь.       Лань Сичэнь опустился прямо на пол и закрыл лицо ладонью. Лань Ванцзи, полагая, что брату стало нехорошо, бросился к нему. Лань Сичэнь едва слышно проговорил:       — А-Яо жив. Прочее — неважно.       Вэй Усянь прикрыл Цзинь Гуанъяо одеялом и развернулся к Двум Нефритам.       — Очнётся, я полагаю, нескоро, — сказал он. — Духовными вливаниями поддержать можно, но в разумных пределах. Пятна с тела пропадут уже через пару часов, когда духовные каналы очистятся. По поводу нарывов на шрамах… Я бы их вскрыл и прочистил. В остальном… медитация, укрепляющие чаи… Ха-ха, я прямо как лекарь объясняться начал!..       Лань Сичэнь справился с собой, поднялся и поклонился Вэй Усяню гораздо ниже, чем того требовал этикет, после развернулся и поклонился уже Лань Ванцзи.       — Да что вы, в самом деле… — неловко засмеялся Вэй Усянь. Он всегда испытывал неловкость, когда его благодарили.       — Я перед вами в неоплатном долгу, — негромко сказал Лань Сичэнь, кусая губы.       — Нам… нам пора уже, — выпалил Вэй Усянь и, схватив Лань Ванцзи за руку, утащил из павильона.       — Вэй Ин…       — А-а-а! — яростно взъерошил волосы Вэй Усянь, останавливаясь (он уже успел дотащить Лань Ванцзи до самого лабиринта). — Вот зачем он так? Я ничего особенного не сделал… Даже усилий прилагать не пришлось. Не веришь? Пощупай мой пульс.       Лань Ванцзи с самым серьёзным видом это сделал.       — Видишь?       — Мгм, — отозвался Лань Ванцзи. На этот раз Вэй Усянь его не обманывал: пульс его не изменился, общее состояние тоже. Лань Ванцзи мысленно выдохнул с облегчением.       Вэй Усянь поглядел на лабиринт, бросил какой-то оценивающий взгляд на Лань Ванцзи.       — Что? — не понял тот.       — Я устал, — объявил Вэй Усянь. — Подставляй спину. Понесёшь меня.       — Мгм? — выгнул бровь Лань Ванцзи.       — Мгм… Лань Чжань! Я не так имел в виду…       Лань Ванцзи преспокойно взял его на руки и понёс:       — Чем тебе не нравится?       — Если бы понёс меня на спине, выглядело бы драматичнее, — заметил Вэй Усянь.       — Дра… Вэй Ин, — укоризненно сказал Лань Ванцзи.       Цзинь Гуанъяо очнулся лишь через четыре дня.       Лань Сичэнь заботился о нём всё это время, покидая лабиринт лишь на несколько минут, чтобы «показаться» на трапезах и собраниях. Официально он объявил, что медитирует в уединении, чтобы избежать искажения Ци, а поскольку лекари прежде диагностировали у него прогрессирующую потерю духовных сил, то звучало это убедительно. Осунувшееся лицо и синяки под глазами — результат круглосуточного присмотра за Цзинь Гуанъяо — лишь дополняли картину.       Тёмные пятна с тела Цзинь Гуанъяо исчезли одно за другим буквально на другой же день, значит, циркуляция духовных сил пришла в норму. Помня о словах Вэй Усяня, Лань Сичэнь понемногу передавал Цзинь Гуанъяо собственные духовные силы. Очень медленно, но они усваивались; Иньское железо теперь было полностью изолировано от меридианов и не отравляло их.       Цзинь Гуанъяо пришел в себя, когда Лань Сичэнь отирал его тело влажным полотенцем. Он задрожал всем телом, закашлялся и открыл глаза.       — А-Яо! — обрадовался Лань Сичэнь.       — Эргэ… — одними губами выговорил Цзинь Гуанъяо. Слова сухим песком царапались в горле.       Лань Сичэнь приподнял его голову и дал ему напиться.       — Что произошло? — с недоумением спросил Цзинь Гуанъяо. — По мне будто табун свиней прошёлся.       Он попытался сесть, но не смог: тело не слушалось. Лань Сичэнь осторожно усадил его, прислоняя спиной к стене. Так сидеть Цзинь Гуанъяо мог.       — Не могу двинуть ни единым мускулом, — удивлённо сказал Цзинь Гуанъяо. — Что это? Меня разбил паралич?       — Нет. Твоё тело восстановится со временем, — возразил Лань Сичэнь. — Просто…       Он запнулся и замолчал.       — Просто? — подтолкнул его Цзинь Гуанъяо.       — Просто ты опять вернулся к тому, с чего начал. Ты снова обычный человек. Заклинательские навыки опять утрачены. Прости.       — За что? — удивился Цзинь Гуанъяо.       — Я в этом виноват. Неверно перенёс печать на твоё тело.       Цзинь Гуанъяо, выслушав его, едва заметно усмехнулся:       — Мне не тягаться с Лаоцзу… Принцип зеркальности! Как я мог забыть об этом?.. Эргэ, это мой недосмотр. Незачем себя винить. К тому же всё обошлось.       — Обошлось? — воскликнул Лань Сичэнь. — А-Яо, ты разве не слышал, что я тебе сказал? Твои заклинательские навыки опять обнулились. Всё, над чем ты так упорно работал все эти годы, пошло прахом…       — Я так не считаю, — возразил Цзинь Гуанъяо живо. — Мне просто нужно начать заново, только и всего. Опыт у меня есть.       — А-Яо…       — Всё в порядке, — уверил его Цзинь Гуанъяо.       — Как ты можешь быть в порядке, когда…       — Я всё ещё могу быть с тобой, эргэ, — тихо сказал Цзинь Гуанъяо, и его бледное лицо осветила тень улыбки, — значит — в порядке.