Нефритовый дворец для гуциня и флейты

      Лань Сычжуй и Лань Цзинъи восприняли наказание спокойно. Выслушав вердикт одного из старших наставников, они послушно взяли кисти и бумагу, отошли в сторону и, встав на руки, стали писать по памяти «Раздел о ненадлежащем поведении». Цзинь Лин к ним присоединяться не спешил. Он вообще страшно оскорбился, что наказание назначили и ему. Комендантский час нарушил Лань Цзинъи, а наказывали всех троих.       — Это называется коллективная ответственность, — строго сказал старший наставник.       — Где это написано, чтобы за проступок другого наказывали тех, кто ни сном ни духом? — возмутился Цзинь Лин.       Старший наставник показал, где написано. На 245 странице «Раздела о ненадлежащем поведении», третья строка снизу. Цзинь Лин не сдавался и потребовал показать ещё и где написано, что наказание нужно принимать стоя на руках.       — Просто встань на руки и пиши уже, — сказал Лань Цзинъи.       — Сам пиши! — возмутился Цзинь Лин.       — Я и пишу… — уныло отозвался тот.       Старший наставник перевернул несколько страниц и ткнул Цзинь Лина носом в нужную строку. Там действительно была поздняя вставка, что наказание стоя на руках полагается за нарушение комендантского часа.       — Бери кисть и бумагу и иди к остальным, — велел старший наставник.       — Я будущий глава клана! — возмутился Цзинь Лин. — Однажды я стану главой клана Цзинь! Подобное наказание унизительно для…       — Сейчас ты всего лишь ученик в Облачных Глубинах, — отрезал старший наставник, — а между учениками различий не делается. Живо вставай на руки, или я велю принести ферулу!       С ферулой встречаться Цзинь Лину в это замечательное утро не хотелось. На руках стоять тоже. Как вообще можно при этом ещё и что-то писать? Он поглядел на приятелей. Лань Сычжуй стоял на одной руке, прямой как струнка, зажав кончик лобной ленты в зубах, чтобы тот не мешал, и быстро водил кистью по бумаге, причём иероглифы у него ещё и красивые выходили, почти каллиграфические, и даже лицо не побагровело от перевёрнутого состояния. Лань Цзинъи — бальзам на душу! — справлялся с уроком не столь хорошо, и Цзинь Лин с удовольствием подумал, что старший наставник непременно заставит его переписывать всё заново.       — А не будешь ночью еду воровать, — назидательно сказал Цзинь Лин.       — Принимайся за работу! — велел старший наставник.       Цзинь Лин всё ещё размышлял, как отделаться от наказания. Глаза его вспыхнули озарением, он взял бумагу и кисть и, отойдя к стене, встал на руки. До стены было всего полпальца, если бы он покачнулся, то не упал бы, а если выпятить пятую точку, то можно придать позе устойчивость.       — Немедленно отойди от стены и встань рядом с остальными! — рассердился старший наставник.       — Где в «Разделе о наказаниях» сказано, что ученик должен стоять посредине комнаты, а не у стены? — поинтересовался Цзинь Лин. — Если вы мне не покажете, где это написано, я и с места не сдвинусь, поскольку технически наказание я принимаю: стою на руках и пишу правила.       — Ты! — рявкнул старший наставник и принялся лихорадочно листать свод правил, но в «Разделе о ненадлежащем поведении», действительно, ничего не было написано о том, что нельзя стоять на руках у стены! — Всё равно нельзя! Это нечестно по отношению к остальным!       — Наказывать за проступки одного других тоже нечестно по отношению к остальным, — парировал Цзинь Лин.       Проходившие мимо Вэй Усянь и Лань Ванцзи, услышав перепалку, заглянули в ученический павильон.       — А, знаменитое гусуланьское стояние на руках, — протянул Вэй Усянь с долей скептицизма.       — Учитель Вэй! — обрадовался Лань Сычжуй. Он уже дописал свой урок, встал на ноги и подбежал к Вэй Усяню, чтобы показать ему написанное. Вэй Усянь, глянув на листок, одобрительно похлопал его по плечу.       — А Цзинь Лин почему в углу стоит? — изумился Вэй Усянь, увидев, что племянник принимает наказание в стороне от прочих.       Выслушав гневный рассказ старшего наставника, Вэй Усянь пришёл в дикий восторг.       — До чего же хитрожо… сообразительный у меня племянник! — воскликнул Вэй Усянь, рассмеявшись. — Проявил смекалку!       — Не хвали его за это, — сказал Лань Ванцзи. — Наказание учит послушанию и…       — Вообще-то тут я с Цзинь Лином согласен, — возразил Вэй Усянь. — Если следовать этой логике — ну, о коллективной ответственности, — то, грубо говоря, можно сказать, что и Сюэ Ян был тогда прав, вырезав весь клан обидчика, вместо того чтобы убить лишь того, кто сломал ему палец, и Вэнь Чао, что стёр с лица земли Пристань Лотоса за то, что я осмелился ему возразить…       — Как можно такое сравнивать! — возмутился старший наставник. — Как можно приводить в качестве примера чудовищные злодеяния!       — Чудовищное начинается с малого, — спокойно возразил Вэй Усянь.       Лань Ванцзи открыл рот, чтобы возразить что-то, но передумал. Каким бы притянутым за уши ни казалось это сравнение, Вэй Усянь был прав. В глубине души Лань Ванцзи и сам считал, что этот пункт правил ошибочен, но оспорить тысячелетние устои… мог только Вэй Усянь, что он и делал.       — С другой стороны, — сказал Вэй Усянь, и его глаза хитро блеснули, — наказание это — стойка на руках — штука полезная…       Он, было, прошёлся колесом по павильону, но на полпути охнул и встал, держась за поясницу.       — Старость, старость… — покачал он головой, хоть дело было, разумеется, в том, что они с Лань Ванцзи ночью переусердствовали. — Стойка на руках вырабатывает характер и выносливость. К тому же никогда не знаешь, где тебе это пригодится. Правда, Лань Чжань?       — Вэй Ин, — предупредительно сказал Лань Ванцзи.       Вэй Усянь ухмыльнулся. Это было чистым безумием — заниматься любовью стоя на руках! Даже Лунъян до такого не додумался. К тому же, пока они пробовали, Вэй Усянь хохотал как сумасшедший, что тоже нужному настрою не способствовало.       — В другой раз наказанием булочек займусь я, — сказал Вэй Усянь старшему наставнику. — Они мои ученики, я сам их наказывать должен. Почему не послали за мной, когда Лань Цзинъи попался?       Старший наставник задушенно кашлянул и отвёл глаза. За Вэй Усянем бы послали, но, судя по доносящимся из Цзинши крикам, прийти бы он всё равно не смог, поэтому от этой идеи отказались и справились своими силами.       — Допишете страницу и можете идти, — распорядился Вэй Усянь, глянув на Лань Цзинъи и Цзинь Лина. — А если Лань Цзинъи снова попадётся за воровством еды, то его ждёт хорошая порка!       Прозвучало несколько двусмысленно. Цзинь Лин так и не понял, что Вэй Усянь имел в виду на самом деле, сказав это: то, что Лань Цзинъи нельзя красть еду с кухни, или то, что ему нельзя попадаться.       Урок Цзинь Лин выполнил последним, Лань Сычжуй и Лань Цзинъи успели давно уйти: он не был привычен к подобному, дело продвигалось медленно. «Эти Лани настоящие маньяки, — думал он, — диву даюсь, как Вэй Усянь с ними уживается!»       Наконец Цзинь Лин закончил и отправился на поиски приятелей. Он краем глаза заметил, как они переглянулись перед уходом, и сообразил, что они что-то замышляют. Стоило их разыскать и выяснить, что именно.       У кухни Цзинь Лин услышал голоса и помчался туда, но «зелени» там не оказалось.       Вэй Усянь спорил с Лань Ванцзи насчёт фруктового вина. Сам Вэй Усянь сидел на столе и старательно пририсовывал к донышку каждого сосуда магический круг, чтобы «облагородить» его до «Улыбки императора». Фруктовое вино было для гостей, его подавали на банкетах и собраниях кланов. Вэй Усянь считал это двуличием Гусу Лань: запрещать алкоголь в Облачных Глубинах и в то же время подавать вино гостям, хотя вином эту дрянь можно было назвать с натяжкой, больше напоминало разбавленный водой и прокислый ягодный сок! Вэй Усянь решил несколько оживить грядущий банкет, превратив гусуланьское вино в любимую им «Улыбку императора». Лань Ванцзи категорически был против, считая это неуважением к традициям Гусу Лань: рецепт этого фруктового вина передавался из поколения в поколение, дядя его собственноручно делал, позор на его седины и дальше по тексту.       — Да ладно тебе, Лань Чжань, — отмахнулся Вэй Усянь, — ничего плохого в том, чтобы сделать гостям сюрприз, нет. Ты видел, с какими лицами они на банкетах сидят? Твой дядя только порадуется, когда увидит, что они его вино будут сосудами хлестать!       — Вэй Ин, когда всё откроется, тебя накажут, — предупредил Лань Ванцзи.       — Посмотрел бы я на того, кто осмелится наказать Старейшину Илина — фыркнул Вэй Усянь. — Если это, конечно, будешь не ты, я любому настучу по хризантеме даже за один только намёк, что они чем-то недовольны!       — Даже дяде? — уточнил Лань Ванцзи совершенно серьёзно.       Вэй Усянь захохотал:       — Ну, от него-то какого наказания ждать? Швырнёт в меня чем-нибудь или по Облачным Глубинам будет за мной с ферулой гоняться? Если швырнёт, так я уклонюсь. А если погонится, так я всё равно быстрее него бегаю. Меня, если припечёт, и Яблочко не догонит! Куда уж твоему дяде с его сединами!       — Потом не говори, что я тебя не предупреждал, — только и сказал Лань Ванцзи в ответ.       Цзинь Лин понял, что грядущий банкет будет событием из ряда вон выходящим и велел себе запомнить, что на него нужно явиться обязательно и вовремя, чтобы ничего не пропустить!       «Не сквозь землю ж они провалились?» — ругнулся Цзинь Лин, когда не нашёл приятелей ни на тренировочном поле, ни у ручья, ни в Кроличьем лесу, и тут заметил, что «булочки» упомянутых булочек торчат из травы поодаль от библиотечного павильона. «Подозрительно!» — подумал Цзинь Лин.       — Что вы там делаете? — окликнул он приятелей.       Те схватили его за руки, дёрнули к себе, и на одну булочку в зарослях высокой травы стало больше.       — Цыц! — страшным голосом сказал Лань Цзинъи. — Мы тут важные вещи обсуждаем.       — Какие ещё важные вещи? — недовольно спросил Цзинь Лин. — Травяной сок одежду пачкает… Это обязательно нужно делать в зарослях… ай!.. тут и крапива ещё!..       — Мы обсуждаем день рождения учителя Вэя, — шёпотом сказал Лань Сычжуй. — Мы случайно услышали, как он с Ханьгуан-цзюнем об этом обмолвился. Теперь нужно выяснить, который из дней рождения он будет праздновать.       — А у него их несколько, что ли? — изумился Цзинь Лин.       — Разумеется, несколько, — сказал Лань Цзинъи. — Во-первых, день рождения старого Вэй Усяня. Во-вторых, день рождения Мо Сюаньюя. В-третьих, день ритуала самопожертвования, когда Вэй Усянь вернулся к жизни.       Цзинь Лин фыркнул:       — День рождения старого Вэй Усяня? Он не будет его праздновать.       — Почему это? — с подозрением спросил Лань Цзинъи.       — Потому что он не знает точной даты. Я слышал, как дядя об этом говорил: Вэй Усянь не помнит своего детства, а значит, и дня своего рождения тоже, — сообщил Цзинь Лин, бесконечно гордый, что знает что-то, чего даже Лань Сычжуй о Вэй Усяне не знает!       — А что там насчёт дня рождения Мо Сюаньюя? — подумав, спросил Лань Цзинъи.       — Как будущий глава клана, — важно сказал Цзинь Лин, — я мог бы разузнать день рождения моего ближайшего родственника, то есть Мо Сюаньюя, который приходился мне дядей.       — Нет, думаю, учитель Вэй не знает даты его рождения, — покачал головой Лань Сычжуй. — При мне он упоминал год, а не день. Да и вряд ли он бы стал праздновать день рождения… пожертвованного тела.       — Да, — согласился Лань Цзинъи, — это было бы как минимум странно.       — Остаётся день ритуала самопожертвования, — воскликнул Цзинь Лин. — Как будущий глава клана, я мог бы выяснить, когда тот был проведён…       — Ты кое о чём забываешь, — с нескрываемым удовольствием заметил Лань Цзинъи, — мы с Сычжуем прекрасно знаем дату. Мы были в поместье Мо в тот день. Правда, Сычжуй?       — Да, именно в тот день это всё и произошло, — кивнул Лань Сычжуй. — Мы пришли изгонять нечисть и тогда же встретились с Мо Сюаньюем… то есть мы думали, что это Мо Сюаньюй.       — Если хотите знать, — надулся Цзинь Лин, — то и я знаю дату. Я с ним в тот же день встретился! Он…       Цзинь Лин недоговорил и покраснел. О той неприглядной ситуации, в какую он попал по милости Вэй Усяня в тот день, рассказывать явно не стоило. Ему тогда ещё и от Цзян Чэна досталось…       — Что — он? — с любопытством уточнил Лань Цзинъи.       — Ничего, — буркнул Цзинь Лин. — Что там насчёт дня рождения Вэй Усяня?       — Ну, — тут же отвлёкся Лань Цзинъи, — мы думали, что бы ему подарить на день рождения.       — А… — сказал Цзинь Лин.       — Не обольщайся. Что бы мы ему ни подарили, Ханьгуан-цзюня всё равно не переплюнуть, — заметил Лань Цзинъи. — Ты знаешь, что он ему подарил? Пруд с лотосами! А ведь это даже не его день рождения был… Целый пруд дорогущих лотосов! Каждый, говорят, стоит целое состояние!..       — Да, по-моему, в супе все лотосы одинаковые, — заметил Цзинь Лин, — что дорогущие, что обычные. Вэй Усянь наверняка их на похлёбку пустит!..       — Учитель Вэй меня супом угощал, — сказал Лань Сычжуй, покивав, — очень вкусно получилось.       Цзинь Лин решил, что Лань Сычжуй хвастается, и вспыхнул:       — И незачем похваляться!       — Я похваляюсь? — изумился Лань Сычжуй, который, разумеется, ничего подобного не делал, просто вспомнил, что пробовал, вот и сказал.       — Конечно же, он угостит своего сыночка ненаглядного супом, — свирепо докончил Цзинь Лин, — все и так об этом знают!       — Тебя просто тогда ещё не было в Облачных Глубинах, — миролюбиво сказал Лань Сычжуй. — Он бы и тебя угостил.       — Меня-то не угостил, — буркнул Лань Цзинъи, который вдруг почувствовал себя обделённым, хотя до этого момента и не вспоминал об этом.       — Сам виноват, — возразил Лань Сычжуй. — Незачем было ругать кулинарные способности учителя Вэя. — Похлёбка — не каша из клейкого риса. С чего ты взял, что будет невкусно?       Настроение у Цзинь Лина улучшилось, и он даже на крапиву перестал обращать внимание.       — И что вы думаете ему подарить? — спросил он.       Лань Сычжуй и Лань Цзинъи пожали плечами.       «Ага, — подумал Цзинь Лин, — вот и возможность представилась их обскакать! Что эти Лани знают о подарках и вообще о днях рождения!»       Собственные дни рождения Цзинь Лина всегда проходили пышно, его заваливали подарками, во всём старались ему угодить, и он этим бессовестно пользовался. Даже Цзян Чэн ему потакал, что уж говорить о кормилице, прямо-таки обожавшей воспитанника! «Если у кого и спрашивать, так у госпожи Даньян», — решил Цзинь Лин и, когда выдался свободный день, вернулся в Ланьлин.       Кормилица встретила его с распростёртыми объятьями, запричитала, что он похудел, не замечая, что его мускулатура окрепла и что он подрос на полпальца с момента их последней встречи.       — У дяди скоро день рождения, — сказал Цзинь Лин. — Я хочу ему что-нибудь подарить.       Госпожа Даньян решила, что он говорит о Цзян Чэне, и скривилась:       — От него доброго слова не услышишь, одна ругань сплошная, а ты ему ещё подарки дарить собираешься?       — Не тому дяде, — возразил Цзинь Лин, — Вэй Усяню. У Вэй Усяня скоро день рождения.       — А, — тут же смягчилась кормилица, — учителей задабривать нужно, булочка моя ненаглядная, правильно ты сделал, что решил подарить ему подарок!       — Но я не знаю, что ему подарить, — сказал Цзинь Лин. — Ханьгуан-цзюнь, я слышал, ему целый пруд подарил. Не хочу в грязь лицом ударить.       — Подарок должен быть дорогим, — однозначно сказала кормилица. — Наш клан — один из Четырёх Великих Кланов, мы себе можем позволить хоть двадцать прудов! В сокровищницах Ланьлина много артефактов. Выбери самый внушительный. И непременно из золота! Пусть эти видят, что мы, в клане Цзинь, не мелочимся! Эти ведь и не додумаются что-нибудь подарить!       Под «этими» она, разумеется, подразумевала Юньмэн Цзян.       С «ненаглядной булочкой» в сокровищницу госпожа Даньян отправилась вместе и рьяно принялась за дело — выбирать подарок для Вэй Усяня.       — Что скажешь? — спросила госпожа Даньян, указывая на здоровенный золотой треножник. — Он такой тяжёлый, что его вдесятером поднимать надо! Чистое золото! А как сверкает? Эти от зависти позеленеют, когда увидят, что ты ему подарил!       Цзинь Лин засомневался:       — Зачем Вэй Усяню треножник, да ещё такой здоровенный?       — Треножник — вещь в хозяйстве незаменимая хотя бы и тем, что статусная: показывать гостям и хвалиться, — сказала довольно кормилица.       — Сомневаюсь, что в Цзинши бывают гости, — покачал головой Цзинь Лин. — К тому же, зная Вэй Усяня, нисколько не ошибусь, если предположу, что он его распилит и по частям пропьёт. На это все винные лавки Гусу можно скупить!       — Точно! — подхватила кормилица. — Скупи все винные лавки в Гусу и подари ему. Он непременно оценит!       — Он-то оценит, — кисло сказал Цзинь Лин, — а вот Ханьгуан-цзюнь меня за это башкой в землю вобьёт! Ханьгуан-цзюнь церемониться не станет. Он и так Вэй Усяня за распитие вина пилит денно и нощно, я сам слышал…       — А как тебе вот это? — не сдавалась госпожа Даньян и принялась тыкать пальцем в кровать из чистого золота.       Цзинь Лин засомневался. Он краем уха слышал, как Вэй Усянь ругался, что в Облачных Глубинах кровати непрочные, то и дело ломаются. Но что-то подсказывало ему, что влезать в это не стоит.       — Нет, — сказал он, отчаянно помотав головой, — кровать не годится. Могут неправильно понять.       — Тогда вот, беспроигрышный вариант, — обеими руками указала госпожа Даньян на золотую ширму-экран. — Незаменимая вещь в хозяйстве! Куда ни поставь — везде к месту придётся!       — Ты посмотри сначала, что на ней изображено, а потом уж предлагай! — рассердился Цзинь Лин. Изображена, к слову, на ширме была осада горы Луаньцзан. Дарить Вэй Усяню напоминание о прошлых трагических событиях было бы как минимум невежливо, пусть оно и из чистого золота.       — Кто и зачем вообще эту ширму изготовил? — сердито сказал Цзинь Лин.       — По приказу твоего деда, — ответила кормилица.       — Тьфу! — плюнул Цзинь Лин. — Выкинуть или переплавить! Распорядись после.       — Ты только не переживай, булочка моя, — поспешно сказала кормилица, — у нас в сокровищнице ещё много чего есть! Непременно отыщем подходящую для подарка вещь! Вот, скажем, эта курильница. Чем не годится?       — А по-моему, это ночной горшок, — скептически заметил Цзинь Лин, глянув на «артефакт».       — Ну так что ж? — не смутилась кормилица. — Ночной горшок — тоже вещь в хозяйстве незаменимая. Чем кусты орошать в спешке, чинно-благородно нацедил в горшок и вылил куда полагается. И опять же — из чистого золота! У твоего отца было семь таких.       — Зачем? — изумился Цзинь Лин.       — По одному на день недели, — сказала кормилица, пустив ностальгическую слезу. — Как будущий глава клана, и ты непременно должен последовать традиции семидневных горшков…       — Как будущий глава клана, — поспешно сказал Цзинь Лин, — я эту традицию упраздняю! Никаких ночных горшков! Тем более золотых… не говоря уже об их количестве…       Кормилица, явно разочарованная, что такая хорошая традиция почила в бозе, отставила ночной горшок и указала воспитаннику на огромную уродливую золотую зверюгу непонятной породы.       — Вот, — с гордостью сказала она.       — Это что, — испуганно спросил Цзинь Лин, — памятник ночной твари?       — Это жаба, — возмутилась кормилица, — хранительница очага! Выполнена по рисунку твоего отца. Он хотел подарить это твоей матери на годовщину их свадьбы, но не успел…       «И хорошо, что не подарил!» — подумалось Цзинь Лину. Такое страшилище нужно было бы запрятать в самый дальний угол и никому не показывать. Но в память об отце высказаться прямо об этом «шедевре» Цзинь Лин не мог. Госпожа Даньян и без того прослезилась, вспомнив прошлое. Поэтому он сказал мудро:       — Думаю, этот артефакт лучше оставить в сокровищнице. Это память о родителях, которых я никогда не видел. Я не решился бы расстаться с ним. Давай поищем что-нибудь другое.       Кормилица вытерла слёзы и энергично принялась искать другой потенциальный подарок, но они все были или громоздки, или бесполезны. Цзинь Лин не выдержал:       — А может, поискать что-нибудь менее броское? Не из золота. Сомневаюсь, что найдётся что-нибудь подходящее для Вэй Усяня.       — Как же твой подарок остальные затмит, если будет не из золота? — возразила кормилица.       — Да не хочу я никого затмевать, — буркнул Цзинь Лин. — К тому же сомневаюсь, чтобы они выбрали дорогой подарок: карманных денег у них кот наплакал! Лучше подарить что-нибудь такое, до чего они не додумаются. Вэй Усянь меня похвалил, сказал, что я хитро… сообразительный. Нужно пораскинуть мозгами…       — А как насчёт этого? — сказала госпожа Даньян, указав на подставку для мечей. Подставка была, разумеется, золотая, тяжеленная и дорогущая.       Цзинь Лин закатил глаза и решил, что советоваться с кормилицей насчёт подарка было ошибкой. Он ответил неопределённо и сбежал в Юньмэн, чтобы спросить у Цзян Чэна. Всё-таки Цзян Чэн знал Вэй Усяня дольше, а стало быть, и лучше, чем Цзинь Лин, так что наверняка мог посоветовать что-то дельное.       К сожалению, Цзинь Лин выбрал неудачный момент: дядя как раз распекал адептов за какой-то проступок и нисколько не обрадовался появлению племянника, а на его вопрос, что следует подарить Вэй Усяню на день рождения, фыркнул и сказал:       — Подари ему собаку.       — Дядя, ты же знаешь, что Вэй Усянь боится собак…       — Конечно, знаю. Именно поэтому и предложил, — сказал Цзян Чэн и захохотал.       Цзинь Лин вздохнул и отправился восвояси. «Похоже, придётся самому выкручиваться, — подумал Цзинь Лин недовольно. — Взрослые люди, а такие никчёмные…»       Они общались, конечно, в последнее время, но Цзинь Лин Вэй Усяня знал не так хорошо, как ему хотелось бы. Вино и Ханьгуан-цзюнь — Вэй Усянь и не скрывал, что это ему нравится больше всего на свете, но о прочих предпочтениях помалкивал. Цзинь Лин мысленно поставил Вэй Усяня и Лань Ванцзи рядом, сравнивая их. Ханьгуан-цзюнь всегда носил такие изящные головные украшения, а Вэй Усянь просто перевязывал волосы красной или чёрной лентой. Ему шло, но выглядело слишком просто для его статуса. Тут Цзинь Лин призадумался. А какой статус у Вэй Усяня? Старейшина Илина? Третий (с натяжкой) молодой господин Лань? Спутник на пути самосовершенствования, сиречь супруг Ханьгуан-цзюня?       — Но головное украшение ему бы пошло, — пробормотал Цзинь Лин и ринулся обратно в Ланьлин.       Госпожа Даньян к его возвращению успела разворошить большую часть сокровищницы, но отобранные ей артефакты Цзинь Лин отмёл не глядя.       — Я решил подарить ему головное украшение, — сообщил он кормилице. — У Ханьгуан-цзюня их несколько, а у Вэй Усяня, кажется, ни одного. И уж точно никто не додумается ему их подарить! Давай подыщем для него что-нибудь не слишком вычурное, но внушительное?       Оба рьяно принялись за дело и выволокли на белый свет большой сундук с украшениями. Цзинь Лин открыл сундук и стал в нём рыться, выкидывая одну диадему за другой. Госпожа Даньян проворно их подбирала и складывала в сторонке. Никогда она ещё не видела свою ненаглядную булочку столь деятельным! На её взгляд, любая из отбракованных диадем сгодилась бы в качестве подарка. Ханьгуан-цзюня кормилица видела, так что смело могла утверждать, что его головные украшения любой из этих диадем и в подмётки не годятся!       — Булочка моя, — сказала она беспокойно, — ты слишком придирчив. Так ты никогда не найдёшь…       — Нашёл! — воскликнул Цзинь Лин, просияв.       Кормилица скептически осмотрела выуженную воспитанником из сундука диадему. Из золота, украшенная мелкими драгоценными камешками, похожими на зёрна граната, она всё же проигрывала другим украшениям в красоте и на их фоне казалась неброской.       — Булочка моя, ты уверен? — спросила кормилица.       Цзинь Лин был так доволен находкой, что даже не обратил внимания на то, что она продолжала звать его «булочкой», хоть он ей это и запретил. Подарок был выбран, можно было возвращаться в Гусу. Но госпожа Даньян не отпустила его, пока не впихнула в него не меньше двух десятков разных угощений — от мясных булочек до цукатов. То, что «ребёнка» в Облачных Глубинах плохо кормят, задевало её больше всего. От навязанного кормилицей узла с припасами Цзинь Лин отказался.       Вэй Усянь и не подозревал, что по поводу его дня рождения разгорелись нешуточные страсти. Приближающийся день не вызывал в нём особых чувств. О нём стоило помнить, поскольку в этот день Вэй Усянь вернулся к жизни, но вернулся ценой жизни — и души! — другого человека. Но Вэй Усянь определённо не собирался его праздновать, а разговор, который подслушали ученики случайно, шёл вовсе не о дне рождения в истинном смысле.       — Можно считать его очередным днём моего рождения, — фыркнул Вэй Усянь. — Сколько их у меня уже было…       — Мгм? — потребовал объяснений Лань Ванцзи.       — Я столько раз избегал смерти, что со счёту сбился, и каждый можно считать новым днём рождения, — пояснил Вэй Усянь. — Пещера Чёрной Черепахи, Луаньцзан, Тропа Цюнци… Ещё и Мо Сюаньюй. Я бы лучше в этот день поминальные службы провёл, чем праздновать.       — Но ведь ты не знаешь своего настоящего дня рождения, — помолчав, возразил Лань Ванцзи.       — Тогда придумай его для меня, — отозвался Вэй Усянь. — Уверен, ты помнишь, когда что случалось, лучше меня. Выбери какой-нибудь из хороших дней.       Лань Ванцзи помолчал и назвал всё-таки день, когда Мо Сюаньюй пожертвовал душу Старейшине Илина.       — Почему? — удивился Вэй Усянь.       Лань Ванцзи не ответил, прикрыл глаза и погрузился в воспоминания. Если говорить откровенно, то это был новый день рождения для него самого. Сквозь заледенелый панцирь на сердце начали пробиваться слабые ростки надежды… Он крепко схватил Вэй Усяня за руку, чтобы никогда уже больше не отпустить…       — Ай! — сказал Вэй Усянь отчётливо.       Лань Ванцзи очнулся и увидел, что на самом деле крепко сжимает запястье Вэй Усяня. Он тут же разжал пальцы, Вэй Усянь помотал рукой, подул на тыльную сторону ладони.       — Не захотел отвечать, так и не отвечал бы, — буркнул Вэй Усянь, косясь на Лань Ванцзи, — незачем руки распускать.       — Я не хотел, — с искренним сожалением сказал Лань Ванцзи. — Прости. Но это на самом деле был самый лучший день на свете. Для меня.       «А какой был самым лучшим для тебя?» — хотел ещё спросить Лань Ванцзи, но не спросил. Вэй Усянь сам сказал, словно бы догадавшись:       — А для меня все дни самые лучшие, если с тобой.       Лань Ванцзи слегка покраснел. Вэй Усянь поспешно добавил:       — Но это не значит, что и день рождения должен стать «каждым днём», ясно? Лань Чжань! Нечего так улыбаться! Прекрасно знаю, о чём ты подумал! Лань Чжань!..       — Сдаюсь, — сказал Лань Цзинъи. — У меня в голове мысли копошатся, как муравьи, а толку нет. Просто спущусь с горы и куплю первое, что на глаза попадётся!       Они с Лань Сычжуем долго обсуждали, что подарить Вэй Усяню, но так ничего и не решили.       — У него и так всё есть, — буркнул Лань Цзинъи.       — Ему ничего не нужно, — поправил Лань Сычжуй.       — Он всегда спрашивает, чего бы нам хотелось, — добавил Лань Цзинъи.       — Но никогда не говорит, чего бы хотелось ему, — кивнул Лань Сычжуй.       — Потому что у него всё есть, — пожал плечами Лань Цзинъи. — У него даже Ханьгуан-цзюнь есть.       Лань Сычжуй слегка покраснел.       — Ну, идёшь со мной в посёлок? — спросил Лань Цзинъи.       Лань Сычжуй ответил отрицательно. Он ещё собирался поразмыслить над подарком.       — Как хочешь, — сказал Лань Цзинъи и, прихватив пропуск, спустился с горы.       Вообще-то Лань Цзинъи думал, что любой подарок сгодится. Вряд ли Вэй Усянь стал бы возлагать на него, Лань Цзинъи, большие надежды. Они не особенно близки и даже не родственники, в отличие от Лань Сычжуя или Цзинь Лина. От них Вэй Усянь наверняка ждёт подарков. А кто он, Лань Цзинъи, такой?       — Что первое на глаза попадётся… — пробормотал Лань Цзинъи, вертя головой.       Внимание его привлёк вертлявый бродячий торговец, продающий сосуды для вина и громко хвастался, что они — небьющиеся.       — Небьющиеся? — спросил Лань Цзинъи, подходя. — Разве это не фарфор?       — Это небьющийся фарфор, — сказал торговец. — Рецепт его передавался из поко… А-а-а! Ты что делаешь?!       Лань Цзинъи с самым серьёзным видом взял один сосуд и трахнул его об землю — вдребезги!       — Ты же говорил, что небьющийся? — фыркнул Лань Цзинъи.       Торговец громко стал звать на помощь, но Лань Цзинъи сунул ему под нос нефритовый жетон:       — Решил провести бессмертного мастера?       Торговец нисколько не думал, что Лань Цзинъи похож на бессмертного мастера, но с обладателем нефритового жетона связываться точно не стоило: себе дороже выйдет. Поэтому торговец довольно вежливо извинился и уверил, что сказал так красного словца ради. Лань Цзинъи, поразмыслив, сказал:       — Выбери самый красивый. Возьму его в качестве извинений за то, что ты хотел меня провести. И чтобы ни единой трещинки!       Так Лань Цзинъи заполучил подарок для Вэй Усяня, не потратив ни полушки. Приобретением он остался доволен. Зная любовь Вэй Усяня к вину, смело можно предположить, что подарок Лань Цзинъи ему придётся по вкусу. Хотя Лань Цзинъи смутно понимал, что Вэй Усянь предпочёл бы полный сосуд, а не пустой, но проносить вино в Облачные Глубины было запрещено, и Лань Цзинъи нарушать это правило не собирался: исключительная прерогатива Вэй Усяня! «Он и сам найдёт чем его наполнить!» — решил Лань Цзинъи.       — Ханьгуан-цзюнь вам наверняка уже что-то подарил, учитель Вэй? — спросил Лань Сычжуй.       Вэй Усянь ухмыльнулся:       — Что-то подарил.       — Что? — разом спросили Лань Цзинъи и Цзинь Лин.       — Кое-что… из нефрита, — продолжая ухмыляться, ответил Вэй Усянь.       — Вэй Ин!!! — вспыхнул Лань Ванцзи.       «Зелень» подарки ещё не вручала. Хотели разузнать прежде о подарке Лань Ванцзи. Но Вэй Усянь ответил неопределённо, а по его ухмылке и по смятению Лань Ванцзи можно было предположить, что это нечто из ряда вон выходящее. «Что бы это ни было, Ханьгуан-цзюня вряд ли переплюнуть удастся», — уныло подумал Цзинь Лин, но скоро утешился мыслью, что его подарок уж точно будет получше подарков Лань Цзинъи и Лань Сычжуя, что бы они там ни придумали!       — Если что-то задумали, — сказал Вэй Усянь, — то давайте после банкета. Вы ведь не забыли, что сегодня в Облачные Глубины наведались родители приглашённых учеников?       Цзинь Лин припомнил подслушанный разговор Вэй Усяня и Лань Ванцзи и оживился. Если Ханьгуан-цзюнь не подсуетился и не подменил сосуды, то сегодняшний банкет всем надолго запомнится. А судя по выражению лица Вэй Усяня, Лань Ванцзи сосуды не подменил.       Лань Цижэнь степенно поднялся, держа в руках чарку, чтобы приветствовать собравшихся. Трое из присутствовавших следили за ним особенно пристально. Ждать пришлось долго, поскольку тосты Лань Цижэня были сродни его нотациям, только в позитивном ключе: бесконечные! Кое-кто из гостей потихоньку пригубил из чарки и удивлённо зацокал языком: ароматное вино, а не та непонятная кислятина, что обычно подавалась к столу в Гусу Лань! Это было приятное открытие, поскольку еда оставляла желать лучшего: приготовленная в лучших традициях Гусу, а значит, ужасная на вкус, при одном взгляде на которую заранее скулы сводит… Кто бы ни подал им вино, они ему в ноги готовы были кланяться!..       Лань Цижэнь наконец закончил произносить тост и поднёс чарку к губам. Глаза его тут же вытаращились, вино полилось изо рта по подбородку и бороде.       — Вэй Усянь!!! — рявкнул Лань Цижэнь на весь зал и запулил в Вэй Усяня чаркой.       Вэй Усянь, проявляя необыкновенную ловкость, не только уклонился, но и поймал чарку и поставил её на край стола, при этом сделав удивлённое лицо, будто не понимал, чем вызвал у старого Ланя столь сильное негодование.       Устраивать выволочку Вэй Усяню при гостях Лань Цижэнь не стал, заботясь о репутации клана, но послал ему многозначительный взгляд. Вэй Усянь полагал, что к тому времени уже будет далеко отсюда, так что возмездие за выходку ему не грозит. Он с удовольствием прихлебнул из своей чарки и облизнулся. Лань Цижэнь, прикрывшись рукавом, прополоскал рот водой и сплюнул. По милости Вэй Усяня нарушил правила Гусу Лань! Он уже много лет не то что не пил вина — даже не нюхал! То фруктовое вино, что подавалось гостям, в счёт не шло: оно было такое кислое, что его нередко использовали в Гусу в качестве средства от опохмеления или рвотного (разумеется, втайне от Лань Цижэня, который своими винодельческими способностями гордился).       Вэй Усянь не стал дожидаться, когда банкет закончится, и улизнул из зала раньше всех: если уж можно отсрочить неизбежное, почему бы и не отсрочить? День был слишком хорош, чтобы тратить его на выслушивание нотаций старого Ланя! Лань Ванцзи последовал за ним пару минут спустя, «зелень» тоже благополучно ускользнула из банкетного зала.       — Ха-ха-ха, — сказал Вэй Усянь, когда оказался на достаточном расстоянии от гостевого павильона, — это того стоило! Какое лицо было у твоего дяди, когда он пригубил из чарки, а, Лань Чжань?       Лань Ванцзи неодобрительно покачал головой, но журить Вэй Усяня за проделку не стал. Отчасти он и сам был виноват: не отговорил Вэй Усяня, не подменил сосуды обратно…       — Лучше тебе не попадаться дяде на глаза в ближайшее время, — сказал Лань Ванцзи.       — Мгм, — согласно кивнул Вэй Усянь. — Хотя… не мочи же я в сосуды налил?       — Вэй Ин.       Тут Вэй Усянь заметил, что «зелень» последовала за ними и чего-то ждёт.       — Ладно, — сказал он, — валяйте, выкладывайте, что там у вас. В чём напортачили?       — У тебя день рождения сегодня, — сказал Лань Цзинъи.       — А вы как об этом пронюхали? — прищурился Вэй Усянь.       — Выяснили методом логических измышлений, — важно сказал Лань Цзинъи. — Э-э… помышлений?.. размышлений?.. вымыш… Тьфу!       — Сам-то понял, что сказал? — фыркнул Вэй Усянь.       — Короче, — совершенно рассердившись, сказал Лань Цзинъи, — у тебя день рождения сегодня, поэтому мы решили тебе что-нибудь подарить.       — Один подарок или три? — осведомился Вэй Усянь, проявляя некоторую меркантильность.       — От каждого по одному.       — Лань Чжань, ты слышал? Целых три подарка, с твоим четыре… ай, нет, у нас же три раза было, значит…       — Вэй Ин!!!       Вэй Усянь ухмыльнулся и на пальцах показал Лань Ванцзи, сколько он подарков получил в день рождения. «Зелень» несколько озадачилась этой оговорке. «Целых три подарка ему подарил!» — подумал Цзинь Лин недовольно. «Каждый, поди, ценой в пруд!» — подумал Лань Цзинъи, тоже недовольно. Лань Сычжуй покраснел.       Лань Ванцзи ничего не стоили эти три «подарка», не считая приложенных усилий, когда он их в Вэй Усяня вдалбливал, и испорченных простыней.       — Бла-бла-бла, твой подарок, — сказал Лань Цзинъи, сунув Вэй Усяню в руки фарфоровый сосуд.       — Пустой? — с долей разочарования спросил Вэй Усянь, заглянув в сосуд.       — Конечно, пустой. Проносить вино в Облачные Глубины запрещено, — буркнул Лань Цзинъи. — Сосуд небьющийся. Но я бы не стал проверять его на прочность.       — То есть тебя надули на рынке в Гусу, — верно предположил Вэй Усянь, и Лань Цзинъи густо покраснел. — Но хотя бы красивый. Правда, Лань Чжань?       — Мгм, — отозвался Лань Ванцзи с сомнением. Он не слишком понял, что именно нарисовано на сосуде. Фарфор был неплохого качества, но художника, чтобы расписать его, выбрали явно бездарного. Вероятно, роспись изображала двенадцать зверей Зодиака, но у петуха были зубы в клюве, а у свиньи когти вместо копыт.       — Пф, — сказал Цзинь Лин, — ну и подарочек! Ещё бы ночной горшок подарил!       — Ты! — вспыхнул Лань Цзинъи.       Вэй Усянь захохотал:       — Ночной горшок? Вот уж точно был бы оригинальный подарок!       — Правда? — беспокойно уточнил Цзинь Лин.       — Нет, — сказал Вэй Усянь. — Надеюсь, твой подарок к ночным горшкам никакого отношения не имеет.       Цзинь Лин покраснел и буркнул:       — Дядя посоветовал, чтобы я тебе собаку подарил.       Услышав это, Вэй Усянь проворно отпрыгнул в сторону и спрятался за плечо Лань Ванцзи.       — Собаку? — воскликнул он. — Ты притащил с собой собаку?!       — Почему ты опять прячешься? — поразился Цзинь Лин. — Разве ты не преодолел свою собакобоязнь, подружившись с Феечкой?       — Собака-оборотень — совсем другое дело, — сказал Вэй Усянь. — Во-первых, это собака-оборотень, а во-вторых, мы с ней знакомы. А незнакомые собаки непредсказуемы… Ты притащил с собой собаку?!       — Нет, — сказал Цзинь Лин и вытащил свой подарок. — Вот. Я подумал, что тебе придётся к лицу. У тебя же всегда чёрное с красным.       — Ого, — удивлённо сказал Вэй Усянь, разглядывая головное украшение. — Это действительно хороший подарок. Мне нравится. — И он припрятал диадему в рукав.       — Что, не примеришь даже? — с некоторым разочарованием спросил Цзинь Лин.       — Расчёсывание волос — процесс интимный, — возразил Вэй Усянь, — не говоря уже о причёсывании. Делать это нужно втайне от посторонних глаз.       — Правда? — с сомнением уточнил Лань Цзинъи.       Вэй Усянь не ответил. Он таких украшений никогда не носил, а значит, и не умел делать подобные причёски, поэтому надеялся, что Лань Ванцзи ему потом расскажет и покажет, как это делается. У Лань Ванцзи опыта было побольше.       — А ты что в сторонке стоишь? — спросил Цзинь Лин у Лань Сычжуя. — Ты разве ничего не приготовил Вэй Усяню?       Лань Сычжуй смущённо улыбнулся и сказал:       — Чтобы подарить мой подарок, нужно дождаться вечера и пойти на восточный холм.       — Ага? — заинтересовался Вэй Усянь.       — Смеркается уже через час, — сказал Лань Цзинъи, поглядев на небо. — А что там, на восточном холме?       — Узнаем, когда придём, — сказал Вэй Усянь и энергично потёр руки. — Это ведь то самое место, да, Лань Чжань?       — Мгм, — отозвался Лань Ванцзи, и его лицо осветилось секундной улыбкой.       — То самое? — переспросил Лань Цзинъи. — Что за то самое место?       С восточного холма открывался отличный вид на Облачные Глубины. Это был живописный уголок, кусочек Рая, затерянного в зелени. Накануне их окончательного — как тогда полагал Вэй Усянь — расставания они с Лань Ванцзи сыграли здесь, он — на флейте, стоя как раз на этом холме, а Лань Ванцзи — на гуцине, сидя на камне посреди сверкающей ледяными искрами речушки, их песню. Чем всё закончилось на самом деле — уже известно: буквально на другой же день Вэй Усянь был водворён обратно в Облачные Глубины, поскольку Лань Ванцзи отказался от поста Верховного Заклинателя и собственной безупречной репутации и предпочёл Вэй Усяня с его кроликами и дурными привычками. Кое-что ещё на этом холме происходило, но об этом точно не следовало упоминать вслух. Поэтому Вэй Усянь хитро ухмыльнулся — ухмылку эту понял лишь Лань Ванцзи — и сказал:       — То самое — оно и есть то самое. Вот повзрослеете, и у вас появится парочка «тех самых» мест.       — Дари уже свой подарок, — нетерпеливо сказал Цзинь Лин, которому не терпелось сравнить собственный подарок с подарком Лань Сычжуя.       Но Лань Сычжуй терпеливо ждал, пока смеркается.       — Ты ведь не фейерверки запустить решил? — предположил Лань Цзинъи. — Это нарушение правил. В Облачных Глубинах фейерверки запрещены.       — Ах какой у нас тут примерный Лань… — не удержался Вэй Усянь.       — Постоял бы на руках полдня, тоже бы примерным стал, — буркнул Лань Цзинъи.       — Не факт, — возразил Вэй Усянь.       — А что плохого в фейерверках? — удивился Цзинь Лин.       — Шумно и весело, — сказал Вэй Усянь, растянув губы в улыбке. — У Ланей туговато с чувством юмора и вообще восприятием праздников. Без обид, Лань Чжань.       Лань Ванцзи слегка нахмурился.       — Гусу Лань нужно было не в заклинатели подаваться, а в монахи, — продолжал Вэй Усянь. — Отвратительная еда, траурные одежды, неспособность предаваться маленьким радостям жизни… Без обид, Лань Чжань, это я сейчас не о тебе. Мы-то с тобой…       — Вэй Ин.       — Поэтому фейерверки и запрещены, — свернул тему Вэй Усянь.       — Это не фейерверк и правил не нарушает, — возразил Лань Сычжуй тихо, — разве только правило комендантского часа: бодрствовать после отбоя запрещено.       — Будем считать, что у нас внеочередной урок, — сказал Вэй Усянь, кивнув на небо. — Ночные созерцания созвездий в образовательных целях правилами Гусу Лань не запрещены. Правда, Лань Чжань?       — Мгм, — после паузы ответил Лань Ванцзи.       — Телец в Стрельце, Козерог в Овне, Водолей во Льве… Ха-ха, Лань Чжань, тебе это ничего не напоминает? — вдруг засмеялся Вэй Усянь.       — Мгм? — не понял Лань Ванцзи.       — Кое-что, начинающееся на «Л», а заканчивающееся на «Н»?       «Зелень» сосредоточенно принялась думать, что же это такое. Ни одно из знакомых им слов не начиналось на «Л» и не заканчивалось на «Н».       — Лань? Лень? Лунь? — на-гора выдал Лань Цзинъи. — Ливень?       — А созвездия при чём? — буркнул Цзинь Лин.       — Водолей может устроить ливень, а Стрелец задней частью — лань…       — Хорошо хоть не Лань, — сострил Вэй Усянь и засмеялся собственной шутке.       Лицо Лань Ванцзи начало стремительно краснеть, и он издал возмущённое:       — Вэй Ин!       — Ага, Лань Чжань, ты догадался, — сказал Вэй Усянь довольно. — Именно это я в виду и имел.       — Что? — нетерпеливо спросил Цзинь Лин.       — Детишкам знать не полагается, — возразил Вэй Усянь.       В виду он имел сборник Лунъяна. Телец в Стрельце, Козерог в Овне, Водолей во Льве — всё это напоминало названия поз для плотских утех из упомянутого сборника, к тому же названные созвездия были «мужскими», что лишь добавляло пикантности. Был в Лунъяне «Козерог, поглощающий собственный хвост», но они это не пробовали повторить: это было слишком бесстыдно даже для Вэй Усяня, что уж говорить о Лань Ванцзи!       — Вэй Ин, — уже спокойнее повторил Лань Ванцзи.       — Да ладно тебе, Лань Чжань, — отмахнулся Вэй Усянь, — они же всё равно никогда не найдут это кое-что, начинающееся на «Л» и заканчивающееся на «Н». Уж скорее Рак с Раком встретится!       Лань Ванцзи опять начал краснеть:       — Вэй Ин, тебе обязательно говорить обо всём этом сейчас?       Вэй Усянь довольно ухмыльнулся. «Рак встречается с Раком» — одна из лунъянских поз, они её тоже забраковали, поскольку сочли её травмоопасной. Нужно было для начала «мостик» сделать, а потом перевернуться, и всё это соединёнными… «Не время преломлять жезлы!» — важно сказал Вэй Усянь.       «Зелень» совершенно озадачилась. Лань Сычжуй, правда, смутно догадывался, о чём может идти речь, и то и дело краснел.       — К чёрту ваш этот «Л» и «Н», что бы это ни было! — рассердился Цзинь Лин, понимая, что неразгаданная головоломка ещё долго будет его мучить. — Сычжуй, дари уже свой подарок, и спать пойдём.       Лань Сычжуй отошёл в сторонку и подобрал и бросил в траву небольшой камешек. Из травы один за другим начали подниматься крохотные зелёные огоньки — светлячки.       — Ух! — восторженно отозвались все.       — Сычжуй, как тебе это в голову пришло? — спросил раздосадованный Цзинь Лин. — Светлячки — они сами по себе, они ничьи, они свои собственные, как будто можно их кому-то подарить!       — Я дарю не светлячков, — возразил Лань Сычжуй, — а воспоминание. Я подумал, что учителю Вэю понравится.       — Ох, — сказал Вэй Усянь, прижав ладонь к виску, — что-то у меня сердце не того…       — Вэй Ин? — беспокойно спросил Лань Ванцзи.       Вэй Усянь покачал головой и чуть улыбнулся. Лань Сычжуй его опередил. Вэй Усянь сам собирался привести Лань Ванцзи смотреть светлячков, но в его планы не входило тащить с собой ещё и «зелень». Это было бы исключительно для них двоих, а вернее, исключительно для Лань Ванцзи… Заняться взрослыми делами в романтичной обстановке… Сейчас Вэй Усяню пришлось лишь ограничиться тем, что он нащупал в темноте ладонь Лань Ванцзи и крепко её сжал, ощутив, как она сразу наполнилась жаром. Кажется, Лань Ванцзи понял, что Вэй Усянь имел в виду.       — Ладно, булочки, шагом марш спать! — велел Вэй Усянь, опомнившись. — Любование созвездиями закончено. Кыш отсюда!       Лань Цзинъи заворчал, Цзинь Лин тоже. Им хотелось посмотреть на светлячков подольше. Лань Сычжуй подхватил одного и другого под локоть и, пожелав старшим доброй ночи, потащил упирающихся приятелей с холма.       — Детишки-то растут прямо на глазах, — сказал Вэй Усянь.       Лань Ванцзи приподнял его и опустил навзничь прямо в траву. Трава зашуршала. Светлячки опять разлетелись в разные стороны.       — Лань Чжань… не лучшее время для… ах…       — Почему?       — Если твой дядя нас застукает… ах… Я же его… ах… с этим вином… ах-ах… Лань Чжань!.. А если детишки вернутся?.. Лань Чжань… ах…       Лань Ванцзи старательно выпутал из растрепавшихся волос Вэй Усяня все до последней травинки, легко подхватил его на руки.       — Я сам дойду…       — Мгм?       — Нет.       Вэй Усянь примолк и позволил Лань Ванцзи нести его обратно в Цзинши.       — Вэй Ин?       — Что?       — Сколько ещё «подарков» ты хочешь получить?       — Лань Чжань!..       — Мгм?       — На один больше, чем ты рассчитывал мне подарить.       — Мгм?       — Что за сомнение в голосе?.. Лань Чжань?..       — Ночь длинная. У тебя будет время хорошенько их все пересчитать.       Ночь, в самом деле, была длинной. Но Вэй Усянь проснулся сам, без побудки. Он смутно понимал, что на утреннюю трапезу стоит явиться вовремя и не привлекать к себе лишнего внимания. Вчера он Лань Цижэня допёк, сегодня нарываться не стоило. Может, старый Лань уже успел поостыть, если, конечно, не вздумал ночью подслушивать у Цзинши. Они с Лань Ванцзи не особенно сдерживались, а Вэй Усянь не помнил, ставили ли они барьер над павильоном или нет. Судя по смущённому виду адептов — нет. Те перешёптывались и отводили взгляд. «Человек в свой день рождения имеет право предаться… безудержному веселью», — подумал Вэй Усянь.       Лань Цижэнь запаздывал. Уже давно пора было начинать трапезу, а его место всё пустовало. Может, настолько кипятился вчера, что сегодня разболелся? «Надо бы сходить и проверить его», — подумал Вэй Усянь, но прекрасно понимал, что он — последний, кого Лань Цижэнь хотел бы видеть первым делом поутру! Стоит сказать Лань Ванцзи, чтоб сходил и проверил дядю.       Только Вэй Усянь собрался это сделать, в трапезную вошёл Лань Цижэнь и уселся на своё место. Воцарилась мёртвая тишина, и в этой тишине слышно было, как Вэй Усянь выронил палочки.       — Лань Чжань, — тихо сказал Вэй Усянь.       — Мгм?       — Так старый Лань, оказывается, не такой уж и старый, а?       — М-мгм…       Старейшина Лань всё-таки пытался сохранить остатки достоинства, значительно потрёпанные вчерашним банкетом. Он свирепо взглянул на всех сразу и на Вэй Усяня в том числе и сказал:       — Приступим к трапезе.       Адепты были слишком потрясены, чтобы есть спокойно. Вэй Усянь вообще палочки мимо рта пару раз пронёс. Лань Ванцзи сохранял внешнее спокойствие, но поражён был не меньше остальных.       Лань Цижэнь явился на трапезу… безусым и безбородым. И грозовая туча могла показаться лёгким облачком, по сравнению с выражением его лица!       Хоть он и прополоскал рот, но с той чарки вина Лань Цижэнь всё-таки опьянел. Он плохо помнил, что делал после банкета, заперевшись у себя, но наутро проснулся с одним усом вместо двух и частично без бороды. В подобном виде показаться на глаза адептам он, разумеется, не мог. Пришлось сбрить оставшуюся растительность с лица. Это его явно омолодило, хотя и прибавило ему седых волос и пару лишних дырок в желудке: отрастить усы и бороду было так нелегко!       Вэй Усянь все силы приложил, чтобы ничего не сказать по поводу нового облика Лань Цижэня. Его прямо-таки подмывало что-нибудь сказать!       — Украшает борода… не всегда, — пробормотал он себе под нос.       — Вэй Ин.       — На грядущем совете кланов, — кисло сказал Лань Цижэнь, — Сичэнь меня подменит. Я удаляюсь в пещеру для медитации.       «Бороду отращивать», — понял Вэй Усянь и подумал, что неплохо бы наложить на Лань Цижэня такое заклятье, чтобы у него вообще борода расти перестала. Вэй Усянь сделал определённые выводы по поводу растительности на лице, и хоть его выводы были ничем не подкреплены, он был уверен, что усы и борода являются причиной раздражительности и вообще скверности характера особей мужского пола. Поэтому все старики сварливы и склочны.       — Зря вы так, — не выдержал Вэй Усянь.       Лань Цижэнь метнул на него сердитый взгляд.       — Вэй Ин, — предупредительно тронул его за руку Лань Ванцзи.       — Я серьёзно. Они же от зависти лопнут, когда вас увидят.       — Они от смеха лопнут, — резко сказал Лань Цижэнь.       — От зависти, — настоял Вэй Усянь. — Когда увидят, что вы так помолодели. Вот что значит отрезать бороду вовремя!       — Ты, как и твоя мать, невозможен! — рявкнул Лань Цижэнь, не сдержавшись. — Какое вы имеете право распоряжаться чужими бородами?!       — Не я же вам бороду отрезал, — воскликнул Вэй Усянь. — И при чём тут моя мать?       Лань Цижэнь осёкся и так опустил чашку на стол, что у всех уши заложило от стука.       Мать Вэй Усяня ещё как была при чём! В молодости, когда Лань Цижэнь старался отрастить свою первую бородку, она над ним постоянно трунила, а потом и вовсе ножницами отхватила ему полбороды, сказав, что та похожа на козлиную!