Нефритовый дворец для гуциня и флейты

      Вэй Усянь с болезненным стоном скрёб сапогами по траве, во все стороны летели гранатовые брызги крови. Обеими руками он ухватился за ночную тварь, впившуюся ему в грудь с левой стороны и извивавшуюся, как пиявка. Она и была похожа на пиявку: чёрная, скользкая, с тысячью мелких зубов, впрыснувших ему в тело такой жгучий яд, что кровь в венах вскипала кипятком. Тварь будто просачивалась в его тело, четверть её уже скрылась внутри выеденной раны. Вэй Усянь понятия не имел, что это за тварь и насколько силён её яд, но интуитивно понимал, что её ни за что нельзя отпускать. Если отпустит, она влезет в тело полностью, и тогда её уже не вытащить: она и сейчас уже будто растворяется внутри… Он стиснул зубы и с силой дёрнул ночную тварь из своего тела. Он разорвал её пополам, брызнула тёмно-зелёная кровь. То, что вошло в грудь, сидело намертво! Вэй Усянь нашарил за пазухой сигнальную ракету и запустил её. На глаза нашёл морок.       Это была совместная ночная охота в окрестностях Гусу. Оба Нефрита, Вэй Усянь и старшие адепты исследовали излучину реки, появившуюся после небольшого землетрясения и прорезавшую лес. Вместе с подземными водами, хлынувшими на поверхность, прорвались и ночные твари, но тогда они этого ещё не знали и разделились. День был жаркий, и Вэй Усянь, взмокнув на солнцепёке, решил напиться — они уже определили, что вода пресная и что её можно пить, — и наклонился к реке, чтобы почерпнуть горстью воду. Твари выпрыгнули из воды, как рыба на нересте, и накинулись на него. Пять или шесть он разметал, давя их сапогами, как пиявок, но одной удалось в него впиться, и Вэй Усянь, ошеломлённый болью и смешивающимся с кровью ядом, рухнул на землю навзничь.       Лань Ванцзи и Лань Сичэнь исследовали берег новоявленной реки чуть выше, в четверти часа ходьбы от того места, где схватился с тварями Вэй Усянь. Подземные воды принесли с собой частицы горной породы, происхождение которой было им неизвестно: похожая на яшму, но зернистая, как рассыпавшийся рис. Лань Сичэнь предложил собрать немного и исследовать. Этот неизвестный минерал мог оказаться полезным или, наоборот, вредным, не стоило оставлять его без внимания. Лань Ванцзи кивнул и хотел было наклониться, чтобы наполнить этими «зёрнами» бамбуковый стакан, но тут над верхушками деревьев вспыхнула и рассыпалась искрами сигнальная ракета. Нефриты переглянулись и, не сговариваясь, помчались обратно в лес. Сигнальную ракету ведь запустили с той стороны, где остался Вэй Усянь, а Вэй Усянь был не из тех, кто просто так запускает сигнальные ракеты, значит, он столкнулся с чем-то, с чем не смог справиться сам. Обратный путь они преодолели буквально за пару минут.       — Вэй Ин! — вскрикнул Лань Ванцзи, бросаясь к корчившемуся на траве Вэй Усяню.       Лань Сичэнь дёрнул головой из стороны в сторону, быстро оглядывая останки уничтоженных Вэй Усянем ночных тварей. Миазмы, исходящие от них, были похожи на тёмную энергию.       — Скверно… — пробормотал Лань Сичэнь и велел: — Возвращаемся в Облачные Глубины. Немедленно!       Лань Ванцзи подхватил Вэй Усяня на руки, невольно вздрогнул — ледяной, точно из него ушло всё тепло. Вэй Усянь будто почувствовал, что это Лань Ванцзи, и едва слышно простонал:       — Осторожно, Лань Чжань. Воды… из воды… выпрыгнули… К воде нельзя…       Сознание его затуманилось, и он больше не произнёс ни звука и даже не шевелился. Лань Ванцзи сам не помнил, как добрался в Облачные Глубины. В сознании осталось только закостенелая тяжесть тела Вэй Усяня и едкий, щёлочной запах крови, которой была залита одежда Вэй Усяня.       Лань Сичэнь помог брату уложить Вэй Усяня на кровать, кликнул лекаря, велел брату покуда раздеть Вэй Усяня, чтобы обнажить рану, но Лань Ванцзи буквально разорвал оба одеяния в считанные секунды и, дрогнув, застыл. Рана была сплошным месивом из крови, каких-то зелёных ошмётков и торчавших из плоти острых, как иглы, костяшек-зубов ночной твари.       Лекарь принялся за дело: промывал и вычищал рану, вытаскивал один за другим, как занозы, застрявшие в плоти зубы…       Вэй Усянь вдруг открыл глаза. Лань Ванцзи опять невольно вздрогнул: глазные яблоки были красные, уголки глаз сочились сукровицей, совсем как в прежние времена, когда Вэй Усянь был одержимым Старейшиной Илина…       Вернулся из библиотеки Лань Сичэнь, напряжённо листая потрёпанную временем и пожаром книгу.       — Скверно, Ванцзи, — проговорил он, и в его голосе звучала тревога. — Это Чусинь. Они считались истреблёнными ещё во времена Первого Главы. Пожирают чувства людей, забираясь им в сердца.       — До сердца я её не пустил, — хрипло выговорил Вэй Усянь.       — Что значит: пожирают чувства? — с волнением в голосе уточнил Лань Ванцзи.       — Их яд вытравливает из человека всяческие чувства, делает его равнодушным и…       — Ха-ха, — сказал Вэй Усянь, который даже в столь плачевном состоянии не удержался от шутки, — значит, я стану Лань Чжанем времён совместного обучения? Ха-ха!       Но в этом «ха-ха» не было привычной живости. Вэй Усянь и сам чувствовал, как что-то словно высасывает его изнутри. Он поморщился, побледнел и плотно сжал губы.       — Поскольку Чусинь не забрался полностью, вероятно, шанс есть… — сказал Лань Сичэнь, водя пальцем по строкам. — Нужно изготовить противоядие… Что? Какие редкие ингредиенты… — пробормотал он едва слышно и нахмурился.       — Брат? — с силой сказал Лань Ванцзи.       Лань Ванцзи разрывался на части. Ему хотелось бежать сломя голову искать противоядие, но и оставить Вэй Усяня одного он не мог.       — Я отправлюсь на поиски, — сказал Лань Сичэнь, резко закрывая книгу. — Нельзя терять ни минуты. Ванцзи, ты остаёшься.       Он вышел. Лань Ванцзи крепко сжал руку Вэй Усяня:       — Вэй Ин…       Вэй Усянь сжал губы ещё плотнее. Из них рвалось что-то резкое, гадкое, жестокое, то, что Лань Ванцзи ни за что нельзя было слышать.       — Уйди, — выдавил Вэй Усянь против воли.       Лань Ванцзи словно окаменел. Губы его шевельнулись, но он ни звука не произнёс в ответ.       — Уйди, — буквально прорычал Вэй Усянь, корчась и скрежеща зубами. Яд раздирал его на части изнутри, в сердце пробирался по венам вместе с кровью леденящий холод.       — Вэй Ин… — выговорил Лань Ванцзи.       — Уйди! — почти крикнул Вэй Усянь. — Я не хочу, чтобы ты меня видел таким! Уйди! Уйди!       На губах его проступила пена, глаза начали закатываться, из раны полилась тёмная жидкость, похожая на желчь.       Лань Ванцзи не двинулся с места. Лицо его покрылось смертельной бледностью.       Он уже видел и слышал нечто подобное. Тогда, на горе Луаньцзан.       Вэй Усянь был в беспамятстве, страшно закатывал глаза, скрежетал зубами, отбивался, кусался, царапался, пинался и рычал нечеловеческим голосом: «Проваливай!» — но Лань Ванцзи только крепче прижимал к себе его окровавленное, истерзанное тело и капля по капле передавал ему духовную силу.       И вот опять…       — Вэй Ин, — сдавленно сказал Лань Ванцзи.       Вэй Усянь рывком сел, забрызгивая кровать кровью, и с силой ударился лбом в стену. Раздался гул, по стене пошла трещина, Вэй Усянь опрокинулся навзничь. По его разбитому лбу текла густая струйка крови.       — Вэй Ин! — крикнул Лань Ванцзи в ужасе, не осознавая, что Вэй Усянь сделал это ради него: он не мог позволить Лань Ванцзи выслушивать то, что рвалось из него, то, что причинило бы Лань Ванцзи невыносимую боль, поэтому разбил себе голову о стену, чтобы лишиться чувств. Удар был сильный, и он действительно потерял сознание на какое-то время.       Следующие несколько часов были ужасны. В себя Вэй Усянь не приходил, но бился в кровати, корчась в судорогах, похожих на предсмертную агонию. Лань Ванцзи эти несколько часов агонизировал вместе с ним.       Дикий, первобытный, почти животный страх овладел им: если Вэй Усянь действительно лишится всех чувств, значит, и чувств к нему, Лань Ванцзи, лишится, и что тогда делать? Это как если бы у него отняли воздух, которым он дышит, как если бы лишили света солнца… или вырвали сердце заживо. Что, если Вэй Усянь очнётся и станет чужим человеком? Как долго не возвращается старший брат! Духовное равновесие Лань Ванцзи было разбито вдребезги.       — Вэй Ин… — проскрипел Лань Ванцзи.       Вэй Усянь наконец притих, но это испугало Лань Ванцзи ещё сильнее. Он впился пальцами себе в колени, широко раскрыл глаза и неотрывно смотрел на Вэй Усяня, и ему начало казаться, что тот с каждой минутой отдаляется от него, меняется в кого-то чужого и чуждого: лицо его разгладилось, стало спокойным и невыразительным, из глаз вытекли две полупрозрачные слезинки. Лань Ванцзи протянул руку, чтобы вытереть их. Вэй Усянь поймал его за запястье и прижался щекой к его ладони — не открывая глаз.       — Вэй Ин? — едва слышно позвал Лань Ванцзи.       Вэй Усянь застонал, втиснул щёку в ладонь Лань Ванцзи ещё крепче. Глаза его, всё ещё залитые кровью, открылись, невидяще поглядели на Лань Ванцзи.       — Вэй Ин? — с замиранием сердца повторил Лань Ванцзи.       Лицо Вэй Усяня ничего не выражало, но Лань Ванцзи ошибся: то, что он принял за равнодушие, было проблеском умиротворения. Эти несколько часов беспамятства Вэй Усянь сражался с ядом внутри себя и теперь был так измотан, что едва мог шевелиться, куда там что-то сказать или даже хотя бы просто улыбнуться! Лицевые мышцы, всё ещё парализованные ядом, не слушались, поэтому на его лице царило отрешённое выражение. Потребовалось ещё около часа, чтобы разжать челюсти и извлечь из себя членораздельные звуки.       — Лань Чжань… — выговорил Вэй Усянь, — ранили-то меня, ты-то чего бледный такой?       Лань Ванцзи не смог ничего ответить. Он силился понять, его это Вэй Усянь или уже чей-то другой. Его красивые черты исказили лицевые судороги.       — Сесть… помоги… — велел Вэй Усянь, слабо упираясь рукой в кровать.       Лань Ванцзи машинально усадил его. Вэй Усянь глянул на окровавленную повязку и с досадой сказал:       — И прямо на том самом месте…       — Вэй Ин… — выдавил Лань Ванцзи.       Вэй Усянь слабо подался вперёд и ткнулся лицом ему в плечо:       — Холодно, Лань Чжань. Из меня будто всё тепло высосали, совсем как на горе Луаньцзан… Согрей меня, что ли…       Лань Ванцзи сомкнул вокруг него руки и привлёк к себе. В горле растворялся какой-то комок. Он всё ещё не знал ответа, но задать этот вопрос боялся. Вэй Усянь был обессилен ранением, поэтому поначалу не смог верно истолковать замешательство мужчины, принимая его за волнения по поводу самочувствия Вэй Усяня.       — Повысь хоть градус, Лань Чжань, — проворчал Вэй Усянь, зябко ведя плечами. — Ты сам как будто только что из Ледяного Источника вылез!       Руки у Лань Ванцзи действительно были холодные, страх потери заморозил всё его существо. Вэй Усянь проворчал сквозь зубы ещё что-то, потом — разборчивее:       — Если нет, мне придётся решительные меры принять!       — М-меры? — отозвался Лань Ванцзи машинально. Ему только что пришла в голову мысль, которая его несколько успокоила: даже если Вэй Усянь потеряет чувства, он, Лань Ванцзи, заставит его обрести их снова, пусть хоть силой, но заставит! Не может быть, чтобы они были потеряны безвозвратно! Не эти чувства.       Вэй Усянь без лишних слов сунул обе руки Лань Ванцзи под одежду, поближе к нефритовому жезлу, который, как он полагал, непременно должен быть горячее прочих частей тела, самое то, чтобы быстро согреться и, вероятно, согреть и самого обладателя упомянутого жезла. Лань Ванцзи вздрогнул всем телом, отчасти от холода, отчасти от осознания, что потерявший чувства Вэй Усянь вряд ли совершил бы столь провокационный поступок. За столь бесстыдную выходку в неподходящий момент непременно нужно было одёрнуть его или даже отчитать, но Лань Ванцзи почувствовал такое облегчение и почти безумную радость, что не смог заставить себя это сделать. Он только крепче сжал руки вокруг Вэй Усяня и прикрыл глаза, непроизвольно подрагивая всем телом, ещё не вполне избавившемся от пережитого стресса.       Вэй Усянь наконец сообразил, что творится — или творилось — с Лань Ванцзи, пока он был в беспамятстве.       — Ну, ну, что ты себе надумал? — ласково сказал он, похлопывая Лань Ванцзи по спине.       — Мгм… — после долгого молчания отозвался Лань Ванцзи.       — Как будто демонам под силу изменять человеческие сердца… Не демоны меняют людей, а сами люди.       Это была довольно глубокая мысль, но она годилась для философской беседы, а не для разговора, один из участников которого прилежно рылся под одеждой другого, стремясь нащупать «нефритовую грелку», поэтому Вэй Усянь прибавил то, что счёл остроумным, а Лань Ванцзи — самыми желанными словами на свете:       — Так просто тебе от меня не отделаться, и не мечтай.       — Ты же собирался отнести противоядие Вэй Усяню? — сказал Лань Цижэнь, останавливая за локоть Лань Сичэня, который стремительно спустился с крыльца Цзинши и собирался уйти к себе.       — Полагаю, в этом больше нет необходимости, — отозвался Лань Сичэнь с некоторым смущением.       Лань Цижэнь оживился:       — Что, Вэй Усянь и вправду потерял все чувства?       — Дядя, — с укоризной сказал Лань Сичэнь, — если бы это случилось, Ванцзи был бы безутешен. Ты на самом деле этого хочешь?       — Пф, — сказал Лань Цижэнь, которому нисколько не понравилась такая формулировка вопроса, — если бы это случилось, Вэй Усянь наконец-то стал бы одним из Ланей. Но нет же, с ним даже демон не справился! — И Лань Цижэнь громко фыркнул. Пожалуй, помимо досады, в это фырканье непроизвольно примешалась толика уважения: справиться с ядом ночной твари самостоятельно, без противоядия, да ещё и сохранить рассудок…       — Разве демонам подвластны выверенные годами чувства? — с некоторой лиричностью в голосе спросил Лань Сичэнь. Он практически повторил высказанную уже Вэй Усянем мысль.       — И то правда, — сказал Лань Цижэнь, — если уж я терпеть не могу Вэй Усяня, то и сотня демонов не заставит меня изменить мнение о нём! Должно же быть в этом мире хоть что-то неизменное?