Ненавижу случайности

— Иногда мне кажется, что для того, чтобы расслабиться, мне нужно кого-то убить, — совершенно спокойно, от чего у разбойников дрожь прошла по телу, сообщил я. — А иногда я понимаю, что мне не кажется. Разбойники в мгновение ока не выдержали и начали нападать на нашу троицу, забредшую в лес за редкими травами. Ну, на самом деле мы забрели сюда ради чайных растений, из которых, если заварить, получится невероятно вкусный чай. Но я отвлекся от второстепенной темы, от которой зависят наши жизни. — Убейте их! — злобно проорал, видимо, главарь этой банды. А возможно, это просто очень эмоциональный и наглый придурок, посмевший взять на себя роль главаря, и потом получит хороших пиздюлей от него. И я опять отвлекаюсь от темы. Разбойники замахали своими палками, мечами, дубинами, тем-колючим-железным-шариком-на-палке, и накинулись на нас. Персиваль, как истинный казак рыцарь раскидывал врагов в стороны, Гвейн профессионально размахивал мечом и, выхватив меч врага, убил его, а я как-то стоял, наблюдал, размышлял о том, что выгляжу я, наверное, не очень пугающе… И упал без сознания, от боли в затылке. *** Очнулся я со связанными за спиной руками, кровью на виске, кровью из носа и жуткой болью в затылке, в животе и на ногах, но вполне живой. Осмотревшись, а перед этим сфокусировав расплывающийся взгляд, я увидел темную тюремную камеру с решеткой, вонючим сеном и еще двумя мужчинами. Один из них был очень большим, и связан по рукам и ногам веревками так, словно увлекается садо-мазо, а второй, поменьше, связан был как я — только руки. У меня же связаны только руки? Да. Еще подождав минутку, до меня дошло, что садо-мазохист — это Персиваль, а тот, что поменьше — Гвейн, ну, а я — Мерлин. Но последнее я вроде бы и так знал. Черт, голова раскалывается так, что по ней дубиной ударили. Хотя, может так и было. — Если я вдруг решу, что выгляжу не слишком пугающе, то просто напомните мне, что я чародей, — попросил я друзей, когда понял, что и они живы и в сознании. — Не помогать незнакомому истекающему кровью человеку, напоминать, что ты чародей, а если не сработает — стукнуть. Я понял, — Перси кивнул. — Может, шлепнуть? — предложил Гвейн. — Мой парень руки тебе оторвет, — предупредил я, и Гвейн недоуменно уставился на великана. — Не я! — испуганно пискнул тот. Неужели, статус моего парня — столь пугающая позиция? — Тогда я его что-то не вижу, — заметил все тот же Гвейн. Как странно, он все еще не изменился. — А я вижу, — я задумчиво улыбнулся своим мыслям, но тут же заметил обеспокоенное выражение на лицах друзей. — Не сейчас, дурни, — я снова мягко улыбнулся, представив Ланселота. — Он очень красивый и такой добрый, просто до безумия. Знаете, как слетаются люди на звон монет? Также он слетает на разбойников и чужие проблемы, старательно очищая мир от всякой нечисти в лице всяких убийц, насильников и, ну, да, разбойников. А в перерывах между этим помогает маленьким деткам найти маму, если они потерялись, и снимает котят с деревьев, — я коротко рассмеялся. — А еще угощает бедных детей конфетами. Возможно, эту привычку я перенял у него… А еще он очень силен — он победил одного из лучших рыцарей Альбиона, Артура Пендрагона, в дуэли. — За сердце дамы? — в шутку уточнил Гвейн и рассмеялся. — За мое сердце, — поправил я, и мужчины снова удивленно посмотрели на меня. — Но мне было все равно, кто победит. Я бы в любом случае его не бросил. Слишком люблю. Послышался звон ключей, скрип двери и стук шагов. Кто-то зашел в камеру к пленникам, хотя я правда не понял, зачем нас оставили в живых — приказ был убить. А может, я был прав, и тогда кричал просто наглый эмоциональный козлик? Вполне возможно. — Как же зовут этого принца на белом коне? — Гвейн коротко рассмеялся. Кажется, его совсем не колышет тот факт, что мы уже не одни. Но меня удивило больше не это, а то, что напротив нас засаживают еще троих людей, закрывают их решетку и снова сваливают. — Ланселот? — Ты меня спрашиваешь? — рассмеялся Гвейн, опьяненный экстримом ситуации — определенно. — Мерлин? — также удивленно как и я, спросил рыцарь. — Мерлин? — уточнили Леон и Артур, а потом повернули головы в мою сторону. — Мерлин?! — а теперь они вскрикнули от удивления. — Стоп! — прикрикнул на всех и сразу алкоголик, прищурился, осмотрел троицу напротив и повернулся ко мне, заговорщическим шепотом спрашивая: — Который? — Догадайся, — я улыбнулся. — Щеночек на дереве! — Щеночек? — уточнил Ланселот. — Этот, — он утвердительно кивнул самому себе и откинулся на стену, стукнулся головой, подумал, и свалился на не сопротивляющегося Персиваля. — А почему щеночек? — уточнил Артур. — А почему всегда котенок? — смеясь спросил у него Гвейн. — А почему вы вообще начали эту тему? — влез первый рыцарь Камелота. — Они не могут решить, на кого ты больше похож, Леон, — я улыбнулся. — А вот мне кажется, что ты — гибрид обоих видов. — Мер-рлин! — взревел принц Камелота. — Ты из-за него уволился со своей прошлой работы? — спросил ничего до этого не говорящий Перси, и на мой немой вопрос ответил: — Он слишком раздражителен. Все наконец-то заткнули свои хлебоприемники, обдумывая происходящее. Артур явно думал о том, что увидел меня спустя фиг его знает, сколько времени. Ланселот определенно о том, что раз я попал сюда, то вероятнее всего что-то не так, но я переубедил его сказав, что меня вырубили со спины. Персиваля явно смущал развалившийся на его «чуть ниже живота и чуть выше колен, но не там, где все подумали» друг. Гвейн хотел выпить. Леон единственный здравый человек, думающий о том, как бы нам отсюда выбраться. Я решил присоединиться к здравомыслящим чуть позже. — А как вы вообще сюда попали? — Мы отправились на охоту недалеко от границы с Мерсией, — оповестил нас Ланс. — Рассказывали, что там бродит магический зверь с головой льва, телом козла и хвостом дракона. Монстр нападал на людей, потрошил скот и некоторые люди еле успели сбежать. — Мгм, — я кивнул, глядя в потолок. — Ты знаешь, что это за монстр? — спросил он. — Да, конечно, — я снова кивнул, уже смотря на рыцаря. — Химера. А Гаюс не знает? — Гаюс не нашел ответа, — вместо друга ответил Артур. — Мерлин, а почему ты здесь? Я на секунду завис, обдумывая вопрос, а потом и ответ. Кажется, удар по голове сильно сказался на моем мыслительном процессе. — Перси, добавь к списку — не биться головой, потому что я не могу думать потом. Мужчина согласно кивнул, мысленно добавляя пункт к списку того, когда должен меня стукнуть или одернуть. — И он должен тебя стукнуть, если ты вдруг стукнешься? — уточнил Гвейн, недоумевая от ситуации. — Да? — я рассеянно взглянул на него. — Можете стукнуть меня по плечу… А нет, оно болит. По ноге… Ммм, по спине? Черт, почему у меня все болит?! — друг уже хотел было ответить, но я его перебил. — Впрочем, неважно. Нужно убить химеру, разобраться с разбойниками и выбраться из, ммм, тюрьмы? — А может, наоборот? — удивленно уточнил Леон. — Можно наоборот, — я кивнул и поморщился от внезапной боли. Кивал же раньше нормально! — Хочу цветочков! Все удивленно на меня уставились, забыв и об алкоголе, и о спасании собственных жизней. И чему это они все так удивились? — Цветочков? — уточнил Артур. — Да, Артур, цветочков, — я устало вздохнул. Разве он не знает, что это? — Цветочки — это система органов семенного размножения цветковых растений. Не понимаю, почему мне не дарят цветочков? Ладно, я парень. Но все ведь говорят, что я красивый и пытаются приударить! Почему мне не дарят цветочков? — я покачал головой и кое-что вспомнив перевел взгляд на великана. — Перси, а подаришь мне еще цветочков? Мужчина кивнул, не понимая, что происходит с его другом-работодателем. Тоже сделал и Гвейн, хотя у него цветочков я не просил. — Никогда, слышишь, Перси? Никогда не давай кому-то бить его по голове. Я тоже буду смотреть за этим. И вы, — он взглянул на мужчин в клетке напротив. — Тоже за этим смотрите. — Будем, — ответили уверенно и хором. — А цветочки? — Будут тебе цветочки, — пообещал Артур. — Когда вернешься в Камелот. — А я просил не тебя! Перси! — Я уже обещал, что насобираю тебе цветочков, — снова мягко кивнул бродячий рыцарь. — Тогда давайте уже выбираться отсюда, — я бодренько вдохнул затхлый воздух и потряс освобожденными руками. Все удивленно уставились на меня. — Это ты как? — не понял Гвейн, а потом округлил глаза. — А, точно, ты же… — но договорить ему не дал пинок от друга. — Я точно не понял, о чем ты подумал, но здесь острый камень, — я ткнул в этот самый камень. — Он болезненно впивался мне в спину, и я решил использовать его более полезным способом. Все снова удивились, меня это уже не волновало. Я просто хотел закончить с этим побыстрее и понюхать цветочки. А еще я недоумевал о том, что никто еще не освободился. Они либо все немного глупенькие, либо сосредоточены на чем-то другом, хотя я был до конца уверен, что Леон раздумывает над побегом. Ну да ладно. Подняв с пола еще один камень, или кость, я подошел к Гвейну и, спустя считанные пять минут, с долькой магии, освободил его руки, а после этого посмотрел на великана. — КАК мне освободить тебя?! — недоумевая осмотрев то, что очень старательно создал фанат сибари, спросил я. — Не беспокойтесь, решетку я нашу открою… — алкоголик помахал перед моим носом каким-то железным прутиком. — И?.. — Ладно-ладно, и у рыцарей тоже, — сдался друг, но его тут же поправили из камеры напротив. — Вообще-то, я — Артур Пендрагон, сын Утера Пендрагона и будущий король Камелота, — с горделивой ухмылкой сообщил принц. А может, он и не улыбается. Нет, кажется он не улыбается, а это у меня просто сотрясение. Черт, да у меня же сотрясение! Вот блин, теперь блинов захотелось. — И ты думаешь, что я обязан тебя из-за этого вытащить? — с насмешкой спросил Гвейн, шебурша чем-то в замке. Мужчины недоуменно перевели взгляды на него и я, перерубывая веревки великана, пояснил: — Он не любит благородных. — Разве я говорил? — мужчина недоуменно перевел взгляд с калитки на меня. — А разве нет? — я перешел на ноги. — Да и за что их любить? — он усмехнулся. — Подожди, — он снова обернулся ко мне. — То есть, ты хочешь сказать, что человек, которого ты любишь — благородный? — В душе, — я пожал плечами, и пронаблюдал за тем, как веревки с треском рвутся на Персивале, а решетка открывается. Недовольно поджав губы, Гвейн принялся за замок не дающий рыцарям и принцу выйти на свободу, я разрубил их веревки камнем, и вот мы все уже даже стоять можем. Мы в тишине, не перешептываясь и даже не шаркая, двинулись к двери, которую скорее всего кто-то охраняет, а чтобы охранять, этому кому-то нужен меч, а значит, мы можем забрать меч, а значит я просто не хочу уже думать, голова болит. Вот бы дождик пошел, или нет. Наши следы будет видно, если пойдет дождик? Вообще-то, их может смыть, но главное ходить не по отрытой местности и не грязным лужам, потому что отпечатки останутся. Хотя, какая разница, если я все равно магически уберу их? Дождик, иди сюда, и захвати цветочков! Но мы еще не на улице, и Артур с Гвейном только обезоружили двух охранников, ну, а потом прикончили их. Персивалю меч не нужен, поэтому у нас теперь есть три полноценных воина. Но что-то категорически отказывалось идти так, как надо. Гвейн был чем-то раздражен, как и Артур, Ланселот с беспокойством каждый раз оглядывался на меня, стараясь не потерять, а Перси с Леоном просто молчали, как и все, что нас окружает. Жажда понюхать цветочки, вызвать дождик и свалить отсюда воспылала настолько, что мне все казалось чем-то неважным, чем-то таким… Ненужным? — Заберите у принцессы меч, — устало дотрагиваясь до головы попросил я у рыцарей, ну и недо-рыцарей. В общем, буду считать бродячих рыцарей — обычными. — Ты назвал меня принцессой? — вспылил Артур, злобно зыркнув в мою сторону. — А еще я попросил забрать у тебя меч, — напомнил я. Перси коротко извинился и забрал оружие у принца, тот не хотел отдавать недавний трофей и Лансу с Леоном пришлось его удерживать. Они уже догадывались о том, что сейчас произойдет. Ну и это произошло — я переместил нас всех на какую-то поляну посреди леса, где отовсюду были прекрасные, высокие, крепкие раскидистые деревья, с толстыми ветвями. Сказочное место, но я кое-чего еще не сделал. Исчезнув с поляны и забрав у ошарашенного разбойника два абсолютно новеньких меча, парочку кинжалов, и мечи камелотовцев, я коротко попрощался и вернулся на поляну. скинув оружие в ноги рыцарей, я со вздохом пробормотал: — Не зря же я их покупал… — Нет, Артур! — с надрывом выкрикнул Ланселот, как когда я прогнал дракона. И в меня вошел меч. Опять. — Знаем, проходили, — я отмахнулся от испуганных и побледневших лиц друзей, легко оттолкнул бледного как смерть принца, и вытащил меч. — Ох, сколько раз… До сих пор бол-льно!.. Облегченно вздохнув, когда в моем теле уже не было лишнего железа, я снова отмахнулся от помощи рыцарей, снял окровавленную рубашку и поднес руки к ране. Она начала медленно зарастать и в конце остался лишь белесый шрам, как и множество других. — Я же просил забрать меч, — зло прошипел я. Кажется, вместе со сталью в меня вошел и здравый смысл. — Мерлин, ты… Жив? — неверяще прошептал Гвейн и кинулся обнимать почти-умершего-но-почему-то-живого-наверное-магия друга. — Конечно жив, Гвейн. Агх, хватит, у меня голова болит. Я попытался выпутаться из объятий, но ничего не получалось без применения магии, а потом… А потом я просто осознал, как странно ощущать крепкую теплую грудь, к которой тебя так сильно прижимают, что сейчас кости в ребрах захрустят, и как приятно осознавать, что прижимают тебя, потому что боятся потерять, желают защищать. Раньше я такое чувствовал только от Ланселота. Как приятно осознавать, что есть еще и Гвейн. Я просто обнял его в ответ и закрыл глаза. Ни о чем думать не хотелось. *** Но думать надо было, причем срочно, и лучше не о цветочках. Я еще раз покрепче прижался к Гвейну, но после легко оттолкнул его и посмотрел на Артура. — Воевать мы не будем, — строго сообщил я принцу, которого легко сдерживает Персиваль. — И, да, они все знают, только ты у нас тут такой дуболом, — уже более лениво продолжил. — И это не значит, что я не доверяю тебе, Артур, и… Ребят, а можем мы поговорить наедине? — я обернулся к рыцарям и они поджали губы. — Я не переживу этого еще раз, Мерлин, — отрицательно качнув головой твердо произнес Ланселот. — Не смей. — Ты это видел всего раз… — Теперь два. И их было больше. Мерлин, — я словно физически ощущал твердость его голоса и вздрогнул. — О чем вы? — не выдержал Артур, которого все еще не отпускал великан. — И отпустите меня, сейчас же! — О том, что иногда вы бываете очень эмоциональным, Ваше Высочество, — попытался мягко, всеми силами сдерживая гнев, ответить рыцарь. — И сдерживаем вас, потому что… Были случаи, когда вы гнев сдержать не смогли. — Ланселот, — Артур смотрел на своего рыцаря как на нечто ужасное, как на предателя. Самый благородный, самый добрый и искренний рыцарь, который всегда был готов пожертвовать собой ради своего короля, не может быть предателем. — Как ты можешь быть так спокоен?! Как ты смеешь говорить со мной?! — Заткнись, — не выдержал я от гнева. Не могу больше, слишком зол. — Да если бы я хоть раз увидел, как ты пытаешься убить Ланселота, то наплевал бы на все свои принципы и обещания! Ты был бы мертв еще при первой же попытке, Артур, поэтому будь благодарен стальным нервам своего самого преданного рыцаря. Артур выглядел пораженным такими заявлениями, но он все еще наглый принц, он не пережил ни предательства сестры, ни осады Камелота, ни смерти отца, ни бремени короля. Он еще не доверяет мне также, как доверял Мерлину в пятом сезоне. Он даже в пятом сезоне смирился с магией друга только под конец, на смертном одре. И он злится. — Он не может быть рыцарем Камелота, когда все время покрывает мага! — Колдуна, — рефлекторно поправил я, даже не задумываясь об этом. Принц посмотрел на меня с подозрением, но не успел задать своего вопроса, потому что вместо него это сделал Леон. — Ты сказал «при первой же попытке», — пораженно пробормотал рыцарь. — А сколько их было? Отвечать не хотелось хотя бы потому, что даже Лансу я не сказал точного числа. Я даже и сам не помню. Но помнит мое тело. — Это восьмой, — прохрипел Гвейн, осмотрев мой голый торс. Черт, и зачем я снял рубашку?! — Шрам — да, но рассказывал я всего дважды, — торопливо проговорил я и надел обновленную рубашку, уже чистую и без дыр. Все затихли в гробовом молчании, боясь издать хоть один звук. Артур ослабел и Перси отпустил его. Пендрагон взглянул на свои руки. Они трясутся. — Когда-нибудь я точно заставлю тебя выпить Зелье Правды, Мерлин, — с болью в голосе проговорил Ланселот. — Ты не знал? — удивился Гвейн. — Но вы же, как-бы… — Он спит ко мне спиной, — рыцарь широко раскрыл глаза, осененный догадкой. — Поэтому?.. — Что? Нет! Мне просто трудно дышать, — я застегнул последнюю пуговичку, и у Ланса в голове что-то снова щелкнуло. — Доставай зелье, — на мой, и не только мой, удивленный взгляд, Ланселот ответил: — Зелье Правды, Мерлин. И мы идем туда, — он указал на кусты. — И там ты расскажешь мне все. — Сейчас? — удивился Персиваль, немного недоумевая от ситуации, ведь был уверен, что они будут сейчас двигаться туда, где можно нормально поесть, и Мерлин сможет в удобстве обработать раны каждого. Самая здравая мысль, кстати. — Сейчас. Я не сильно хотел вести тяжелые разговоры сейчас, и будь Ланселот менее зол, он бы не смотрел на меня с такой неумолимой строгостью. Но он в гневе, и я ничего не могу с этим поделать, только ответить на все вопросы. Без утайки. Мы сели на какие-то камни, очень удобные для сидения, кстати, и я достал бутылек с серебряной жидкостью, и сделал крохотный глоток, которого с головой хватит на все вопросы мужчины. — Чего еще ты мне не сказал? — А по-точнее? — Чего еще ты мне не рассказал о том, что… Что с тобой происходило. Что-то вроде этих… шрамов, что-то вызвавшее у тебя подобные эмоции, ощущения. Я хочу знать всего тебя, Мерлин. Я хочу знать все болезненные моменты человека, которого люблю, — рыцарь выглядел как брошенный под ливень щенок, которого только что пнул на асфальт хозяин. — Я умирал. По его телу прошла дрожь. Я не могу лгать. И я рассказал Ланселоту все, о своей смерти, не в силах скрыть хоть какие-то детали. Рассказал о том, как в детстве упал с дерева на какие-то доски, как больно было, и как я еще полтора-два месяца не мог ходить. Как когда-то, тоже в далеком детстве, подхватил какую-то заразу и в течении недели не мог говорить, то ли язык опух, то горло, точно не помню. Я рассказал о том, что я из другого времени, другого мира. — Я правда рад, что ты заставил меня выпить это зелье, потому что без него я вряд ли когда-нибудь решился бы. Ланселот выглядел явно не довольным подобным заявлением, но лишь вздохнул, мягко кивнул и притянул меня к себе, обнимая. Он шептал какую-то чепуху вроде «теперь я рядом, и ничему подобному не позволю повториться», а возможно, это была не чепуха. Я не хотел раздумывать ни над этим, ни над чем-то еще, потому лишь молчал и вслушивался в приятный тихий шепот с легкой хрипотцой. Спустя десять, а может двадцать или больше, минут, мы с рыцарем наконец-то вышли из-за кустов, и увидели, что четверка рыцарей-принцев-крестьян-я-бродячий-рыцарь-принцесса уже развела небольшой костер и даже каким-то образом поймала кролика. Вот только разделывать они его не умеют, а потому и готовить тоже. Жалобные взгляды от всей пятерки, к которой уже присоединился Ланс, была мне явным знаком, что если не я, то они все подохнут от голода, или будут наслаждаться мхом. Мох, кстати, очень питательный, разве что грязь лучше убрать, помыть, добавить немного специй, овощей, картофеля и мяса… А так, да, очень съедобный и питательный мох. Послав Ланселота за водой, Гвейна и Леона за дровами, а Персиваля за травами, я понял, что со мной остался только нервно переминающийся с ноги на ногу Артур, сидящий как можно дальше от меня. — Ты простил меня, — неожиданно начал он, пока я разделывал тушу бедного млекопитающего, — а я даже не знаю за что точно. Голос у принца был ровный, но я уверен, что если бы повернулся к нему, то увидел бы невыразимую словами боль и беспомощность. — Ты все это время был колдуном, но не убил меня. Ты все это время был сильнее меня, но позволял смеяться над собой, и прибирал за мной. Ты мне враг? — Нет. — Ты мне даже не враг, после всего случившегося. А я не помню, что вообще случилось. Меня всегда было сложно разжалобить, особенно здоровым и взрослым парням, которые уже давно вылезли из пеленок, и молоко вытирают сами. Но Артур, мне кажется, не просто так вызывает уважение у любых монархов, с которыми он общался. Которые хотели его убить. Уважение он вызывает у всех, равно как и влюбляет в себя своей храбростью и добротой. Разжалобить получилось. Я вздохнул, парой слов очистил руки от крови и потрохов, и встал. Каждый шаг, приближающий меня к принцу Камелота отдавался в ушах набатом, кричащем об возможно опасности, но здравый смысл и доверие Артуру мгновенно приглушили его. Я поднял руки и потянулся пальцами к вискам принца. Он вздрогнул, видя меня так близко, но не встал и не отмахнулся. — Я дам тебе все вспомнить, не дергайся. Он секунду помолчал, собираясь с силами, и кивнул. И я позволил ему вспомнить. *** Мы все лежали у костра, пытаясь согреться, потому что погода сырая, и мужчины почему-то старательно отказываются от согревающих чар. Я был под боком у Ланселота, и он прижимал меня к себе, о чем-то раздумывая. Это было прекрасно видно по его лицу. — Почему ты мне не рассказывал? — наконец решился он задать вопрос, шепотом, чтобы если кто-то еще не спал, то не услышал. — Ты правда не доверяешь мне? Магию ты доверил сразу. — Магия — это часть меня, которую кто-то либо принимает, либо нет. Я всегда знал, что ты ее примешь, — также шепотом ответил я, взглянув на его уставшее лицо. — Но в начале, когда мы только начали общаться, я не хотел рассказывать тебе о… Ты понял. А потом просто… Мне казалось это очень далеким, ведь я это уже пережил, буквально, — смешок. — А шрамы? — Я правда не скрывал их, — торопливо ответил, чуть приподнявшись на локтях. — Но и не начинал говорит о них, потому что боялся твоей реакции, и… Прости, но твоего гнева. Ты слишком добр, слишком мил, и я просто боюсь представить тебя злым, не важно на кого. Ладно, на Моргаузу можно, — мгновенно поправился. — Но только на нее. Я вернул голову на плечо рыцаря, и мы тихо смотрели на звезды, рассыпаные по небу. Как же хорошо без этих чертовых фонарей, заводов, будущего. — Просто не скрывай от меня больше своей смерти, — хрипло попросил Ланселот. Раздался приглушенный, и явно не удержавшийся вскрик. Короткий, максимально тихий, но вполне реальный. Мы развернулись и увидели удивленные, и слегка перекошенные от ужаса, физиономии Гвейна и Персиваля, которые, также как и мы, устроились рядом. Артур и Леон лежали с другой стороны, и оба явно спали, оправдывая приглушенный храп. — Цыц, — шикнул на них я. — Ну умирал, с кем не бывает? И чего вы все так реагируете, если даже я сам не парюсь? Рыцари смущенно кивнули, осознав, что вероятнее всего смерть была давно, и я действительно ее уже не вспоминаю. В целом, день закончился приятно.