Список желаний

— Да-да, завались! — Олежа, скучно коротавший день на кровати, приподнялся. — До завтра. Димка Побрацкий был его очередным соседом. Въехал сразу через несколько часов, как Коля Смирнов позорно сбежал, оставив все вещи на своих местах. Он даже возвращаться за ними не хотел, настолько был напуган. На расспросы ничего толкового не отвечал, ограничиваясь, вскользь брошенным: «мне просто там надоело». Надоело настолько, что даже появлению нескольких седых прядок никто не удивился. После несчастной смерти Олежи Душнова, за комнатой двести тринадцать закрепилась неприятная слава. Одни говорили, что там живет дух не так давно умершего декана, который гонит взашей неучей. Другие, что комната сама по себе проклята и любой, кто проживет в ней хотя бы неделю либо свихнется, либо умрет самой страшной смертью на свете. Третьи этому не верили, но и заселяться в опять опустевшую комнату не спешили. Но Диме, казалось, на все байки было наплевать Он одним из первых зашел в комнату, он же помог собрать скудный набор вещей напуганного Кольки, он же и перетащил их в другую комнату. На все предостережения махал рукой, мол, что со мной станется, сам та еще зараза, так что все будет пучком. Олежа настолько поразился этой глупой самоуверенности, что не стал сразу пугать. Решил сначала присмотреться, а потом уже как пойдет. Может, Дима был тем самым идеальным соседом, с которым жить было в одно удовольствие, а он его — бац! — и все, и выгонит. А его место займет какой-нибудь Валя Комаров, к примеру. Ему это, разве, надо? Олеже в принципе было нечем заняться. После смерти он сразу же очутился здесь и как бы не пытался выйти — без толку. Комната под номером двести тринадцать не отпускала его, будто и впрямь была проклята. Вот он и чудил временами, когда наскучивало. Гонял неприятных соседей или по возможности рылся в их вещах и личных переписках. «Потому что нечего оставлять ноутбук включенным», оправдывал себя он в редкие моменты, когда совесть просыпалась и начинала подъедать. Так что Олежа тух со скуки, а Дима был неплохим развлечением. Скинув куртку на спинку стула, Дима подошел к окну. На улице уже давно стемнело и свет рядом стоящих домов, уличных фонарей и проезжающих по дороге машин был отчетливо виден. Олежа бы обязательно полюбовался такой умиротворенной городской красотой, если бы не одно обстоятельство — этот вид уже давно сидел у него в печенках. Сейчас бы в деревню, мечтал он, разглядывая полную луну и редкие точки скорее всего уже давно мертвых звезд. Открыв окно и впустив прохладный воздух в комнату, Дима вернулся к столу, зажег настольную лампу. Олежа пристально за ним наблюдал. Одно-единственное, что его смущало в Диме было то, как он резко менялся, оставаясь наедине с собой. Душнову временами казалось, что с каждым новым днем Димка становился все мрачнее и мрачнее. Его что-то грызло изнутри, что-то внутри него не находило выхода и Олежа находил это занятным. Побрацкий виделся ему этаким ребусом на ножках, в котором очень сильно хотелось разобраться, чтобы развеять надоевшую скуку. Они жили вместе уже как неделю, но Олежа до сих пор не мог понять, почему Диме каждый раз становилось так плохо. Он же был обычным пацаном со двора: не верил во всякое, начиная с психологии и заканчивая адом, раем и духами. Флиртовал с девчонками по переписке или в звонках, выглядя каким-то болезненно самодовольным. В комнату их, правда, не водил, но оно и понятно, кто бы захотел прийти по собственной воле в их двести тринадцатую. Изредка дрался с другими парнями — Олежа знал об этом еще по своей прошлой жизни. Имел кучу друзей и постоянно зависал на всяких разных тусовках. Еще учебу не особо жаловал, но из-за подвешенного языка и природной хитрости избегал серьезных неприятностей. В общем и целом Димка был обычным нормальным парнем. Пока… Дима сидел за столом и чатился с кем-то в интернете. Олежа мельком глянул и тут же потерял интерес — это была рядовая переписка в групповом чате между одногруппниками, Олежа на них еще при жизни нагляделся, спасибо. Потом еще несколько часов побездельничал, а когда совсем уж стемнело — надел наушники и подозрительно затих. Душнов не сразу обратил на это внимание, но потом, когда услышал робкий вздох, обернулся и застыл… Теперь было понятно, что так долго мучило бедного Диму, который из кожи вон лез, чтобы казаться нормальным. Это казалось понятным и логичным, Олежа одного понять не мог, как он сам об этом не догадался. Заводила и балагур Побрацкий, который показушно оборачивался вслед любой проходящей мимо юбке, был именно тем, кого эти самые юбки никогда не интересовали. Олежа бы порадовался разгаданному ребусу, но внутри что-то неосознанно сжалось. Обернувшись и посмотрев на сгорбленную спину Димы, Душнов отчетливо ощутил грусть. Еще при жизни он считал Побрацкого глупым и не достойным внимания. Социальная выскочка, сворачивающая шею из-за любой проходящей рядом дамы, — он казался одномерным и плоским. Неинтересным. Такие типы обычно были ни рыба, ни мясо — ничего выдающегося, глядя на них, становилось понятно, что у них за душой нет ничего. А тут такое… Олеже стало действительно стыдно. Он судил о нем, не зная его. Да они и не разговаривали толком, разве что Побрацкий иногда обращался к нему с просьбами списать или дать конспект. И ничего больше. Дима глухо застонал, откидываясь на спинку стула. Его лицо в бледном свете было едва ли румяным, челка прилипла ко лбу, а на висках поблескивал пот. Потянувшись за салфетками, он вытер все следы преступления, почистил браузер и опять скорчил мрачную мину. Олеже впервые за все время срочно захотелось стать живым и, схватив его за плечи, встряхнуть. А еще заорать, чтобы он не портил себе жизнь. Была только одна загвоздка: Олежа был мертв, и видеть его могли только кошки с соседнего дома, которые, заметив, не сводили взгляд. А еще была одна проблема: он не был уверен, что больше испортит Побрацкому жизнь: выход из шкафа или его тщательно выстроенная и прижившаяся роль. Он был простым наблюдателем, который мог только в случае необходимости выгнать его из этой проклятой комнаты. Выгнать так же, как его гнала жизнь. — Черт, — выругался Олежа, — и вот надо было тебе быть таким?.. Дима его, естественно, не услышал.