***
Стайлз — дергающиеся руки и ноги, да быстрые улыбки. Он комок нервов. Он запертая в бутылке неистовая сила стихии, ну или, может, что-то более земное. Он как сверчки в кофейной банке, стрекочущие, прыгающие и колотящиеся о стенки. Именно это видят люди, когда смотрят на Стайлза — парня с переизбытком энергии, и недостаточно взрослого, чтобы справиться с этим. Они видят его СДВГ, скачущие в голове, как мячик для пинг-понга, мысли. Они видят только фасад, но Стайлз куда интереснее. Иногда Питеру кажется, что он — единственный, кто это действительно видит.***
Как-то раз, несколько месяцев тому назад, Питер стоял на крыше принадлежавшего Дереку здания и смотрел на раскинувшийся внизу Бикон-Хиллз. Была холодная ночь; та, в которую кажется, что горящие звёзды так близко, что можно дотянуться кончиками когтей. Так Питер стоял, размышляя, — прячась, как сказал бы Стайлз, — пока собрание не закончилось и стая не разъехалась, и из всех машин остался один только джип. Голубой джип, на капоте которого сидел парень. «Чего же ты ждёшь, Стайлз?» Но Стайлз бы все равно не услышал: Питер был на высоте пяти этажей и слишком далеко, поэтому окликать не стал. Несколько секунд спустя в кармане завибрировал телефон, и Питер выудил его. Сообщение от Стайлза: «Ты знал, что самое древнее записанное кошачье имя — это Неджем? Оно означало «милый». Котик жил во время правления Тутмоса III, в 1479-1425 годах до н.э.». Как внезапно. И как похоже на Стайлза. Через несколько минут последовало продолжение: «Не думаю, что нас будут помнить так долго. Мне кажется, нас забудут очень скоро». Воздух стал холоднее. Питер наблюдал за сгорбившимся на капоте джипа Стайлзом ещё пару мгновений и затем вернулся в помещение.***
Питер не хотел забвения. Он всегда знал, что это ещё не конец. Ни когда до него добрался огонь. Ни когда Дерек разорвал его глотку. Ни когда Скотт запер его в доме Эйкена. И уж точно не сейчас. Питер всегда выживал. Это он и говорит Сандживу, Эмили и Поппи. Он снова выживет, и они тоже. Когда Стайлза закидывает на железнодорожную станцию, Питер в этом лишь убеждается. Стайлз здесь. Они выберутся отсюда в конце концов. И тогда будут незабвенными.***
— Питер? — спрашивает Стайлз. — Откуда дует ветер? Он спрыгивает на пути и идёт по тоннелю. Ветер налетает на него, развевает края клетчатой рубашки и ерошит волосы. Идущий за Стайлзом Питер с трудом сдерживается, чтобы не пригладить ему волосы. — Ниоткуда, — говорит он Стайлзу, когда череда поворотов необъяснимо приводит их обратно в зал ожидания. — Ниоткуда он не дует. — Хах, — Стайлз прикусывает нижнюю губу и хмурит брови. Питер очень хорошо знает этот упрямый взгляд. Стайлз, может, и сбит с толку, но явно не готов сдаться.***
Питер и Стайлз вместе с другими паникующими похищенными, которых неминуемое приближение Призрачных Всадников вывело из ступора, прячутся за сиденьями. В воздухе пахнет грядущей грозой — озоном и сыростью, — и затем внезапно сверкает молния, в зелёных отблесках глаза Стайлза горят, как у беты. Питер не может сдержаться и кладёт пальцы ему на зашеек, якобы заставляя пригнуться пониже, когда Призрачный Всадник прорывается сквозь разрыв между этим местом и настоящим миром. Слишком громко. Копыта коня стучат по плитке, ржание больше похоже на крик. Шум разносится по залу ожидания, отражается от стен и смешивается с криками паникующих, толпящихся людей. И слишком ярко; Всадник стряхивает, словно дорожную пыль с плеч, зелёные искры и сбрасывает нового похищенного на грязный пол. Парень. Молодой. Пахнет человеком. И — Питер чувствует, как спирает дыхание — он скорее зол, чем растерян. Питер подбодрил бы его, встающего на ноги и разворачивающегося к всаднику, если бы не знал, что именно произойдёт дальше. Портал зелёного свечения уже закрывается, Всадник поворачивается к нему. Новый парень это тоже замечает и складывает два и два: единственный вход — также и выход. Умный. Питер видит тот самый момент, в который он решает попробовать вернуться назад. Смелый. Стайлз вытягивает шею, чтобы всё увидеть, и Питер предупредительно сжимает его сильнее. Парень прыгает на спину коня за пару секунд до того, как они проносятся сквозь портал снова. Его крик обрывается слишком резко, и остаётся только вонь горящей плоти. Бедолага. Питер хотел бы сказать, что несчастный, за секунду спалённый дотла в межпространственном портале, это самое странное зрелище, которое он видел на железнодорожной станции, но это не так. Страшнее всего — стоит порталу закрыться, и каждый человек здесь сразу же успокаивается, безмятежно возвращается на место долго и бессмысленно ожидать поезд, который никогда не прибудет. Каждый раз у Питера от этого мурашки по коже. — Думаю, это не выход отсюда, — говорит Стайлз. Его тон ничего не выражает, но сердце стучит как бешеное. — По крайней мере, для людей. Питер нехотя отпускает его шею, встаёт и подаёт руку. — Я бы так выходить не стал. — А оборотень смог бы выжить? — Не знаю, — говорит Питер. Стайлз смотрит на него хмуро, с прищуром, и Питер ждёт приговор, который он вот-вот вынесет: Трус. Ты даже не попытался? Не мог, что ли, пройти сквозь огонь ещё раз, Питер, ради искупления всех своих грехов? Даже чтобы выбраться отсюда? Он ждёт приговора, но напрасно. — Хах, — уголок губ Стайлза дёргается в слишком прозрачном при обычной выразительности лица намеке на улыбку. — Что? — переспрашивает Питер, оскалившись, готовый защищаться. — Я понимаю, — Стайлз пожимает плечами. Питер смотрит на него. — Что ты ненавидишь больше, Питер? — Стайлз наклоняет голову. — Что кто-то может действительно подумать, что ты слаб, потому что не рискуешь сгореть до смерти? Снова? Хей, а может, тебе повезёт как в первый раз, и всего-то застрянешь на шесть лет в коме. Питер рычит, чувствуя, как вибрирует грудь. — Все знают эту часть твоей подноготной, Питер. Ты не то чтобы вообще скрывал, верно? — Стайлз вытягивает руку и, растопырив пальцы, кладёт ладонь на грудь Питера. — Ты прячешь это. Сердце Питера бьётся под ладонью Стайлза. — Это оборотень может выжить и добраться обратно, — говорит Стайлз, и его умные глаза распахиваются. — Но малышка в футболке с «Улицей Сезам» — нет, верно? — Нет, — соглашается Питер, в горле пересыхает. — Она не выживет. Стайлз стискивает губы в дрожащую линию, сгибает пальцы, имитируя когти, затем сжимает руку в кулак и бьёт Питера в грудь — без особого эффекта. — Ты грёбаный социопат. Не можешь раскрыть столь огромный секрет, а? Что у тебя действительно есть чёртово сердце? Питеру кажется, что в голосе Стайлза должно быть больше осуждения. Но в нём лишь рвущаяся наружу улыбка. — Долбаный идиот, — повторяет Стайлз почти с нежностью и ещё раз бьёт Питера в грудь, хотя сейчас это вряд ли можно назвать ударом — лёгкое касание костяшками пальцев рубашки Питера. Сердцебиение замедляется, глаза словно бы затягивает дымкой. — Всё равно идея тупая. — Правда, дорогой? — мягко спрашивает Питер. — Тупая, — говорит тихо, едва ли не хрипя, Стайлз. Его запах меняется, появляются чуть заметные нотки чего-то неожиданного. Он пахнет выцветшими чернилами, старым деревом, висящей в застоявшемся воздухе пылью. Как библиотека. И когда он говорит, голос приглушенный, словно бы звучит откуда-то издалека. — С этой стороны дверь не открыть. — Мы не можем? — Питеру хочется наклониться и прижаться губами к сонной артерии Стайлза, почувствовать пульс в таком его состоянии. Когда дар берёт контроль над телом. Питер глубоко вдыхает и говорит тихим голосом, чтобы не вырвать парня из транса: — Интересно, кто может? — Лидия, — говорит Стайлз. Его зрачки расширены, словно он находится в тёмной комнате. — Лидия может. Лидия сможет, — затем он дрожит и внезапно моргает, пробуждаясь. — Это только что случилось, да? — Только что случилось, умный мальчик, — отвечает Питер. И как Лидия должна открыть дверь, о существовании которой она не подозревает? Когда она даже не знает, что нужно искать, потому что забыла, что Стайлз и Питер пропали? Как им вообще с ней связаться отсюда? Питеру на тот момент без разницы. Это неважно. Да даже две жестяные банки и веревка справятся. Самое главное: Стайлз сказал, что это случится. Теперь это неизбежно.