***
После пиццы Стайлз оставляет детей валяться в гостиной на матрасах, а сам поднимается на второй этаж в спальню. Всё это странно. Отец говорит, что его не было несколько месяцев. Но этого не ощущается. Стайлзу кажется, что прошло от силы несколько часов, и сколько бы он ни пытался понять, как текло время на железнодорожной станции, он не может сосредоточиться. Он словно пытается вспомнить, что делал, напившись, или вроде того. Помнит урывками действия и разговоры, как последовательность событий, но понятия не имеет, сколько времени прошло между ними. Это тревожит. Он стоит перед книжным шкафом, проводит пальцами по корешкам любимых книг. Есть в них что-то знакомое, но в то же время они кажутся эфемерными, совсем как Стайлз недавно. Когда он пропал, комнаты тоже не было. Она была стёрта, как и он. И вот он вернулся, он это понимает, но не до конца: он как моряк, у которого после долгого плавания под ногами качается земля. — Экзистенциальный кризис? — звучит со стороны дверного проёма. — Говнюк, — говорит Стайлз, пытаясь сдержать улыбку. Он разворачивается, когда Питер подходит ближе, и так естественно обнять его в ответ. На какое-то время, но потом Стайлз напрягается. — Я не хочу… — Ш-ш-ш, — дыхание Питера горячее, тёплый рот замирает прямо над пульсом Стайлза. — Я знаю, дорогой. Стайлз жмурится, судорожно выдыхая. — Я просто запоминаю твой запах, — говорит Питер, глубоко вдыхая. Он немного выпрямляется и касается губами виска и влажной от пота кожи возле линии роста волос. — Вот и всё. Есть причина, по которой Стайлз был так долго одержим Лидией. Причина, почему он поставил себе недостижимую цель. Потому что хоть так он мог сделать вид, что играет в ту же игру, что и остальные. Ему стоило знать с самого начала, всё же, ведь с третьего класса его фантазии «подержаться за ручку» и «вместе поесть картошку фри» так ни во что и не превратились. — Только это, — бормочет Питер. — Этого достаточно, Стайлз. Более чем. Мы больше не там, и мы стая, и ты, мой дорогой мальчик, станешь великолепным. Стайлз издаёт что-то между смешком и всхлипом. — Так у тебя теперь тоже дар предсказателя, а? Он виском чувствует, как губы Питера изгибается в улыбке. — Не обязательно иметь дар, чтобы это знать, дорогой, поверь. — Вот знаешь, тебе я ни капли не верю, — бормочет Стайлз. — Лжец, — смеётся Питер. — Значит, из нас выйдет хорошая пара. Питер мягко целует его висок. — Это точно. — Питер? — Стайлз напускает в голос сомнение и едва ли не отчаяние. — У нас большая проблема. — Что? — глаза Питера сверкают красным. — Ну… — Стайлз прикусывает губу. — Ты мой альфа, и я твой эмиссар, верно? — Это так. — Я… я не думаю, что дело выгорит, Питер, — он распахивает глаза. — В смысле, ну… пони? «Дружба — это чудо»? Серьёзно? Несколько секунд лицо Питера ничего не выражает, затем он закатывает глаза. — Ты мелкий говнюк! Я знал, что так просто ты этого не забудешь! Восторг так и бурлил. — В смысле, Питер, это ведь франшиза! Ты даже не назвал ни одной пони! Ты знаешь их имена? Боги, готов поспорить, что знаешь? — Заткнись. — У тебя дома есть фигурки? Ты с ними играешь? — Заткнись, — но губы Питера растягиваются в плохо скрываемой улыбке. — Дашь мне с ними поиграть? — Говнюк, — Питер тыкает его в бок. Стайлз смеётся. — Кто бы говорил, альфа!***
Утром Стайлз спускается в кухню. Питер готовит яичницу с беконом, а отец сидит перед пустой тарелкой с виноватым выражением лица. Стайлз сверлит Питера взглядом, потом смотрит сурово на отца, и только затем садится за стол и ждёт, когда мозг проснётся и догонит тело. Напротив него Санджив ковыряется в тарелке с болтуньей, Эмили пьёт сок из стакана. Поппи рядом с отцом, в каждой руке сжимает по полоске бекона. У неё веснушки. Стайлз не замечал раньше из-за краски на лице. Странно видеть её без усиков. Питер ставит перед ним тарелку и возвращается к плите. Стайлз сонно ему улыбается. Он не знает, может ли чувствовать связь со стаей так же, как и оборотни, — наверное, нет, — но внутри становится тепло, когда он смотрит на сидящих за столом. Это правильно: как же давно он не чувствовал подобного. После ногицуне в нем осталась дыра, внутри было пусто, того и гляди сломается, но сейчас Стайлз почти чувствует себя целым. У него есть альфа и стая, и отец. — После завтрака мы с детьми едем в «Мэйси», — говорит Питер. — Им не помешает прикупить одежды, если они не хотят выделяться, да и нельзя вечно ходить в твоих старых футболках с рисунками. — «Волмарт» ближе. — «Волмарт» это «Волмарт», — Питера передёргивает. Стайлз показывает ему средний палец. Поппи хихикает, а отец закатывает глаза. Питер с детьми уехали после завтрака: Санджив и Эмили в одежде Стайлза, а Поппи в джинсах и футболке с «Улицей Сезам». Стайлз уверен, они вернутся домой, одетые как со страниц модных журналов. Не дай Бог, стая Питера не будет выглядеть так, чтобы прямо сейчас запостить фотки в инстаграм. Стайлз помогает отцу загрузить посудомоечную машину. — Вы с Питером... — неловко начинает отец, но запинается и прочищает горло. — Я его эмиссар. Он снова альфа, и я его эмиссар. Не… не то, о чём ты подумал. — Ты уверен, ребёнок? — отец хмурится. — Как вы друг на друга смотрите — это нормально. В смысле, если это то, чего ты хочешь, всё хорошо. Питер… — он недовольно замолкает. — Питера на роль зятя никто первым не выберет, — Стайлз фыркает, немного выпрямляется и отклоняется обратно к тумбе. — Всё сложно, пап, но мы не занимаемся сексом. — Это… — отец испускает вздох облегчения. — Это тоже неплохо. Стайлз решает не говорить, что «не заниматься сексом» и «не состоять в отношениях» — не одно и то же. Что бы он ни чувствовал по отношению к Питеру, и что бы Питер ни чувствовал к нему, это то, что нужно. Этого он хочет и в этом нуждается. Он думает, что Питер может быть его альфой и его партнёром во всём, и секс даже не играет роли в этом уравнении. Но пока что он может отмахнуться от беспокойства папы отмазкой, что они не занимаются сексом. Это лазейка, но Стайлз только рад ей сейчас воспользоваться и, по правде говоря, будет использовать её так долго, как только сможет. — Питер снова альфа? — спрашивает отец. — Кого он… — Никого. Он никого не убивал, — в этот раз. — Он пробыл там дольше, чем я, и, думаю, стал присматривать за Эмили и Сандживом, потому что они оборотни, и Поппи, потому что, ну, она кто-то, и, думаю, может, он стал альфой, потому что вёл себя как альфа. Я не особо в этом разбираюсь. Он сказал мне отвести детей в безопасное место. Он встал между нами и призрачным всадником. И его глаза снова стали красными. — Когда он пытался защитить вас? — Ага, — Стайлз теребит нитку на футболке. — Думаю, это тогда и случилось. — И ты его эмиссар? — отец хмурится. — Ты тоже не совсем человек, Стайлз? — Ага, — Стайлз опускает взгляд. — Мне так кажется. — Когда это случилось? После ногицуне? Стайлз с трудом подавляет дрожь. — Нет, думаю, гораздо раньше. — Ты не слишком-то уверен, ребёнок. — Раньше, — Стайлз поднимает взгляд и смотрит отцу прямо в глаза. Сердце бьется где-то в горле. — Оно всегда было во мне. Я говорю о том, что когда-нибудь случится, пап, это не СДВГ, не результат умозаключений, не умение подмечать детали, которых другие не замечают, и не просто совпадение. — Случится из-за тебя? — Нет. Я просто говорю о том, что будет когда-нибудь. На какое-то время между ними повисает тишина, и Стайлз не может понять её причин. Он наблюдает, как сотни разных выражений сменяются на лице отца, и затем тот прочищает горло. — Когда твоя мама умирала, помнишь, что ты мне сказал? Стайлз кивает, он почти готов заплакать. — Я сказал, что ты тоже меня забудешь. — И я сказал, что это невозможно, — папа моргает, глаза блестят. — Боже, Стайлз. Мне так жаль. Он притягивает Стайлза в объятия. Стайлз прячет лицо в плече отца. — Это не твоя вина. Откуда тебе было знать? Отец его словно бы не слышит, он лишь прижимает его крепче. — Мне так жаль, сынок. Так жаль. Они очень долго простояли, обнявшись, под шум посудомоечной машины.***
Питер и дети вернулись с пакетами из «Мэйси». Стайлз остаток дня учит Санджива и Эмили пользоваться смартфоном под «Улицу Сезам». Поппи смотрела её, цепляясь за своего говорящего Коржика. «Она взяла Коржика, — тихо рассказывает Стайлзу Питер, — потому что не знала, кто такой Элмо». Странно было думать, что она, возможно, родилась раньше Питера или даже раньше отца Стайлза. Питер садится рядом с ним на диван и открывает ноутбук. — Что делаешь? — спрашивает Стайлз. — Понадобится новое жильё, — Питер открывает страницу с объявлениями о купле-продаже недвижимости. — Где поместится стая. И нам понадобятся документы для детей. Дитон, возможно, может помочь. — Нет, — Стайлз хмурится. — Я тоже ему не доверяю, но у него есть связи. — У Криса Арджента тоже, — Стайлз выдерживает взгляд Питера. — Ты прав, — Питер чуть улыбается. — Попрошу Кристофера. Стайлз выдыхает, хотя даже не заметил, как задержал дыхание. Хорошо, что ему не надо объяснять Питеру свою неприязнь к Дитону. То ли потому что Питер с ним согласен, то ли потому что готов хотя бы прислушаться к Стайлзу. — Уверен, что не напрашиваешься на пулю? — спрашивает Стайлз, холод сжимает живот. — С чего бы? — В Бикон-Хиллз уже две стаи, — поясняет Стайлз, и как же его бесит дрожь в голосе. — Есть ли место для третьей? Питер сверкает красными глазами и усмехается. — Им же хуже, дорогой, потому что мы уже здесь, это и наш дом. — Ага, — Стайлз не может сдержать улыбки. — Ты прав. Это и наш дом.