В смысле 1971?!

— Выключите это! — Крикнул Леннон, пнув проигрыватель ногой. Его силы, которая еще не до конца восстановилась после пробуждения, было достаточно, чтобы игла вырвалась из грува и проехала по всей поверхности пластинки, оставив на ней глубокую царапину. Такую же глубокую, как та, что появилась на душе Джона. В тексте музыкант осуждал друга за то, что единственной хорошей песней, которую тот написал, была Yesterday. Джон ни разу ее не слышал. Это ввело его в заблуждение, ведь он восхищался всем, что писал Пол во времена их совместной работы. Еще больше вопросов у гитариста возникло о Сержанте Пеппере, ведь он даже предположить не мог, кто это такой. Однако, наибольшее внимание Леннона привлекло последнее четверостишие, где поется о конечной славе Маккартни, о каком-то жизненном уроке, что басист должен был вынести за потерянный в памяти Джона промежуток времени. — Джон, если у тебя есть какие-то вопросы, ты можешь задать их мне, я отвечу… — Сказал мужчина, представившийся менеджером экс-битла. — Йоко может пояснить тебе другие моменты, которые я могу не знать… — Я не хочу слушать человека, который позволил мне записать это, — Леннон указал на пластинку, — я хочу поговорить с Полом. Мне нужны объяснения от людей, которых я знаю, а не от каких-то незнакомцев. Кстати, о близких, ко мне не пускают всех или только журналистов? — Джон вопросительно вздернул бровь. — Просто, Синтия наверняка уже узнала, что со мной что-то случилось, что я в больнице, она должна была уже прийти сюда. Не могли бы Вы спросить в регистратуре? Женщина, сидевшая рядом с Ленноном резко переменилась в лице, как будто ее только что ударила молния, или у нее на глазах сбили животное, перебегавшее дорогу. Она встала, подошла ко врачу и что-то прошептала ему на ухо, а затем села, но уже не рядом с койкой, а на стул у углу комнаты. Джону становилось все страшнее от незнания. Было ощущение, что он оказался в кошмаре. — Я требую, чтобы мне дали телефон и соединили с Синтией. Адрес Вы знаете, если Вы мой менеджер. Мы живем с ней вместе. Леннон оглянулся. В глазах людей, находящихся в комнате, теперь тоже читался страх. Через несколько минут музыканту принесли телефон. Из палаты вышли все люди, но их переговоры доносились из-за двери, было ясно, что они собираются слушать телефонный разговор Леннона. Музыкант набрал привычный номер, но в ответ раздались только монотонные гудки, обозначавшие, что дозвониться до куда-либо по данному номеру было нельзя. «Быть такого не может» подумал Леннон, набирая номер оператора, который был написан на бумажке и приклеен к корпусу телефона. — Здравствуйте, я не могу дозвониться до своего дома по номеру, которым пользуюсь уже много лет. В чем может быть проблема? — Спросил Джон, нервно дергая ногой. — Доброго времени суток. Продиктуйте, пожалуйста номер, по которому Вы звонили? — Из трубки раздался мужской голос. Джон медленно и четко продиктовал номер. — Господин, Вы пытались позвонить на номер, принадлежащий Великобритании. Для международных звонков из Соединенных Штатов Америки, Вам следует вводить код страны, в которую Вы звоните, перед номером. Леннон повесил трубку, не сказав оператору даже «спасибо» за помощь. Он не мог поверить своим ушам. Как он мог находиться в США? Музыкант с трудом встал, подошел к окну и отдернул синюю больничную занавеску. Джон оцепенел. Он находился на высоте минимум 10 этажей над землей. Дороги внизу были заполнены машинами. Столько машин Джон еще никогда не видел: поскольку Ливерпуль был не самым богатым, а еще, тем более, северным портовым городом, машину позволить себе там мог не каждый, чего сложно было сказать о Нью-Йорке, вид на который открылся Джону из окна палаты. Казалось, что машин было больше, чем людей на тротуарах, но, когда Леннон пригляделся, он увидел толпы бегущих по улицам. Сверху город выглядел как муравьиная ферма, о которой многие мечтали в детстве. Джон собрался с мыслями, отошел от окна и взял телефон. Музыкант набрал номер, используя код страны. Раздались гудки. Музыкант обрадовался. Но радость длилась не долго, так как трубку взял кто-то другой, объяснив все тем, что девушка, которую ищет Джон, больше не проживает по данному адресу. Леннон замешкался и задал пару вопросов, которые заставили человека по ту сторону телефонной линии заглянуть в именной справочник и продиктовать Джону все номера, стоявшие рядом с именем Синтия Леннон. Спустя какое-то время перебора всех комбинаций цифр с листка, в результате которого ни один человек, взявший трубку, не оказался нужной Синтией, Джон начал терять надежду, пока вдруг он не услышал знакомый голос. — Синтия, дорогая, здравствуй! Наконец-то я до тебя дозвонился! Почему-то, когда я позвонил на адрес нашего дома, женщина на том конце линии сказала, что ты там больше не живешь… Ты собираешься приехать? — Восторженно начал говорить Леннон, усевшись на пол у кровати, потому что провод от телефона был не достаточной длинны, чтобы протянуть его от розетки и все еще иметь возможность сидеть на кровати. — Джон?.. Ты пьян?.. — Раздался удивленный и сильно настороженный голос из трубки. — Зачем приехать?.. Куда приехать?.. Если ты опять что-то употребил и тебе плохо, позвони своей Йоко, она-то точно знает, что делать с передозами… Пока… — Синтия, стой! Не сбрасывай трубку! — Судорожно выкрикнул Леннон. Его руки тряслись. Его голос тоже. — Я в больнице. Говорят, что я попал в аварию. Ты можешь подъехать? На регистратуре скажешь что мы женаты, женатых пускают друг к другу в палаты. — Джон, мы не женаты. Мы развелись три года назад. Если ты не в курсе, я замужем за другим челоеком уже как год. Сердце Джона ушло в пятки. Руки ослабли. Телефонная трубка упала на пол. В голове ничего не сходилось. Музыканта охватила паника. — Н-но… К-как?.. — Выдавил он, сильно заикаясь, когда нашел в себе силы поднять трубку с пола. — Тебе напомнить? — Спросила Синтия с какой-то необъяснимой для Джона агрессией в голосе. — Как ты, черт возьми, мог так переборщить с веществами, что забыл, что мы развелись?! Не то, что просто забыл… Я тебе напомню. — Твердо начала она. — Ты оставил меня одну с Джулианом и с сотней тысяч фунтов! А в последнее время ты не отвечаешь сыну на письма. Все, что у его есть от «отца» сейчас: две тысячи фунтов «на игрушки» и подарки на Рождество и День Рождения! Ты даже ему не пишешь! Когда вы с Йоко во время своего медового месяца развернули кампанию за «мир и любовь», лежа в кровати, транслируя это на весь мир, твой сын спросил: «Почему папа говорит о любви и мире, но не любит нас?» Твоему сыну на тот момент было шесть лет! — Ее голос сорвался. — Как ты смеешь плевать мне в душу, а потом звонить спустя черт-знает-сколько времени и говорить со мной так, как будто ничего не произошло и я сижу у нас дома, готовлю яблочный пирог и жду, когда ты опять, напившись после концертов от усталости, заявишься домой, упадешь на диван и заснешь?! — Синтия, д-дорогая, п-прости, я не знал… — Не знал он! Еще как знал! Я не могла выразить свой гнев так долго, оставалась только с болью, но теперь, когда спустя столько лет, когда ты звонишь ВОТ ТАК… Я уже не могу терпеть… Слушай, — сказала она уже намного спокойнее, — у тебя есть Йоко, вы с ней счастливо женаты и все такое. Пожалуйста, грузи ее своими проблемами, не меня. Я все равно не могу ничего сделать с твоим употреблением наркотиков… — Н-но я не знаю, кто такая Йоко… — Перебил говорящую Джон. — Честно, н-не имею понятия. Голос в трубке затих. Не слышно было даже дыхания. — Тогда знаешь что тебе поможет? Психиатрическая больница, наркореабилитация, Джон. — В голосе Синтии было слышно сочувствие. — Ты ровно такой же как и твой отец. Ты бросил семью, не просто бросил, а, буквально, забыл о ее существовании, ты так же резко и нежеланно явился на пороге… Джон, задумайся о своем состоянии. — Девушка положила трубку, оставив Леннона в полной тишине и одиночестве. В груди музыканта что-то зажало. Дыхание стало прерывистым. Глаза покраснели. Навернулись слезы. Музыкант лег на пол лицом вниз. Он заплакал. Схватив руками волосы, он сильно сжал зубы и скорчился на полу так, будто его ударили в живот. Но его ударили в душу. Он понял, что стал тем, кем боялся стать всю свою жизнь. Он понял, что совершил те же ошибки, что и свой отец. Джон потерял девушку, которую бесконечно любил, оставил ее, разбив ей сердце. Он бросил своего сына. Леннон не мог поверить, что докатился до того, что был не в состоянии даже отвечать Джулиану на письма, не то, чтобы приехать, увидеться, провести с ним время. До музыканта начало доходить то, что произошло. То, что он, действительно, потерялся. Потерял семью. Потерялся во времени. Потерял себя. Йоко услышала всхлипы, доносившиеся из палаты. Она решила войти. В палате был выключен свет, телефон, валявшийся в углу комнаты, был так агрессивно выдран из розетки, что провод, идущий к его корпусу, немного надорвался. Женщина прошла чуть дальше. Зайдя за кровать, она увидела Джона, лежащего на полу. — Тихо, дорогой, успокойся… — Начала говорить она тихим спокойным голосом. — Все будет хорошо, я рядом… — Она подошла ближе, присела на корточки и положила руку Леннону на плечо. Джон вздрогнул, как только почувствовал прикосновение. Он поднялся, агрессивно скинув руку Йоко с себя, и вытер слезы с глаз. Ему было стыдно показывать свои эмоции при незнакомых людях. — Не трогай меня! — Выкрикнул он. — Отойди! Не пытайся меня успокоить своим присутствием! Это не поможет! Я тебя даже не знаю! — Леннон зашел за другую сторону кровати, чтобы больше контролировать ситуацию и держаться от женщины на расстоянии. — Меня бы могла успокоить семья, но у меня нет семьи! Друзья, но их нет рядом! — Я твоя семья, Джон! Мы так много сделали вместе, мы так много поменяли! — Кричала Йоко, активно жестикулируя. На ее глазах наворачивались слезы от того, какие слова она только что услышала от человека, с которым провела столько времени в месте, от человека, с которым разделяла много всего общего. — Нет! Я тебя не знаю! Уходи отсюда! — Почти навзрыд выдавил Джон, показывая пальцем в сторону двери. Он не мог больше сдерживать свои эмоции. Йоко вздохнула, посмотрела на Леннона и направилась к выходу из палаты. — Я тебя люблю, Джон… — Прошептала она перед тем, как закрыть за собой дверь. Джон остался стоять один в темной палате.