В смысле 1971?!

Джон сидел на полу в огромной пустой холодно-белой комнате, держа акустическую гитару в руках. Он пытался что-то написать. Общий антураж квартиры, в которой он находился, напоминал ему больничную палату, казалось, что Леннон так и не выписался. Комната была уставлена белой мебелью, стены выкрашены белой краской, на полу расстилался белый ковер. В глазах начинало рябить. Для большинства людей, белый цвет являлся символом чистоты, но Джон, в данный момент, осматриваясь вокруг, ощущал только пустоту. Леннон взглянул на лежащий перед ним лист бумаги, в надежде зацепиться за что-нибудь вроде написанного текста, но не нашел ничего, кроме очередной ослепляющей белизны. Дверь в комнату резко захлопнулась от порыва ветра. Нетронутый карандаш, лежавший на домашнем пленочном аппарате для звукозаписи, упал на белый пол, оставив на нем случайную убогую сильно бросающуюся в глаза темную полоску. Джон остановился на ней взглядом. В его голове возникла прямая ассоциация ее с собой. Он был таким же ненужным, случайным в этой квартире. Он уже долго сидел над этим листом, но в голову ничего не шло. Леннон пытался наигрывать простые мелодии, но пальцы постоянно путались и не подчинялись. Джон убрал левую руку с грифа гитары и посмотрел на нее. Она была покрыта шрамами, оставшимися после аварии. Связки были повреждены, суставы пальцев «заржавели». Ему хотелось показать всем, что он все еще был Джоном Ленноном, что он все еще мог писать песни. Но у него не получалось. В голову пришла мысль о том, чтобы выйти на улицу и немного проветриться: вдруг это заставит голову работать. Джон положил гитару на пол и прошел в спальную. Она была такая же просторная и слепяще-белая, как и остальные комнаты. Для того, чтобы выходить на улицу, нужно было надеть то, в чем его узнали бы не с первого взгляда. Давать интервью случайным прохожим совсем не входило в его планы. Порывшись в гардеробе, он знатно удивился количеству цветных рубашек и других частей одежды. Конечным вариантом его выходного костюма стали старые солнцезащитные очки с диоптриями «под Бадди Холли», которые он носил в начале 1960х годов, когда его не видел никто, кроме близких друзей, официальная рубашка в бело-розовую полоску, серый пиджак, светлые брюки и белые кеды. На голову он нацепил какую-то кепку, которую приобрел ранее, куда получилось убрать торчащие во все стороны волосы. Его лицо было просто узнать, благодаря его необычным и острым чертам, но многодневная щетина помогала их немного сгладить и заставляла Джона выглядеть как очень культурный Нью-Йоркский бездомный с неплохим чувством стиля. Музыкант посмеялся над этим, стоя у зеркала в прихожей, а затем вышел из квартиры. Мысли о том, насколько сильно поменялся мир с 1964ого года не покидали его голову. Все выглядело иначе: автомобили, улицы, люди. Редко кого можно было встретить в строгом костюме, вместо этого прохожие были одеты в что-то между теми цветными вещами, которые Леннон видел у себя в шкафу и чем-то новым. Музыкант думал, что он ощущал себя неуютно только в той холодной и негостеприимной квартире, но, оказывается, весь город наводил на него неприятные мысли. Он чувствовал себя чужим. Леннон решил пройтись до ближайшего магазина, в котором продают пластинки, чтобы взять несколько штук. Вполне вероятно, они могли бы ему помочь с написанием песен. *** Джон сидел за маленьким столом, держа трубку от телефона, стоящего рядом, в руках, перед музыкантом лежал маленький обрывок бумаги, изрисованный каракулями и исписанный разными цифрами. На противоположном стуле Джулиан с аппетитом уплетал приготовленную Синтией овсянку. — Как это понимать вы «Не можете выдать мне мои деньги»?! — Возмущенно крикнул Джон в трубку. — Я знаю, что я был в больнице! Но я же, черт возьми, не умер и нахожусь в полностью трудоспособном состоянии, какого черта моими счетами может управлять только Она?! Получив весьма неутешительный ответ, Леннон положил трубку. Музыкант оперся локтями на стол и, закрыв лицо руками, тяжело вздохнул. Его вернуло в реальность только мягкое прикосновение теплой руки Синтии к его плечу. Джон поднял глаза. На фоне маленькой уютной кухни, сделанной из некрашеного дерева, стояла его бывшая жена, протягивая ему тарелку с кашей. Ее взгляд и забота, в общей приятной атмосфере этой небольшой квартиры, согревали, давали ощущение того, что все вернулась на свои места, было как раньше. Но из этой зоны комфорта выбивало все, что находилось за пределами этого дома. Огромное количество проблем все еще лежало на плечах Леннона, не давая ему встать и идти прямо. — Я думаю, что все наладится… — Вздохнула женщина, поставив тарелку на стол, и села на соседний стул. — Хотел бы я думать так же. — Твердо ответил Леннон, бросив взгляд на Джулиана, который, с самого момента их с Синтией приезда, сторонился музыканта. — Я понятия не имею, что теперь делать… Юристы добились того, что моими счетами может управлять только Йоко, а в кармане у меня денег только на метро и на ночь в отеле… *** На подходе к «FreeBeing Records» в Джона влетел какой-то мужчина с солидным кейсом в руках. — Прошу прощения… — Проговорил тот с явным британским акцентом, впервые после столкновения посмотрев на музыканта. — Стойте, вы мне кого-то напоминаете… «Твою мать». — Подумал Джон, нервно сглотнув. — Мне многие говорят, что я похож на Сальвадора Дали… — Музыкант попытался выкрутиться из неловкой ситуации, с помощью самого ужасного американского акцента, который только можно было себе представить. — Господи, да Вы же Джон Леннон! — Вскрикнул прохожий, всматриваясь в лицо собеседника. Несколько людей, шедших по улице, оглянулись, но не придали этому такого большого внимания и прошли мимо. — А-а Это п-правда, что Вы скоро выпустите н-новый альбом? А еще я х-хотел сказать Вам спасибо за все, что Вы сделали, за активизм… — Спасибо большое, я спешу. — Джон одобрительно кивнул незнакомцу, хоть и не представлял за что тот его благодарил, и вскочил по ступенькам в магазин, услышав в след только «Мира и Любви Вам!» Глаза разбегались по широкому ассортименту товара. Весь магазин был уставлен рядами стеллажей, набитыми различными виниловыми дисками. Неужели всего за семь лет музыкальный рынок разросся настолько, что в таких магазинах продавали не только Элвиса, Литтл Ричарда, Чака Берри, Классику и Битлз? Леннон подошел к первому попавшемуся человеку и спросил, где можно найти стеллаж с пластинками Битлз. В ответ он получил направление в виде тычка пальцем и незаурядный вопрос который звучал как «А Вы тоже думаете, что они воссоединятся и Джону и Полу просто нужно немного потешить свои эго в сольной карьере?». На стеллаже, на который указал ему незнакомец, стоял большой ряд пластинок с пометкой «The Beatles». Джон не мог поверить своим глазам. Он сосредоточено пересчитал все содержимое. Двенадцать студийных альбомов, больше 20 синглов. Музыкант тяжело вздохнул и принялся рассматривать обложки. *** Время уже близилось к вечеру. Леннон сидел на диване в гостиной все той же маленькой уютной квартиры, куда его согласилась взять Синтия. Его необычайно удивило, что за то время, которое он не помнил, телевизоры приобрели цвета и позволить такой могли люди, проживавшие не в огромном особняке. Спустя какое-то время, Джон смог найти Британский отдел канала BBC. На нем шла странная программа, где в главной роли был странный кудрявый дед с синей будкой, которая почему-то могла путешествовать сквозь время и пространство. Леннон нехило удивился такой изобретательности «Королевского» телевидения, ведь он помнил только скучные новостные эфиры и записи театральных постановок. — Джон, если ты настолько не хочешь возвращаться домой к Йоко, я, в принципе, могу занять тебе денег на еще одну ночь в отеле, чтобы у тебя было чуть больше времени разобраться в себе, подумать, что делать дальше… — Синтия тихо вошла в гостиную и села рядом с музыкантом на диван. — Сможешь подумать, будешь ли ты спать под мостом в Центральном парке. — Она попыталась разрядить напряженную атмосферу, но сразу же пожалела о том, что сказала это, ведь данный вопрос стоял у Джона очень остро. — Про Центральный парк это были очень громкие слова. — Так же тихо ответил Джон. — Я не настолько лишен совести, чтобы брать у тебя деньги после того, с чем я тебя оставил. *** Музыкант ушел из магазина с самым ближайшим к сегодняшней дате альбомом Битлз и несколькими другими пластинками, которые стояли на полке с кричащей надписью «Звезды Топ-Чартов». Среди них был альбом The Who, «Sticky fingers» The Rolling Stones, «L.A Woman» The Doors и «Hunky Dory» Дэвида Боуи. Почти все имена из списка были новым для Леннона. В данный момент, деньги у него были ограниченным ресурсом, поэтому скупать всю дискографию Битлз он не посчитал нужным, так как подумал, что сможет запросить их у своего менеджера в любой момент. Обратная дорога далась ему чуть проще, ведь людей на улице стало чуть меньше, чем было до этого. Теперь Леннон мог сполна насладиться изменениями города. Буквально через квартал находился центральный парк, который произвел на Джона сильное впечатление, когда они впервые прилетели в Нью-Йорк. И, оправдывая ожидания музыканта, хоть что-то в этом городе суматохи осталось неизменным. Леннону очень нравился контраст спокойной атмосферы парка и окружающего его мегаполиса с небоскребами, тянувшимися до небес. Погода была приятной, небольшой ветерок сильно спасал ситуацию, освежая своими порывами. Джон дошел до первого пруда, отыскал место, где не было людей и сел на старую деревянную скамейку, канонично стоявшую под уличным фонарем. Ближайшее время музыкант провел за разглядыванием рукавов от дисков и за чтением текстов песен, распечатанных на вкладышах. Проанализировав то, что у него было, Леннон сделал вывод, что с 1964го года музыка стала намного сложнее, обрела больше деталей, больше души тех, кто ее писал. Больше всего Джона пугал факт, что он так не может. Его навыки написания текстов так и остались в 1964м, когда публике было достаточно простых танцевальных песен с бесконечным повторением одного и того же куплета. Думая освежиться, Леннон разочаровался в себе еще больше. Джон сложил пластинки обратно в бумажный пакет и начал двигаться к дому. На протяжении всего пути он думал о разных вещах, поэтому даже не заметил, как снова оказался на пороге Дакоты. *** — Слушай, Джон, уже поздно, мне кажется, тебе пора… — Синтия пыталась намекнуть бывшему мужу на то, что он пробыл в этой квартире даже больше, чем они договаривались на той встрече у Клейна. — Тут не очень далеко есть неплохой мотель. Я думаю, что твоих денег тебе хватит даже не на одну ночь там. Джон кивнул и начал собираться. Последним его желанием было попрощаться с Джулианом, но тот так и не перестал относиться к нему скептически с тех пор, как они пришли. Леннона очень тревожил факт того, как он поступил со своим сыном, выплачивая им копейки алиментов и откупаясь подарками на Рождество. «Я мудак» — Подумал музыкант, после того, как перед ним захлопнулась дверь квартиры. Джон снова остался один. Он стоял на холодной и грязной лестничной площадке небольшого жилого многоквартирного дома в части Бруклина. Воспоминания о не очень богатой жизни из детства заполнили голову, но Леннон отмахнулся от них и спустился на улицу. Тротуары были не чище, чем лестничная площадка. Такую сторону Нью-Йорка им точно не показывали, когда они приехали сюда в 1964м году. Шумные узкие улицы, заплывшие мусором. Джон подумал, что ему тут самое место, учитывая то, что он узнать про себя из того промежутка времени, который потерялся в его сознании. Леннон все еще не знал, куда ему податься. Вариантов никаких не было. Она была права. Ему придется приползти к Ней на коленях и просить сжалиться над ним, пустить его домой. Он не хотел этого делать, но вариантов не было. Совесть не позволяла брать деньги Синтии, состояние кошелька не позволяло прожить в одиночку дольше пары дней, а ментальное состояние, бесконечное количество вопросов и тотальное непонимание происходящего и страх перед неизвестным полностью запрещали ему отходить от людей, которые могли бы его контролировать, как бы его это не раздражало. Поиск ближайшей станции метро оказался успешным. Также на руку сыграло наличие небольшого магазина, в котором Джон купил самую дешевую кепку, которую смог найти, чтобы добраться до дома без лишних взглядов. На удивление, пока он ходил по Бруклину его никто не узнал. Ожидание нужного поезда, казалось длилось вечность. Леннон так не хотел возвращаться, но это было неизбежным. Как бы Йоко его не раздражала, но она оказалась права. Опять. Поездка заняла по ощущениям еще больше времени. Музыкант вышел на станции у Парка и пошел пешком до нужного адреса, благо было это совсем не далеко. Похоже, что Центральный Парк, который так понравился Джону в его перый приезд в Нью-Йорк на шоу Эда, так и оставался его любимым местом, поскольку квартира была от него в считаных минутах ходьбы. И вот Леннон уже стоял на пороге дома у пересечении 1й западной и 72й улицы. Его сердце билось с бешеной скоростью. Мысли о том, что он не мог настолько опуститься, заполняли его голову, не оставляя места здравым размышлениям. Он прошел через арку и вошел в здание. — Добрый вечер, Мистер Леннон! С возвращением! — С натянутой улыбкой поприветствовал Джона администратор здания, который просматривал всех входящих. Леннон проигнорировал приветствие, устремившись к лифту. Весь подъем он надеялся, что лифт встанет и музыканту не придется оправдываться и принижать себя в глазах Йоко, но, к сожалению, двери открылись. Руки тряслись, сердце билось еще сильнее, чем при подходе к зданию. Джон сделал глубокий вздох и постучал. *** Собравшись с силами после неприятного воспоминания, Джон зашел в Дакоту. Поднявшись в квартиру, он первым делом поставил на проигрыватель последний диск Битлз, который он купил. Леннон пытался найти и вслушаться в песни собственного авторства, старался понять, как он мог писать вот так. Джон снова сел на пол за гитару напротив по-прежнему пустого листа бумаги. Мысли о том, что он делал что-то невероятно хорошо, но теперь не имел и малейшего понятия какого это: вкладываться настолько много себя в свои песни, писать их не для того, чтобы люди танцевали, а для того, чтобы люди видели свое отражение в этих песнях, эмоционально к ним привязывались. Входная дверь резко хлопнула. В комнату вошла Йоко. Женщина была полностью одета в белое, сливаясь с окружающей пустотой, лишь ее угольно-черные волосы выделялись так же, как линия от упавшего карандаша на полу. Она подошла к Джону сзади и помассировала ему плечи. Леннон вздрогнул от неожиданности, но стерпел. — Ты позвонила юристам? — Сквозь зубы процедил музыкант, увернувшись от ее рук. — Джон, дорогой, я думаю, что ты еще не в состоянии управлять своими финансами… — Начала говорить женщина, но была сразу же перебита. — По-твоему я что, мертв, чтобы не быть в состоянии распоряжаться деньгами? — Спросил Леннон, не поворачиваясь лицом к Оно. Йоко заглянула Джону через плечо в пустой лист бумаги. — Судя по всему у нас еще долго не будет доходов от новой музыки… — Язвительно сказала она, обойдя музыканта, чтобы видеть его лицо. — Если только ты не хочешь выпустить Imagine… — Только через мой труп. Джон резко встал и вышел на балкон, чтобы проанализировать ситуацию и покурить. Когда он пробыл лишь один день с Синтией, он чувствовал комфорт, привычную атмосферу, даже осознавая свою ненадобность в том доме, он не ощущал себя настолько чужим, как здесь, в своем. Музыкант понимал, что за эти семь лет, что-то заставило его сюда переехать, что-то тянуло его сюда. Он мог судить по малочисленным прочитанным за больничное время статьям из газет, что его полностью устраивала жизнь с Йоко, те абстрактные вещи, которыми они занимались. Леннон выкинул сигарету в окно с очередной повторяющейся мыслью, что раньше жизнь была проще.