В смысле 1971?!

Джон ввалился в квартиру. Он громко захлопнул за собой дверь и сполз по ней на пол, закрыв лицо руками. Ему было плохо. Тонна различных мыслей крутилась у него в голове. Он злился. Он злился на то, что произошло на интервью, он злился на Йоко, за то, что она сказала про альбом, он злился на нее за то, что она управляла им, как марионеткой. Самое главное: он злился на себя. То, что он сказал, казалось ему абсолютно верным, его изводило именно то, что он терпел так долго, позволяя этой женщине использовать его, рулить им. Резко вскочив с пола, Леннон вбежал в отвратительно белую гостиную. Цвет давил на глаза еще сильнее, чем раньше. Она все больше напоминала ему комнату из его кошмаров. Он оглянулся по сторонам. В каждой мелочи этого жилого пространства он видел Йоко. Леннон сильно сжал зубы. Его тянуло блевать от всего, что его окружало. Музыкант подошел к стеллажу с смел с него рукой все совместные с Оно фотографии, стоявшие в рамках. Стекло разлетелось по полу. «Джон, не говори об этом!», «Джон, не делай так, делай, как я говорю!», «Джон расскажи лучше обо мне!», «Йоко то, Йоко, блять, это!» — Крутились у него в голове слова, становившись все громе и громче с каждым разом. Ярость на то, что произошло на интервью пробирала его изнутри, разрывая сознание. В нем почти не осталось здравого смысла. Красная пелена будто бы загородила ему взгляд. Он ничего не видел. Он утерял контроль над своими действиями. Джон сорвал со стены несколько плакатов с показов «их с Йоко» фильмов и порвал их на маленькие кусочки, раскидав их по гостиной. Он продолжал ломать все, что попадалось ему на глаза, как будто находясь под гипнозом. Ему казалось, что если он уничтожит все вещи, напоминающие ему об Оно, только тогда он сможет нормально дышать, сможет освободиться от ее «магии», сможет быть собой. Проблема в том, что вся эта квартира была ней. Леннон не чувствовал ничего, кроме всепоглощающей злости. Он не чувствовал боли от осколков стекла, отлетевших от рамок, впившихся ему в руки и лицо. Он не чувствовал ничего. Он не слышал никакого «внутреннего голоса», заставлявшего его остановиться, о котором так любят кричать во все стороны люди. Для Джона сейчас не существовало ничего. Когда в гостиной уже не осталось целых вещей, Музыкант на автомате пошел к ближайшей двери. Это была ванная. Он встал перед раковиной, облокотившись на нее локтями. Леннон попытался отдышаться. Его сердце билось с бешеной скоростью. Он решил умыться. Когда Джон поднял взгляд на зеркало, в отражении он увидел не себя. Перед ним стоял человек в костюме моржа. Леннон застыл. «Морж» медленно поднял руку и погрозил Джону пальцем, издеваясь над ним. Музыкант начал трястись. Перед глазами пробегали картинки из студии Каветта, сцены из его кошмаров. Леннона начал переполнять страх. Он ощущал, как в его венах мерзнет кровь. «Морж» поднес палец ко рту. Это выглядело как угроза. Леннон не мог пошевелиться. Затем, человек медленно снял маску. Джона снова охватывала ярость, ведь теперь он смотрел в лицо Йоко. Тот человек в костюме моржа, который везде его преследовал, который был источником всех его проблем и главой всех его кошмаров, был Оно. Джону поверил в то, что она была тем, что испортило ему жизнь. Леннон со всех сил сжал края раковины. Его костяшки побелели. Он смотрел ей в глаза и не видел там ничего, кроме поглощающей тьмы. — ЛУЧШЕ БЫ Я УМЕР В ТОЙ АВАРИИ! — Заорал он, со всей силы ударив кулаком в зеркало. Огромное количество осколков разлетелось во все стороны. Отскакивая от стен, они разбивались еще сильнее. Темнота пропала. Он снова мог видеть. Леннон взглянул в один из осколков и увидел там свое неслабо изрезанное стеклом лицо, но он по-прежнему ничего не чувствовал. В панике, музыкант выбежал из ванной обратно в гостиную. Он стоял посреди хаоса, потому что никак иначе эту комнату было не назвать. У него закружилась голова. Он почувствовал резкую боль. Опустив свой взгляд в ноги, он увидел, как по его рукам стекает ручеек алой крови, приземляясь на идеально белый ковер. Леннон стоял и смотрел на то, как омерзительно белая комната приобретала несвойственные для этого места оттенки. Даже на фоне общего погрома, красное пятно выделялось сильнее всего. Оно выглядело так же ярко, как путеводная звезда в ночном небе. Леннон понял, что не может больше оставаться в этом месте. Поехать ему было тоже некуда. Он был один. Джон быстро направился в сторону спальной. Вывалив все вещи из шкафов и комодов, музыкант взял какую-то цветастую рубашку и перевязал ею правую руку, из которой не прекращала идти кровь. Затем, он взял несколько самых непримечательных вещей и засунул их в первую попавшуюся сумку. Руки начинали неметь. Собрав вещи и какие-то деньги, музыкант, не оглядываясь на то, во что он превратил квартиру, пошел в коридор. Зажав кнопку домофона он сказал лишь одно слово. — Машину. Его тон звучал холодно и безэмоционально. — Водитель все еще здесь. Можете выходить, мистер Леннон. — Прозвучал в ответ веселый голос диспетчера. Джон открыл дверь и замер. В его голове промелькнула мысль сжечь это место до тла. Музыкант потянулся в карман за спичками. Однако из-за онемевших пальцев, он выронил коробок и все его содержимое рассыпалось по полу коридора. Леннон прерывисто вздохнул и вышел из квартиры. — С Вами все в порядке? — Спросил все тот же диспетчер, когда увидел вывалившегося из лифта Леннона. Музыкант промолчал и прошел мимо в сторону двери из Дакоты. Прямо напротив него его уже ждала машина. Водитель открыл заднюю дверь и Джон упал на сиденья. — В любой мотель. Далеко отсюда. — Скомандовал Леннон. — Может быть, Вам лучше в больницу? — Озадаченно спросил водитель, посмотрев на пассажира через зеркало заднего вида. Его удивило, как апатично ко всему вокруг выглядел бывший Битл. — В мотель. — Уже более агрессивно повторил музыкант. — Туда вызови врача. Леннон потуже затянул рубашку, обвязанную вокруг руки, и лег на сиденья. Это действие показалось ему логичным, потому что его никто не увидит с улицы. Кроме этого, находиться в вертикальном положении становилось все более и более проблематично. Машина тронулась с места. Джон лежал и смотрел в потолок. На фоне всего произошедшего, в его голове крутилась лишь одна мысль: «Я больше сюда никогда не вернусь. Она больше не будет меня контролировать». Он ухмыльнулся. Его глаза закрылись и он отключился. Он снова стоял в той самой белой комнате, в которой до этого видел гроб. Однако в этот раз помещение было абсолютно пустым. В ушах дико звенело. Каждые несколько секунд поверх звона возникал мерзкий писк. Леннон зажмурился. Когда он открыл глаза, комната не исчезла, он все также находился в ней. Казалось, что в этот раз она была не такой устрашающей, как в предыдущие. Музыкант оглянулся по-сторонам. Сзади в дальнем углу стояла гитара. Он ее помнил. Это был один из его первых укороченных черно-белых Рикенбакеров. Честно сказать, в его «новой» жизни, он очень сильно по ней соскучился. Джон снял инструмент со стойки, повесил его себе на плечо и сыграл первый пришедший в голову аккорд. — Держись Джон. Джон, держись… Все будет хорошо… Ты победишь все «зло»…* — Он тихо запел какие-то появившиеся в голове слова. Не могло же быть так, что комната, приходившая ему в кошмарах, вдруг стала единственным спокойным местом, среди всей суматохи. Не мог же его реальный мир настолько сойти с ума, чтобы стать хуже кошмаров? Леннон посмотрел на руки. Его взгляд зацепился за серый рукав пиджака. Музыкант был одет в один из первых костюмов, в которых они с ребятами выступали в самом начале Битлз. Теплые воспоминания наполнили его изнутри, но, вдруг, его, будто бы насильно, вытащили из его «оазиса спокойствия». — Я зашила самые глубокие порезы, — Он услышал какой-то женский голос. — он также потерял приличное количество крови, но то, что мы перелили, должно помочь. — Я Вас понял. — Ответил знакомый голос. Затем донесся звук закрывающейся двери. Леннон поморщился и медленно открыл глаза. Он больше не был в той белой комнате. Первым, что он увидел, был грязный потолок, заросший слоем смолы от табачного дыма. Стены помещения были тепло-бежевого цвета с какими-то выпуклыми узорами, от которых отражался свет. — Мистер Леннон, все хорошо. Я выполнил обе Ваши просьбы. — Сказал водитель, подойдя ближе к кровати, на которой лежал музыкант. — Вы в одном из дешевых отелей Бруклина. Я подумал, что вести Вас в еще более грязный мотель в таком состоянии - убийство… — Хорошо. — Так же холодно, как раньше, ответил Леннон. Даже малейшее движение давалось ему с большими усилиями. Все тело ныло. Больше всего болели руки. Помимо этого, жгущая притупленная боль чувствовалась в левой щеке. — Пока с Вами работала врач, я сходил в ближайший магазин и купил немного продуктов и медикаментов в виде бинтов и набора для обработки ран. Вам нужно будет заниматься этим по несколько раз в день. Леннон кивнул, не поднимая головы с твердой и сбившейся подушки. Любое место на земле ему казалось комфортнее, чем Дакота. — Оставь меня. — Сказал музыкант. — Нет, я привез Вас сюда, я считаю своим долгом, чтобы с Вами ничего плохого не случилось, Мистер Леннон. — Шофер сел в старое, уделанное пятнами кресло и развернул газету. — Мне не нужна нянька. — Зато Вы нужны миру живым. — Я уже фактически мертв для мира. — Не говорите глупостей. — Это не глупость. Это факт. — Что заставляет Вас так считать? — Я не на сеансе у психолога. Оставьте меня. — Леннон посмотрел в сторону шофера. — Хотя бы на пару часов. Водитель вздохнул и встал с кресла, оставив на нем вечерние новости. Когда дверь в номер закрылась, Джон мог спокойнее осмотреться. Комната была небольшой: музыкант лежал на кровати, которая занимала большую часть помещения, в углу слева от нее стояло кресло, рядом с креслом - небольшой столик, рядом с которым стоял бумажный пакет с тем, что купил шофер, в противоположной стене располагалась дверь в ванную, рядом с ней стоял небольшой кухонный кабинет, газовая конфорка и маленький холодильник. Леннон медленно попытался подняться с кровати. Голова закружилась. Встать он сейчас точно не сможет. Музыкант снова лег, перевернулся на бок и потянулся за газетой, которую водитель оставил на кресле. «Семейный скандал в прямом эфире. Оно-Ленноны: жестокая правда». Джон прочитал заголовок на главной странице, под которым красовалась его фотография с момента, где он перестал контролировать свои эмоции. — От этого, блять, не лучше… — Протянул он, но его интерес в том, что написали СМИ, был сильнее, чем отвращение к произошедшему в студии. «В прямом эфире вечернего шоу Дика Каветта, на который были приглашены экс-Битл Джон и Йоко Оно-Ленноны, разгорелась настоящая драма. Бывший участник самой популярной группы рассказал жестокую правду об их отношениях: тотальный контроль и манипуляции со стороны жены. Эфир был сорван его уходом. До этого, Йоко рассказала, что у музыканта наблюдаются проблемы психологического характера, но, что именно за проблемы, уточнено не было. Помимо этого, она заявила, что фанаты могут ждать новый альбом ритм-гитариста Битлз в ближайшее время». Джон с отвращением смял газету и бросил ее куда-то в комнату. За окном уже еле-еле начинало светать, но точное время было определить невозможно, так как часов в комнате не было. Леннон понимал, что лучшим решением в данный момент будет пытаться поспать, но мысли о этом дне не давали ему покоя. Что он теперь будет делать? Джон вспомнил те белую комнату, серый костюм и гитару. Он бы все сейчас отдал, чтобы снова собраться с ребятами и проиграть на студии. Музыкант смотрел в потолок и вспоминал то, как они приходили на звукозапись и писали по несколько песен сразу на месте, он вспоминал тот замечательный дух их встреч, то, как им было весело. На глазах навернулись слезы. От той жизни, что была совсем недавно, по крайней мере Джону так казалось, ничего не осталось. Леннон прекрасно понимал, что не может продолжать жить в «прошлом», но как, если «настоящего» он не знал?