позорище

      Спустя месяц от их знакомства и ещё неделю от официальных отношений, наполненных переписками с мемами, картинками котиков и обменом любимой музыки — кстати, вкусы у них были во многом схожи — постоянных встреч в «Старбакс» и часовых разговоров, Чонгук узнал, что Тэхён изредка подрабатывал диджеем в клубе. Он не понимал, как так получилось, но однажды его пригласили туда, и он не смог отказать, да и не хотел, хотя и не любил шумные многолюдные места.       Клуб был в центре города. Это было не то подпольное место, где всё выглядит красиво, только когда нет света. Совсем нет. Клуб был роскошным, Чонгук почувствовал себя не очень комфортно, когда на пути ему встречались одни красивые девушки в блестящих коктейльных платьях, омежки с дутыми губами и альфы в дорогих рубашках, пахнувших одеколоном от Армани. На Чонгуке были чёрные обтягивающие джинсы с высокой посадкой, изумрудная рубашка с бантом и бежевые кроссовки от пума. Месту он явно не соответствовал, хотя старался приодеться, как мог. Протиснувшись между столпившихся людей, Чонгук наконец заметил его.       Тэхён стоял, окруженный компанией, в расслабленной, даже немного вальяжной позе. На его запястьях были тонкие серебряные браслеты, в одной руке он держал стакан с выпивкой и иногда подносил его ко рту, делая маленькие глотки. Чонгук смотрел за тем, как его кадык дёргался, а язык слизывал оставшуюся на губе каплю, и ему становилось жарко. Оглушенный, он подошёл ближе. Громкая музыка достигла его ушей, только когда Тэхён с улыбкой помахал ему, начав говорить что-то своей компании, после чего она рассосалась и он остался стоять один.       — Хэй, привет! — поздоровался Тэхён, когда Чонгук оказался в зоне слышимости и, схватив его за руку, притянул к себе. — Ты сегодня сногсшибательно выглядишь, — это Чонгуку на ухо уже прошептали, так близко, что он мог почувствовать чужое горячее дыхание на своём виске.       — Спасибо, и ты… ты тоже замечательно выглядишь, — проблеял Чонгук, одурманенный чужой близостью.       — Давай я закажу тебе коктейль, — подмигнул Тэхён, глаза его озорно блестели.       Чонгук не смел возражать, когда его потянули к бару. Усадив парня на табурет, альфа властно накрыл его бедро ладонью и сжал, заметив, как чужаки бросали на омегу заинтересованные взгляды. Чонгук был вынужден втянуть в себя воздух сквозь зубы — в том месте, где его касались, кожу покалывало. Перед ним поставили стакан. Маленький, наполненный чем-то розовым и будто бы молочным. Однако когда подносишь его к губам и вдыхаешь — понимаешь, что содержимое оказывается вовсе не тем, чем казалось. Пахло ликером, и когда Чонгук сделал глоток, горло его обожгло.       — Пойдём танцевать? — предложил Тэхён, когда Чонгук поставил пустой стакан на стол.       С кивком Чонгук спрыгнул с места. Он был уверен, что волноваться не о чем, но оказалось, что он был абсолютно не готов к клубным танцам. Тэхён жался к нему сзади и был горячим. Его руки лежали на талии, и Чонгуку, по правде, было мало. Он наклонил голову, тихо хныча, и был благодарен, когда Тэхён тут же уткнулся в сгиб его шеи носом. Он вёл самым кончиком от плеча до уха, и Чонгука било током в том месте, где его касались. Бёдра у него самовольно покачивались, потираясь о чужой пах, прижимавшийся сзади.       — Ты так вкусно пахнешь, — прошептал Тэхён, вжавшись крепче. Чонгук мог почувствовать чужую твёрдость у себя на бедре.       Он сгорал. Дышать в месте, переполненном людьми, было трудно. Из-за обилия запахов воздух был тяжёлым — как следствие, кислорода критически не хватало. Голова от этого шла кругом. Повернувшись в руках Тэхёна к нему лицом, Чонгук попросил:       — Давай выйдем на улицу.       Оказавшись на улице, он стал жадно глотать воздух. Тэхён, стоявший чуть поодаль, смотрел на него дико. Вся кожа зудела, и Чонгуку хотелось снять с себя одежду. Каждый раз, когда он ловил такой взгляд альфы на себе, у него возникало желание оголиться и преподнести себя, как яство. Но он был, чёрт возьми, порядочным. И побороть инстинкты для него не должно было быть особой проблемой. Однако было. Он сделал прерывистый вздох, когда Тэхён подошёл к нему.       — Всё нормально? — спросили его, начав растирать ладонями плечи. Чонгук угукнул.       Ему хотелось крикнуть: «Нет, я не в порядке, чёрт возьми! Ты не видишь, что я по тебе с ума схожу?!» Он, конечно же, не сделал этого, лишь его ноздри судорожно раздувались, ловя мускусный аромат. От Тэхёна немного пахло потом, солёным и таким… соблазнительным. Для Чонгука он пах как секс. Горячий и дикий. И эта щетина… Пришлось прикусить губу, когда Чонгук решился-таки прижать руку к чужому подбородку, ощущая кожей покалывание. Тэхён брился, конечно, но он был ленивым и делал это не каждый день. На третий у него появлялась короткая поросль, делавшая его таким мужественным, что Чонгук… Чонгук откровенно тёк.       Он тёк.       Прямо сейчас.       Ноздри Тэхёна расширились, его глаза, поглощённые огнём и чернотой, закатились. Рот приоткрылся, показывая клыки. Чонгук услышал его гортанный рокот.       — Попроси меня поцеловать тебя, — прошептал томно Тэхён.       Игра, с которой всё началось, повторилась. Тэхён приказывает — Чонгук исполняет.       — Поцелуй меня.       Их губы встретились в отчаянной схватке. Тэхён обхватил Чонгука крепко за спину, а омега вцепился в его плечи, беспорядочно водя ладонями то по лицу, то по волосам и шее. Пульс зашкаливал и набатом отдавал в висках. Было так жарко, что рубашка от выступившего пота липла к спине. Чонгук захныкал, когда его язык во рту подцепили и начали ласкать его, то покидая, то вновь возвращаясь меж губ.       Он целовал Тэхёна безумно, страстно. «Я люблю тебя» крутилось на кончике его языка, но сейчас язык был занят, и он не мог сказать это вслух. Да и, думалось ему, не обязательно, когда они с Тэхёном на пару задыхались и цеплялись друг за друга так, будто если отпустят — упадут с высокого обрыва и разобьются в дребезги.       — Хэй, хочешь, — Тэхён сделал прерывистый вздох, губы от слюны у него блестели и были опухшими и красными, — хочешь пойти ко мне? Тут недалеко, — спросил он, глядя на Чонгука в волнительном ожидании ответа из-под подрагивающих длинных ресниц.       Чонгук не думал, когда ответил согласием. Он был весь взмыленный, а между ног у него чувствовалось тепло; смазка, должно быть, потекла по бёдрам. Он знал, что ждало его впереди. И, что немаловажно, он хотел этого.       Чонгук не сумел рассмотреть квартиру как следует — его прижали к стене и утянули в долгий поцелуй прежде, чем он успел осмотреться. Не смея сопротивляться, он отвечал, тянулся вперёд за жаром и просил больше. Тэхён давал: хватал за бёдра, вжимал в себя и медленно раздевал, пока они шли, пытаясь не разъединять губ, к спальне. Чонгук был в одном нижнем белье, когда его спина коснулась кровати. Тэхён стоял над ним, медленно расстёгивая пуговицы рубашки и облизывая губы, из-за чего ноги у Чонгука раздвигались всё шире, приглашая расположиться меж них.       — Ты так хорошо смотришься на моей кровати, — ухмыльнулся Тэхён, ставя колено на матрас. — Так хорошо, будто не должен покидать её.       Чонгук задохнулся, его губы приоткрылись, а внизу живота потянуло.       — Я обдумаю твоё предложение, но для начала ты должен привести доводы, чтобы я согласился, — губы Чонгука ответно растянулись в усмешке. Настроение предполагало к игривости.       — Зачем мне что-то приводить, если я могу продемонстрировать, — бойко парировал Тэхён, хватая Чонгука за лодыжки. Он потянул омегу на себя, и Чонгук удивлённо ахнул. Его голые ступни коснулись пола, и кожа от контраста температур тут же снизошла до мурашек.       Тэхён опускался на колени будто в замедленной съёмке. И так напряжённый член у Чонгука напрягся ещё сильнее, на серой ткани боксёров выступило достаточно большое пятно.       Ладно, Чонгук не был девственником, но его тело реагировало так, будто для него касания были чем-то неведомым, ведь стоило только большим ладоням Тэхёна коснуться его колен, огладив их большими пальцами, как Чонгук на кровати тут же взбрыкнулся и выгнулся дугой так, что можно было услышать хруст позвонков. Нужно ли говорить о его реакции, когда Тэхён своим едва колючим подбородком потёрся о внутреннюю часть бедра? Прямо так, как Чонгук мечтал и видел в своих мокрых снах. Он не ожидал, что Тэхён лизнёт его по члену сквозь ткань трусов, и потому не смог не сжать ноги, неловко зажав чужую голову меж своих бедер. Его и так красное лицо стало насыщенно-яркого оттенка спелого помидора.       — Прости, — прошептал он, тут же разжимая ноги, которые Тэхён теперь предусмотрительно удерживал.       — Ничего, мне даже понравилось, — Тэхён подмигнул и поцеловал в тазовую косточку, однако его невинный поцелуй быстро перетёк во что-то большое, и вот Чонгук уже был полностью раздет, а его член так усердно сосали, что он весь извозился, смял простыни и покрылся испариной в тех местах, в которых, по идее, не должен был. Смазка обильно текла меж его ягодиц, и он чувствовал мокроту под собой и характерный запах, что стремительно заполнял пространство комнаты. Их ароматы смешались в насыщенный густой коктейль, заползая через нос и рот и наполняя лёгкие до перенасыщения.       — Тэхён! — Чонгук не сдержал отчаянного стона, когда в него без подготовки и предупреждения ворвались два пальца. Его дырочка сразу же крепко сжалась на них, не желая отпускать, и Тэхён хмыкнул, посасывая во рту розовую головку.       — Эй, крольчонок, расслабься, — приказал он, начав осторожное вторжение в чужое нутро. Гладкие мышцы судорожно сжимались вокруг его пальцев, и он не мог дождаться, когда в их крепких объятиях окажется его член.       Губы стали прокладывать мокрые поцелуи от паха до пупка, а от него по рельефному прессу. Мышцы живота у Чонгука завораживающе сокращались, и Тэхён загипнотизировано смотрел за их откровенным танцем под тонкой бледной кожей. Чонгука всего хотелось искусать, чтобы он расцвел алыми лепестками, свидетельствовавшими о последствиях их пламенной страсти. Чтобы каждый, кто посмотрел бы на Чонгука, знал — занят, трогать нельзя.       Тэхён хотел поставить ему метку на шее. Пустить свой феромон в чужую кровь, чтобы их запахи заставляли других альф морщиться.       «Может, позже», — думалось ему, пока он нападал на губы Чонгука с поцелуем. Его пальцы вдавливались всё глубже, и омега отчаянно хватался руками за его спину, расчесывая лопатки.       Тэхён терпел неглубокие царапины, оставленные короткими ногтями по рёбрам. Сам же свободной рукой ставил на бедре Чонгука синяки, размера своей ладони — пока ещё совсем свежие, светло-розовые, собирающиеся на завтра обязательно разукраситься фиолетовым. Нельзя было не терять разум от чонгуковой кожи. Невозможно отвести глаз. Невозможно налюбоваться. Белая и ровная, как у маленькой фарфоровой куколки, только в сто раз восхитительнее, потому что Чонгук в отличие от неё —живой, тёплый и отзывчивый на каждое чужое движение внутри себя. Тэхён не мог это контролировать — врезался ртом в косточку одной ключицы, торчащую на краешке округлого плеча, и стал собирать языком бисеринки пота, что сочились через поры. Он толкал пальцы так яростно, что Чонгук без конца повторял его имя. Через какое-то время это больше не «Тэхён», а просто «Тэ» в промежутке между громкими всхлипами. И Тэхён больше не мог ждать. Он никогда не испытывал ничего подобного. Никогда не хотел кого-то с подобным нетерпением и желанием, сдавливающим внутренности в тугие узлы, когда всё, что нужно и хочется — уже было здесь, доверяло тебе себя, делясь каждым своим тяжёлым от наслаждения вздохом. Тэхён нетерпеливо окунул пальцы в чужую природную смазку и покрыл ею свой изнывающий ствол, отзывавшийся на касание болезненным вздрагиванием. Он приставил головку к трепещущему входу и сжал бока омеги. Так сильно, что наутро там обязательно появятся синяки.       — Гуки, — Тэхён почти рычал, опуская на свой готовый член хнычущего и смотревшего на него с голодом сквозь едва приоткрытые веки Чонгука. Ствол проникал внутрь мышц жирным от смазки концом, теснясь в недостаточно подготовленном проходе. Чонгук вскрикнул, когда в него медленно протиснулись, и изошёл на непрекращающиеся тихие постанывания. Его ноги дрожали; они крепко сцепились лодыжками на пояснице Тэхёна, то крепко сжимая и не позволяя толкаться, то, наоборот, притягивая ближе, контролируя весь процесс. — О Боже, как же в тебе хорошо… Малыш… — шептал Тэхён, как в горячке. С его лба падал пот; Чонгук цеплялся за его широкие плечи всё отчаяннее, его ногти собирали под себя чужую ДНК, соскребая верхний слой тонкой кожи.       С закрытыми глазами Чонгук нашёл чужие губы, его мокрый язык попросился внутрь, и его тут же впустили, принимая в рот с радостными объятиями. Омега наконец расслабился и позволил держать себя за бёдра и направлять их в том темпе и ритме, какой был Тэхёну необходим. Вскоре мышцы кольца и вовсе перестали сдавливать набухшую плоть, пропуская дальше, глубже, туда, где с пары толчков нашлась простата, выбивая из Чонгука крик.       — Тэ… — Тэхёну удалось различить своё имя среди ряда звуков, что Чонгук продолжал проталкивать языком в его глотку. Нос к носу, ощущая на себе блестящую от пота кожу другого. Тэхён наблюдал, как за приоткрытыми веками парня под его телом горел жидкий янтарь.       — Кончай, малыш, — то ли попросил, то ли разрешил Тэхён, поглаживая розовый член омеги, аккуратно собирая пальцами смазку.       Чонгук послушно кончил Тэхёну в ладонь, разжал руки, державшиеся за плечи, и упал с глухим стоном на матрац разваренной марионеткой. Его грудь блестела от пота, быстро вздымаясь и опадая, а мышцы пресса, покрытого спермой, дрожали. Тэхён и сам уже был готов. Он дышал быстро и загнанно, его поясница прогибалась всё глубже, а толчки становились всё сильнее и динамичнее. Он сложил разнеженного, сладко улыбавшегося довольным котом Чонгука чуть ли не пополам, поднимая его ягодицы всё выше и выше. В момент разрядки он с паникой вспомнил, что из-за спешки не надел презерватив, и хоть вероятность забеременеть вне течки была крайне мала, он всё равно вышел из жаркого шелковистого нутра с мокрым звуком и довёл себя до конца уже рукой. С его губ слетело имя омеги, когда белесые капли упали на разгорячённую кожу, — и если хорошо прислушаться, то можно было услышать тихое шипение.       Тэхён привалился на бок рядом с обессиленным Чонгуком, и глубоко выдохнул, начав ласкать чужой бок кончиками пальцев. Кожа у Чонгука пылала жаром, была липкой, а кое-где испачканной семенем, которое Тэхён из-за животных инстинктов втирал в кожу, как крем. Чонгук пах им, и Тэхён вдыхал его аромат жадно, до головокружения. Его язык лизал чужой загривок; иногда зубами он покусывал его, мечтая впиться до крови, оставив настоящую метку. Чонгук отзывался на касания сбитым дыханием — сил на звуки у его связок не осталось.       Они лежали так некоторое время, пока сердцебиение у Тэхёна не успокоилось и он не встал, направляясь в ванную. Там он быстро ополоснулся и, не желая тревожить уставшего Чонгука, набрал для него ковшик с тёплой водой и взял полотенце. Это, конечно, не заменит душ, но до утра сойдёт. К тому же у Тэхёна было эгоистичное желание, чтобы Чонгук не мылся как можно дольше и его, Тэхёна, запах, оставался на нём таким же, каким был сейчас - сильным и бьющим сразу же в нос. Он принялся вытирать тело, аккуратно кружа полотенцем по изрядно испачканным ягодицам, когда Чонгук подал признаки жизни и начал дёргать ногами. Он что-то бурчал, и Тэхён засмеялся, так как это было похоже на какое-то невнятное посапывание. Он нагнулся над Чонгуком, наклоняясь ухом к его губам, и попросил:       — Скажи ещё раз, пожалуйста.       — Я говорю, что готов остаться в твоей кровати, — пробормотал Чонгук сонно в подушку, когда Тэхён принялся вновь вытирать его мокрым полотенцем. Тэхён на секунду замер, после продолжил своё занятие, методично водя тряпкой по липкому, изнурённому им же телу.       — На сколько? — уточнил он хрипло. Его клыки заныли, посылая в десна режущую боль.       — На сколько ты попросишь, — ответил легко Чонгук. Он практически спал, и ему виделось их будущее: весь пол в красках, а в стаканчиках из-под кофе, изрисованных лицом Тэхёна, стоят сотни кистей. Повсюду разбросаны холсты, баночки с красками валяются то там, то тут, и Тэхён недовольно кричит, когда наступает на них, как мать ребёнка, который разбросал по ковру лего. Чонгук представляет, как измазан в краске, пока пишет маслом альфу, беспечно спящего в этот момент на кровати. Сквозь задёрнутые портьеры луч света гуляет полоской по его красивому лицу, и Чонгук делает яркие мазки жёлтой и белой краски, зная, что картина всё равно не запечатлит красоту реальности. Рядом, возможно, бегает собака. Может, две. Да, две собаки. Возможно, в соседней комнате даже спит ребёнок. Или два. Хотя лучше три. Чонгук улыбнулся своим мыслям — он всегда хотел большую семью.       — Даже если это будет «навсегда»? — вопрос Тэхёна прорвался к Чонгуку сквозь толщу мыслей. Тэхён шкодничал, конечно, глумился. Он, нависая над Чонгуком и целуя его в затылок, любовно поправил его спутанные смольные волосы, упавшие на глаза.       Однако Чонгук приоткрыл веки, повернул к Тэхёну голову и серьёзно ответил:       — Да, даже если это будет «навсегда».