Тонкая работа

До двенадцати оставалось много времени, и Леви, еще раз бегло осмотревшись в комнате и убедившись, что генеральной уборки не требовалось – даже балдахин был недавно выбит: ни пыли, ни дохлых мушек, – сложил оставшуюся на постели ночную рубаху мистера Йегера, уже едва теплую, и убрал её в черный платяной шкаф. Мистер Йегер и впрямь был чистоплотен: ни пылинки на полках и плечиках пиджаков. Одежда была аккуратной и приятно пахла. Непривыкший к такому Леви даже проверил, действительно ли не было ни шва, из которого не торчали бы нитки, ни незамеченной дырки, но нашел только одну в клочья разорванную рубаху, запрятанную в угол шкафа – он даже решил сначала, что это тряпка. Рубаха была широкой, вся в бантах да рюшах – Леви подумал бы, что она женская, если бы не широкие манжеты с петлицами для запонок. Одежда в принципе была странной, старомодной в фасонах и кричащей в цветах. В Лондоне мужчины носили костюмы прямого кроя темных тонов – коричневые, черные и темно-серые, – а костюмы мистера Йегера были узкими и приталенными, с коротковатыми штанинами, темно-зеленые, темно-бордовые, изумрудные, бледно-голубые. Чудной выбор для юноши его возраста. Во всем шкафу было всего два серых костюма. В выдвижной полке шкафа нашлось то, что удивило Леви еще больше – перчатки. Их было с две дюжины, все – белые, но из разных материалов: от шерсти до лайки. Сложены они были в ряд по плотности – от самых тонких слева до самых плотных справа. Это действительно было довольно странно. Когда на часах было без двадцати двенадцать, он спустился в служебные помещения, чтобы спросить у горничных, где находится библиотека, но никто не хотел с ним говорить. Леви устал задаваться вопросом, чем вызвано это показательное пренебрежение, а потому поступил так, как привык, – наперекор. Он вышел из служебных помещений и свободно прошелся по мрачно тихому дому, заглядывая в каждый угол. Дважды наткнулся на прибиравших помещения горничных и те, поняв, что он находился в хозяйской части дома один, охали и смотрели во все глаза. Леви понимал, что на него доложат, но это осознание не вызывало в нем ничего, кроме раздражения по отношению ко всему штату прислуги, к которому он теперь имел неудовольствие относиться, и всего положения вещей в целом. Нашел библиотеку он без пяти двенадцать и оставшееся время провел, рассматривая скудное убранство коридора при ней. Пара зеркал да часов – и только. О том, что это библиотека, он узнал, услышав за дверью голос Эрена. Он что-то читал вслух, но негромко, и Леви не мог разобрать слова. Вскоре, однако, он замолчал, и больше ничего слышно не было, кроме тиканья часов. Как только отбило двенадцать, Леви постучал. Эрен вышел тут же, будто только и ждал стука, и выглядел утомившимся. – Леви, – устало улыбнулся он, – вы вовремя. Леви кивнул, не зная, что на это ответить и нужно ли отвечать. Эрен, показавшийся ему утром оживленным, сейчас был задумчивым и тихим. – Обед подадут в мою комнату, – сказал он, направляясь к главной лестнице, и Леви пошел за ним. – Вы голодны? Отобедайте со мной. В комнате и вправду уже хлопотали горничные, разливая ароматный чай и расставляя горячие блюда на узкий, круглый столик у французских окон. Мистер Йегер позволил себе снять пиджак, повесив его на спинку стула и оставшись в одной рубашке. Леви заметил, что на шее его – цепочка, а на ней что-то висит, но что – не разглядеть. – В Лондоне вы, наверное, никогда не обедали в это время… – сказал Эрен, садясь за стол, и жестом пригласил Леви присесть вместе с ним. – Но я рано встаю, поэтому обедать тоже приходится рано. У меня, как вы уже заметили, строгое расписание. – А потом добавил, обращаясь к горничным: – Подайте мистеру Коэну то же самое. Горничные посмотрели на Леви недовольно из-за спины хозяина, но приказ исполнили, а затем покинули комнату. Эрен взглянул на блюда и устало скривился. – Опять бульон. Капризный ребенок, устало резюмировал Аккерман. Но незлой, в отличие от всех остальных жителей поместья, с которыми Леви успел свидеться, и лишен снобизма. К тому же, судя по всему, он старался быть доброжелательным и поступать правильно. Леви с силой сжал кулаки: когда-то он тоже старался поступать правильно. А сейчас сидел за столом с человеком, которого собирался обмануть, обобрать и лишить свободы, и делил с ним его же еду и кров. Семья, напомнил себе Леви. Это все ради семьи. Они отобедали, и это был лучший обед в жизни Леви. Он никогда не пил такого густого бульона и не ел такого свежего, добротного хлеба. Но лучше всего был чай, крепкий и душистый. Чаи миссис Спрингер теперь казались безвкусной жижей. Когда заметил, что Эрен посадил маленькое, еле заметное пятно на правую перчатку (перчатки он отказался снимать даже на время трапезы) и теперь буравил его взглядом, Леви не удивился. Только спросил, не хочет ли он их поменять, на что Эрен кивнул и сказал, где найти новые и какие именно взять. Расстегнуть перчатки и помочь надеть чистые не разрешил, все сделав самостоятельно, только попросил забрать старые со стола и сложить в корзине в ванной комнате, чтобы их могли забрать горничные. Маленькое пятно, казалось, сильно выбило Эрена из колеи. Он был хмурым и молчаливым, пока они заканчивали трапезу и собирались на прогулку. Но когда Леви зашнуровывал ему ботинки, он вдруг спросил его о том, каков Лондон. Огромный и многолюдный, ответил Леви. Хотел сказать, что грязный, но Эрен казался увлеченным разговором, как ребенок, и произносил «Лондон» с придыханием, и его громадные зеленые глаза горели, а потому Леви не отважился разрушить образ, построенный его воображением. – Там много театров? – спрашивал он. – А парков? Леви отвечал спокойно и коротко, рассказывал про театры, вокзалы, парки, рестораны, пекарни, магазины, а Эрен был явно восхищен, и разговор продолжился, когда они спустились в холл. Управляющий, стоявший внизу парадной лестницы, поспешил открыть дверь. Двухстворчатая и широкая, она плохо поддавалась и скрипела, царапая пол. – А правда, – спросил Эрен, – что в Лондоне по ночам светло, как днем, и всюду висят газовые лампы? – Не светло, сэр. Газовые лампы есть, но висят не везде. Я видел только при театре, – ответил он. Он действительно видел их – в прошлом месяце, когда искал в Вест-Энде не вернувшихся домой попрошаек миссис Спрингер. Сопляков не нашел – забили их, поди, – но на людей из высшего света и доступные им новейшие изобретения насмотрелся. Эрен выглядел расстроенным. Леви, не сдержав себя, добавил: – Но они очень яркие, сэр. Блестят как снег на солнце. Эрен, на мгновение удивившись, восторженно и широко улыбнулся, а Леви корил себя за то, что забывается – не хватало только прикипеть к пацану из-за чувства вины. Поскорее бы приехала Криста. Леви знал, что приезд девушки не станет для него избавлением: он еще целого дня здесь не пробыл, а уже мучит советь. Но присутствие Кристы напоминало бы Леви о том, зачем он приехал в Трост, и сулило скорое разрешение дела. Они гуляли долго, петляя в тени местами желтеющих крон деревьев, все отдаляясь и отдаляясь от особняка, и Эрен все расспрашивал его, и был совсем как ребенок. В нем была поразительная наивность – он не понимал, чем живут люди за стенами Троста. Леви подумал, что он и не сумасшедший вовсе – просто одинокий. И странный только потому, что далек от общества и не знает, как заведено. Словно дикий зверек, которого хотели приручить, одомашнить, да только он для этого оказался не приспособленным. Территория поместья была огромной и тщательно огороженной, и Леви не мог не размышлять о запланированном Кристой побеге. Из зданий здесь были только сторожка да часовня, а кроме них – одни парки да сады. Стены были высокими – просто так не перемахнешь, за ними – сплошь леса да бурелом. Леви, конечно, через ограду переберется и в лесу не пропадёт, но удастся ли то же Эрену? Или Кристе, если будет бежать вместе с ними? Вряд ли такая процессия останется без внимания. К тому же, вчера ночью Леви отчетливо слышал собачий лай. – Здесь есть река, – вдруг сказал Эрен. – Давайте возьмем у привратника ключ и выйдем к ней. Леви удивленно моргнул. Точно. Река. Выкрасть ключ у привратника и уйти по реке. Привратника звали Ханнес, и он, очевидно перебрав джина, был чересчур приветлив и разговорчив. Не задержавшись в его сторожке лишней минуты, Эрен повел Леви в самый конец парка, где уже совсем не было видно дома, и вскоре они оба сидели у воды. Солнечные лучи просачивались сквозь еще густые кроны деревьев, журчание реки перебивалось доносящимся издалека звоном колокола деревенской часовни. Поднявшийся ветер качал рогоз и камыш, и Эрен лег на траву и прикрыл глаза, вслушиваясь в шелестящий шум, как в чей-то скорый шепот. Солнце было ярким и ясным, но становилось прохладно. Леви спросил, не стоит ли побояться простуды и вернуться домой. Эрен домой не спешил. – Завтра по расписанию у меня фехтование, – объяснил он, не открывая глаз, – вместо прогулки. Я хочу погулять подольше. И они остались у реки и разговаривали. Точнее, говорил Эрен, а Леви односложно отвечал, когда требовалось. Леви заметил, что Эрен на самом деле вообще не ждал от него ответов – что, впрочем, было естественно для людей его круга, привыкших раздавать приказы. Хорошо, что он напоминал ему, как Леви не любил власть имущих, подумал он. Раздражение перекрывало чувство вины. Домой вернулись, когда солнце начало клониться к закату, и Эрен задержался на пороге, словно не слыша бой часов, чтобы посмотреть, как густо розовеют небеса. Закат действительно был красивым, признал Леви. Он не видел таких ярких закатов в Лондоне. Розовый перетекал в оранжевый, краснели косые лучи, а на их фоне чернел гусиный клин, с гоготом разрезая небо. В семь часов Эрену было положено переодеться в парадный костюм и сменить перчатки на шелковые, чтобы отужинать вместе с братом. Он попросил не ждать его у дверей гостиной, куда принесут ужин, потому что после трапезы брат любил слушать, как Эрен читал ему вслух, и это могло занять много времени. Леви, приведя в порядок вещи Эрена, которые он сменил после прогулки, спустился в кухню. На него хмуро косились горничные, но к ужину подоспел Ханнес, весело поприветствовал Леви и присел ему на уши на целый час. Он рассказал, что господин Зик был нелюдим и только и делал, что читал книги да слушал, как их читает младший брат. Может, учил его так, предполагал он. Из друзей у него были только лондонские книгочеи, да и для них, когда они приезжали, он просил Эрена почитать, а когда им не читал Эрен, они сами сидели, уткнувшись в книги господина Зика. Такие вот развлечения, пожимал плечами Ханнес. Леви, знавший большую часть рассказа от Кристы, старался вовремя кивать да делать вид, что слушает. Ханнес по людскому обществу явно скучал, ведь редко выбирался из сторожки. Неудивительно, что пил посреди дня. Когда в кухню зашла экономка мисс Тайбер, Ханнес как раз уходил. Мисс Тайбер, между тем, смирила Леви таким взглядом, что он точно понял: его дневная наглость её одновременно не на шутку разозлила и обрадовала, будто ей очень нужно было ему насолить или от него избавиться. – Мистер Коэн. Мои девочки, – подойдя и остановившись перед столом, за которым сидел Леви, торжественно начала она, имея в виду горничных, находившихся у нее в подчинении, – сообщили мне кое-что, что должно быть обсуждено немедленно и предано порицанию. – По одной манере изъясняться Леви понял, что она раздувает из мухи слона. – Это беспринципное нарушение правил, которое я, признаюсь, должна была предвидеть от нанятого господином Эреном в обход меня и мистера Шадиса непроверенного слуги. Мы приняли вас, потому что приказ есть приказ, даже если он поступил от кого-то столь… – она запнулась, подбирая приемлемое слово, – молодого, как мистер Йегер. Но вы, мистер Коэн… такого плевка в сторону порядков этого дома я не ожидала даже от вас. Она замолчала, ожидая ответа. Леви тоже молчал, сверля её усталым взглядом, вдруг понимая, что Эрена, как и его, в доме не любили и, очевидно, шептались у него за спиной: «молодой» на языке мерзких блюстителей традиций означало «глупый». – Объяснитесь, мистер Коэн. – Ваши горничные отказались мне помочь с поиском, и я решил найти библиотеку самостоятельно, – все же сказал он спокойно. – Раз уж вы такой самостоятельный, – ответила мисс Тайбер, издевательски произнеся последнее слово, – наказание вы тоже понесете единолично. Леви сомневался, что хоть где-либо предусматривался другой вариант. – А можно понести всем табором? – спросил он. Мисс Тайбер возмущенно охнула и зашипела: – Я сообщу о произошедшем господину Эрену, как только он ступит за порог своей комнаты. Он строго соблюдает правила этого дома, ведь их обозначил господин Зик. Вот увидите, мистер Коэн, завтрашним же утром вы отправитесь обратно в Лондон. Она торжествующе вскинула подбородок и, не дожидаясь ответа, ушла. Леви тяжело вздохнул, не чувствуя досады. Может, так оно будет лучше, подумал он, не придется каждый день, проведённый с сопляком, делать нравственный выбор. Криста найдет себе другого подельника, а он отправится домой и будет латать лодки в доках, думал он, но отчего-то не чувствовал успокоения. Ни досады, ни радости, ни покоя. Чертова жизнь. Череда раздражений. Эрен вернулся спустя еще один час. Леви, на тот момент сидевший на постели в своей комнате, не зная, следовало ли ему собирать вещи, поднялся, чтобы встретить его. Дверь между комнатами не была заперта, и Леви тут же увидел, как за Эреном в помещение вбежала экономка, уверяя, что пришла с делом особой важности. – Я вас слушаю, мисс Тайбер, – ответил он, опускаясь на излюбленный стул у окна, и в голосе его слышалась только усталость. – Леви, – сказал Эрен, заметив его, – хорошо, что вы уже здесь. Вы расторопнее моего предыдущего слуги. – Это уж точно, мистер Йегер, – хмыкнула мисс Тайбер, Эрен удивленно поднял брови, и экономка восприняла это как разрешение продолжить: – Речь пойдет как раз о мистере Коэне, сэр. И она рассказала о «вопиющем попрании правил этого дома», «лишенном всякого чувства ответственности и чести мистере Коэне», «невозможности существования этого безумца под одной крышей с хозяевами и приличными слугами» и «рекомендуемых мерах наказания». Эрен пораженно слушал, и Леви пытался угадать, что видел в его глазах. Изумление и… веселье? – Хорошо, мисс Тайбер, я вас услышал, – сказал Эрен. – Я решу сам, как поступить. Леви, – тут же перевел он на него мягкий взгляд, – не обижайтесь на мисс Тайбер. Она кажется строгой, но на самом деле в ней говорят щепетильность и верность, ведь она служит этому дому уже много лет. Вы ведь знаете, что я сирота? Мисс Тайбер воспитывала меня, когда мама отошла в мир иной, и относилась ко мне так, как не всякая мать отнеслась бы к собственному дитю. Эрен широко улыбнулся, а Леви изумленно заметил, что мисс Тайбер опустила голову, вперив взгляд в пол, и на её впалых щеках разлился бледный румянец. Руки её подрагивали, и Леви подумал, что, должно быть, ошибался на её счет, и даже у таких железных дев есть сердце, раз она так привязалась к хозяйскому ребенку. – Спасибо за вашу внимательность, мисс Тайбер, надеюсь, что конфликт между вами исчерпан. Можете идти. Мисс Тайбер кивнула, сделала реверанс и ушла с опущенной головой. Не прошло и пяти секунд после её ухода, как Эрен оглушительно рассмеялся. – Ты правда сказал ей так? Про табор? – восторженно спросил он, отсмеявшись, и это прозвучало так, словно они были друзьями. Леви усмехнулся, приятно удивленный, и кивнул, неожиданно ощущая себя по одну с ним сторону баррикад. Эрен еще повеселился с минуту, а потом попросил Леви подготовить его ко сну. Леви подготовил постель и ночную рубаху, а затем помог Эрену раздеться. Его тело тоже оказалось красивым, под стать его лицу. Во время прогулки, когда Эрен, закрыв глаза, лежал на траве у реки, Леви легко представил его лежащим под летним солнцем, а потому подумал, что смуглость его кожи – от загара, но скрытое одеждой тело было таким же золотисто-смуглым. Мышцы были крепкими, но кожа нежной и мягкой, как у девушки, а потому Леви старался едва касаться его руками – от многолетнего труда кожа на них загрубела и высушилась. Эрен вздрагивал от прикосновений, но стоял ровно, молчал и смотрел в одну точку, пока с него снимали одежду. Только раз Леви встретился с ним взглядом, и тут же его отвел. На цепочке, замеченной им утром, висел небольшой ключ, и Леви не мог не думать о том, что ключ открывал и почему Эрен носил его при себе. Леви помог Эрену надеть ночную сорочку, расчесал ему волосы, пожелал спокойной ночи, а после наблюдал, стоя у изголовья кровати, как он сменил шелковые перчатки на другие, из лайки, и укладывался в постель. Все-таки спросил: – Мне собирать вещи, сэр? Эрен посмотрел на него удивленно, часто моргая, а потом сел на кровати и затараторил: – Ты… из-за мисс Тайбер? Я не собираюсь тебя отсылать. Я не сказал? Я же посмеялся. Я думал, что ты понял. Я не хочу тебя наказывать. Я не всегда правильно формулирую… – Я так и подумал, сэр, – позволил себе перебить его Леви. – Решил уточнить. – Я не хочу тебя отсылать, – повторил Эрен. – Ты мне нравишься. Ты расторопнее Жана, – сказал он, и Аккерман понял: предыдущий слуга, – и с тобой веселее. А еще ты красивее. Леви вздрогнул, но внешне не выдал удивления. Эрен сказал это так легко, словно это не звучало интимно – за такое признание на Лэнт-стрит бы прозвали педиком и поколотили, – и Леви в очередной раз поразился его бесхитростности. Позволить себе подобную мысль – одно, но озвучить ее – беспечность непозволительная. – Посмотри, какая у тебя кожа… – тем временем продолжал Эрен. – Такая бледная и тонкая. Ты куда больше походишь на аристократа, чем я. – На руках она вовсе не тонкая, сэр, – все-таки сказал Леви. – От ручного труда появляются мозоли. Эрен взял его руки в свои, в перчатках, и осмотрел мозоли. – Хотел бы я заняться ручным трудом, – сказал он тихо. – Поработать на какой-нибудь барже или бриге. Отправиться в плавание и увидеть море. Леви застыл, думая о том, что море он, конечно, не увидит. Только прутья решеток в сумасшедшем доме. Эрен отпустил его руки и отвернулся, кутаясь в покрывала и стараясь поудобнее устроиться на подушке. – Леви, – вновь позвал он тихо, – когда ты последний раз видел мисс Рэйсс, она была в добром здравии? Он пытался сказать это небрежно, но этим выдал свою заинтересованность. Леви подумал, что Конни был, очевидно, прав, когда сказал, что Эрен уже влюблен. – Да, сэр. Она просила сообщить вам, что с нетерпением ждет начала занятий, – соврал он. – У нее доброе сердце, – сказал Эрен мягко. – Да, сэр, – согласился Леви, вспоминая, как она назвала его балластом и сумасшедшим. Он еще с секунду смотрел ему в затылок, а потом спросил: – Я могу идти? Эрен кивнул, и Леви погасил свечи и лампы. И только когда оказался в своей серой, холодной комнате и закрыл за собой дверь, он позволил себе облокотиться на нее и отрывисто выдохнуть. Ему казалось, что он задыхался. Он зло стащил с себя пиджак, бросил его на пол и спрятал лицо в ладонях. И вспомнил, как Эрен держал его руки в своих, и сколько в этом жесте было доверия. – Черт, – еле слышно прошипел он и отнял руки от лица. Эрен Йегер был всего лишь мальчишкой. Капризным и привилегированным, но простым, наивным и, кажется, влюбленным – и влюбленным трогательно. Он мечтал побывать в Лондоне, работать на барже и увидеть море, любил природу и только и делал, что сидел в четырех стенах и читал книжки. Неужели он сможет загубить этого ребёнка? В горле пересохло. Леви мрачно оглядел свои руки, едва заметно подрагивающие, и сглотнул, чувствуя, как его до краев наполняет вина. Это ради семьи, повторял он про себя. Это все ради Кенни. Лунный свет прорезал темноту комнаты, вырисовывая очертания предметов, и Леви сдавленно вдохнул. Это ради семьи. Он заставил себя вспомнить о том, что нищета привела его мать в бордель и превратила его в сироту. Нищета лишила его возможности учиться читать и писать, превращала работяг в пьяниц и забивала попрошаек руками богачей. Это нищета сделала Кенни вором и нищета вздернула деда Аккермана. Это нищета заставила Леви поступиться своими принципами. Люди говорят, что деньги портят – знали бы они, как портит нищета. Он вспомнил, как миссис Спрингер хлопотала перед его отъездом. Как Фарлан и Изи наказали не возвращаться без денег. Сколько сбережений из семейного бюджета было потрачено, чтобы просто собрать Леви в дорогу. Вспомнил, как провожал его Кенни. Леви был плохим евреем, иудеем – и того хуже, но сейчас он просил господа о прощении. Потому что он не мог отказаться от этого дела. Потому что он обречет доброго человека на ад на земле. Господи. Поскорее бы приехала Криста.