***
Несколько дней спустя слухарка почувствовала себя уже лучше и даже могла вставать с постели, но, несмотря на это, наставница ее к делам собора еще не допускала. Было решено Марфе не показываться до тех пор, пока преступник не будет пойман. А до тех пор, слухарка проводила время в своей новой обители, занимаясь переводами и прочей бумажной работой. На нижние этажи не спускалась и другим служителям храма на глаза не показывалась, только однажды снова вернулась в свою келью. Благо, удалось прокрасться незаметно. Внутри было сыро, камень на стенах потемневший и, возможно, уже навсегда впитавший в себя гарь. Повсюду пепел, покрывшийся копотью алтарь, потускневшие половицы… Марфа с легкостью отыскала свой тайник. Внутри хранились ее переводы и книжка с лиловой обложкой, которая, к счастью, почти не пострадала. Лишь слегка потемнела обложка. Переводы она оставила, а книгу забрала. Крепко сжав ее в руках, слухарка поскорее направилась прочь, здесь она снова начинала кашлять. Но стоило выйти за порог, как что-то в сердце Марфы ухнуло вниз и сильно сжалось. У самого ее порога лежали остатки сгоревшей травы. Слухарка подняла одно из потускневших растений и сразу же узнала форму стебелька и листьев. К этим травам имели прямой доступ в основном лишь младшие слухарки. Марфе тут вспомнились слухарки в окружении сестры Берты, которых в тот раз она застала за постыдным занятием, вспомнила и корзины с травами на снегу и горьковатый дым от сигарет в воздухе. Нет, нет. Это мог сделать кто угодно. Слухарка тут же покачала головой и поспешила прочь, но затем все же остановилась и обернулась, в последний раз оглядывая комнату, от которой остались одни обломки, а в мыслях вновь увидела Туман и его чернеющую кожу. Как же тут душно. Плотнее закутавшись в пуховый платок и оправив на лице шаль, Марфа проскользнула к черному ходу и вышла на улицу. Хоть ей и не стоило еще быть на холодном воздухе, но слухарку это мало тревожило. Ступая по нечищеным тропам, Марфа увязала по колено в сугробах и снег трещал под ее ступнями. Слухарка брела куда-то вперед и устало вздыхала. Облачка пара вырывались из ее уст и тут же растворялись в морозном воздухе. Совсем Марфа не чувствовала ни того, как коченеют от холода конечности, ни того, как покрывается коркой льда ее вуаль. Где теперь ее Туман? Только об этом Марфа могла думать. С самого начала она обратила на него свой гнев, но правда в том, что злилась она лишь на себя. Не Туман смущал ее мысли, а ее собственные убеждения. Слухарка сама загнала себя в тупик, а Туман лишь усилил ее чувства и позволил увидеть истинное положение вещей. Но теперь… что будет теперь?.. Слухарка ежилась, и ее мысли вновь поглощали воспоминания о том, как на ее глазах Туманная мантия обратилась в мглистый смог, а блестящие, извечно игривые глаза вдруг совсем почернели. Что она с ним сделала? Какой он теперь? И каким Туман был на самом деле? Какую жизнь он вел? Марфа только сейчас поняла, что ничего о нем не знала. Не хотела узнавать. Незаметно для себя Марфа забрела в Хрустальную рощу. Деревья здесь были и правда, словно хрустальные. Обледеневшие голые ветви — как будто выточены из стекла и сверкали от малейшего прикосновения солнечных лучей. Как вдруг что-то изменилось. Снова Марфу настигло это странное чувство, словно все вокруг тускнеет и мутнеет, приглушаются краски и размазываются очертания горизонта. Воздушный пар снова вился в воздухе, опутывал призрачной шалью хрустальные деревья. Казалось, облака спустились с небес и закружили вокруг Марфы. Смешиваясь со снежными дюнами, Туманная мантия превращалась в дымчатое море. Каким только не видела Марфа Туман: молочно-белым, зеленовато-лазурным, желтовато-оранжевым и даже бурым от копоти и гари… Но сегодня он был усеян мельчайшими кристалликами льда, мерцающими в солнечных лучах. Ледяной Туман пришел сегодня к ней. Он беззаботно улыбнулся и раскрыл свои объятия. — Ну что, скучала по мне? А Марфа только стояла в каком-то странном оцепенении, и в душе у нее смешалось множество различных чувств: злость за то, что не послушался и оставил ее; неистовая ярость за то, что так легкомысленно бросился в огненную копоть и даже не задумался о том, какими последствиями такой поступок обернется ему самому; невероятная радость за то, что сейчас он снова здесь, а его мантия сверкает даже ярче, чем прежде; а еще разочарование от самой себя за то, что испытывает все эти чувства, и за то, что уже совсем не отрицает существование Туманного божества в их мире, созданном Огнекрылом. Вот только на лице у Марфы не отразилось ни единой эмоции. Так бывает, если перемешиваешь все краски из палитры одновременно, — получается самый обыкновенный белый цвет. Когда в сердце взрывается ярчайшая гамма чувств и перепутывается в единый комок, то потом уже не остается сил на то, чтобы мимикой объяснить собеседнику свое внутреннее состояние. Вот и Марфа беспомощно продолжала стоять с пустым безжизненным взглядом, не способная вымолвить и слова. — Эй, ну ты чего?.. — игривая улыбка стерлась с губ. Туман приблизился к слухарке и набросил ей на плечи теплое дымчатое покрывало. Марфа дрожала всем телом от холода, хоть сама того и не чувствовала. А повсюду вокруг распростерлось море застывших снегов, словно бы олицетворение чувств слухарки. Кто бы мог подумать, что такой скучный цвет может хранить в себе столь многокрасочную палитру? «Ты хочешь, чтобы я ушел? Не желаешь видеть меня? Я больше не нужен тебе?..» — Туман приближался все ближе, а его лиловые глаза становились все ярче. Туман пах морозным утром и свежими листьями. И в этот раз Марфа сама позволила ему заползти в свою голову. Облачной дымкой Туман обволакивал мысли слухарки, бережно перебирал их в руках, как самое ценное в мире сокровище и именно таким оно и было для Туманного бога. Глубоко вдыхая каждую частичку, каждую пылинку и песчинку призрачных образов мыслей Марфы, ловя каждый мельчайший отзвук и отклик, Туману хотелось и самому раствориться в этом вихре бушующего марева, что разверзлось в сердце слухарки. Хотелось навсегда остаться внутри этих ярчайших всполохов и теплых огненных вспышек. Чтобы вечно видеть перед собою осязаемую оболочку тех чувств и эмоций Марфы, которые сам он так долго и так отчаянно жаждал однажды увидеть в ее глазах. И вот они, здесь, совсем близко. Настоящие, живые, беззащитные, ничем не скрываемые. Впервые Туман понимал Марфу так же хорошо, как самого себя, словно бы их «я» слились в единое целое, обратившись в единый организм. Впервые Туман ощутил то чувство, что люди называют «счастьем». Очень крепко Туман обвил плечи слухарки и уткнулся носом в изгиб ее шеи. Так крепко, что взгляд у Марфы помутился, а ноги ослабели. Слухарка и заметить не успела, как сознание ее отделилось от телесной оболочки и приняло облик безликого призрака. «Не бойся. Я верну тебя», — шепнул ей Туман и, схватив за руку, унес туда, куда звали его чувства и желания. Леса и сугробы, горы и долины, деревни и замки — все это проносилось в стремительном водовороте. И все, что могла Марфа, так это поспевать за Туманом и слушать его истории и взволнованные речи. Впервые она видела его таким воодушевленным. Может быть, потому что теперь она могла видеть мир его глазами? Туман показывал Марфе свои самые любимые места: озера и реки, низины и овраги, поросшие мхом болота, остроконечные вершины скал и пологие хребты холмов. Марфа смотрела на все это многообразие природного ландшафта и пыталась вообразить, как Туман жил все это время. Словно воочию, она увидела, как Туманный бог блуждает среди болот, как ступает по гладкой поверхности озерной воды, как засыпает в глубоких оврагах, небрежно разбрасывая свою долгую шаль повсюду. И отчего-то каждый раз, когда Марфа воображала эти картины, сердце у нее болезненно сжималось. «Куда ты ушел после того, как…» — Слухарка не закончила фразы, но Туман все равно ее понял. — Мне нужно было очиститься… — ответил он, смотря куда-то вдаль. Туда, где смыкались кромки облаков над полосой горизонта. — И я улетел туда, где круглый год зеленеют сады и цветут деревья, искал дожди и ливни, вот они и смыли с меня всю скопившуюся грязь. «Ты никогда не был грязным». Туман вздрогнул и обернулся, а Марфа и не заметила, как произнесла эти слова, но сейчас все ее мысли были обращены вслух. Туман собирался сделать шаг ей навстречу, как вдруг позади него слухарка что-то углядела. Это были люди и, похоже, они спускались в некое подземелье. Марфа сама не заметила, как последовала за ними. В подземном помещении собралась целая толпа людей, горели свечи, а по центру на небольшом постаменте стоял человек в странной маске. Однажды Марфа уже видела этого человека, и ей ни с чем не спутать этот голос. — «Альтер Корифе ун лан, ван тольц. Онде ум крон!» — прочел человек в маске. — Знаете ли вы, что означает эта фраза? Язык глоров невероятно богат. В одном слове они были способны запечатлеть целую историю. А эта фраза взята из сто семнадцатой главы Учения, в которой повествуется о Корифее, что отрубил себе руку, а Огнекрыл даровал ему за это вечную жизнь. Ничто в этом мире не достается без жертв, — вот, о чем хотел рассказать нам Огнекрыл. И мы не сможем одолеть горцев, если не отважимся на риск! Толпа тут же отозвалась и поддерживающе воскликнула Марфа помнила, как перевела эту фразу: «И тогда сломал Корифей свои пальцы, а его сердце наполнилось мглистой тишиной». И действие это не было жертвой, а лишь актом отчаяния. И вечность не была подарком для Корифея, она была его наказанием. История Корифея была одной из тех, что долгой нитью протягивалась через все события, о которых повествуется в первой части Учения, а в сто семнадцатой главе описан лишь финал, понять который можно лишь тогда, когда изучишь все остальные смежные события, что повлияли на становление личности этого героя. Но Дедрик не утруждал себя этими подробностями. Фраза была метафорической, с двойным смыслом, чем лидер и воспользовался. Одно за другим Дедрик выворачивал слова Учения наизнанку, преподносил их так, как самому ему было удобно. Он использовал в своей речи вырванные из контекста слова, и его речи приобретали, пусть и ложную, но завораживающую красоту. Он нес небылицы о том, как пережил смерть, а Огнекрыл подарил ему способность летать. Он говорил о мирах, в которых ему удалось побывать, и лица людей преображались. Он убеждал, что отказался от своих крыльев и вернулся для того, чтобы изменить этот мир к лучшему. А лучше он станет без горцев. Марфа тоже забралась на постамент и остановилась рядом с Дедриком. Люди стояли с горящими от фанатизма глазами и внимали каждому слову своего лидера. Они не могли видеть слухарку, невольно ставшую свидетелем этой сцены, но зато она их могла.«Миллиарды слов резали людям кожу, горло и глаза, но они все равно продолжали говорить и слушать».
Эта фраза из Учения так ярко вспыхнула у слухарки в голове, что она вдруг поняла — именно о таких людях в древних текстах и говорилось. Марфа смотрела на людей, скандирующих имя Дедрика, и уже не сомневалась в том, что любое верование — обоюдоострый меч. И в тот момент, когда религия перестает служить во благо общества, в тот момент, когда она становится средством манипуляции в руках других, в ту же секунду она должна прекратить свое существование. Никогда Марфа не думала, что однажды ей придет в голову настолько кощунственная мысль, но сейчас, стоя напротив всех этих людей с искаженным мировоззрением, больше всего на свете, ей захотелось сжечь все копии Учения Огнекрыла. Распахнув свой пушистый плащ, Туман набросил свое призрачное покрывало на толпу собравшихся людей, превращая их фигуры в смутные размазанные тени. Туман остановился напротив Марфы и весь его вид излучал негодование. Не для того, он ее сюда привел. Не для того, чтобы сейчас увидеть ее с таким выражением лица. «Не смотри, не смотри!» Но Марфа продолжала смотреть. И Туманная пелена не помешала ей разглядеть в толпе знакомый силуэт. Женский силуэт. Облаченная в монашеское платье с аккуратно подшитым воротничком, с крепко затянутым поясом на талии и с деревянным треугольным кулоном на шее… она… кто же она? Марфа никак не могла разглядеть ее лица, но в том, что слухарка эта пришла из Северного собора, не сомневалась. Но как? Как могла одна из слухарок оказаться здесь, в этом чудовищном месте?! Слухарка, аплодирующая Дедрику; слухарка, скандирующая его имя; слухарка, что сейчас улыбается под темной вуалью и складывает руки так же, как делает это пред алтарем Огнекрыла. Как же далеко успели разрастись сети Дедрика? Сколь много умов успели пленить его речи? И скольких слухарок уже успела заразить эта отравляющая хворь?.. Амулет на шее у слухарки чуть качнулся. Глубокая трещина пролегала на поверхности кулона и по диагонали перечеркивала серповидный месяц. Это могла быть та, кого она наставляла, или... даже та, у кого она сама наставлялась? Одна из тех, кого она слушала, кого уважала. Марфа всё смотрела и смотрела на эту трещину и никак не могла отвести от нее взгляд. Словно трещина эта превратилась в огромную расщелину под ногами, а Марфа взяла и шагнула за ее край и теперь никак не выберется обратно… Чужие силуэты, хлопающие ладони и улыбки — всё это перемешалось и слилось в одно бесформенное пятно, а затем рассеялось. И снова морозный воздух, снова обледеневшие леса и безграничные поля, засыпанные снежным песком. Тело Марфы, бережно хранимое Туманной шалью, не замерзло в снегах. И когда слухарка вновь открыла глаза, ей было тепло. Ей было жарко. Сердце ее билось невероятно быстро, а в душе загорелся яростный огонек, в любой момент готовый разгореться целым кострищем. Когда-то Марфу испугал огонь, а теперь он пылал у нее под кожей. — Мне… мне нужно обратно в собор! — слухарка резко вскочила на ноги. — Мне нужно узнать… нужно… Она рванулась куда-то вперед, но пушистый пар окутывал все вокруг так, что ни одной тропы не разглядишь, а собора и вовсе не видать в этой мглистой пелене. — Туман… — сузив глаза, Марфа негодующе посмотрела прямо на него, но сейчас взгляд Туманного бога был непроницаем. Недвижимо замерев напротив слухарки, он почти сливался с дурманящим воздухом и снежными дюнами и казался совсем чужим, незнакомым. Совсем как тогда, когда Марфа впервые по-настоящему увидела его, — в день прощания с мертвыми, в день, когда ветер смешивал пепельные песчинки со снегом. Кусочек заснеженной пустоши, увитый Туманными покрывалами, сейчас превратился в островок, дрейфующий посреди снежных морей. И как будто нет больше собора в той стороне и нет леса в другой. Есть только этот тихий тусклый мирок. — Ты обещал… что отпустишь меня. Он так долго искал ее, так долго ждал, когда же она посмотрит на него, когда наконец заговорит с ним… Он так устал видеть, как горестно сжимается сердце Марфы на каждом слушании. А она снова рвется туда? Зачем ей в это ужасающее место? Место, в котором, он уверен, ее не ждет ничего хорошего. Зачем?.. — Прости. — Туман не мог этого понять. — Я не отпущу тебя.