scared to be lonely

      Снимать эпизоды быстро слишком скучно ― а Джека будто и не колыхали недовольства Дэвида в стиле вы когда-нибудь прекратите ржать или нет весь павильон на ушах стоит. Поэтому на каждую сцену уходило чуть ли не по три часа ― спустя час непрошеного, как закадрового у ситкомов, смеха Сандберг отмахивался и начинал похохатывать сам.       Грейзер умудрялся оставаться не клоуном, быть своим в доску чуваком, умел подбодрить ― и рассмешить, когда требовалось. Может, будь на месте Эшера кто-то другой ― он точно не знал, кто ещё проходил пробы, слишком уж переживал о результатах, ― его бы это бесило. Он мог бы завидовать умению Джека законтачиться со всеми ― даже, блин, с уборщиками и осветителями, ― но восхищался.       Интроверты вот мало кому нравились ― а может, вообще никому. Эш был интровертом до мозга костей ― пусть и забыл ощущение, когда в кадре начинали трястись коленки ― а вдруг забуду текст а вдруг не справлюсь а вдруг лицо идиотское а вдруг а вдруг а       интровертов не любили другие актёры ― потому что на них нужно тратить много дублей, а в голове у них хер знает что творилось ― и все попытки успокоиться выглядели как тушение горящего дома канистрой керосина, в спешке схваченной из сарая.       С интровертами трудно сходиться и пытаться их разговорить ― а Джек как-то умудрился, блин, и как у него это получи       хэй я джек а ты эшер да ну вот знай чел в твои ямочки можн перекус на съёмки складывать чтоб далеко не ездить       Грейзер просто заехал с какого-то дерьма ― то ли неумелого комплимента, то ли изъёбистой насмешки, ― в-упор-в-лоб, так, что Эшер ответить не успел. С интровертами, наверное, так и надо ― всё равно что поутру на соседский выстриженный-выхоленный газончик выпускать собаку.       Общий язык с Джеком Эш нашёл сразу ― и, несмотря на смелость с первых слов, будто он парламентёр, наглецом его не посчитал. Хотя было в нём что-то от тех-самых-пацанов, с которыми в школе лучше не связываться ― загремишь в такие ебанутые истории, что запомнят до выпускного ― и вместе с гроздью шариков, как рассыпавшиеся M&M’s, в воздух взлетит облегчение, что ты как-то умудрился доучиться.       Но противоположности притягивались ― как Нэнси Спанджен и Сид Вишес, как девственница и приюты Магдалины, как Бутч Кэссиди и Санденс Кид, ― и Эшера тянуло к Дже       эш ты в курсе что нас уже зовут кальвин и хоббс бля       Джек почти сроднился с чульо Фредди Фримана ― и она ему действительно шла. Может, потому что в повседневности Джек тоже носил шерстяные шапки, обтягивающие голову.       В перерыве между съёмками они тусовались в тёплом трейлере ― всё лучше, чем яйца морозить, даже если хотелось посмотреть на Зака в Шазамовом костюме. Было во всей этой актёрской рутине, конечно, что-то магическое ― почти как в блядском Диснейленде. Правда, съёмками, как и Диснейлендом, быстро пресыщаешься ― даже если ты не самый капризный в мире ребёнок.       Узкий стол завален барахлом и едой, из которой можно сварганить какой-никакой перекус, ― правда, к Twinkies так никто и не притронулся, Эшер бы даже с голодухи не рискнул. Они с Джеком сидели на барных стульях друг напротив друга ― так, что коленки зудяще соприкасались хотелось почесать свою застремался вдруг случайно коснётся Грейзеровой и тогда       ничего эти фантомные-иллюзорные-мимолётные прикосновения не стоили а хотелось чтобы да ну хоть какой-то грош.       Кудри Джека забавно вились из-под шапки ― как под колпаком Питера Пэна, пёрышко бы присандалить. Пахло какао-кофе-теплотой в бумажных стаканчиках из соседней забегаловки губы Джека наверняка на вкус такие же как       они нервные-бойкие-трепетные ― потому что разговаривал он так, будто перебивал самого себя, никак угнаться за мыслями не мог ― блин ну у меня сдвг мне ведь можно.       Грейзер собирал им незатейливое подобие сэндвичей ― из блядской Nutella, бисквита Honey Mard, от которого морщилась Фэйт ― он же несладкий как вы его во-о-обще едите? ― и маршмэллоу. Эшер готов был правда что угодно из его рук сожрать ― хуже острого буррито, которое они делили друг с другом недели две назад, уже ничё не будет.       давай кого-то вызовем и скажем что затопили толчок дерьмом       ― Фирменный перекус Джека Грейзера, ― серьёзно заявил он, глянув на Эшера. Тот глотнул кисловатый кофе, у стакана без крышки неприятно размок ободок. ― Почти как смор, только лучше. Ты когда-нибудь был в лагерях, Эш?       ― Исправительных? ― съязвил он. Джек переглянулся с ним, оба усмехнулись ― небось, дурачок, представил его в рыжей робе, которую хрен расстегнёшь, чтоб нужду справить, и придумывал шутку ― а где мыло ронять? О, блядь, Эшер знал такой блеск-в-глазах-ехидство-во-взгляде.       ― Не представляю тя в тюрьме. Если б ты и сел, то за кражу чьего-то сердечка.       Эшу определённо всё ещё требовался сценарий взаимодействия с Джеком. Он-то, блин, уже готовил ржачку в ответ, судорожно копался в голове, как торчок на измене, пытающийся отрыть дозу-откуда-угодно-да-хоть-из-жопы.       ― Нет, я не был в лагере, ― негромко ответил Эш, наблюдая, как Джек положил маршмэллоу на бисквит. И правда не хотел прикидывать симптомы гипергликемии, когда тот взялся обильно смазывать зефир шоколадной пастой. ― Моя сестра была. Младшая.       Грейзер вдруг подался к нему, заговорщически зашептав:       ― Те пвезло ― мой manjaaar не с чем сравнивать.       У диабетиков сухой язык будто в песке его изваляли лихорадочное дыхание ацетоновый запах пота гангрены пальцев да насрать на всё это. От Джека приятно тянуло какао ― так пахнет изо рта ребёнка перед сном он просит рассказать сказку и посидеть с ним подольше потому что а вдруг кто-то вылезет из шкафа мамочка.       У Джека распахнутые карие глаза четырнадцатилетки ― лукавые, блядь, и невинные, как бы то ни было, потому что в голове в этом возрасте секс шутки про дерьмо дрочка первые переживания опять секс волнения по любому поводу и снова дроч       Эш помнил себя год назад ― да сейчас-то мало что поменялось. Разве что добавилась крошечная мысль, заедающая, как овод скотину, ― а что если я пидри       он недавно получил троечку по шкале Кинси.       ― Не гляди так, Эши, ― ещё подумаю, будто ты втюрился, ― хохотнул Джек, опустив глаза на самодельный смор.       Если Эш и правда педик, то не палиться у него, видимо, не получалось. Пугающая его мысль выросла до размеров жирной мухи, предпочитающей дерьмо.       Джек нервозно придавил «смор» вторым бисквитом, оглядел его, как ебучий Гордон Рамзи, и критически склонил голову ― почти как в мишленовском ресторане. Эшер засмеялся, не удержавшись.       Пусть кто-то готовит ему дозу инсулина, серьёзно, иначе R.I.P. to my youth.       Крошки осыпали панель его телефона, лежащего дисплеем вниз и иногда порыкивающего от уведомлений. Две плавали в остывшем какао стенки стакана с въевшимися разводами да в детских стационарах качественнее поили.       ― Дай знать, если схватишь диабет или задница слипнется. ― Джек подмигнул, облизнул губы, после того как попробовал бисквит ― хорошо что несладкий у нас не будет диабетической комы эй.       Эшер захохотал, поудобнее перехватив неуклюжий «смор», и благодарно кивнул. На губах Джека пара крошек в самом уголке остаточный горьковато-сладкий прикус какао небось и слов не сорвавшихся с бескостного языка попробовать бы их попробо       а что если я гей к концу съёмок увеличится до размеров ёбаного Сатурна.       Джек ярче софитов, бьющих по зрачкам, — такой, что Эшера практически слепило. Он глаза закрывать не успевал, не щурился, таращился вовсю — чтоб каждое его движение и жест уловить, даже самый тупой. Джек мог прикола ради засунуть палец в нос, как детсадовец, и бесить этим Грейс до тех пор, пока она не вскочит с дивана и не отсядет — господи фу как так можно.       Фултон, бывало, глядела на них строго, как гувернантка в доме богатеньких господ, вынужденная не обучать их сыночков с золотыми ложечками на языках, а воспитывать-нянчиться-миндальничать. Джека будто это устраивало — блин грейс ну нам надо ведь вживаться в роль ты ж тип старшая сестра а мы с эшем       Эшер любил это мы — ещё в январе эволюционировавшее из я и эшер.       Любил так же, как его забрызганное веснушками лицо и тел       об этом он не знал — Джек словно стеснялся при нём переодеваться, как новенький в школьной раздевалке после бейсбольного матча, провонявшей пóтом и дешёвыми дезиками, подаренными подружками на Валентинов день. А вот своих ног смущаться будто перестал — и выходил из ванной так же демонстративно, как если б сказал на смари вот правда ж ничё такие?       Правда ничё такие. Красотка со своими ста десятью сантиметрами просто шла на хер Гира.       Поутру Джек шумно отдёргивал шторы — так, что они едва не летели с карниза, и Эшер не удивился бы, если б однажды проснулся от этого грохота. Джек громкий-напористый-бойкий — когда запрыгивал к нему на кровать и, вопя, тормошил, ещё сонного. Будильник из него охерительный — если б он не лез сверху не кусал мокро за ухо не пах зубной пастой и свежестью не наваливался вот так вот не не не       это походило на какую-то одному Грейзеру понятную проверку хер знает чего каждое утро напоминало видос из гейского влога на YouTube типа как мой бойфренд будит меня по ут       нет, блядь, думать об этом стрёмно-странно-стыдно независимо от обстоятельств. Расслабь задницу, Эш, у него ведь просто СДВГ.       Вряд ли глупые подростковые подкаты — пипец ты булочка эши у тя мама не пекарь? — были симптомом СДВГ, ну или Эшер просто чего-то не догонял.       У Джека была детская привычка занимать всю кровать, когда они лежали на одной — смотрели тупые видосы в Instagram. Требовалось разгружать мозг после съёмок, иногда — совсем изощрёнными методами, типа видео со щенятами хаски, которые гоняются за собственными хвостами, — ох бля у тя иногда такое же лицо эш я серьёзно.       Джек тепло жался к боку — крепко, будто замёрз, грозясь спихнуть Эша на пол. Придерживал его за край футболки, положив голову на плечо, — или что там ещё могла делать его встревоженная рука, хер его разберёт, Эшер правда слишком устал, чтобы об этом думать. Главное — не зацикливаться, иначе в следующий раз по шкале Кинси он наберёт четвёроч       хороший повод задуматься о переселении в номер к Джовану, например.       я блин скоро заведующим фан-клуба джэшера стану эй вы двое       Эшер уже не считал идею о переселении такой уж плохой, когда Джек как-то особо протяжно       вы так тискаетесь постоянно       вздохнул и уткнулся в плечо Эша, будто       что пора операторов staxus вызванивать       да неужели всё было так очевидно, блин, даже для Джована, двадцать четыре на семь торчавшего в телефоне.       Эшу щекотно от кудряшек он называл про себя Грейзера Кудряшкой Сью потому что если сказать вслух Джек взбесится и покраснеет кудри у него мягкие он как со страниц с древнегреческим эпосом сошёл Ясон ебучий.       — Ты сёдня не вымотался? — негромко спросил Джек. Голос низкий, неглубокий, будто после простуды-ангины-пневмонии затяжной.       — Могло быть хуже, чувак. — Не думать не думать не думать что голос его обволакивал тёплым молоком вместе с прикосновениями пальцы затеребили край футболки — влажный. — Ну типа… Нас уже ненавидят за ржач, нет?       — Это самая весёлая часть съёмок, Эш. Сначала они нас ненавидят. Потом, когда всё это кончится, будут вспоминать и реветь. Увидишь, — пообещал Грейзер.       От него пахло теплом изо рта Canada Dry он зарёкся не пить на ночь газировку позавчера херово держал обещания.       Эш не хотел думать о завершении съёмок. Знал, что последний день самый долгий, все ревут, будто на похоронах родственника, — а Эшер станет дольше всех лить слёзы диснеевской принцессой. Джек будет прощаться с ним в аэропорту перед этим сжимать его ладонь в машине обещать обещать обещать бесконечно перед отлётом в ЛА что       ах да, он ведь не держал обещаний — даже самых незначительных, мелких, глупых. И никогда бы не поклялся ни на чём на-мизинцах-на-крови.       — Ты провонял моими сморами, — сонно пробубнил Джек, приподняв голову и упёршись в его висок лбом. Эш хохотнул:       — Закормил, Грейзер.       Зашуршали волосы по коже это как перед поцелуем если соприкасаться лбами например.       — На самом деле всё не так плохо, пока на тебя налезает съёмочное шмотьё, — философски заметил Джек. — Я вот боялся, что не влезу в шорты Эдса из «Оно».       В копилку дебильных признаний, начинающихся с я никогда не и в детстве я. Эш от него таких наслушался — дохера, биографию писать можно, если не знать, что половина заканчивалась бля да я ж прикалываюсь.       — Мне они понравились, — робко признался Эшер, такие стрёмные вещи люди закапывают поглубже, как в Средневековье — обугленную ведьму, лишь бы не выползла из-под земли.       — Надеюсь, это стёб, блин… — фыркнул Джек, стараясь не засмеяться.       Эш надеялся, что всё стёб. И его глупые подкаты — словно вычитал их в Cosmopolitan на ресепшене или на форуме малолеток, — и прикосновения — у тя соус у рта дай вытру сладенький, — и долгие вздохи с подпёртой ладонью головой, будто он ёбаная Рапунцель.       Грейзер нехотя приподнялся, напоследок мягко сжав щёки Эшера:       — Ладно, с этим знанием нам придётся как-то ночевать в одном номере.       Джек уже месяц не говорил мне и эшу — и его напыщенное эшшш каким-то образом превратилось в ласковое эшиии — теплее, чем утреннее солнце.