scared to be lonely

      Май в Торонто так себе ― не шибко тёплый, не аризонский. Там в десятых числах уже вдоволь можно греть на солнце задницу ― в Торонто только попробуй снять ветровку ― моментально продует.       Но Эш не жаловался. Ему и без прогноза погоды, передаваемого в их номере каждый день в девять вечера, было неплохо ― нахрена ему это тепло, когда рядом с ним его прямой источник.       С Джеком теплее, чем на аризонском солнце в июле ― иногда даже жарко ― от неловкости и смущения, потому что шуточки никто не отменял ― эши эши как терь тя называть после того как мы засосались? валентино? Джек теплее прощального августовского ветра, приветствующего сентябрь. Его прикосновения юные, как начало июня ― когда непонятно, будет ли лето таким же раскалённым, как прошлогоднее, или можно нахер убирать шорты-скейт-плавки.       В маленьком баре негромко играла музыка ― что-то ненавязчивое, неспособное перебить голосящего о завершении основной части съёмок Зака. Хохотал над его шутками и гримасами весь каст ― и смех их сливался в один, как ситкомовский, подсказывающий, когда-когда-когда надо поржать, чтоб не выглядеть дебилом. Не смеялся только Эш ― улыбался лишь снисходительно, будто всеми сериями этого ситкома давно пресытился и включал только для шума.       Не смеялся и Джек ― о, блядь, даже странно. В полумраке бара его почти не видать ― тонкий лонгслив сливался с чёрным диванчиком, который он делил с Грейс, копна кудрей нечёсаная, как/когда в неё пальцы бы запустить. Звонко постукивало серебряное кольцо на среднем пальце о бокал ― что в нём, чёрт возьми, налито. По цвету ― кола конечно, вишь как пенится при лёгком встряхивании ― не наёбывали на билбордах, ― по возбуждённости Джека нихрена не она.       Эш не исключал, что ошибался. Только откуда эта улыбочка блуждающая при столкновении взглядами взор поблёскивающий вид вызывающий ― так себе эффект от колы, им надо точно политику пересмотреть.       Он отпил колу из своего бокала. Хотя уж лучше б там было что покрепче, причём начиная примерно с февраля. Эш задержал на Джеке взор — однозначно дольше дозволенного, и со стороны это выглядело скорее всего стрёмно. Он поводил взглядом по остальным — не заметили, ржали себе, вспоминая забавные случаи со съёмок — а помните а помните а помните как.       Эш тоже рад бы — только осознание, что съёмки кончились, нагоняло такую же тоску, как песни Low на молодёжь девяностых. Вот-вот придётся выселяться из номера толкаться с чемоданами у ресепшена заискивающе улыбаться ребятам ехать в одной машине с Джеком в аэропорт и       дальше он не представлял — нет уж, лучше сто раз пересмотреть «Освободите Вилли» или другую слезливую хрень, чем изводить себя фантазиями их расставания в аэропорте.       Вокруг будут сосаться парочки, а они, как два дебила, скажут друг другу — ну пока. Драматичнее, блядь, чем в «Красотке» — у ёбаного Гира хотя бы был шанс вернуться.       Эш опять посмотрел на Джека — тот глядел в упор, дразняще запустив пальцы в кудри — гляди, мол, тебе же они нравятся? Нравились, блядь, никуда не деться, дразни себе сиди, Грейзер. Эшер инстинктивно сжал бокал крепче — и выровнял его, чуть накренившийся, ещё бы чуть-чуть — и пиздец Полу Стэнли на футболке.       Джек вдруг настойчиво коснулся его щиколотки носком кроссовка прохладно-зудяще задирая кайму джинсов пыльный след небось оставляя. Эш сглотнул — негромко, но прозвучало будто на весь бар, и сейчас Грейс обеспокоенно повернёт голову к ним и участливо спросит мальчики всё нормально?       Конечно, Фултон, — если не считать, что ты толкнула Джека в прошлый раз на попытку испытать судьбу — похлеще сцены в «Мистер и миссис Смит». Не то чтоб Эшеру не понравилось — и не то чтоб это было последний раз.       О, блядь, Грейзер теперь считал своим святым долгом целоваться чуть ли не каждый вечер — потому что какого хера у нас языки не заняты?       На ничтожный миг Эшеру показалось, что Джек глянул на него вызывающе-блядски — чё сидишь и пялишься? Хотя, может, так на лицо падал свет, поглощённый жадным барным полумраком. Грейзер в такую обстановку с нарочитой леностью в стилёчке скучающего на рауте Дориана Грея вписывался чуть ли не идеально — будто в детстве имел гувернёра, раздающего подобные советы. Джек отвёл наконец взор от Эшера и подпёр голову рукой, меж губ быстро скользнул язык и снова исчез во рту они призывно заблестели непонятно изогнулись расслабились тут же под нижней маленькая ямочка тенью — будто Грейзер прикусил её изнутри, как в порыве сдержать смех на выставке Роберто Ферри.       Оп — и по животу растёкся холод. Эш зашипел, не зная, кого ругать — то ли онемевшую от одной позы руку, держащую бокал, то ли пролившуюся колу, то ли ехидно прищурившегося Грейзера. То ли вообще себя — виноват ведь, что таращился на него, уж лучше бы над шутками рядом сидящего Джована поржал.       — Хрен его выведешь теперь, мужик, — с сочувствием сказал Арман. — Я как-то раз так испортил толстовку…       Утешительно, как никогда, — всё равно что усыпить больную старую псину, потому что ну а куда деваться? Эш вскочил, поспешно извинившись, и направился в туалет — найти бы его ещё в этом склепе. Если у Билли Бэтсона были суперсилы, то у Эшера тоже — теряться в подобных местах в экстренных ситуациях.       В уборной дебильный красный свет — как в фотопроявочной кабине, заходи да развешивай плёнку. В голове мелькнула мысль, что Теду Банди здесь бы понравилось, и Эш невольно усмехнулся, поморщившись. Глянцевая раковина с розоватыми бликами зеркало с разводами будто на него плескали дети испугавшись Кровавой Мэри дозатор мыла с содержимым консистенция которого напоминала малафью. Эш встал на носки у раковины, больно упёршись в край пахом, и попытался застирать футболку. На себя в зеркало — потерянного-расстроенного-взъерошенного — даже смотреть не хотелось — ебанутый красный свет окрасил кожу будто сейчас панически заревёт сирена и вот-вот заставят покинуть помещение.       В заднем кармане джинсов уведомлением буркнул телефон — и Эшер недовольно вытащил его, перед этим наспех вытерев руку о бедро. На экране блокировки высветилось красноречивое стй — от Грейзера. Ну нет, блядь, его только в этой прачечной не хватало. Но Эш не ответил — хрен с ним, просто сунул телефон обратно, встретившись взглядами с отражением в немытом зеркале — хули уставился выходи пока он не при       ай, не успел — Джек лениво зашёл в уборную, критически глянул на две распахнутые кабинки с толчками — и перевёл взгляд на Эшера, утонув в алом свете. Что-то жевал кривились губы округлилась щека уголок губ увлажнился — будто перед входом слизал с него что-то.       — Дрьмо? — Грейзер прищурился — не то от света, не то сочувствующе, — кивнув на Эшерову футболку.       — Мне она нравилась.       Он дёрнул плечом — уклончиво — и вновь надавил на дозатор мыла. Тот пошло всхлипнул, плюнул жижей на ладонь, запахло райским садом — или какие там ебанутые шаблонные названия придумывают в кумаре маркетологи.       — Глицерин и нашатырь, чувак. Тогда, может, ещё живой останется, — прикинул Джек, чуть склонив голову к плечу, и подошёл. Оценил масштаб пиздеца взглядом Фелпса-старшего на гомиков, звучно цыкнул — и неторопливо обошёл его, прижавшись спиной к кафельной стене. Повезло, что Джека на его фоне потерять невозможно — хоть и сочетание розового-чёрного-красного охерительное. Такую сцену заценили бы битники: два педика в туалете, напоминающем заправочный, застирывают шмотьё, будто после хорошей ёбли в отцовском «кадиллаке» пятьдесят третьего года выпуска.       — Ты ж сюда завалился не советы по стирке раздавать? — небрежно спросил Эш, повернув к нему голову. Грейзер фыркнул, на лице мелькнуло что-то типа нет кнешна, подцепил большими пальцами передние карманы джинсов.       — Я правда помочь пришёл, Эши. Ребята беспокоятся.       — Я не кислоту пролил, — хмыкнул Эшер.       Ребята беспокоятся определённо к касту не относилось. Джек наверняка хотел бы сказать решил засосать тя в туалете, но поскромничал. Хотя в глазах — чуть ли не безумие, как у поехавших фанатов Toronto Maple Leafs.       И Эш какого-то чёрта повёлся — опять, блин, — и приблизился к нему. Грейзер в такой атмосфере завораживал хлеще древнегреческого волхва — с красноватым блеском в глазах от ламп с тонкопалыми ручонками с запястьями — сломать боязно даже при лёгкой хватке.       — В глазах рябит, — пожаловался Джек, усмехнувшись — в лицо тёплый поток воздуха. — У тя нет?       Слабый запах алкоголя шоколада колы — вишнёвой, от приторного вкуса которой блевать тянуло.       — Ты как умудрился? — Эш слабо нахмурился — он не хотел, чтоб это прозвучало как упрёк, но, видимо, роль старшего брата накладывала определённые отпечатки на тональность голоса — потому что эй, Грейзеру не было девятнадцати.       Джек вдруг расхохотался — и оплёл Эшерову шею руками — ткань лонгслива согретого его телом на складках засученных рукавов и холод от кольца на среднем пальце — сочетание такое же торкнувшее, как миндаля с марципаном.       — Грейс. Я только попробовал глоточек, — заговорщически прошептал Грейзер. Дети шепчут так всякую хуйню друг другу в домике на дереве — а папа лежал на маме када я ходил попить ночью.       Джек кудрявый встрёпанный доверчивый смешливый влюблённый — явно, как тут не залюбоваться. Эшер и сам — не меньше, — если степень обожания Грейзера вообще можно измерить — всех его заморочек тупых шуток задорного смеха веснушек и смертельного страха перед голубями.       Эш поцеловал — и Грейзер на нетерпеливом выдохе ртом впустил его язык, позволив соприкоснуться — это, блядь, даже звучало пошло, а на деле? — со своим. У него приторный после шоколада — молочного всё-таки, Эш и не сомневался — рот, вязковатая сладкая слюна, алкогольный привкус на языке — вроде бы, — он толкнулся им навстречу, всхлипнул-фыркнул носом.       С внешней стороны двери раздался шум — чей-то разговор-хохот-реплика закажите мне ещё этой херни пацаны. Джек оказался сообразительнее — ну и кто, блин, из них долбанул алкоголь, — толкнув Эша в плечо к кабинке. Грохот шорох шагов скрип двери — лязг щеколды запах хлорки он в нос забивался едко ну спасибо хоть толчок не засранный. От Джека — сладость, будто это он опрокинул свою вишнёвую колу — родители, видно, уберегли его от информации, что от неё бывает кариес.       Эш всем телом прижал его к кафелю в кабинке — по ощущениям будто сырому-холодному-могильному в зловещем рубиновом свете Джек зашипел — шш-ш так, словно его уже подхватили на руки и втиснули в стену. Терпеть-терпеть-терпеть — пока что, не поддаваться этому не не не       да как тут, блядь, — у него сердце колотилось, грудь ходуном ходила — того гляди разорвётся, худенький ведь.       — Как в дерьмовом фильме, — совсем тихо пробормотал Грейзер, прислушиваясь к звукам снаружи. Пацан, попросивший заказать ему ещё, шмыгнул носом, закрылся в соседней кабинке и зазвенел пряжкой ремня. — Туалет, знаешь…       Эша, если честно, нихера не волновало, каких таких фильмов насмотрелся Джек. Его вообще нихера не волновало — пока он жался к его горячему телу чувствовал трепет через ткани одежды смотрел на его лукавое лицо — ну вот и что в его глазах, блядь, непонятно. В тёмных радужках — будто чёрных — плавились алые блики окрашивали розовым поблёскивающие склеры будто он наревелся от души будто у него конъюнктивит будто       нервная тёплая ладонь нашарила Эшерову — кое-как, словно Джеку это стоило больших усилий. Может, да — он виновато облизнул губы на них даже в приглушённом полумраке кабинки видны веснушки-трещинки неглубокие.       — У тя руки холодные, — прошептал Грейзер. Холодные конечно, даже ледяные — Эш как-то о температуре воды, когда застирывал пятно на футболке, не позаботился. Зря — Джек задрожит, покроется мурашками, если забраться под его лонгслив остывшими пальц       потому что сам раскалённее уголька из камина — и откуда только в нём столько жара, неужели алкоголя достаточно хлопнуть запить колой заесть шоколадом забить поцелуем.       Шустрые пальцы огладили Эшерову ладонь — быстро, он даже сообразить и почувствовать прикосновение толком не успел — чтоб хоть как-то задержать, ну хотя бы попробовать. Джек вдруг переплёл пальцы и судорожно выдохнул — о-со-бен-но. Мог бы тише, вышло громко-смазанно-горячо. Вдавленный Эшем в согревшийся кафель, Грейзер поглаживал пальцы — не разобрать уже где чьи тепло передавалось щекотно подушечкам фалангам у основания ладони где кожа стыдливо морщинистая.       В соседней кабинке зашумел слив, отдёрнулась щеколда — шаги, снова скрипнула дверь, тишина — минус балл за пренебрежение гигиеной, ублюдок. Они переглянулись — Джек, чуть поморщившись, будто подумал о том же, усмехнулся.       Указательным пальцем Эш скользнул под рукав его лонгслива к запястью — горячее, обжечься страшно, блин, или просто контраст прохладной кожи с тёплой-согретой — скрытой под тканью, прикосновение интимнее, чем попытка расстегнуть штаны и сунуть в них руку, прикосновение если с намёком, то Джек догадался — откинулся к стене затылком, не мигая, ноздри только широко раздувались, взгляд из-под ресниц — хер-ли-ждёшь-целуй-давай.       Эша вслух просить не надо — по крайней мере, если это не просьба перестать-прекратить-остановиться.       Поцеловал сам — так-то, блин, не всё Грейзеру инициативу проявлять а-ля ой скушна давай сосаться. Джек как только это дерьмо не называл, лишь бы не прямым текстом — го гланды друг другу вылижем? го слюной обменяемся? го язык те в рот засуну? — как будто на него табу.       Джек дышал шумно горячо увлажнилось место над верхней губой от частого дыхания на шею снова легли руки обёрнутые мягкой тканью лонгслива щекотно от этого хорошо — от прикосновения к его бёдрам, терпеть-терпеть-терпеть, как бы его прям тут не выебать, будто Берроузом вдохновившись. Эш даже решился задрать край его одежды коснуться большими пальцами кожи над поясом джинсов огладить мягко подушечками — ох, блядь, сам себя ведь дразнил.       — Эш, — глухо-нараспев позвал Грейзер, глаза потемнели совсем — об этом в учебниках по анатомии в разделе о коитусе не писали, — он мягко поддел кончик Эшерова носа своим. — Если б ты не тупил тааак долго…       И хер ли бы тогда изменилось? Эш спросил бы — знал, что ничего на самом деле, но Джек обнял его крепче и то ли виновато, то ли с сожалением на пару секунд поджал губы.       если б ты не тупил тааак долго       Эш не тупил сейчас — вминая его глупого-расслабленного-посмеивающегося в стену целовал рот привкусом чужой слюны пропитался и Эшер уже сомневался так ли уж ненавидел вишнёвую колу руки сползли Грейзеру на ляжки — подхватить бы сжать стиснуть пристроиться меж ног — спросить доволен бля? куда-то в шею потому что член упрётся в       и держать его, пока руки не задрожат. А в такой позе люди ещё и трахаться умудрялись.       В переднем кармане джинсов Джека мурлыкнул вибрацией телефон. Грейзер вздрогнул от неожиданности, с трудом вытащил — хотелось думать, что не из-за маленьких карманов, — и разблокировал — лицо озарил свет, будто фонарик в скаутском лагере у ночного костра, разбросал по нему тени. Эш не удержался и заглянул в дисплей, прислонившись щекой к Джекову плечу. Джован искренне — если учитывать количество эмодзи-кучки-дерьма — интересовался — ну чё отстирали??       Эш был уверен — если б Арман знал, чем они занимались, ни за что бы не написал.       — Ладно. — Джек ласково пихнул его в плечо. — Пдём, Эши.       Эш искренне надеялся, что не покажет взглядом разочарование в Джоване, когда они вернутся.       В машине было тепло пахло дебильной ёлочкой с ароматом корицы чуть приоткрыты окна — за ними огни поздневечернего Торонто, и Эшу даже не верилось, что в феврале они с Джеком бесцельно шатались по Янг Стрит, как Малдер и Скалли.       На переднем сиденье Зак рассуждал о возможностях Шазама и какие бы силы перенял — пока Эшер, Джек, Грейс и Фэйт пихались на заднем локтями. Эш был не против — они с Фултон зажали Грейзера посередине, пока она прижимала к себе Фэйт, держа её на коленках, — будто старшая сестра младшую, которой ужасно хотелось спать. Лицо Грейс поблёскивало от хайлайтера глиттера кожного сала в сочетании с матовой помадой — слепило не хуже торонтовских фонарей, нельзя не залюбоваться.       И Эш, наверное, засмотрелся бы на неё — если б не сидел рядом с Грейзером.       Если б Грейзер не поглаживал его колено в темноте — нечётким контрастом белели его тонкие пальцы поверх шершавой ткани джинсов — только бы он не       не удержался будто — и сполз пальцами к внутренней стороне бедра Эша указательный обвёл шов в опасной близости от паха поскрёб ногтем зацепился за нитку — хер ему, Эшер перехватил мальчишескую ладонь — холодную и влажную, как после бейсбольного матча, питчер хренов, чуть-чуть бы — и страйк.       Эш поднял взгляд, встретился с Джековым — немигающим, колким, предвкушающим — что.       И не обещающим ни-хе-ра. Будто они катились со школьной вечеринки подбухнувшими, готовые засосаться на углу улицы и переползти в дом, но — у меня предки спят давай в другой раз.       Эш не злился — не в момент, когда Джек доверчиво переплёл их пальцы и отвернулся.       — А я б выбрал бесстрашие Ахилла, — задумчиво протянул он.       О, блядь, Джеку оно не требовалось — с учётом того, как смело он сжимал Эшеровы пальцы — будто вот-вот предстоит расстаться на       никогда бы.       Их номер мрачный, но уютный даже в темноте. Глухо, как в этих квартирках на отшибе — где рядом автозаправка запах бензина гари жжёных бургеров для водителей грузовиков с масляными пальцами. В их номере не пахло ничем — даже газировкой, которую Джек пролил накануне.       Он зашёл первым — и даже не включил свет. Щёлк — Эшер нажал на выключатель загорелись резные бра сколько раз Грейзер говорил что они типа как в мотелях такие же вульгарные хоть ща бери и трахайся.       В брошюрках с ресепшена, описывающих все удобства — вплоть до самых ебанутых, типа традиций родины ткани фирменных полотенец, — такого руководства не было.       Джек в тускловатом свете коридора почти потерялся — но, стоило Эшу со щелчком прикрыть дверь, направился к нему — стиснуть бы сжать его на руке ещё фантомное прикосновение его ладони он держал его за руку в коридоре — вдруг потеряешься?       Не в отеле конечно — в чувствах к Грейзеру.       Он вдруг резво запрыгнул Эшу на бёдра — пришлось подхватить под худые ляжки. Обвил шею, шумно выдохнул — дыхание пахло мятной жвачкой она перебила небось привкус колы и алкоголя хотелось попробовать.       — Эши, ты иудей? — вдруг спросил Грейзер — таким тоном интересуются, нет ли поблизости гондонов. О гондонах Эш не знал, но на вопрос ответил кивком и прижал Джека спиной к стене в коридоре — сам ведь мечтал ещё в уборной бара держать его, пока не затрясутся руки. — Значит, обрезанный?       Эш фыркнул — конечно, блядь, к чему мог ещё свестись невинный, казалось бы, вопрос. Вряд ли Джек изначально хотел узнать об обрядах и традициях Хануки. Грейзер захохотал, прикрывая лицо ладонью с растопыренными пальцами.       — Бля, неужели я это спрашиваю… — Он шумно вдохнул и убрал от лица руку — взгляд смеющийся-лукавый-шальной, будто даже глотка из бокала Грейс ему хватило.       — Не все иудеи обрезанные.       — Не думай, что я хочу проверить или типа того, — серьёзно заявил Джек. Огладил Эшерово лицо блуждая пальцами приятно прохладно оставляя влажноватые отпечатки невидимые глазу у него руки скульптора ощупывающего натурщика. Джек прижался губами к его переносице — не целуя, просто касаясь, как детям проверяют температуру. — Ты не оставил автографа. Помнишь?       Джек мягко отстранился, с интересом чего-то ожидая. У него взор с поволокой — в глаза заглянуть страшно, — теперь как у зачаровывающей цыганки, тёмные, обещающие предсказать Эшу — что. Он вновь поцеловал в губы — смягчившиеся от горячих прикосновений и слюны трещинки теперь не шершавые теперь не цепляли теперь не царапали, — от губ к шее по линии нижней челюсти — там кожа горячая как у больного терпкая солоноватая наверное на вкус.       Эш фетишистом никогда не был — пиздёж, а как же веснушки и ноги, — но хотелось его распробовать лизнуть длинно пошло как Лолита леденец в кубриковском фильме так себе сравнение но Джек ведь тоже — сладкий.       Кожа податливая — что хошь с ней делай прикусывай облизывай посасывай выпускай от терпкого шипения и сжатия талии бёдрами — с намёком ой ой тиш-ше хха. Грейзер выдохнул ртом после поцелуя пальцами требовательно в Эшеровы волосы ногтями скребнул кожу будто хотел обхватить-сжать-потянуть пряди посмотреть в глаза ему — не стыдно?       Нет, не стыдно — а с чего бы, блядь.       Эшу ему в глаза и смотреть не хотелось — нахера, когда другим занят — целовал его увереннее в один участок шеи, уже мокрый и скользкий, будто ёбаный Лестат, слушая — выдохи ртом и носом, словно Грейзеру вообще не терпелось, пара таких действий ещё — и заёрзает стеснительной старшеклассницей, которой вздёрнули смеха ради юбку, Эш бы посмотрел, ох посмотрел бы. Он ухватил Джека крепче — на этот раз за тощую-податливую задницу — в представлениях о том, как она ляжет в ладонях, нисколько не ошибся.       Подсадил — и столкнулся наконец с Джековым взглядом, увидел — не услышал даже — ах-ха блн — на полувдохе рот раскрытый влажно блеснул язык за каймой нижней припухшей губы на щеках румянец — откуда, мать твою, Грейзера хрен смутишь, зато как легко, видно, довести до       либо он забыл выложить из переднего кармана телефон, либо Эшер мог упиваться его взаимностью.       У него во взоре что-то требовательное бойкое испуганное одновременно — никогда таким на Эша не смотрел. Может, никогда больше так и не посмотрит — всё равно что сказал бы делай бля чё хошь пока у нас есть       время возможность желание — хер знает. Во взгляде Джека что-то разрешало любое блядство, что-то — запрещало даже короткий поцелуй. Эш не поддался — вот этому вот второму, — мягко прихватил губами возле Грейзерова уха, шею твёрже зубами, ниже к плечу, у кромки ворота лонгслива, — увереннее кожу в рот вбирая жадно перекатив на языке и выпустив из-за Джекова м-м ты чё ахх обращённого куда-то Эшеру в висок. Было что-то охерительное — ни один гейский прон с таким не сравнится — в том, как он расслаблялся, а потом от укуса вжимался в стену прогибал поясницу болезненно мычал чуть-чуть и запищит жалобно стоит крепче сжать на коже зубы. У него на шее слева будто акварель индиговая начала расплываться — Эшу нихера не стыдно.       — Дрожишь как… Хороший, — контрастно ласково после такого вблизи от Грейзерова уха шёпотом Эш поклялся бы что от него у Джека мурашки по спине потому что он вздрогнул интересно поджались ли пальцы у него на ногах снять бы нахер эти кеды — нет не кеды — всё.       Джек повернул к нему лицо, приподнял голову Эша горячими руками за подбородок — обжёг почти, поцеловал вдруг и — да, блядь, наконец-то — кое-как скрестил ноги за Эшеровой поясницей. Если б они занимались у этой стены чем-то покруче, чем-то взрослым, он бы наверняка колотил по заднице-бёдрам пятками руками бы стискивал-сжимал-оглаживал стонал бы картинно — потому что это же Грейзер, куда тут без актёрства даже во время ёбли.       — Эш, двай… — Он облизнул губы, поморгал — с глаз пелену, что ли, смахнуть хотел дыхание сбитое будто ему совсем немного осталось до       — Двай-до-дргого-рза? — хрипло попросил Джек. Дёрнулась рука, лежащая у Эша на плече, — небось хотел по привычке протереть лицо, но удержался. — Не-могу, я прм ща н-тебе-обкон…       Эш верил. Он сам был от этого недалеко — но не признаваться же Грейзеру. Буркнул что-то Джеков телефон на тумбочке под бра — значит, Эшу в пах упирался всё-таки не он.       Джек стыдливо спрятал лицо у него в шее, протяжно вздохнув, — будто проделывал что-то типа релаксирующего упражнения, навязанного психологом, лишь бы заткнуть пациента. Зря старался — член от этого не падал.       Эш закивал — сам не знал на что, лишь бы Грейзеру хоть немного стало легче. Вряд ли — дразнил, блядь, будто — голову вскинул затылком к стене выпрямился по ней губу прикусил и тут же выпустил нахер нахер нахер вот так дёшево и просто соблазнял знал будто что Эш поведётся как тут не повестись, когда — такое. Шея оголена беззащитная влажная бликующая в свете бра пятнами — синеющая, стрёмно смотреть, неужели ими можно покрыть-запятнать-осквернить всё его тело — дрожащее трепетное мальчишеское ещё ломающееся сколько в нём очаровательной уг-ло-ва-тос-ти.       Завтра Джек выползет из номера в джемпере, ворот которого закроет горло, несмотря на солнечность прощающегося Торонто, — продуло в машине.       — Я н-смгу-с-тбой-спать-сёдня. — Грейзер выдохнул, прижался носом к Эшерову виску, шумно вдохнул — до мурашек по левой руке и кольнувших спину. — Не смогу, блядь, клянусь.       — Лягу-н-своей, — кое-как пробормотал он. Потому что бёдра у Джека беспокойнее перпетуум-мобиле, пусть и в неудобной позиции — потирались прижимались давили.       — В одном номере, Эши, — всхлипом пояснил Грейзер у него в глазах смола будто вместо радужек — блестела кипела вот-вот словно запузырится горячо чего у него там в голове-то творилось. — Если не отпустишь меня… щ-ща. Да? У-мня-крша-поедт…       У Эша — раньше. Но он выдавил неуверенное ладно, кивнул и отпустил — будет с него, хорошенького понемножку.       Джек запрётся в ванной минут на сорок — после того как убедится, что дверь заперта на щеколду, — включит такой ебанутый напор воды, что он заглушит выпуск Talking Dead по телеку.       Но Эшеру не стыдно — и не будет вплоть до того, как он сядет на свой рейс.       В машине, везущей их в аэропорт, тихо — и даже Джимми Поп старался негромко хрипеть свою The Bad Touch, ставшую уже чуть ли не классикой. Эша не трогало — как бывало раньше, ещё до конца съёмок, когда в любой песне слышался намёк, подкрепляемый Грейзеровыми прикосновениями.       Водитель пытался их разговорить, болтал что-то про погоду в Аризоне — как там сейчас эшер? Приходилось отвечать — без чувства щемящей ностальгии, какая должна бы возникать. Должна бы — а не было, и Эшер не особенно стыдился.       Он, вообще-то, почти ничего не стыдился в последнее время.       Грейзер, сидящий рядом, пялился в окно — взглядом будто прощаясь с Торонто и со всем, что могло их здесь удержать. Ну не плачь только, боже, — Эш бы не выдержал и, конечно, взялся бы утешать. Их разделял Эшеров рюкзак — кинутый сюда Заком, когда они в спешке покидали отель. Почему-то они так и не додумались его куда-то переложить.       Джек вдруг повернул голову — у него взор потерянный глаза блеснувшие в них едва ли не слёзы как будто кристаллы набились под склеры и болезненно торчали острыми углами вот бы руку протянуть к нему мазнуть легонько большим пальцем с эй всё нормально правда ведь?       Грейзер вдруг негромко всхлипнул — не-а, нихера не нормально.       — Ладно тебе, Джек, — вновь заговорил водитель, посмотрев на него в зеркало заднего вида. — Торонто так понравился?       Джек слезящихся глаз от Эша не отвёл — и, судорожно выдохнув, густым голосом промолвил:       — Ага. Я в него влюбился.