scared to be lonely

      Джек любил проявлять инициативу во всём — начиная предложениями в духе го пожрём где-нибудь? и заканчивая прикосновениями-объятиями-поцелуями — в прошлые разы Эш наверняка не знал, куда от них деваться — да и против особо не был, — а в этот удивлённо вздёргивал брови каждый раз, когда Грейзер не реагировал на их тактильное взаимодействие.       Джек держался — и считал, что делал это прекрасно — любой сидящий на диете, рискуя соблазниться крылышками Баффало, ему бы позавидовал. Правда, Грейзер не знал, насколько хватит этой силы воли.       Джек не бесстрашный — не-а, нихера, до Ивела Книвела ему как до ёбаной Луны на пегасе. Поэтому в ответ на вопросительные немые взгляды Эшера просто отводил глаза — хрен-то он про всё ему расскажет.       Потому что у Энджела была Энни, которая написывала ему чаще, чем девушки на фронт солдатам во Вторую мировую. Потому что выглядели они как типичная парочка из фильма вроде «Классного мюзикла» — Эш, задница такая, ещё и, как назло, охерительно пел, — ну или как король и королева выпускного бала. Потому что всё между ними было так слащаво-приторно-в-розовых-тонах-кукольно, что Джеку блевать хотелось — и одновременно попробовать внести горечь в эти образцовые отношения.       Но, серьёзно, Энджел другого и не заслуживал. Хер кто его представил бы с шумным-беспокойным-сквернословящим Грейзером — таких матери друзей заставляют с мылом прополоскать рот или обещают взяться за это сами. Грейзер с Энни, наверняка краснеющей даже от слова жопа, даже рядом не стояли.       Было, правда, в этих отношениях что-то странное — за исключением того, что порой они выглядели наигранно, будто чета Кеннеди и надо стараться на публику махать ладонями из «кабриолета», белозубо улыбаться и слушать восхищения причёской первой леди.       Эш отключал на телефоне звук — лишь бы уведомления с вибрацией его не бесили. Джек не удивился, если б он и мозг захотел отрубить — отказываясь воспринимать её luv uuuuu, приправленные горстями эмодзи — в таком количестве, что терялся вкус сообщений.       Эшер определённо не заслуживал всего этого дерьма из головы Джека — со своими ямочками, морщинками в уголках глаз и заразительным смехом дворового пацана — парадокс, но все хорошие мальчики именно так и хохотали.       Они всё ещё жили в одном номере — и делали вид, что ничего не происходило. Джек в этом преуспел куда лучше — а Эш, как ни старался, прикинуться не мог. Хмурился он теперь чаще, чем улыбался, лицом напоминая Билли Бэтсона — того самого, мудачного, из первого получаса от общего хронометража первой части.       с тобой что-то не так джек       ох, блядь, конечно, тебе ведь видн       я же вижу       психотерапевт из него вышел бы отменный. Они все именно так и разговаривали, грея задницу в просевших креслах, — участливым-заботливым-я-хочу-тебе-помочь тоном.       Джек артачился, как самый упрямый пациент — ну нет в мою голову ты не влезешь, — и не удивился бы, если б однажды всё это вытекло в противостояние а-ля Макмёрфи vs. мисс Рэтчед.       Только Грейзер помнил, как закончил первый, и старался не высовываться.       Грейс была всё такой же смешливой и весёлой — и всё так же со снисхождением качала головой. Правда, что-то в её поведении изменилось — Джек терпеть не мог все эти гендерные стереотипы, но назвал бы её женственной — при всём её мужестве пытаться Грейзера урезонить. Она стеснительно покручивала помолвочное кольцо на безымянном пальце левой руки счастливая искрящаяся от радости предстоящего торжества можете поцеловать невесту в болезни и здравии в бедности и в богатс       он не пережил бы, появись такое на пальце Эшера и сиди он с таким же видом. Грейс была очаровательной с этими огоньками в глазах-сердце-на-пальце — а Энджелу Джек с удовольствием бы за подобное ёбнул — тебя охомутали дружочек а ты и повёлся.       Они возвращались июльским вечером из кафе — Джек на время не смотрел, но наверняка около одиннадцати, судя по сливовым красноватым оттенкам неба в Торонто оно всегда разное но неизменно в холодных тонах — остужало будто его голову, фух, вот так, выдохни.       Джек и Джован с обеих сторон стискивали Эшера, влезшего посередине, на заднем сиденье — и лучше бы на его месте был Арман. Выбирать не приходилось — и Грейзер обиженно жался к двери, отвернувшись к окну. Он готов был даже проклинать водителя, кое-как поддерживающего разговор о рок-н-ролле шестидесятых — знаток, блядь, какой молодец, кроме Пресли никого не вспомнил, — потому что тот открыл в машине окна.       Ветер прохладный вечерний летний пах машинами с главной дороги остывающим асфальтом чем-то сладковатым — потому что к Джекову бедру от тесноты прижимался Эшер, и пахло от него так же, как от всех его толстовок, в спешке забросанных в чемодан. А ещё — мятной жвачкой и шампунем, пошёл он на хер со своими густыми волосами.       Но, блин, Грейзера почти вело.       Разговора в машине и смеха Грейс с переднего сиденья он почти не слушал, даже если Эш иногда поворачивал голову к нему с взглядом ну а ты что скажешь джек?       О, блядь, он сказал бы — как обожал и ненавидел Энджела одновременно — в обоих случаях ни-за-что. Просто потому что Энни в жизни повезло немножко больше, чем Джеку.       Наверное, мама бы пожалела его — перед этим прочитав лекцию про выбор и прочее. Да туфта всё — по крайней мере, сейчас так казалось взвинченному Грейзеру. Пусть вёл себя как малолетка — блядь, он и был малолеткой, вот угар-то, — стыдно ему не было.       В ответ на взгляд Энджела он задумчиво молчал — и Эш снова отворачивался, вовлекаясь в беседу. Во мраке машины на его крупноватых зубах носу веках блики — поймать их губами хотелось.       В их номере тише, чем обычно — потому что перед входом в него они не обмолвились и словом, а раньше обсуждали бы какую-то херню. Хорошо ещё, что Грейс и Джован ничего не заметили — может, и заподозрили — потому что какого чёрта они так часто переглядывались, — но виду не подали. О, блядь, не хватало ещё, чтобы, как суровые родители, они посадили бы их перед собой — ну что молодёжь рассказывайте чем вы занимались практиковались с папкиной кассеты?       Если бы, блин.       Но если серьёзно, Эш не заслуживал Грейзеровой обиды и поведения доставучего младшего брата, которого родственники после каждого прогула грозятся отправить в школу-интернат для трудных подростков. Наверное, Джек и вправду таким был в глазах Энджела — как ни старайся, нихрена с ним не сладишь, тётка Тома Сойера меньше терпела от племянничка.       Джек поспешил подойти к своей кровати и, порывшись на тумбочке в темноте, поставить телефон на зарядку. В Торонто наконец шагнула темнота летом она вороватая вот-вот рассвет потому что её прогонит.       — Почему ты это делаешь? — вдруг спросил Энджел, включив свет в коридоре. Этого хватило, чтобы осветить его бликующее усталое лицо с густыми нахмурившимися бровями.       — Потому что у меня сел телефон, Эш. — Джек подавил смешок, обернувшись. Энджел скрестил руки на груди на локтях складки синего свободного свитшота он пах — всем: Торонто ветром июлем улицей Эшем.       — Я не об этом. Избегаешь меня, — спокойно пояснил он.       Блядь, ну конечно — Энджел не стал бы откладывать этот разговор — ему сложно прикидываться дурачком. Нихера потому что не лицемер. Парадоксально, блин, потому что актёр из него отменный — при всей этой интровертности-стеснительности-робости.       Джек мотнул головой и присел возле своего чемодана, откидывая крышку. А вот он, получалось, лицемер, наверное, — потому что не хотел развивать этот дебильный диалог и сраться на потеху всему отелю, как Кэти Перри и Тейлор Свифт.       — Мы, бля, в одном номере живём. Ты о чём вообще? — хмыкнул Грейзер. Он взял чистые боксеры, футболку и пижамные штаны, стараясь вести себя как ни в чём не бывало. Потому что от такого вот говна в-голове-в-жизни спасала простая приевшаяся рутина, и больного способная вытянуть из депрессии.       Грейзер, правда, сомневался, что, будь депрессия у него, его что-то из неё вытянет. Так и подмывало ляпнуть а всё из-за тебя — но Джек сдерживался.       Потому что Эш — хороший добрый мальчик — не заслуживал и этого дерьма.       — Ты понял. Не прикидывайся. — Эй, Эш, таким тоном, будь он у тебя в арсенале в качестве патрона, и убить можно — только по Джеку, как по Леннону, плакать нихера никто не будет.       Он вздохнул, поднявшись и захлопнув крышку чемодана — с глухим всхлипом молнии. Конечно, никому не нравилась грубость — даже вещам, — и Эшеру тоже не понравится. Джек вообще не помнил, чтобы они начинали беседы с подобного тявканья друг на друга, как пара псин из окон припаркованных рядом машин.       Эш уставший, но озлобленный — взор билли-бэтсонов исподлобья, волчий почти, сунься — голову оторвёт. И вот это — из-за Джека, блядь? Грейзер сам-то в чувствах разобраться не мог — то и дело сортировал их, правда, в голове, как малыш разбирает по цветным горкам мишек из пачки Albanese, — а Энджел соваться пытался. Он сунул руки в карманы, чуть округлившиеся под джинсой — стиснул кулаки жестом только подойти и вмажу. Эш бы, наверное, мог — хер знает, чего ожидать от этих хороших мальчиков.       Джек ещё раз вдохнул, выдохнул, надувая щёки, и направился — не к нему, а в ванную, возле двери которой Эш и прирос.       — Эш, давай не будем, ладно? Я не хочу цапаться, тем более на ночь глядя. И за день я основательно заебался. — Он хотел было открыть дверь — потому что Эшер, как любой нормальный человек, отстранился бы, — но Энджел плотнее прижался к ней спиной. Ну и у кого из них проблемы с менталкой? — Какого хера, блин? Сдвинь жопу, а.       Джек попытался уговорить нормально и цепко глянул на него, снова демонстративно дёрнув ручку. Эш, значит, хотел с ним попрепираться, выяснить отношения-или-как-там-ещё-называлась-эта-херня, с которой ещё никому не удавалось сладить, как с Лернейской гидрой? Да и Эшер вряд ли станет Гераклом — у него не получится.       Грейзер даже не знал, что его бесило больше — сам Энджел или его непроницаемое хмурое лицо — вот говнюк, даже дышал ровно. Интровертов этому учили в спецшколе или он прошёл курсы имени Декстера Моргана?       Он не выдержал — и с глухим дстл швырнул в Энджела ком из белья и одежды. Тряпьё с шорохом рухнуло ему в ноги, Эш проводил его долгим взглядом.       Ладно, что там в этих итальянских мелодрамах дальше по списку, перед тем как с балкона полетит чемодан с манатками? Разбить ему о голову вазу восемнадцатого века с воплем mi stai sul cazzo? Джек вернулся к своей кровати, плюхнувшись на неё, и на всякий случай осмотрелся — вазы в номере не было, но настольная лампа тоже сгодится.       — Сделаем вид, что этого не было. — Эшер вздохнул, с места не сдвинулся — не то чтоб его вообще было легко вывести из себя. — Какого чёрта ты от меня шарахаешься? Два года назад…       — Ты бы, блядь, ещё от рождения Христа счёт вёл, — недовольно буркнул Джек. Сковырнул ногтем большого пальца заусенец на указательном, принялся расковыривать до мяса до щипания будто солью насыпали лоскуток кожи мокрый от пота отрываться не хотел а Джек ведь давно завязал с этим дерьмом. — Эш. Забудь об этой херне. Ладно? Если ты помнишь, у тя есть Энни.       Хоп — и роял-флэш, блефовать у Энджела нихера не выйдет.       Джек мог бы собой гордиться, но тот вдруг обронил:       — И это всё?       — А этого, бля, мало? — возмутился он, вскинув голову. Грейзер поднялся, неторопливо-без-угрозы — он парламентёр, парламентёр — надвигаясь на него. — Эш, ты даже не представляешь, сколько говна на тебя выльется. Если уже прикинул — умножай в сто, блядь, раз. И даже если умножишь, это ничто по сравнению с тем, чё тебя ждёт. Тя загрызут в одном только Instagram.       Джек бы продолжил расписывать Эшеру перспективу, как опытный сиделец — правила новичку в тюрьме, но запнулся о свою же одежду на полу — и налетел на Энджела, зашипев. Едва почувствовав его руки на плечах — тёплые согретые солнцем к ним загар начал липнуть, — оттолкнулся — даже если на самом-то деле не хотелось.       Он наклонился, собирая с пола тряпьё, и снова смял всё в неуклюжий ком — будто шестиклассник, впервые ночующий у соседского пацана после посиделок с Reese’s.       Эшер лишь устало вздохнул — Джек уже заебался считать, правда, он на прошлых съёмках за полгода столько раз не вздохнул.       — Всё это херня, серьёзно, — уверенно сказал он. — Я тебя…       — Заткнись, блядь, Эш, — грубо перебил его Грейзер и замотал головой. Ну нет, блин, он это предложение сможет закончить только с ненавижу — с остальным пусть идёт на хер. Ну или так и быть пущу в ванную, потому что по-прежнему не сошёл с места — сдвинулся лишь на сантиметр где-то, когда Джек взялся пихать его в плечо, пока наконец не заорал: — Дашь ты мне, бля, задницу помыть или нет?!       И Эш отошёл, даже не улыбнувшись — как мог бы, будь ситуация хоть немножко другой. Хоть чуточку. Напоследок — прежде чем Джек зашёл в ванную и захлопнул за собой дверь — пристально посмотрел ему в глаза — едва ли не мстительно. С таким взором коты обещают нассать в тапки, пока хозяин занимается всякой хернёй.       Джек подошёл к зеркалу в ванной, придирчиво всматриваясь в отражение — пара акне как у четырнадцатилетки раздражение от недавнего бритья сковырнутый прыщ на подбородке пиздец какая убогая кожа. И как только Энджел умудрился в его веснушки втюхаться.       всё это херня серьёзно       Он стиснул зубы, губы — в тонкую черту сжал, тяжело выдыхая носом.       я тебя       что.       Грейзер уже успел пожалеть, что одёрнул его и не стал слушать — полное днище, если честно, и будет забавно, если Эшер подразумевал совсем не то, о чём подумал Джек. Я тебя возненавидел с первого взгляда, например, или типа того — а он-то, дурачок, навыдумывал розовых иллюзий в тон единорожьей блевотине. Наверное, так иногда распадались крепкие — и не очень, как мог бы быть у них с Энджелом где-то в параллельной вселенной, — браки.       — Придурок, — зло прошипел Джек.       Правда, сомневался, что это адресовано только Эшеру.       На самом деле можно было бы забить на всё, думал Грейзер, залезая в душевую кабину и захлопывая дверь — лишь бы Энджел не дёрнулся там, снаружи, и не рвался сюда с криками эй ты в норме или как открывай. Можно было послать на хер Энни — и все свои моральные принципы вместе с ней — авось им всем одной компанией веселее будет, пока они с Энджелом развлекутся. Можно было сделать вид, что Энни не существовало в о о б щ е и она у Эшера что-то типа воображаемой подружки, чтоб поднять самооценку — хотя Грейзер сомневался, что ему это требовалось.       Можно было.       А ещё — вытрахать его рот языком до онемения неспособности что-то возразить-вывернуться-отказаться. А ещё — вытрахаться самому, пусть они нихера и не знали, как это делалось на практике. Может, Энджел будет краснеть, как цыганская невеста, проебавшая девственность — ого, неожиданно — до первой брачной ночи.       Джек был уверен, что никогда об этом не узнает.       Из ванной он не хотел выходить — и торчал там слишком долго, не засекал, но ещё чуть-чуть бы — и грохнулся в обморок, задохнувшись горячим паром. Забавно, но тогда бы они с Энджелом условно — и долгожданно, нехера лицемерить — засосались, потому что в таких случаях, наверное, делают искусственное дыхание. А если нет — и Джек дерьмово знал правила оказания первой помощи, — то лучше пусть он сдохнет в ванной с вспотевшим кафелем.       Но кое-как всё же выбрался, застав Эша сидящим на кровати — с видом побитого щенка — заскулить осталось. И Джек соврал бы, если б сказал, что не пожалел его — раскис, блин, от одного только его понурого-хмурого-расстроенного вида фу мерзость сопливость драма дешёвая как пачка бумажных салфеток ими же вытирать слёзы при просмотре.       Он поднял глаза — встретились цепкими виноватыми взглядами. Нормальные парочки после подобных срачей целуются и мирятся ёблей — ясное дело чем скрепляя дружественный союз, малафья тоже клейкая, сойдёт.       А они — нет. Они, блин, даже не парочка — чего бы там Джован       слушайте сёстры олсен я вас путаю уже       ни говорил и на что бы ни намекал.       Джек подошёл к своей кровати и сел напротив него — так, чтобы не соприкоснуться коленями, будто они два педика с гонорей в стационаре восемьдесят первого года. В их номере темно скоро начнёт светать улицу оближет солнце — а им даже на миг легче не станет.       Может, Энджелу было даже тяжелее — потому что у него моральных принципов в разы больше.       Но Джек знал: чем их больше, тем скорее хочешь их переступить. Потому что нахер эти границы и условности — да эти девизы Аллен Гинзберг и Боб Дилан ещё во времена расцвета контркультуры в США придумали, а они, блядь, всё маялись.       По шее с волос щекотно стекла капля воды — но Джек её даже не стёр, будто онемели руки, и ждал, когда она остановится у ключицы. Он бросил взор на лежащий рядом с Эшером телефон — подозрительно замолчавший, как притаившийся в засаде отморозок. Джек прищурился, немым взглядом, переведённым на Эша, будто потребовал ответ. Прочитал в глазах неуверенное забей и попробовал расслабиться, слабо шевельнув ногой — чтобы их колени наконец столкнулись у Эша тёплое зашуршали его джинсы могли бы точно так же на бёдрах если б Джек взобрался на       обидно, что такое ему даже не снилось.       — Эш… — негромко начал он и облизнул губы. Грейзер сам нихера не знал, что собирался ему сказать — примирительно на удивление. Эшер не сводил с него пристального взора, Джек отвёл свой — не хотел, блядь, даже видеть эту слабую надежду хер знает на что.       И не выдержал — хотя надо было сидеть там же и довольствоваться хотя бы прикосновениями к коленям — первым таким правильным спустя столько времени. Мало мало мало только было — и Джек встал меж его разведённых ног, обняв за шею и замерев, пока Эш уткнулся ему в грудь у него кончик носа твёрдый вздёрнутый скруглённый прямо в свод рёбер тёплые руки на Джекову талию легли не оттолкнуть его даже если потребуется — вдруг (в груди) пожар — стиснул до ломоты, и когда только таким сильным сделался.       Джек, наверное, подумает потом, насколько это адекватно с его стороны, — хотя уже сейчас подозревал, что нихрена на самом деле. Он давно избавился от о смари эт ж тот чел с сдвг в спину — но готов был и самого себя за смену настроения засрать.       Потому что Эш, не привыкший к нервотрёпкам, как солдат-новобранец на поле боя после военного училища, не заслуживал такого отношения.       Грейзер склонился к его голове волосы пахли свежестью шампунем чересчур приторным у корней диабет блядь разовьётся эта сладость наверняка терялась они пропитались запахом усталой горячей кожи. Но он шумно вдохнул — зачем только — разреветься захотелось от того, как знакомо потянуло в животе — как два года назад чуть ли не от любого его прикосновения, но сильнее. Джеку реветь бы от обиды, правда, — как девчонке во френдзоне у самого красивого парня в классе.       И волосы у него такие же густые-мягкие-трогать-бы-хоть-всю-ночь, и руки требовательные — смяли на его талии футболку в морщины складок будто вторая кожа. Эш шумно вдохнул пару раз — и Джек прислушался, поглаживая его затылок — потому что пальцы ненасытные тоже требовательные им куда больше подавай неуёмные забраться бы под ворот его свитшота хоть на фалангу хоть кончиками хоть подушечками.       — Пхнешь-ксно, — пробурчал Эш ему в грудь. Джек сдержал смешок, качнув головой, — не разобрал бы нихера, если б не тишина в номере — только колёса машин по асфальту снаружи шуршали-скрипели-вздыхали.       — Херов ты романтик, бля, Эши.       Бзз — надоедливым уведомлением на Эшеровом телефоне. Джек потерпел бы два-три-семь-десять — и даже не спрашивал бы ревниво ну и кто те там пишет? — но недовольно цокнул языком и отстранился. Спину-бока-бёдра обдало холодом прохлада в номере счистила прикосновения Эша — ревнивая тварь.       — Забей. Порыв, — неласковым голосом пояснил Грейзер и вернулся к своей кровати. — Ты правда умеешь быть слишком хорошеньким.       Неправда — чересчур.       Встав к изножью кровати, Джек принялся, пыхтя, отодвигать её дальше — от Эшеровой, будто они не поладившие в студенческой общаге соседи.       — Какого чёрта ты делаешь, Джек? — Энджел нахмурился, наблюдая. Что ж, ему досталось вакантное место — сиди да смотри, Джек же для них старался, не для себя.       — Предохраняюсь, — огрызнулся он, постепенно со скрипом ножек по паркету сдвигая кровать ближе к коридору.       Он хорошо помнил, как хотелось взять Эша за руку — потому что он совсем близко — и перебраться к нему на кровать под горячий бок.       Энджел заметно растерялся — будто обдумывал, стоило ли помочь или наблюдать за ним, пыхтящим-вздыхающим-матерящимся себе под нос, до самого рассвета.       Эш хороший мальчик — поэтому выбрал первое.