scared to be lonely

      Завтрак с кастом следующим утром проходил в подозрительной скорбной тишине — будто они семья, только что похоронившая какого-нибудь лабрадора Бадди, каждое утро облизывающего уши. Джек старался не заострять на этом внимание — и всё равно без энтузиазма пилил вилкой фриттату с овощами, заказанную в кафе неподалёку от отеля едва ли не полчаса назад.       Он не подбивал никого на разговор — хотя, будь всё нормально, они могли бы обсуждать последние новости и то, насколько удачным получится третий «Человек-паук» с Холландом. Они не пихались локтями с рядом сидящим Эшем, набивая рот, будто на марафоне и Энджел вот-вот обгонит, под смешки снимающего их Джована и вы что неделю не ели? — от Грейс.       Эш тоже не слишком-то усердствовал — и, подперев голову рукой, пялился на кесадилью с грибами так, будто вообще её не заказывал. Может, и не хотел — а башка мыслями была забита настолько, что выдал первое, что пришло на ум. Джек вовсе не помнил, чтобы он когда-то её брал.       Или это, блядь, психологический трюк-попытка-наебать-самого-себя — новое блюдо на завтрак новая музыка в плейлисте новые привычки по утрам а дальше что новый номер может — уже без Джека.       Он старался не думать, что они напоминали Кобейна с мисс Лав — посравшихся, но пытающихся защититься от нападок прессы. Грейс и правда, переглядываясь с Фэйт и понемногу отламывая от медвежьего когтя, выглядела как репортёр жёлтой газетёнки, пропитанной сплетнями от первой до последней обоссанной страницы, — что вами двигало когда вы расстались? каковы ваши действия? увидим ли мы вас с вашей второй половинкой снова вместе?       Никаких, блядь, комментариев.       — Чем вы занимались ночью? — неожиданно спросила Фултон, сделав тон нарочито безразличным — не то чтобы мне было интересно, не последним из её арсенала.       Джек даже закашлялся — так, что удивился, как лёгкие не разорвались. Он отвернулся, давясь в кулак, и чувствовал на себе взгляд Грейс — сквозной, как ёбаная пуля, и в груди от него болело так же, как от дыры после огнестрельного ранения. Эш заботливо похлопал его меж лопаток — лучше б, конечно, этого не делал, но Грейзер кое-как кивнул с благодарностью.       Секунда — и он бы задохнулся. Джеку вообще в последнее время мысли о молодой смерти, как Брэндона Ли, казались привлекательными — если только его не найдут в собственном дерьме и заплывшим мочой. Только смерть никогда не была такой романтичной, какой ему рисовалась — пусть и в ироничном ключе, — так что заранее следовало запастись пачкой Libero.       — Т-о-чм? — наконец просипел он. Глаза слезились, Фултон перед ним рябила, как изображение в телеке пятидесятых. Джек смежил веки, глубоко вдохнул и выдохнул — походило на расслабляющее упражнение мастера йоги, Грейзеру такие сеансы бы не помешали.       — Она хочет сказать, что вы шумели, — пояснила Фэйт, и Джек бросил на неё взгляд — картинка наконец прояснилась, было бы забавно, если б он ослеп или выкашлял бы нахер мозги себе в тарелку в качестве добавки к фриттате. — Наш номер прямо под вашим.       Джек оглядел её растерянное лицо — с эмоцией типа а стоило ли говорить вообще? — и перевёл взор на Грейс. И его правда не интересовало — может, только чуточку, — сколько они вчера слышали. Грейзер не знал, насколько тонки стены в отеле — если б у них с Эшем всё было охерительно, выспросил бы первым делом у кого-то из персонала — и сто раз убеждал бы себя, что нет, он не ебаться приехал. Быть тем-самым-надоедливым-соседом в глазах Фэйт и Фултон он никогда не хотел.       Джек открыл было рот, чтобы объяснить — нет это не то чё вы могли подумать или что им сказать? — но Джован опередил:       — Да они, небось, кровати сдвигали.       Грейзеру и самому хотелось бы, чтоб так и было. Что не существовало Энни прочерченной им границы моральных принципов хотя бы — прости, Гинзберг, не унаследовали, — но       — Нет, отодвигали, — поправил Эш безразличным тоном — включил Билли-сучку-Бэтсона. — Подальше друг от друга.       Припечатал напоследок — заразился мудачизмом от Грейзера, что ли, — и уткнулся в телефон, словно рядом никого не было. Джек обязательно — блядь, обязательно — заглянул бы в дисплей, чтоб убедиться, что он переписывался с Энни, но не стал — а ну его в жопу. Грейс, видимо, что-то заметила — мелькнувшее-быстрое-неуловимое на лице Джека, потому что приподняла бровь, требуя объяснений пристальным взором. Свирепая училка литературы, оставляющая на дополнительные полкласса, потому что да блин гюго душный мудозвон.       — Да. Я не хочу, чтоб он дышал на моей половине номера, — Джек сказал нарочито шутливо — знал, что это не спровоцирует вопросов. Он обвёл взглядом опустевшее серое кафе на улице пасмурно дождь ливанёт тоска с ободрением как в песне Би Джея Томаса because i’m free nothing is worrying me. Грейзер опустил глаза на фриттату — и кое-как наколол кусок на вилку она царапнула тарелку будто ужин каннибала остывший омлет напоминал клейкие простудные сопли.       — Вы поссорились? Вы?! — недоумевал Йен, всплеснув руками.       Джек переглянулся с ним и слабо улыбнулся — мол, доживи до наших годков-то, сынок, и посмотрим. И не понимал, какого чёрта Энджел обособился и не поддерживал его — сейчас бы уколоть его типа ты дерьмовый друг знаешь, но у Грейзера язык бы заклинило.       Потому что Эшер был очень хорошим другом       чел я повесил твоё полотенце на сушилку ты забыл вчера       таким хорошим, что       погода хреновая надень чё-то потеплее       у Джека в-носу-сердце-глазах щипало. И это — после, блядь, вчерашнего срача под стать молодожёнам по возвращении из путешествия в честь медового месяца — трахаться надоело, а бытовуха, машущая издалека, обещала заебать, как дальний родственник, которого не ждёшь даже на Рождество.       — Ничего, Йен. Иногда старым супругам нужно разнообразить рутину и пособачиться, — попытался утешить его — и остальных, видимо, — Джован, но выглядел расстроенным, будто отменили свадьбу невеста сбежала жених в трауре гости разошлись пастор закрыл псалтырь с хлопком взорвавшейся гранаты.       Под их пытливыми взорами Джек принялся запихивать фриттату в рот — пусть холодная и напоминала резину, но это отвлекало, и он кое-как глотал, свободную руку держа под столом.       Будто надеялся, что Эш привычно переплетёт их пальцы, — но никакого прикосновения не почувствовал до самого конца завтрака.       Торонто становился терпимо жарким ― но Джек всё ещё с опаской накидывал поверх футболок худи или олимпийки. Погода напоминала температуру воды в ванной ― сначала опускаешь в неё ногу, прежде чем убедиться в её раскалённости, а уж потом садишься.       Джек отвык скучать по ЛА, когда улетал на съёмки, но теперь почему-то тосковал ― а два года назад о нём практически не вспоминал. Им и без того было чем заняться с Эшером ― один раз даже, лёжа на одной кровати, перебирать старые совместные фотки на Грейзеровом телефоне.       Он хранил их до сих пор ― как солдат на фронте, баюкающий кровоточащую после огнестрела ногу, жмёт к груди единственное утешение ― фотокарточку девчонки в подсолнуховом поле. И сейчас, может, они с Эшером снова бы их пересматривали и ржали до упаду ― если б не       Джек правда хотел себя заверить, что не единственный вёл себя как дерьмо ― истеричное дерьмо, поправлял себя он, хотя вопящее говно представлять было угарно и дико, даже если после мистера Хэнки его ничем не удивишь. Хотел ― не получалось ― Эш, как истинный интроверт ― ему должны по окончании съёмок выдать за это медаль, ― держался намного лучше.       Энджел умело отгораживался ― будто нихера не произошло. Может, Джек преувеличивал масштаб проблемы, как все паникующие СМИ с кричащими заголовками сразу после 11 сентября. В его случае это звучало бы как очередная конспирологическая теория ― подсыпала ли энни лебланк что-то доверчивому мальчику в чай?, например.       Джек почему-то утешался мыслью ― что да, подсыпала конечно.       Потому что иначе бы Эшер всячески добивался их с Грейзером воссоединения или типа того ― почему-то Джек возлагал на него эту инициативу и сверлил взглядом а-ля ну давай вернём всё как было эй упрямая ты жопа.       Но в упрямстве они на этот раз состязались, как парочка выбившихся в финалисты болидов, ― и Джек стремался того, с какой скоростью они мчались к финишу. Шумахер из комы вышел, только чтоб за этим понаблюдать и, блядь, обзавидоваться.       В их номере застыла, как рождественский пудинг, тишина ― непробиваемая осязаемая инородная не должно её быть в этих четырёх стенах Джек уже забыл когда они в последний раз смеялись разговаривали спорили.       Он постепенно забывал смех Эшера ― вот так вот легко, оказалось, можно вытравить воспоминания даже о том, что чуть ли не больше всего обожаешь в каком-то мудаке. Джек за него судорожно цеплялся ― мечтая когти отрастить и вцепиться, ― благо у него были старые видео их множество там смех звучал на каждом Грейзер пересматривал их наедине как брошенка и чуть ли не ревел в подушку.       Нахера они снимали сиквел «Шазама», когда на глазах у всего каста разыгрывалась такая драма масштабов «Титаника»? Был даже дебил с именем Джек ― который в финале пойдёт ко дну, вот тебе и my heart will go on, блядь.       Сниматься в общих сценах стало вдруг тяжелее ― и Дэвид уже начинал задавать вопрос типа с вами всё нормально?, будто опытный криминалист парочке отпетых преступников, и даже ставить диагноз ― вы-какие-то-не-такие. Жалко, что в МКБ его ещё не было ― Джек собирался отправить письмо в ВОЗ с претензией ― потому что эй, они ведь с Эшером не единственные подцепили эту нетакучесть.       Он не оправдывался перед Сандбергом ― обычно подобное дерьмо только усугубляло ситуацию, ― поэтому пытался оставлять всё за пределами съёмочной площадки ― будто сажал ребёнка на стул со словами папочка скоро вернётся и действительно возвращался и забирал его. Херня в голове, связанная с Эшем, была такой же капризной-крикливой-ноющей.       Джек сидел в прохладном трейлере возле вентилятора ― один, чуть вспотевший после съёмок на открытом воздухе. Дэвид грозился гнать столько дублей, сколько потребуется для идеальной картинки, даже если их одежда пропитается потом и придётся ждать следующего съёмочного дня. К стулу, на котором он сидел, устало прислонилась истёсанная канадка Фредди Фримана ― Грейзер и с ней сроднился так же, как с чульо два года назад.       Что-то громыхнуло ― и Джек инстинктивно поднял голову. Энджел столкнулся в дверном проёме с осветителем и поспешно извинился, они перекинулись смешками и, как два дебила, секунд десять пытались разойтись. Джек иногда удивлялся, как при всей своей неуклюжести Алисы, съевшей растибулку в домике Белого Кролика, Эшер когда-то занимался балетом.       О том, на что ещё могла влиять такая кривозадость, он даже думать не хотел.       Они пересеклись взглядами, когда Эш вошёл и закрыл за собой дверь трейлера. У него ― исподлобья-виноватый-колкий. Таким взором дети глядят на родителей, когда те возвращаются со школьного собрания ― ну и? не хочешь объяснить откуда столько d с минусом по алгебре детка?       Эш из тех, кто не стал бы объяснять.       ― Не сиди под вентилятором, ― заботливо сказал он и прошёл к раковине. ― Продует.       ― Хорошо, ма.       Энджел в бейсболке козырьком назад, ко лбу примялась тёмная чёлка он чуть вспотевший поблёскивали виски нос и веки. Эш повернулся к Джеку спиной ― меж лопаток прилипла футболка, и вроде бы это должно было оттолкнуть, но нихера, ― зашумела вода из-под крана он же не собирался всерьёз пить эту дрянь. Нет ― умылся всего лишь и провёл смоченной ладонью по шее капли за воротник футболки то ли намеренно то ли случайно оросили темнеющими на ткани струями. Повернувшись к столу напротив раковины, Эш взял бутылку воды, щёлк! ― отвинтил крышку и пробежался взглядом по поверхности. Энджел с мокрым лицом и голодным взором напоминал дворового двенадцатилетку, забежавшего домой глотнуть воды ― ма мы доиграем в футбол с пацанами и я приду ужинать.       — Сделать тебе смор? — осторожно спросил Джек, пристально посмотрев на Эша. Тот немного помялся — посомневавшись словно, стоило ли брать что-то из рук Джека вдруг он отравит как в самом плохом детективе где убийца дворецкий или опять очарует агогаи, — но кивнул. Несмело-робко-скромно — будто уговаривал какую-то часть сознания не артачиться.       По привычке встрепав волосы, Джек лениво поднялся — словно его к этому принудили — и побрёл к нему, шаркая ногами. Эш не сводил с него внимательного взора — ожидая, что ли, когда Грейзер набросится. Ну или в лучшем случае забросает маршмэллоу или шлёпнет в лицо мазком Nutella, а потом       нет, они не тот фильм снимали.       Джек неторопливо ополоснул липкие от пота руки и — всё ради тебя, Эш, — даже вытер их куском бумажного полотенца, а не о джинсовые шорты, как хотелось. Вообще Грейзер не был склонен менять привычки — особенно в угоду кому-то, — но Эшер совсем другой случай. Потому что в конце концов перестал раскидывать фантики от сладкого дерьма по их номеру, будто Джек должен по ним напасть на его след и сориентироваться, где его искать, как в какой-то очередной сказке братьев Гримм.       Тролль под мостом его, конечно, не ждал — с внутренними монстрами бороться было сложнее.       Джек повернулся к столу, пододвинув к себе банку шоколадной пасты — вот точно задница слипнется — и пачку бисквитного печенья Pillsbury Country, начатую скорее всего Фэйт. Эш замер, уставившись куда-то в одну точку, — как бы его, будто принца, поцелуем будить не потребовалось.       Не то чтобы, к слову, Грейзер был против — просто существовала куча вещей, которая это запрещала.       Джек знал, что продержится мало — даже жертвы poena cullei выдерживали дольше.       — Открой маршмэллоу, — сказал он, и это словно подействовало заклинанием — Эш торопливо схватил упаковку. Шорох вздох клац! с возмущением мягкое шуршание катающегося зефира в пачке как камушков не имеющих веса очищенных морской водой рябых.       Джек старался не слушать ничего, кроме этого шума — не получалось. Эш совсем близко с разгорячённой кожей у него загар так легко и ровно ложился на руки его мама в детстве не пугала меланомой он солнца совсем не боялся тепло его впитывал — может, потому что в Аризоне его меньше? Выгорели полупрозрачные волоски от запястий до локтей теперь золотистые будто он ёбаный Питер Пэн и на него волшебной пыльцой Динь-Динь легонько дунула — лишь бы никогда никогда никогда не вырастал и летел себе — пока Джек остаётся внизу и его невидимый груз тянет к земле.       Эшеру легко — или он делал вид, что ничего не беспокоило. Улыбался себе так, что показывались ямочки — нет, Джек вовсе не был фетишистом, но какие они охерительные, — болтал с кастом о всякой ерунде, клацал стрижеными ногтями по клавиатуре в телефоне, пока была открыта переписка с Энни.       Если Энджел и прикидывался, что всё супер, как заваливший серьёзный тест школьник при очумелых родаках, то у него получалось это делать лучше всех, кого знал Грейзер. Он даже подумывал взять у него парочку уроков — до того как они       расстанутся ужасное слово — даже хуже разлуки самой по себе. Опять это тупое ожидание своего рейса в аэропорте, неловкие взгляды друг на друга, в головах — сцена поцелуя а-ля kiss me hard before you go — и больше ни-хе-ра.       Пока — пока, вот и всё. Потому что все отличные и захватывающие истории заканчивались отвратительно, с привкусом кислоты на языке, ну или будто пепел-труха осели.       А пока что — с ним уютно, совсем как раньше. Как если б мы не ругались — подумалось Джеку, когда он положил маршмэллоу на смазанный пастой бисквит. С Эшем уютно так, словно они одна из этих парочек в многоэтажках, в чьи окна заглядывают одинокие-брошенные-разбитые люди из соседних домов и завидуют, желают расставания и ссор в ближайшее время — эй, не парьтесь, всё это впереди.       — Когда это кончится? — спокойно спросил Эшер. А ещё — устало, будто пробежал миль десять, а предстояло ещё столько же.       Джек бегло глянул на него — только не на лицо, блядь, потому что не смирился бы с его несчастным выражением, — и принялся смазывать маршмэллоу пастой сверху. Обильно, много, она с краёв, чуть подтаявшая, потекла, — вот столько бы дерьма он на него вылил словами. Но вместо этого отрезал:       — Когда у тя заткнётся телефон.       Он мягко придавил «смор» бисквитом сверху — даже если хотелось размазать по столу.       — Держи, скаут, — хмыкнул Грейзер, снова не подняв на Эшера взгляд. — И не благодари.       А потом — прежде чем успел остановить самого себя — потрепал его за щёку, совсем как раньше. Руку эту теперь то ли беречь от мытья, то ли оттяпать нахер за своеволие.       Услышав в спину глухое спасибо, Джек вышел из трейлера — сразу обдало июльским зноем.       Или он совсем немного покраснел.