Опоздали.
Одна из пещер рядом с отелем встретила отряд Осаму лишь тишиной, холодом, истоптанными тропами и следами от колёс нескольких автомобилей. В тот день все боялись приближаться к Дазаю за километр, чувствуя его злость и сгущающуюся ауру. Перепалка воспитанников, безрезультатная миссия, враг, что сбежал практически из-под носа и практически тупик в этом деле. Бесконечные обыски пещер дали исполнителю мало информации, лишь подтвердили старые догадки. Это морально изматывало, теперь Осаму пришлось придумывать новый план. Исполнитель стал холоднее обычного, из-за чего солдатам было страшно лишний раз подойти к начальнику. Акутагава старался сидеть смирно, не отвлекая наставника от обыска. Челюсть ещё неприятно зудела и покалывала, ведь Дазай, как обычно, сил на усмирение юноши не пожалел. Неужели новая ученица Осаму стоила стольких сил и нервов? Рюноске сам не до конца освоил свою способность, но его прогресс был заметен невооруженным глазом, а Мэзуми… Она слаба, глупа, наивна и не подходила для мафии. Будь у Акутагавы возможность, он её хотя бы вышвырнул, как бесполезную псину из дома. А лучше бы убил. Ямадзаки олицетворяла слабость, которую Рюноске ненавидел всеми фибрами своей чернеющей души. Близился рассвет. Пылающее солнце еле выглядывало из-за глади горизонта, и на дальние уголки Йокогамы нахлынули первые волны ясных и пронзающих лучей. Пока просыпалась лишь природа, город же только пытался разомкнуть глаза. Солнце уже почти встало, когда Чуя и Мэзуми с частью отряда были на главной базе. Осаму с остальными обещал явиться позже. Девочка была даже рада, что ей не пришлось дёргаться от уколов презрения со стороны наставника. Но счастье оказалось недолгим, так как сам Мори желал видеть у себя Ямадзаки. В голове была куча ругательств, которые девочка наслушалась в рядах солдатов и не только, но озвучить хоть одно, даже шёпотом, одарённая не решилась. То ли побоялась, то ли что-то внутри остановило её от этого. Мори не казался сильно разозленным или мрачным, хотя задание было провалено. Сейчас он был с головой увлечён малышкой Элис, что отказывалась плотно завтракать. Когда же уговоры принесли свою пользу, Огай обратил внимание на недавно вошедшую Ямадзаки, которая сама не осмелилась подавать голос. — Вы звали меня, Босс? — произнесла девочка и тут же поклонилась, стоило Мори посмотреть на неё. — Мэзуми, не стоит. Когда слышу, что такой мягкий голосок обращается ко мне так формально, сразу же не по себе, — Огай говорил мягко, как с маленьким ребёнком, и Ямадзаки чувствовала какой-то дискомфорт от этого. Это чуть раздражало, напрягало, кололо обидой, но девочка не стала возникать. — Как твои успехи в мафии? Освоилась? У одарённой в горле липкий и колючий ком застрял. Ответить правду? А вдруг этим она подставит наставника? Соврать? А вдруг Мори уже знал правду, но проверял её? Почему Огай вызвал её одну именно сейчас? — Я затрудняюсь ответить, Бо… М-мори-сан. Чувствую себя не в своей тарелке… — девочка скрепила руки в замок и мягко улыбнулась, но вышло что-то болезненное и дрожащее, словно Ямадзаки была готова разрыдаться. Хотя почему словно? — Осаму строгий наставник, но его сообразительность уникальна. Мафия ещё не встречала таких людей, — Огай наблюдал за просыпающимся городом через панорамное окно. Мэзуми не могла понять, что именно делал босс — размышлял или просто нахваливал Осаму. Дазай имел высочайший авторитет во всей мафии. Его боялись, уважали, ненавидели, ему завидовали. Его холодный ум восхищал и настораживал. Честно, одарённая никогда не могла осознать превосходство расчетливости Осаму. Потому что каждый раз его планы приносили ей боль и страдания. Это для её же блага? Для какого блага? Ямадзаки не хотела убивать, не хотела мучить. Наверняка, у её способности есть больший потенциал, а не только заставлять людей страдать. — Босс, я же сам всегда докладываю о продвижениях Мэзуми, — девочка вздрогнула, когда услышала голос наставника, который незаметно вошёл в кабинет. Дазаю было достаточно посмотреть на воспитанницу секунду, чтобы та поняла степень раздраженности парня. Он не отошёл от случившегося, и это очень прискорбно. — Да, я помню, Дазай-кун, но я решил лично поболтать с нашей очаровательной девочкой… По виду Осаму можно было понять, что он не верил в слова босса. Тем не менее вслух юноша ничего не озвучил, а просто направился к выходу, требуя Мэзуми идти за ним, а она его беспрекословно послушала.***
Дорога домой сопровождалась молчанием. Дазай не стал показывать воспитанницу врачам, а прямиком направлялся в свою квартиру. Они сидели вдвоём на заднем сидении по разным сторонам, тяготеющая атмосфера превращала расстояние между ними в километры. Голова Мэзуми сейчас была пуста, ни единой мысли не умещалось в ней, поэтому девочка просто теребила край юбки, пытаясь хоть как-то отвлечься. Осаму же, наоборот, полностью ушёл в раздумья над миссией и над воспитанниками. Что именно Осаму должен сделать, чтобы они действовали согласно его плану? Какие факторы воздействия нужно было оказать? Голова Дазая разрывалась от бесконечных вопросов и размышлений, ему страшно хотелось выпить. Исполнитель приоткрыл глаза и уткнулся затылком в бархатное сиденье машины за его спиной. Бархат, почти как… Ямадзаки резко чихнула, прикрывая ладошками нижнюю часть лица, рефлекторно извиняясь. Это действие заставило наставника наконец-то взглянуть на девочку. Потрепанная, измученная, подавленная, но слишком живая и наивная. Осаму в тысячный раз прокручивал в голове вопрос, на который до сих пор нет ответа: «Как ей удавалось оставаться такой, даже после всего того, что она прошла?». Мэзуми отличалась от своих сверстников, хотя бы тем, что её период «гадкого утёнка» проходил слишком смирно. Если из Акутагавы эмоции и амбиции выплескивались фонтаном, то Ямадзаки просто маленький ручеёк, который легко иссушить. Дазай не знал, будет Ямадзаки красивой в будущем или нет. Если с Гин, всё ясно как дважды два, то с Мэзуми голову ломать надо. Сейчас она вряд ли представляла из себя что-то стоящее или цепляющее. Единственное, возможно, глаза, но Осаму ловил себя на мысли, что уже терпеть не мог эти живые, искрящиеся глаза. Раздражали они его, безумно, до желания выдавить их порой. Остальным девочка не могла зацепить, по крайне мере сейчас его нет. Дазай поймал себя на мысли, что не посещал одно место очень давно. Стояло бы туда заглянуть как-нибудь, а то эта миссия выжила из него все соки практически. Место, которая Мэзуми должна была считать домом, сейчас ничем таким и не пахло, наоборот, всё вокруг казалось безумно холодным и бездушным, а так же ещё много слов с «без-». Ямадзаки было страшно. Она бесшумным тараканом пробралась свою комнату, не желая встречать взгляд наставника на себе, но увы и ах, он сам к ней пришёл. — Есть разговор, — первые нотки уже кричали о трагичной развязке этого разговора. Мэзуми вспомнила свой страх, когда только познакомилась с Осаму, его ауру, способность принижать и затыкать, но в какой-то мгновение, страх отступил. Ямадзаки знала для чего здесь наставник и какой разговор её ждал. Не первый раз. Так пусть он станет последним. Девочка про себя нахмурилась, с силами собралась, понимая, что её ждал важный и ответственный шаг, который стал бы моментом невозврата. От неё могли избавиться, её могли не послушать, но она предпримет попытку всё изменить, какая-то сила внутри неё сказала, что одарённая к этому готова. — Я не могу! — резко и громко воскликнула Мэзуми, не дожидаясь слов наставника. Неожиданно, в этой маленькой, слабой на вид, букашке появилась какая-то необъяснимая сила и решительность. Она старалась держаться уверенно и стойко, — я не могу убить человека! Просто не могу! Я не имею на это право! Как я могу, — Ямадзаки неожиданно и шустро подошла к окну и отдернула плотную штору, что скрывала вид на небо, — как я могу отнять у человека возможность ходить, слышать и видеть это прекрасное небо. Кто я такая, чтобы убить его и раз и навсегда оборвать его шанс любоваться этим ярким, озаряющим солнцем. — Мэзуми, ты не понимаешь… — Дазай не ожидал такого решительного наступления от воспитанницы, поэтому первые две секунды растерялся, собираясь с мыслями на ходу. Опять она рушила его планы, даже в простом разговоре. — Пускай, нет, — девочка на секунду замолкла, набрав в грудь воздух, чтобы говорить уверенней. — Пускай, я не понимаю! Но это не даёт мне права распоряжаться чужой жизнью. У каждого она одна, и если для вас жизнь — это пустой звук, это не значит, что кто-то точно также не ценит её, как вы. Дазай смотрел на свою воспитанницу, а на душе было паршиво и больно. Это чувство невозможно описать — это и не разочарование, и не предательство. Это абсолютно другая точка зрения, что столкнулась с его, иная, противоположная идеология, которую ему не удалось вытравить и растоптать. Она ярко сияла в глазах Мэзуми, как звёзды на ночном небе. Всё шло не как задумывал Осаму, и это чувство ему не нравилось. Его хотелось сравнить с поражением. Липким, ядовитым, желчным поражением. Минутный ступор оставил Дазая, точно так же как и прилип к нему. Такой расклад событий ему очень не нравился. Сейчас он даже сомневался, что хуже: безраздумно убивающий Акутагава или Мэзуми, которая сейчас напрочь отказалась убивать. Она как будто поставила точку в плане Осаму, обрывая дальнейший исход событий и разрывая его в мельчайшие клочки. Неожиданно исполнитель сократил расстояние между собой и воспитанницей буквально за два шага. Ямадзаки это заметила и вжалась в стену, ища спасения, но она была загнана в угол. Ладони парня впечатались в стену, к которой так боязливо жалась одарённая, захватывая девочку в ловушку. Осаму нависал озлобленно, разъедая бронзовым взглядом покруче серной кислоты. — Ты, видимо, забыла свое место, Мэзуми. Как и в мафии, так и в жизни. Не хочешь убивать? А что же ты хочешь? Как ты хочешь быть полезна мафии? Или ты забыла своё обещание? — Дазай схватил девочку за галстук, приближая воспитанницу ещё ближе к себе. Мэзуми смотрела запуганно, но без мольбы, понимая и принимая причину злости наставника. Пусть так, но больше никаких пыток и намёков на убийства. — Н-наверняка есть иной способ использования моей способности… — тихо, но чётко произнесла Ямадзаки, стараясь спрятать страх и дрожь в своеобразном коконе внутри себя, отводя взгляд, не в силах смотреть в строгие глаза парня. — Какой способ? Расскажи мне его, Мэзуми, — Дазай схватил девочку за щёки, грубо разворачивая к себе, заставляя смотреть прямо в глаза. — С твоими-то умениями. Его ледяные пальцы режущим пламенем врезались в кожу лица, словно шкрябая. Злость наставника душила, давила Ямадзаки, как маленькое насекомое. Она дрожала, смотря в глаза юноши со страхом. Девочка не знала, как можно использовать свою способность во благо мафии. Первоначально, ей бы её освоить, а потом уже думать где и как использовать, но Осаму вряд ли предоставил бы ей такую роскошь, особенно сейчас. Мэзуми прикусила губу, борясь с рвущимся наружу страхом и слёзами. Она ненавидела смерть, боль других людей и злость наставника, так как все эти три фактора находились очень рядом друг с другом, как соты в гнезде разъяренных шершней. — Я не знаю, — плаксиво выдавила из себя воспитанница, а в её глазах золотом дрожал испуг. Она правда не знала и честно ответила, но это лишь сильнее разозлило наставника. Ярость вспыхнула в сознании исполнителя, но на Мэзуми она капала ядовитым жидким металлом через взгляд наставника. Он сильнее потянул за подаренный чёрный галстук, заставляя одарённую встать на носочки. Ткань предмета врезалась в место, где красовался шрам от Акутагавы, болезненно растирая кожу. — Я хочу отрезать тебе язык, Мэзуми, чтобы ты больше никогда не говорила эту фразу. Мне надоело играть заботливого наставника, которым я никогда не был. Я давал тебе слишком много послаблений. Довольно. Ты даже не ощутила, куда попала. Мне нужен результат моих сил, которого от тебя нет уже очень давно. Ты либо убиваешь и приносишь пользу способностью, либо своим телом. Подумай над этим и не попадайся мне на глаза с таким жалким взглядом, иначе пристрелю, — Дазай достаточно сильно впечатал воспитанницу в стену и поспешил удалиться из комнаты, а потом и из квартиры, не желая показывать девчонке истинных эмоций. Наставник ушёл тихо, ничего не оставляя после себя, кроме густого и безмерного отчаяния, в котором одарённая тонула. Ямадзаки медленно сползла по стене, дрожащими руками снимая галстук Осаму, который сейчас ощущался, как веревка петли. Она впервые не плакала, слезы стояли пеленой в глазах. Боль копилась, заполняя собой каждую клеточку. Почему именно она? Почему именно эта способность? Почему Мэзуми не умерла под тем палящим солнцем? Почему она приняла этот галстук из рук Чудовища?