***
Люцифер воспринимает то, как смотрит на него Ади слезливыми глазами, то, как красиво переливаются кровавые-зацелованные губы, то, как прогибается перед ним спина, испещренная точками веснушек, как игру, как незначительную связь. Шкодливый чертенок, потерянный без нежной теплоты своего святоши; променявший яростно-красную скорбь по Сэми на исступление себя в чужих руках. Неглупый чертенок. Ади воспринимает это остро — остро, как короткие поощрения в виде поцелуев, как касания к раскаленности собственной кожи; остро, как колючее чувство в уголках глаз — дрожат жалостливо алмазики-капельки, стекают по щекам. Едва ли спасение, но возможность подменить одну боль — ноющую, предательски колющую на их местах, еще живых, еще помнящих — на пустом месте, там, где должно быть сердце, на боль телесную; на возможность по-блядски сверкнуть потухшей зеленью глаз, на возможность подставляться под чужое тело — не жалко уже, кроме тела не живо уже ничто. В глазах Люцифера Ади — его особенная безделушка, его любимый зверек, его синтез хладнокровия и интереса к тому, как незаметно-жестоко ломается присущая независимость об льдину хладнокровия, в сущности — верхушку айсберга. Люцифер смотрит свысока, и он не ломает кости, не ждет истошного хруста хрящей, — ему нравится, как звонко ломается демоническая душа.***
Пальцы бороздят рыжие — кажется, уже нежизнерадостные, потухшие тоже — неряшливо отросшие прядки, настойчиво-нетерпеливо давят на затылке в определенный момент, в другой — иллюзией кажутся рукой помощи, почти что заботливо, словно хрусталь, поддерживают узкие бедра над чернотой простыни: все, как по канонам, черно, как скорбь. Хочется влиться в напускную грубость Люцифера невесомым ветром, теплотой сердца — жаль, что сердце Ади умерло там же, во дворе школы: кроваво, трагично, внезапно, не прощаясь; на пустом месте глухо откликается хриплое-шумное дыхание, откликается: «какая же ты сука, Ади». Моя сука. Ничья сука. Податливое тело хочется с силой вдавить в матрас, властно — но банально — вжать в стенку, быть с ним развязным-неконтролируемым, но Люцифер ведет пальцами к низу живота, предвещая конец их, давая новое начало опустошенности Ади. Он жалеет бедное тело, когда душа демона сломана звонко, как Люцифер и желал, когда она отдала на растерзание тело. Люцифер — все и ничто, спасение и порок, возможность и утопление. Он — сплошное противоречие, но лечением не становится.***
Сэми, мой милый Сэми, — демоническая душа ломается звонко, срывается вместе с отчаянием крика. Как жаль, будучи демоном, осознавать себя бездыханным любимым телом на — не в тему — ярко-летней траве. Как жаль оказаться целью хищного надзора алых глаз.