Не стоит иметь дело с радио демоном

      Энджел неспешно заходит домой, небрежно кинув на пол свою сумку. Я выхожу к нему с недовольным лицом и смотрю на часы, что висят в коридоре. Паук сильно опоздал, чем немного злит меня. Это уже не первое опоздание, но вот чтобы он настолько опаздывал, я не припоминаю. - 2 часа ночи. Ты говорил,что придешь в 6 вечер, - строго говорю я. - прости, я задержался.       Омега подходит ближе и кладет свою руку на мое плече. Он ласково улыбается и обнажает свои. Я смотрю на мужа, который так долго гулял и даже не предупредил. Внезапно замечаю на его шее странный сине-красный след. - это что? - спрашиваю я, разглядывая этот след. - ах, да мы с Черри опять напали на Сера Пентиуса. А это просто синяк. - Ачиль плохо засыпал. Тебя ждал. Спрашивал, где мама. Ты ведь обещал почитать ему сказку. - мне жаль, что я заигрался. Но ты же понимаешь, что мне иногда надо отдыхать.       Он обнимает меня четырьмя руками и я моментально ощущаю другой запах. Это запах апельсина и бергамота. А еще здесь чувствуется можжевельник. И это явно не запах Сера Пентиуса, который пахнет лаковой кожей и гранатом. Уж этот запах мне известен хорошо, ведь Энджел часто дерется с ним врукопашную. Я отталкиваю паука от себя, поняв, что тот где-то обманывает меня, и наклоняюсь к его грудки, чтобы понюхать мех. Он пахнет лемонграсом. Прямо воняет. Мерзко и противно. Будто там хорошо таки этот альфа потерся. - Энтони, почему ты пахнешь альфой? Несколькими альфами. - дрался в рукопашную. Мы во время драки взорвали бар и на нас напали. - тебя не обидели? - я прищуриваю глаза. - нет.       Я прекрасно вижу, что он врет. Взгляд его отстранен, а голос грубее и слышны хрипы, как обычно у него бывает после жесткого и глубокого минета. И теперь я хочу его вывести на чистую воду. Потому что он точно употреблял наркоту. Это по глазам видно. Обращаю внимание на его попку. Она отклячена назад и чуть приподнята вперед, а пиджак немного смят. Я стягиваю с мужа перчатку и вижу следы от чужих рук. Они сине-желтые и довольно большие, будто были сделаны огромными пальцами большого альфы. Хм, если это и был драка, то почему синяки на шее и руках? И при этом пиджак целый, а прическа лишь слегка потрепана. Ведь по идее он должен был вернуться с парой тройкой ссадин и порванным пиджаком. Ведь в последний раз он даже потерял свою перчатку, которые обычно не снимает на улице. - хочешь искупить вину? Если дашь в попку, то я прощу тебя и твои похождения, - я решаю проверить, его на верность прямо сейчас. - может лучше отсосать? - нет, нет, нет...       Я обнимаю мужа за бедра. Он прислоняет палец ко рту и стонет. Его грудка надувается, а дыхание становится тяжелым. Так, кажется он возбуждается. Не мудрено. Ведь последний наш секс был 2 дня назад. А если сейчас он потрахался с кем-то, то его тело будет просить альфу, а не требовать. Я ведь знаю, что моему мужу нужен регулярный секс.       Задираю ему юбку и спускаю розовые трусики. Паук выгибает спинку и громко стонет. Подмечаю след от когтей на внутренней части бедра омеги. Это точно не драка уже. Иначе как такое может быть, на внутренней стороне бедра были ссадины, а на лице или внешнем теле - нет. Но чтобы убедится в этом, я вставляю один палец без растяжки в анус омеги. Свободно, мокро, скользко и он еще сжимает мой палец, понимая, что должен казаться узким, так как секса не было 2 дня. А если его только что кто-то удовлетворил, то и проход будет шире. - расслабь попку. Не сжимай мой палец... - ласково говорю я, а после и ввожу второй палец в омегу. Даже так его проход довольно свободный. - Грязная путана.       В глазах паука я читаю страх. Он кажется теперь осознает, что я все узнал. Ввожу в него еще третий палец. Свободно, пока омега не начинает сжимать свой анус, показывая мнимую узость. Но я то знаю прекрасно, как он может сжимать мой член и пальцы. - даже не пытайся. Ты расстраханный, - с рыком вынимаю с из него пальцы. - объясни мне все сам. Как это понимать? - мы мастурбировали много. - альфам? От тебя пасет минимум тремя. И это далеко не омеги. Это альфы. Настоящие самцы!       Паук садится на попку и кладет свои руки на мои щеки, прикрывая нижними руками свой член. - милый, я не изменял. Просто напали на нас альфы, а потом Черри возбудился и мы мастурбировали себе дилдо. А альфа просто избили нас и ушли.       Я кладу руку на его пушок. Омега улыбается. Пока думает, что я поверил ему. Чтож, ладно. Пальцами зарываюсь в пуховую грудку и ощущаю что-то липкое и влажное. Достаю руку и подношу к своему носу. Вдохнув запах я резко убираю от себя руки омеги и пробую на вкус эту дрянь. Она соленая и горькая. Приходится взять салфетку и сплюнуть эту мерзость, глядя на паука. Тот сидит и смотрит на меня. Глядя на него меня едва не тошнит. Я только что лизнул сперму какого-то альфы и это очень противно. Но еще противнее, что она была на мехе моего омеги. Плюсуем сюда еще и растраханную попку и царапины на бедрах. - с тобой все хорошо? Может водички? - ласково спрашивает омега. - тащи таз с водой и нож, - злобно шиплю я. - чего? - тащи таз с водой и нож. - зачем? - топить тебя буду, - рявкую я и показываю свои огромные оленьи рога.       Паук отползает от меня и испуганно смотрит, опуская свою юбку как можно ниже. Кажется осознал, что запахло жаренным. А точнее кровавым. Ведь я не собираюсь жалеть омегу. Он же помнит, что клялся мне в верности и сам говорил, что готов к любому наказанию за ослушание. Он поклялся именем Сатаны, что будет верным мужем. А теперь он попался на измене. И теперь ему будет несладко. - я же запретил тебе заниматься проституцией. - я дрался с альфами, - опустив глаза говорит Энджел. - не ври. Не смей врать. Говори правду. И может быть я тебя пощажу.       Он молчит и смотрит в пол. Верхние руки он сложил на груди, а нижними держит подол юбки, прикрывая свой член и задницу. Я выкидываю салфетку в портал и после делаю шаг к мужу и поднимаю его голову, одним пальцем за подбородок. Паук переводит на меня взгляд. Он так напуган, что его губки поджаты, а глазки так жалобно смотрят на своего альфу. Да, сейчас он должен понять, что я только его альфа. И никто более не смеет его иметь. Он только мой. - блядина! - озверев, даю ему настолько сильную пощечину, что паук просто падет на кровать.       Я даю ему время прийти в себя и после ударяю по попе так же сильно, от чего омега вскрикивает и прикрывает голову руками, боясь что я снова ударю его. Да, он мазохист и обожает боль. Но ни когда есть вероятность, что его жизнь превратят в тот ад, из которого я его достал. Небось уже вспоминает как его Вел дубастил и насиловал, если омега как-то не так повел себя. - тащи таз с водой и мой любимый нож. - а нож зачем? - узнаешь. - Аластор, прости...       Шиплю на него и омега быстро встает и уходит прочь из спальни. Пока он занимается готовкой к своему наказанию, я сажусь на постель и злобно смотрю на его трусы. Через секунду они вспыхивают и быстро сгорают. Мне противно, что их снимал с моего мужа другой альфа и поэтому не потерплю больше их в своем доме. Мне мерзко, что омега поступил со мной. Просто взял и предал и меня и сына. Предал семью. - я все принес.       Паук ставит на пол таз и рядом кладет нож. Я показываю ему жестом сесть на колени перед тазом и смотреть на меня. Энджел выполняет это и опять поправляет юбку, которая предательски сползла наверх и оголила его член. Встаю с кровати и достаю свой микрофон, перед этим покрутив его: - сделаем в прямом эфире? На большую аудиторию? - нет, не надо. - хорошо. Сознавайся.       Микрофон испаряется и паук опускает взгляд. Он боится смотреть на меня? Ха, правильно боится, ведь мои глаза уже давно превратились в стрелки а рога стали заметно больше. Я в ярости и поэтому желаю насладится чужими мучениями. - я изменил тебе. Прости, соблазнен был слишком велик и бабки неплохие предложили. И еще наркотой угостили. - и Черри не смутило то, что ты женат? - я один был... Я специально пошел за дозой и сексом.       Я хватаю его за шею и опускаю в таз. Резко и без лишних слов. Омега бьет рукам пол и пытается вырваться. Его тут же связывают мои тентакли и не дают возможности двигаться. Когда он уже перестает пускать пузыри, я достаю его из воды и даю пощечину, чтобы тот быстро пришел в себя и мы продолжили допрос. - Аластор, прости... - я же запретил тебе проституткой работать! Только веб модель. Только стриптиз. Куда ты пошел? - я захотел новые члены и двойное проникновение. - так вот почему твой зад такой растраханый! Куда еще трахали? В рот? - да. И я дрочил им. - так, 2 в попу, один в рот, еще один по пушку возил своей грязной писькой. Их 4 было? - 10. - что? - ну рук - то у меня 6.       Еще раз опускаю его в воду. Как же мерзко сейчас слышать все это. За моей спиной он, сука, трахался. Достаю его и быстро вытираю лицо и волосы от лишней воды. Щупальца отпускаю его. Паук боязливо смотрит на нож, который я беру в руку и подношу к его горлу. - говори, все говори. Я же узнаю, выпытаю. - первый раз в жизни это все не возбуждает меня... Аластор, пощади. - говори, блядь. Теперь я буду называть тебя блядью, - мне уже плевать на мое воспитание и на кодекс джентельмена, поэтому я позволяю себе такие слова. - я трахаюсь так уже год.       Я прижимаю лезвие к горлу и рычу на мужа. Если это правда, то ему сейчас будет несладко. - и на нашей постели я тоже трахался. С одним очень хорошим альфой с очень большим членом. Он приходил ко мне не один раз и не два. У нас было более 20 актов. И 8 из них на нашем ложе. - я тебе живот вспорю и кишки на шею намотаю, а потом задушу, - приставляю нож к его голому животу. - и еще... Я в порно снимался. Не у Вела. Там в другой студии... Прости... Если хочешь лишить меня силы, то давай. - ты еще что-то скажешь? - я ходил на рынок проститук и за ночь обслужил 79 альф. И 54 из них имели меня в задницу. - дрянь... Я накажу тебя иначе.       Энджел испуганно смотрел на меня и после вздрогнул, когда в моей руке появился стек. В этот момент одно щупальцо ловко вошло в его проход и паук стал сопративляться. - нет, попку не трогай. Не надо... Убери это из меня!       Щепальце глубже входит в паучка и уже два его собрата держат ноги омеги. Паук пытается вырваться и руками остановить щупальце, но вскоре он падет на пол, громко стона. - скажи еще то, что не сказал. - я много наркоты принимал. Очень много. Прости, Аластор... прошу, ты же сам говорил, что надругиваться над омегой плохо! - над омегой да. А над общеадовой дыркой можно. Почему я год жил и думал, что мой омега самый лучший и любимый, пока ты трахался на стороне, чтобы удовлетворить свой недтрах? - я полигамен. Это моя природа.       Я ударяю его по лицу. Это так мерзко слышать. Так отвратительно видеть, как мой омега врет мне в лицо. И еще смел врать мне год. Сука, он трахался с другим мужиком! И еще на нашей кровати. На той самой кровати, где мы зачали нашего сына. И где мы спим вместе. Где мы проводим течки и гоны. И где мы признавались в любви. На этой самой кровати он кувркался с другим мужиком! - заткни свой поганый рот, пока я не вспорол тебе брюхо.       Слышится плачь сына. Я недовольно рычу на омегу и после приказываю тентаклям связать Энджела и крепко держать. А сам иду успокаивать сынишку. Ачиль громко рыдает и это прекрасно слышно даже у нас в спальне. Я захожу в его комнату и вижу, как он плачет, укрывшись одеялом и зовет маму с папой. Ах, опять ему кошмар приснился. Вот же черт. Как не вовремя. - папа, а где мама? - ребенок показывает свою розовую головку из-под одеяла. - мама уже спит. Он пришел поздно и сразу лег спать, - ласково говорю я и сажусь на кроватку сына, который подползает ко мне и обнимает. - я волновался за него. Почему он задержался? - решил погулять с друзьями. Тебе кошмар приснился опять? - да, папа, спой колыбельную.       Мальчик целует меня в руку и после забирается обратно под одеяло, готовясь слушать колыбельную. Он уже не боится, так как знает, что папа всех монстров раскидает по углам. Я пою ему колыбельную и мальчик быстро засыпает. Это не удивительно, ведь мои песни волшебные и могут загипнотизировать. Перед тем, как покинуть его спальню, я целую сына в лобик и поправляю его одеяло, чтобы олененок не замерз. Он ведь такой маленький и может запросто простыть или дрожать всю ночь от холода. А так он будет спать спокойно, пока его мама будет платить за измену и просить прощения.       Я возвращаюсь в спальню. Энтони уже плачет навзрыд и умоляет простить его. Он смотрит на нож, который я утопил перед выходом в тазу, чтобы омега не забывал о своем наказании. Его глаза налились кровью и стали розовее, от чего вид у омеги просто жалкий. Жалкий и мерзкий. Как был шаловой, что скачет по членам так и остался ею. Хотя обещал, что исправится и будет только стриптиз танцевать и жопой перед вебкой крутить. Я не против был. Хотя мог бы и запретить все это. И Энджел это знал. Прекрасно знал, что альфы, которые попали в ад до 60-х довольно консервативны и бывают строги с омегами. Но кажется моя мафиозная сучка, которая плакалась мне постоянно, что отец заставлял его трахаться за прощение долгов, забыл свои обещания. Забыл, как я вырвал его из лап Вела и спас его задницу от неминуемой смерти. Как я забрал его к себе и помогал ему вырасти демонической силой, чтобы его не прикончили ангелы. Как я И как оберегал его и любил... Я наклоняюсь к мужу и смотрю на него, наклонив голову в сторону, обдумывая наказание: - выпотрошить или придушить? - Аластор, я больше не буду. Честно. Я не посмею трахаться с кем-то еще. - я не обижен на то, что ты трахался. Меня злит, что ты врал мне. Целый год врал. Я тебе что говорил? - прости... Аластор, не надо меня слабее делать, прошу. - действительно. Я накажу тебя иначе.       Тентакли отпускают паука и тот падает у моих ног, громко вскрикнув. Таз с ножом исчезают за ненадобностью. - я сделаю хуже тебе... Как насчет того, чтобы надругаться над тобой? - ты же всегда был против этого! - в ужасе вскрикивает омега.       Паук отползает от меня. Боится. Боится своего мужа. Ну и хорошо. Ведь этот страх делает меня сильнее. И я могу с легкостью обратить страхи Энджела против него же самого. - ты сам вынудил меня. И еще... Скоро у тебя течка. Я тебя обрадую. Это будет твоя последняя течка в этом году. Потому что через 9 месяцев ты родишь мне сына. Думаю 9 месяцев тебе хватит для исправления. - лучше выпотроши меня... Я не хочу смотреть на ребенка и вспоминать то, как ты меня изнасиловал... Меня изнасилует мой муж, черт возьми... Только не это... - Он прикрывает руками свое лицо и вытирает слезы. - нет, нет, нет... Изнасилую щупальцами. Я этим грязными делами не занимаюсь. Это низко для меня. А вот потом... Я с радостью займусь с тобой сексом, зная, что ты хорошо помучился и много поплакал. - и на этом спасибо...       Паук полностью закрывает лицо руками и громко рыдает. Мои рога уменьшаются и я снова возвращаюсь к обычному виду. Оглядываю паука с головы до ног. Он без пиджака и белья, со спушеным сапогом на одной ноге, сидит на полу и прикрывает свое лицо руками, утирая слезы. Нижней парой рук он прикрывает свой потрепанный мех на грудке. Его волосы мокрые и сильно взъерошены и совсем потеряли нормальный внешний вид и, по правде сказать, смотрятся сейчас ужасно. Его юбка, прикрывающая попу и член сильно измята, что не добавляет ей красоты. Смотрю на свои руки, которыми я бил его и опускал в таз, пытаясь утопить. Я же зверь. Просто зверь... Я становлюсь таким же как и мой отец. Я становлюсь домашним тираном. Черт, как же оказывается легко меня вывести. Как же легко превратить меня в зверя. Как же легко пробудить во мне того, кем я так боялся стать. - не реви. Я больше не трону тебя.       Иду к шкафу и достаю его любимую пижамку. Может так он не будет плакать? Может так он не будет питать меня своим страхом и обнимет перед сном. Хотя... не хочу, чтобы кто-то касался меня. Поэтому сам обниму его и уложу рядом. Я подаю ему пижамку и широко улыбаюсь не шипя. - ты чего? - паук открывает один глаз и удивленно смотрит. - оденься и ложись спать. - чего такой добрый? Хочешь во сне меня придушить? - нет, бери пижамку. Я хочу чтобы ты лег спать.       Паук недоверчиво смотрит на меня и после отворачивается, прикрывая лицо рукой. - ты обещал, что бить меня не будешь... Ты обещал, что не будешь издеваться... Ты правда меня изнасилуешь этими тентакалями? - Энтони, прости за то, что был жесток с тобой. - что? Вот как ты заговорил? Да ты решил, что изнасилуешь меня во время течки и теперь добрый муженек? Ты же обещал, что никогда тираном не станешь! Ты же говорил, что не станешь как отец, который научил тебя мучить омег. А в итоге ты издевался надо мной. Ты правда меня изнасилуешь? Меня, своего мужа? Да, я совершил ужасные вещи, но разве я заслуживаю того, чтобы мой муж надругался надо мной и опустил как омегу? - ты сильно разозлил меня своей выходкой. Я бы простил если ты один раз изменил мне. Даже с 10 альфами. Но вот год вранья я не прощу, - снова злясь сказал я. - Аластор, ты слишком жесток со мной. Так наказывать омегу нельзя.       Я со всей силы ударяю его ногой в живот от чего омега хрипит и падет на пол. - еще одно слово и твои кишки изнасилуют тентакли. - я нарочно тебе буду возбужденным и кончу, когда меня будут насиловать. - я сделаю так, что тебе это все равно будет не приятно. А теперь не зли меня и оденься. Мне противно твое голое тело. И что это за перемены настроения? Недотрах? Тебе все равно мало? Ты еще просишь? - мне дрочить себе при тебе? Я это сделаю! - у тебя точно недотрах.       Паук назло мне лег на живот и задрал себе юбку, разернув свою задницу ко мне. Он сам стал вставлять в свою попку пальцы и массировать себя, чем просто привел меня в бешенство. Кажется этот омега совсем не понимает, на что нарывается. - у тебя точно недотрах. Хотя вроде спал с 10 альфами и все равно мало? Это сколько же ты трахался без моего ведома, что у тебя начался недотрах? Что ты и пары часов без члена в жопе не можешь протянуть. Что ты становишься агрессивным и слишком мерзким. - меня каждый день трахали. Почти каждый... А ты не всегда давал мне член. Ты сам довел меня до недотраха и измены.       Я пинаю его в бок и омега вскрикивает: - сильнее. Папочка, я хочу сильнее!       Щупальца поворачивают его ко мне лицом и со всей силы ударяю его в живот. Паук громко кричит и после начинает плакать. - ты сам знаешь, как лечат недотрах у омег, - грубо заявляю я сквозь помехи.       Наношу еще 2 удара ему каблуком по животу, чтобы тому было очень больно. Паук еще громко рыдает и уже не смеет сопротивляться. Он просто принимает удары: - прости... Аластор, не бей больше. Я успокоился. - может контрольный? Чтобы твоя задница не управляла тобой? - нет, все нормально. Прости.       Его отпускают и я спокойно вытираю слезки паука с его личика, а после помогаю ему подняться. Он сразу же падает ко мне на руки и обнимает за шею, вновь прося прощение - прости, Аластор. Я сам во всем виноват. - прощу за все только когда увижу положительный тест.       Я помогаю ему одеться и после укладываю в постель рядом с собой. - меня не трогай. Даже если уверен, что я сплю.       Энтони кивает и отворачивается от меня. Я слышу его всхлипы. И сейчас я отчасти сожалею о том, что сделал с ним и собираюсь сделать. Он давно говорил о том, что хочет еще одного сына. И я уже почти согласился видя, что омега готов к вынашиванию и еще одним родам. Да и сыну нашему уже 4 годика исполнилось. И Энджелу не будет так тяжело носить ребенка в себе и еще следить за маленьким омегой. Хотя наш мальчик очень послушный и слушается маму и папу, поэтому проблем с ним не бывает. Я давно хотел дать согласие на это. Но вот превратить это в наказание. Разве это гуманно? Гуманно изнасиловать его тентаклями, дать сутки на восстановление и после самому поиметь без презерватива и таблеток? Разве правильно это все сделать? Хотя, он мне изменял год с другими мужикам за бабки. Нюхал, трахался и после приходил домой и был любящим мужем и мамой. И разве это хорошо? Мне не нравится то, что он так поступил. Меня злит то, как он посмел врать. И поэтому я должен наказать его таким образом, чтобы просто спасти свою семью. Не хочу, чтобы моего сына обзывали сыном рабочей шлюхи.       Я беру Ачиля на руки и целую в бледную щеку, украшенную розовыми веснушками. Мальчик смеется и обнимает меня за шею: - папа, а мама точно будет нас ждать? - да, он нас уже ждет.       Тень открывает нам дверь и я выхожу на крыльцо вместе с сыном, который пристально смотрит на меня и улыбается. Весь в меня. Тоже олененок в торчащами ушками и острыми желтыми зубами. Хотя, эти зубки не так остры, так как пока это еще молочные зубки. Но стоит мне только перевести взгляд как я тут же замираю от увиденного и стараюсь не подать виду, что что-то произошло и чтобы сын не обернулся. Мне приходится положить руку на его головку и с такой же широкой улыбкой посмотреть на Ачиля: - ох, кажется мы забыли твою шапку!       Я делаю шаг назад в дом и тень закрывает дверь. Мне приходится опустить сына на пол и пойти к шкафу, чтобы взять его шапку. Она лежит как всегда на видном месте, но я незаметно прячу ее и отдаю своей тени: - спрячь в его комнате и не давай найти, пока не скажу.       Тень послушно кивает и берет шапку, быстро убегая в комнату сына. Я же поворачиваюсь к сыну с неизменной улыбкой говорю: - Ачиль, кажется она в твоей спальне. Иди как принеси ее.       Мальчик кивает и послушно бежит наверх к себе. Я выдыхаю. Как хорошо, что он не видел того, как его мать целуется с другим мужиком и позволяет себя лапать. Это чертовски ужасно. Он стоял спиной к крыльцу и позволял альфе трогать свою попу, задрав перед этим юбку. В моей руке появляется микрофон. Я открываю дверь, выхожу на крыльцо и иду прямо к этой парочке. Альфа опускает в грудку моего омеги деньги и после начинает спускать с него трусики, совершенно не замечая меня. Он мнет своими руками его булки и после входит в его попку своим толстенным пальцем. Энджел стонет и дергает бедрами, прося еще. Демон лижет его шею своим черным длинным языком и тут у меня уже лопается терпение. Я подхожу к ним ближе и грозно шиплю: - Энджел, рад видеть тебя, мой блудный муж!       Альфа останавливается в похоти и смотрит на меня. Подхожу ближе и просто вырываю из его рук своего мужа. Мои пальцы ловко ныряют в его пушок и достают от туда купюру, которую я швыряю в альфу и рычу тому, чтобы он проваливал, пока я не прикончил его. Демон слушается и через пару секунд уже уезжает закат на своей роскошной красной тачке. Злобно перевожу взгляд на мужа. Энджел дрожит от страха и старается натянуть на себя трусы, которые с него стянул тот альфа. Я не даю ему это делать и сильно ударю в грудь: - на коленях домой ползи, путана. - Аластор, я все объясню... Я просто старого клиента встретил и не смог отказать.       Я замечаю на земле пакетик с дурью. Я поднимаю его и нюхаю. Пахнет паршивым кислым запахом лимона. До боли знакомым запахом. Я разрываю пакет и наркотик высыпается на землю. - опять ходил к этому ушлепку? - Аластор, прости.       Паук получает сильный удар по промежности. Я бью его ногой прямо по яйцам, чтобы тот замолчал. Энджел начинает кряхтеть и скулить, корчась от боли. Мне же просто уже пофиг на все оправдания. Я хочу только заставить его мучится. Чтобы больше такое дерьмо не повторялось. - Ал, я же тоже мужчина. Зачем ты так? Это очень больно... - ты блядь, а не мужчина. Ты теперь только блядь. А блядей я ненавижу. Блядей я пачками резал!       Паук всхлипывает и пытается подняться на ноги. Он все еще морщит нос от боли и держится за свои гениталии одной рукой: - мне идти домой? - трусы сними и сожги. И всю свою одежду, которую с тебя снимали другие мужики.       Паук не слушает меня и все натягивает белье ворчливо идет к дому. Он все еще пытается гнуть свою правоту? Даже не будет умолять на коленях? Или он попытается сбежать от меня? Прыгнет в окно как в тот раз? Чтож, надо ему кандалы тяжелые одеть, чтобы прыгать было невозможно. - а с сыном гулять как пойдем? - спрашивает паук по приходе домой. - не пойдем. Иди в нашу комнату. Там я разберусь с тобой. А сына отправлю в отель. Пусть поиграет с Майклом.       Я говорю тени, чтобы тот подал сыну шапку. Через минуту он прибегает ко мне и после говорит, что нашел шапку. Энджел улыбается сыну и кажется хочет обнять его, но я преграждаю ему путь к сыну. Шлюха после гулянки не будет касаться моего сына. - Ачиль, мы гулять не пойдем сегодня. Тебе придется поиграть с Майклом.       Мне приходится быстро взять сына за руку и щелкнуть пальцами, чтобы тот переместился в отел. Я только успеваю ему дать в руку записку для Хаска и Ниффти, чтобы те присмотрели за ребенком. Сын быстро оказывается в отеле. Дальше им займутся мои слуги. А пока я буду разбираться со своим мужем, который все еще смотрит на место, где только что был наш сын. - иди в комнату, - строго говорю я.       Паук тяжело вздыхает и идет к двери, ведущей в нашу тайную комнату. Я же шиплю на него. Мои рога стали больше и глаза уже похожи на стрелки. Энджел идет передо мной и даже не оглядывается. Кажется боится увидеть мою демоническую форму. Хотя его страх я чувствую. К моему удивлению, он сам заходит в спальню и садится на колени посреди комнаты. - Аластор, прости... - заткнись!       Я толкаю его в спину ногой, чтобы паук упал. Тот молча падет и дальше ожидает моих приказов. Послушный однако. Испугался разве? А изменять снова не испугался? Ха, боится, паршивая сука, которой пора уже кишки выпустить. - я хочу, чтобы ты разделся. Полностью.       Я иду за веревкой к комоду. Сейчас я буду вешать свою шлюху. - знаешь, что делали с блудливыми омегами в мое время? Их вешали. Вешали на площадях, на улице, в лесу. Или мужья дома в подвале. Своими руками. И тут был выбор. Можно было убить его, а можно было и придушить. Обычно первый раз его придушивали, чтобы у парня был шанс исправится и начать жить по правилам. А на второй вешали. - Аластор, прошу прости... Прости меня. Я не хотел. - я тебя повешу.       Паук начинает раздеваться. Он снимает пиджак, юбку, белье. Затем сапоги и чулки. Потом он снова садится на колени и опускает голову. Я ловко вяжу петлю для его тонкой шеи, как и учил меня мой отец. Он говорил, что петля всегда должна висеть в подвале, чтобы омега не забывал, что надо быть послушным и не изменять. И в случае чего это здорово сэкономит время и облегчит наказание. Ведь омеги обычно рыдают и вырываются. поэтому приходится вязать их. Но Энтони пока вдет себя хорошо. - иди в крюку. И захвати табуретку.       Энджел встает и послушно берет табуретку для себя. У меня уже почти все готово. Я быстро закидываю на крюк веревку, чуть подтягиваю ее, проверяя крепление. Хорошо закреплена. После я достаю из тумбочки наручники и кляп. Пока это не надо. Но потом у меня есть некоторые идеи для наказания омеги, если тот будет рыпаться и мешать мне. - прошу, Аластор! Умоляю! Прости, - паук складывает все 4 руки в вместе ладонями и ползет ко мне на коленях. - Аластор, умоляю, прости. Я готов принять любое наказание, только прости. Я все еще люблю тебя. Я твой муж. Я просто проституцией занимался! - петлю на шею. И потом поговорим.       Паук со слезами на глазах надевает ее и после начинает шептать: - мой альфа, прошу простить меня. Я знаю, что совершил проступок. Я клянусь, что это будет последний мой проступок. Умоляю, пощади меня... Пощади... Я являюсь матерью твоего сына. Я твой муж. И другие альфы мне не нужны. Мне не нужны другие семьи и мужья. Прошу, прости... Я дурак, я думаю только жопой. - ты не смог унять свою зависимость от секса. - мне стыдно, что я зависим от секса. Вылечи меня от этой зависимости. - руку положи на пол.       Паук послушно кладет руку на пол. Я со всей силы ударяю его каблуком по ней. - я не плююсь в других. Поэтому и калечу тебе руку.       Омега поднимает на меня глаза и после открывает рот, высовывая свой язык. Он показывает мне свое горло. - закрой рот. Язык и так вывалится у тебя.       Я беру в руки конец веревки и медленно опускаю его, заставляя механизм натянуться и врезаться петле в шею омеги. Энджел сразу же хватается руками за шею и хрипит. Я сильнее натягиваю его петлю и паук уже начинает подниматься, чтобы не задохнуться. Он машинально открывает рот и глотает воздух. А же, резко дергаю веревку и паук просто повисает в петле, дёргая ногами и ища опору. - как же забавно ты выглядишь, - смеюсь я и отпускаю веревку.       Паук падает на пол и громко хрипит. - понравилось? Понравилось висеть и дрыгать ножкам, которыми ты к мужикам бегал?       Он что-то говорит на итальянском. Черт, я и так не особо хорошо понимаю его речь, а тут он еще и в словах путается. Но он матерится. Хм, я слышу слово муж... Гадкий муж... и ненавижу тебя... - ты забыл, что сам учил меня итальянскому? Я гадкий муж? Ты значит стелишься предо мной, просишь прощения, а потом ругаешь меня? - нет, я не хотел, - хрипло отвечает.       Я беру в руку наручники и быстро заламываю омеге руки за спиной. Тот снова начинает плакать и умолять простить его. Мне же просто плевать на эти слова. Я хочу поскорее ему выпустить его кишки. А после может и руку ему оторву. - Аластор, прости, умоляю, прости. - прощу когда кишки тебе выпущу. И повешу, чтобы ты висел и твои кишки свисали из твоего животика. А потом я тебя облачу в платье. В длинное платье с корсетом. И будешь ты жить по моим законам. По законам моего времени. И будешь ты дома сидеть и прислуживать мне. И ни шагу на улицу, где бы тебя соблазняли альфы. - в твое время так не было... Не ври... Это ты жил в такой семье. - тебе руки может оторвать? Сколько будет регенерация рук происходить? Месяц? Я думаю у тебя рук многовато. - нет, я согласен быть твоей прислугой. Только руки не отрывай. - хорошо, ручки не оторву. Но вот кишки тебе потяну.       Ручки омеги уже были связаны и он тихо скулит. Мне приходится поднять тело и поставить на ноги Энджела. Тот нехотя встает и смотрит а свои лапки. Мне приходится взять веревку и обернуть ее 2 раза на бедрах омеги, затем сделать узел и обернуть 3 раза на коленях, сделать 2 крепких узлы и после 4 раза связать его щиколотки: - это чтобы ты не дергал ногами. В анус ничего не вставлю.       Паук что-то мычит и после начинает навзрыд рыдать. Мне приходится ударить его по лицу, чтобы тот успокоился и после подойти к веревке и взять ее в руки, чтобы нятянуть и поднять тело паука за шею. Тот начинает дрегаться и хрипеть. Ах, какое блаженство. Видеть как мучается мой омега. И самое хорошее, он ведь не умрет, но ему будет очень больно. Очень плохо от этого. И пусть только попробует попытаться получить наслаждение. Хотя, ему ведь плохо сейчас, вон как слезки текут из глаз и как он открывает свой рот, чтобы облегчить свои страдания. Я закрепляю веревку, чтобы омега не упал на пол и иду к нему с ножом в руке. - будем делать надрез вертикальный или горизонтальный? Ах, я люблю вертикальный. Из него так красиво вываливаются органы.       Приставляю нож к его животу и медленно ввожу лезвие. Розовая кровь уже течет струйкой вниз. Энтони что-то хрипит: - просто разрежь... меня.       Резко увожу лезвие вверх и вспарываю омеге брюхо. Его кишечник сразу вываливается мне на руки, пачкая их розовой кровью. Я чувствую тепло от органов Энджела и запускаю одну руку в его брюхо. Паук кряхтит и дергает ногами, пытаясь вырваться. Я одной рукой начинаю вываливать его органы наружу, напевая свою любимую песню. Когда уже его внутренности оказываются снаружи, подношу нож к груди омеги - срезать тебе грудку?       Он начинает сильнее дергаться. - или тебе яйца отрезать? Член? А может ножик в анус? Фу, какая мерзость. Лучше тебя своими руками буду душить, - я засмеялся и щелкнул пальцами. Паук сразу же упал на пол и захрипел: - пощади... - ха! Нет.       Я сажусь на колени перед омегой и беру его теплые и скользкие кишочки, чтобы намотать их на тонкую шею и затянуть. Омега кончено сопротивляется еще, пока есть силы, но вскоре он начинает дергать ножками и чрез минуту его язык свободно вываливается из-за рта. Я бросаю его грязное тело и после пинаю в бок. Он намочил мой пиджак. Эх, не люблю, когда жертвы мочатся в процессе убийства. Разве они не могут держать все в себе, пока я занимаюсь ими? Хотя, Энджел еще в сознание. Он смотрит на меня, но он парализован. Поэтому я снова беру в руку нож и показываю его пауку: - если это повторится - я тебя разрежу на куски. Ясно?       Паук жалобно смотрит на меня. Я причмокивают от удовольствия и кладу нож рядом с омегой: - ты моя любимая жертва. Самая прекрасная... Ты не умираешь слишком быстро. Ты и не умрешь. Ах, как сладко в твоем брюхе... Отведать твоих кишок? - Ал... Оставь меня... - я думаю ты вкусный. - накажи как омегу... - знаешь, а я люблю вычищать брюхо от органов. А еще... Я люблю отстреливать жертв! Люблю, когда жертва бежит и как олень озирается, а я простреливаю сначала ноги, а потом подхожу и стреляю в голову...       Я замираю и вспоминаю свои последние минуты жизни. Я ведь тоже бежал, как олень по зимнему лесу. Я озирался и боялся, что меня схватят и казнят за убийство, которое я совершил в хижине возле озера, там ведь до сих пор лежал труп той девицы. Меня запросто могли повесить или отправить на электрический стул, чего не хотелось. А потом выстрел и падение на снег. Я чувствовал сильнейшую боль в голове. Пуля прошла насквозь от затылка и вышла в лоб. Я не сразу умер. Почему-то не сразу. Это длилось пару секунд, ну может пол минуты. Эта была адская боль и полный паралич тела. Мои глаза наливались кровью, а ртом я пытался кричать. Я понимал, что умираю, но мне помочь нельзя было. Я слышал, как кровь вытекает из головы, я слышал бранную речь стрелка. А после я несколько раз дернулся в конвульсиях и умер, лежа лицом на холодном, красном снегу посреди ночного зимнего леса... - ты будешь прощен, когда я увижу две полоски, - говорю я и прекращаю это зверство над несчастным и блудным омегой.       На следующий день он уже мог самостоятельно ходить и боли его почти не мучали. Поэтому я стал одевать его в соответсвующую одежду. Сначала нижняя сорочка и трусы. Я не разрешил ему пользоваться его бельем, поэтому теперь на нем красовались длинные, до середины бедра трусики, похожие скорее на кружевные шортики. Далее я одеваю на него корсет и посильнее затягиваю его. Омега ноет, что ему все еще больно, но я быстро шикаю на него, чтобы больше слышать его слов. Затем я примеряю ему розовое платье, которое смотрится на моем муже просто безупречно. Последним шагом идет ошейник для его тонкой шеи, который скроет след от петли. И конечно же я крашу ему губы: - красить губы тебе самому нельзя. Если ты попытаешься отсосать кому-то или поцеловаться с кем-то, она смажется и выдаст тебя. А так, красные губки тебе... Очень даже к лицу.       Омега вздыхает и смотрит в пол. Он теперь такой послушный. Боится меня. Боится, что снова опущу его. Хотя ниже его опускать уже некуда. Ниже только полное унижение, а до того надругательства я не опущусь. По крайней мере сам это не сделаю.       Энджел подает мне чай и ставит на стол кружку. Затем он вспоминает, что забыл мне положить ложку и отходит за ней, я терпеливо жду, когда паук приготовит все для трапезы. Вот он берет ложку и заодно кладет кусочек пирога, двигая чашку. Еще одна секунда и горячий чай выливается прямо на ноги, обжигая меня. - ах ты сучка!       Я сразу же даю пощечину омеге. Тот прикрывает лицо руками и начинает говорить на итальянском, чтобы я прекратил. Смотря на свои брюки, которые испортил мой криворукий омега и после кричу на него: - тебя научить подавать мужу чай? Сучка такая еще лепечешь там, чтобы тебя простили. На колени!       Омега падет на колени и начинает целовать мои ботинки в знак прощения. Но мне это не по вкусу и поэтому я быстро ударяю его по лицу. Омега падет на пол и скулит, прикрывая рот. - на колени перед мужем, сука!       Омега пытается подняться на ноги, громко плача. Я снова бью его по лицу и он падет, ударясь спиной о стул. - папа! Папа! Что ты делаешь?       Плачь сына вырывает меня из лап ненависти и я быстро прихожу в себя. Энджел лежит на полу и рыдает, прося прощения и обещая постирать брюки руками, только больше не бить его. Я смотрю на сына. Он громко плачет и зовет то маму, то папу, испугавшись того, что произошло на его глазах. - Ачиль, тебе пора в детскую.       Я иду к сыну. Тот еще громче начинает рыдать и даже не дается ко мне в руки. Приходится против воли просто взять ребенка и прижать к себе, не обращая внимания на крики и размахивания рук. - Ачиль, не плачь, все хорошо. - маме больно! Мама! Мама! Папа, не трогай маму!!!       Ребенок орет и мне приходится прижать к своей голове уши. Мне стыдно, что так вышло. Что я на глазах сына такое сделал. Черт, как я мог так поступить? Я и правда тиран. - папа, маме больно! Ты маму бьешь!!!       Ребенок громко кричит. Я не выдерживаю и шлепаю его по заднице. Ребенок замолкает на секунду и после начинает тихо плакать: - папа... Папа...       Черт, я ударил ребенка... Как я мог? Как я мог поднять руку на сына? На своего любимого сыночка? Черт, я и правда зверь. Ужасный зверь, которым меня хотел видеть отец. И я когда-то хотел быть таким. Чтобы муж и дети боялись меня. Чтобы воспитывать их кулаками и розгами... Но я не хочу так. Я не хочу видеть слезы своего сыночка. - у папы был плохой день. Ачиль, прости папочку.       Я кладу руку на голову сыночку. По моей щеке течет слеза. Мне стыдно, что я превратился в того, кем боялся стать.

***

      Я захожу в дом. Энтони меня не встречает, но я чувствую запах, который наполняет жилище. По привычке снимаю свою шляпу и вешаю ее на крючок. Затем я иду в гостиную, где паук играет с сыном. Он смеется, предлагает ему поменять наряд кукле. Мне приходится встать в дверях и просто улыбаться, смотря на мужа и сына. - папа! - Ачиль замечает меня и после бежит обниматься.       Я быстро подхватываю его на руки и прижимаю к себе: - я соскучился по тебе, мой сыночек. - папа, а мы с мамой сшили для Эрика новое платье. Пойдем покажу!       Энджел не смеет смотреть на меня и делает вид, что поправляет одежду кукле. - Энтони, принеси платье, я хочу посмотреть.       Он поднимается с пола и несет мне куклу в красном платье с оборками. - очень красиво. Думаю Эрику нравится это платье. - да, он рад. И его Ричард тоже рад, что его омега такой красивый. Я и ему хочу платье сшить. Только голубое. - думаю и Ричард будет рад обновкам... Энтони, ты скучал по мне? - да, милый, я скучал, - паук целует меня в щеку и поле отходит на шаг, опустив голову. - Ачиль, нам с мамой надо провести вечер вместе. Ты сможешь поиграть один? - опять? Почему вы так часто запираетесь в спальне? - потому что мы мужья и нам надо поиграть вместе. - а я хочу с вами. - нет, Ачиль, это надо делать только альфе и омеге. Только мужьям. А тебе просто надо поиграть одному. - ладно, поиграю.       Я говорю Энджелу идти наверх. После я беру сына на руки и несу в его спальню, где лежит много игрушек. По пути он рассказывает мне о том, как его куклы сегодня ходили на свидание и как Ричард поцеловал Эрика и они скоро сыграют свадьбу. Я с интересом слушал рассказ сына, пока не посадил его на пол в спальне. - нам не мешать. Я сам приду тебя уложить.       Поцеловав сына в макушку я иду прочь из его спальни и закрываю дверь, чтобы быть уверенным, что ребенок нам не помешает. Направляясь к мужу, который уже заждался меня. Он встречает меня сидя на кровати и громко плачет: - Аластор, давай без щупальц? - нет. Я видел, как ты вчера хотел отдаться альфе. Ты договаривался о цене, а потом увидел Хаска на другой стороне улицы и отказался. - он меня выдал? - испугано говорит паук. - Прости. - ты все равно пытался это сделать. Это противно. Раздевайся, или на тебе порвут одежду.       Паук вытер слезы и стал снимать с себя домашнее платье. Затем он снял уже мокрое белье и после сел на кровать, раздвинув ноги. Я щелкаю пальцами и его лапки моментально опутывают щупальца, не давая возможности свести ноги вместе. Паук кладет руки на свои колени и пристально смотрит на меня: - сколько это будет длится? - сколько я решу.       Я толкаю его в грудь и Энджел падает. Щупальца обвивают его руки и паук громко вскрикивает. Мне приходится отойти от него и сесть в кресло, захватив по по пути книгу, чтобы занять себя на это время чем- то. На эту экзекуцию я смотреть не хочу. Не хочу видеть, как моего мужа насилуют мои щупальца.       Наказание Энджела продолжалось 2 часа. Все это время его насиловали тентакли и в его задницу, которой он торговал на улице, и в рот, которым смел мне врать. Первый час он терпел все тихо, а после начал плакать и вырываться. Как я и предполагал - удовольствие он не сумел получить, как бы не хотел. Все же хорошо я его избил перед этим. Избил так, что он и потом наверное не получит удовольсвтие. Довольно жестоко по отношению к омеге. Но он этого заслуживает. После беременности он вернется в норму и снова сможет получать оргазмы. - ты получил свое наказание? Теперь будешь думать об измене и вранье? - прости... - паук хрипит и начинает громко кашлять.       Я сажусь на кровать и беру омегу за руку, ласково поцеловав его в белую кисть. - я даю тебе сутки на восстановление. Если будешь себя слишком плохо чувствовать - двое. - спасибо... Аластор, прошу, скажи сыну, что я болею. Мне очень плохо и я не смогу с ним играть. Вообще не хочу, чтобы он видел меня в таком состоянии. - я позабочусь о нем. - прости... мне стыдно за то, что я сделал.       Омега начинает плакать. Он прикрывает лицо руками и пытается закрыться от меня, чтобы я не видел его заплаканного. - тебе может быть пойти умыться? Хочешь я помогу тебе? - оставь меня в покое. Просто уйди... можно я проведу эту ночь без тебя? Можно я обдумаю все? Я не сбегу, не наврежу себе. Мне надо время, чтобы подумать над тем, что я сделал. - хорошо. Я переночую в кабинете. Если понадоблюсь - я там.       Оставляю его одного в спальне. Пусть подумает над своим поведением, раз желает этого ему полезно. Он же посмел мне изменить и соврать. Просто последняя скотина. Думаю, что сейчас Энджел понимает насколько больно он сделал мне своим поступком.       Я ставлю на стол тарелку с печеньем и сын сразу берет одну, чтобы начать кушать. - папа, а где мама? - мама заболел. Ему надо полежать в постели и отдохнуть. - как заболел? Мы же только что играли с ним в куклы. И ты с ним играть пошел. Как он мог заболеть? - маме стало плохо после игры. Заболела голова и он решил поспать. А тебе просил передать сказку. - ты почитаешь мне сказку? - да, допивай свое молоко и мы пойдем читать сказку.       Мальчик быстро допил молоко и доел печенье. После этого я взял его на руки и понес в спальню, чтобы уложить спать. Ачиль по пути рассказывал мне о том, как он придумал свадебное платье для Эрика и что его надо сшить, чтобы кукла был на свадьбе самым красивым. Я с интересом это слушаю и поправляю волосы ребенка, которые сильно растрепались. - папа, а что это будет за сказка? - узнаешь.       Я усаживаю сына в кроватку и беру с его тумбочки расческу, чтобы его причесать. Мальчишка все еще болтает о платье для своей куклы. А я пока расчесываю его розовые волосы и только после укладываю сына в постельку, чтобы укрыть его одеялом и рассказать сказочку. Он как всегда засыпает под самый конец и начинает тихо сопеть. Мне приходится осторожно встать и уйти, чтобы не разбудить мальчишку.       Захожу в спальню. Паук лежит на кровати и тяжело дышит, смотря на дверь. - Энтони, ты готов? - да... Мне уже лучше.       Я подаю ему стакан с водой, чтобы омега попил. Ему так будет легче. Паук благодарит и пьет ее а после отдает пустой стакан. - Аластор, постарайся сделать мне приятно, если я это заслужил. - ты заслужил.       Паук улыбается. Кажется он рад, что я все же остыл после всего случившегося. Но все же зло еще играет во мне. И мне противно, что Энджел смел вытворять такое. Хотя уже не посмею быть тираном. Тем более на глазах у сына. - Аластор, может ты все же пощадишь меня? - нет, я все решил. У тебя будет 9 месяцев на исправление. Тебе этого хватит, чтобы снова стать хорошим мужем. И ты точно не сможешь изменить. - лучше бы ты меня выпотрошил... - нет, пусть ты будешь смотреть на сына и вспоминать свою ошибку. Ты же клялся мне в верности. Перед меткой клялся. И на свадьбе клялся. А в итоге сыну исполнилось 3 года и ты вернулся в свою грязную профессию? И не смей говорить, что ты порно звезда. Я в курсе твоих похождений. - прости... Мне захотелось переспать с альфой. Просто с одним альфой. А потом я решил вернутся в проституцию. - если я еще раз тебя замечу в этом - то выпотрошу. А если беременным замечу тебя в подворотне - я голову тебе прямо там сверну. - беременные омеги не в почете. - заткнись.       Я ударяю его в грудь. Паук шипит и после замолкает. - ты зашипел на меня? Ты еще шипишь на меня? - прости... Я не хотел. - удовольствия лишить?       Паук хватает меня за руки и начинает громко рыдать. Мне приходится ударить его по лицу и после зарычать. - я все понял. Понял. Прости. Просто сделай это. Сделай и оставь меня.       Я грубо поворачиваю его спиной к себе и проверяю смазку в его попке. Ее не так много из-за того, что перед этим его просто выебали щупальцами. А это не очень для организма омеги. Поэтому и смазочки маловато. но мне хватит. - разработай, прошу... - хнычет омега. - заткнись.       Мне приходится сильно ударить его по попе, чтобы он заткнулся. Паук даже не смеет после вскрикнуть и лишь всхлипывает, падая на кровать грудью и спускает вниз мокрое белье. Я резко вхожу в его нежное тело, и сразу начинаю грубо вколачиваться в него, углубляя проникновение. Омега вскрикивает пару раз и поле закрывает себе рот рукой. Мне приходится обнять его за бедра и ласково погладить по спине. - все, тихо. Просто молчи и ничего не говори мне. Я сделаю тебе приятно.       Ласково поглаживаю его спинку и после завожу руку к его грудке. Паук вздрагивает и начинает крутить бедрами. Я нежно дергаю его пушок и после стараюсь нащупать сосок, чтобы чуть сжать его. Ведь Энджелу это нравится. Нравится когда я трогаю его соски, скрытые под белым мехом. Нравится, когда я массирую его грудку и когда щипаю его. Поэтому и массирую его грудку, пока грубо имею попочку своего омежки. Он же любит, когда его грубо имеют. И поглубже, как и нравится паучку...       Я надеюсь, что больше никогда не озверею. Даже не представляю, как такое могло произойти, чтобы я своего мужа так мучил. Да, он заслужил наказания, но... Не такого. Ну выпорол бы его, поругались. Может и повесил бы... Только вот не стоило ему кишки выпускать, насиловать и унижать. И уж тем более не стоило бить при сыне. Ах, как же мне стыдно, что я не смог себя сдержать даже при своему любимом мальчике... Я обещаю, что больше не посмею быть зверем и тираном для своей семьи. А стану самым лучшим отцом и мужем, который сможет защитить семью от всех тварей в аду, кроме себя.