Истории с Бракки

Свои отношения они предпочитают особо не афишировать. И не потому что считают их слабостью, непозволительной в нынешнее неспокойное время. Скорее наоборот. Асока с ним с совершенно новой стороны себя открывает. Асока с ним себя ощущает не прежней, нет — прежняя там осталась, похороненная в обугленных обломках крейсера вместе со своими солдатами и световым мечом — но сильной, цельной, до покалывания в кончиках пальцев живой. Способной Галактику перевернуть, если понадобится. Кэл ее спаивает по кусочкам, по осколкам склеивает солнечным своим светом, своей заботой искренней и трогательной, поцелуями и надежными ладонями на спине. И только она одна знает, чувствует, видит, как изменился он сам, как горят его глаза, когда они вместе, сколько стало в нем решимости. Если только пронюхают об этом, если только их разлучат… Страшно даже подумать. Поэтому, работая в паре каждый день, они практически никак не дают понять, что их связывает что-то, кроме дружбы. Позволяют себе долгие нежные взгляды и поцелуи только, если точно уверены, что одни. Однако сдерживаться оказывается вовсе не так легко, как ей казалось. Особенно когда некоторые девушки, что работают здесь — их немного, и все же они есть — пытаются откровенно заигрывать с Кэлом. Нет у них, конечно, особого выбора, действительно привлекательных парней тут много не отыщется, даже если очень постараться — но вот на чужое претендовать нехорошо. Очень нехорошо. А Кэл своей привлекательности не осознает. Кэл изумрудными глазами сияет, улыбается и незаметно гладит ее пальцы, и Асока с трудом откидывает непреодолимое желание затащить его в ближайшее укромное место и целовать до немоты в губах и слабости в коленях. А еще лучше — сделать это при всех. Но нельзя. Пока нельзя. Зато вечером, когда стены их неказистой комнатушки надежно скрывают от посторонних глаз, оковы стеснения исчезают, разламываются с треском. Она пробегается губами по шрамам («Они уже не болят»), зацеловывает веснушки, утоляя накопившийся за день голод, и Кэл смеется, сжимая ее сильнее, сильнее… Его смех словно уютным коконом ее окутывает, заставляет поверить на какое-то незначительное мгновение, что не было ни падения Республики, ни Чистки, ничего, что мир все еще прежний, и они в нем — беззаботные и счастливые. И Асока старается запомнить как можно лучше, запомнить это мгновение, этот смех, его запах упоительный, тепло его кожи и сладость губ — она переполнена им, и у прочих мыслей выдержать такую жесткую конкуренцию просто нет шансов. Скоро, совсем скоро они наконец покинут это неприветливое, тоскливое, раскисшее от дождей место. Улетят отсюда на собственном корабле, который раздобудут на вырученные от нескольких успешных продаж деньги — им удается откладывать понемногу. Возможно, присоединятся к Со и остальным повстанцам, а не получится — так будут бороться с Империей вдвоем. Они и сейчас отличная команда. Надо только подождать еще немного, убеждает она себя — и его. Совсем немного. А потом на выходе из кафе, где они перекусывают вместе с остальными работниками, к Асоке привязывается какой-то откровенно криминального вида детина. Коллега ли — неизвестно, она этого типа точно не помнит. И на его несчастье, в последнее время определенно предпочитает рыжих. Но новый поклонник оказывается на редкость назойливым и не отстает после первого отказа. — Подумай, детка. Я второй раз предлагать не стану. Спокойно, думает Асока, спокойно. Надо просто идти быстрее. Вряд ли он сможет увязаться за ними до самого дома. Они здесь, чтобы замести следы, чтобы усыпить бдительность врагов. Нельзя привлекать внимание. Нельзя выдавать себя. — Так, хватит, — вмешивается Кэл. — Оставь ее в покое! — А не то что? — нагло усмехается ее назойливый ухажер. Асока и охнуть не успевает — кулак с размаху врезается в его лицо, да так, что он отшатывается и, запнувшись, падает на землю. А Кэл опускает руку — ошалевший, явно потрясенный собственной выходкой. — Надо уходить, — говорит Асока. И как можно скорее. Она знает, какими будут последствия. Она к этим последствиям не готова. Но уже в следующую секунду Кэла с ног будто вихрь сбивает — жесткий, мощный, безжалостный. Этот настырный тип, судя по всему, не такой уж и слабый соперник, его удары сыплются один за одним. Резко, беспощадно. Неожиданно. — Прекратите! — кричит она. — Прекратите сейчас же! Весь мир ее в момент сжимается до одного отчаянно жгучего, пульсирующего Кэл в опасности, ему делают больно. И Сила тотчас откликается на ее зов. Враг отлетает прочь. Ударяется головой о ближайшую стену и сползает по ней вниз. Асока даже не смотрит в его сторону, мгновенно нагнувшись возле Кэла. BD присоединяется, с беспокойством выглядывая из-за ее плеча. — Ты в порядке? — она осматривает его бегло: вроде ничего серьезного, но дома, конечно, еще надо будет убедиться окончательно. Кэл тянется к ее щеке. — С тобой рядом — всегда, — шепчет с этой своей улыбкой лучезарно-влюбленной, и Асока отпускает на волю облегченный вздох, прикрыв глаза. Кладет ладонь на его собственную. Скрытность летит к ситхам, но это последнее, что ее сейчас беспокоит. — Идем скорее, — говорит она, — пока этот тип не очнулся. И Кэл послушно поднимается (слава Силе, стоять может, значит, все действительно не так плохо), а BD запрыгивает на свое привычное место за его спиной. Дома Асока первым делом усаживает его ближе к свету, учиняя детальный осмотр. Похоже, Кэлу и правда повезло: отделался только парой синяков. Она старается действовать как можно более бережно, и он жмурится, словно довольный лот-кот, подаваясь, подставляясь ее прикосновениям. — Зачем ты это сделал? — задает она единственный вопрос, который крутится сейчас в голове. — Мы ведь могли просто уйти. Кэл усмехается со странной горечью. — Думаешь, это бы его остановило? — Тебе не нужно было так рисковать, Кэл. — То есть я должен был молча смотреть, как он к тебе пристает. И Асока отчего-то не находит, что ответить. Кэл притягивает ее, обнимая за талию, и она берет его лицо в ладони, прижимается лбом к его лбу. — Я просто не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось, — шепчет, уже в который раз проводя пальцем по самому большому его шраму. — Я знаю, — так же шепотом отвечает он, целуя ее в кончик носа. Асока закрывает глаза, пока его губы путешествуют по скуле, спускаются к подбородку, затем еще ниже, к шее. Невольно вспоминает, как целовался он сначала — осторожно, словно не был уверен, что все делает правильно, словно боялся ее оттолкнуть. У него и сейчас это немного осталось. Но уверенности стало гораздо больше. — Я так тебя люблю, Сока… — жарко выдыхает он ей куда-то в шею, вновь поднимаясь к лицу. — Я бы умер за тебя… и горячие мурашки отчего-то разом превращаются в ледяные, отправляясь в слишком знакомый путь вдоль позвоночника. Это всегда была она. Она заботилась, она помогала, она спасала. Она давно отвыкла, что заботятся о ней. Она почти убедила себя, что этого не заслуживает. а теперь этот парень, простой, милый, теплый, с волосами, пламенеющими, как пожар в ночи и глазами этими невозможными, купает ее в своей нежности и шепчет о любви. Он влез ради нее в ситхову драку. он говорит, что умрет за нее. У Асоки перед глазами обгорелые шлемы с оранжевой меткой, и ей кричать хочется, срывая голос: не надо за меня умирать, я этого не стою. Их она не уберегла. Энакина не уберегла. Мастера Пло. Кто сказал, что сможет уберечь его? Кэл, похоже, чувствует смену ее настроения — как всегда — и чуть отстраняется, не выпуская ее, впрочем, из объятий. — Но если тебя это успокоит, я буду осторожнее, — почти в губы бормочет, согревая дыханием. — Больше никого и пальцем не трону, обещаю. Асока лишь крепче обвивает его шею, погружая пальцы в короткие завитки волос на затылке. — Хорошо, что мы не собираемся здесь задерживаться, — шепчет она, и оба улыбаются перед тем, как прижаться друг к другу в очередном умопомрачительном поцелуе. Если враги об этом узнают, если разлучат их… что ж, тем хуже для них самих. Пусть берегутся.