Иная роль

      Как неподвижно лежала она в большом медном ящике! Словно в золотом гробу, до краев наполненном прозрачной жидкостью. Он и его создатель сидели на разных концах этой ванны и ждали. Дождь шел, а грозы не было. Уже в который раз Джон жалел о принятом решении, стыдился, что поддался уговорам демона. И смотрел в окно с надеждой. Почти молился, призывая небесную стихию.       — Этот твой прибор не мог ошибиться? — не выдержал в конце концов Джон.       — Он довольно точен. Тем не менее, тело лучше было выкопать сразу.       — Тело?! Боже...       Джон встал со стула и отошел к окну. Как может он так говорить о ней, ведь они были знакомы... Час назад Джон был свидетелем, с каким хладнокровием тот чистил и зашивал пулевое ранение, приведшее к смерти. "Тело должно быть без повреждений, иначе, когда сердце запустится, оно начнет терять кровь". Оно... Проклятый мясник.       Вдали вспыхнула молния и через несколько секунд послышался раскат грома. Скрипнул стул: создатель оживился. Поднявшись, он проверил клеммы, попросил открыть верхнее окно. Острый шпиль, способный уловить и направить молнию раскрылся, словно перевернутый зонт, уставился острием в небо. Дождь усилился. После следующей молнии раскат последовал почти без задержки.       — Уже близко, — крикнул Франкенштейн. Его слова глушил шум дождя. Сейчас он как никогда напоминал демона всеми этими плясками рядом с переключателями и тумблерами, этими горящими глазами и полуулыбкой на восторженном лице. Но Джон больше не смотрел на него. Волнуясь, он не отрывал взгляда от блестящей ванны. ***       Зыбкая рябь перед глазами. Вспышки. Как много вспышек. И тьма. Нечем дышать. Инстинктивно она села, ухватившись за бортики. Волна, вызваная ее движением плеснула наружу. Растерянность. Вот что она почувствовала. С глаз еще не спала мутная пелена, приходилось часто моргать, чтобы хоть что-то видеть. Кожа вскипела мурашками, тело начало колотить в ознобе. Две фигуры неуверенно стояли напротив. Растерянность и страх. Растерянность, страх и холод. Внезапно изо рта что-то вылилось, она закашляла, пытаясь вдохнуть.       Одна из фигур сделала шаг вперед, вторая остановила:       — Не волнуйся, это всего лишь питательная жидкость. Хлебнула случайно.       Слова ворвались в уши. Знакомые слова, но общий смысл утекал, терялся в вязкой пустоте, заполнившей голову.  Пустота ширилась. Огромная, густая, как ей уместиться там? Пустота чернела, давила на виски — до звона в ушах. Рот непроизвольно открылся, чтобы выпустить пустоту и та исторгнулась наружу громким криком. Оглушив саму себя. Руки вцепились в лицо, пытались прикрыть уши.       — Ей больно! Сделай что-нибудь!       — Не должно быть больно...       — Я родился в агонии! Я знаю что это такое! Облегчи ее страдания, иначе я проломлю твою никчемную голову!       — Придержи ее.       Пустота вышла с криком, теперь она снаружи, вокруг. Качает ее в своей черной колыбели.       — Вытащи ее из ванной, морфий сейчас подействует. Ей нужно тепло.       Большая волна бережно подхватила ее, подняла, понесла. Да, теперь хорошо. Она уже не качалась на ней, она внутри, все глубже и глубже, окутанная теплом со всех сторон.       Свет проник под веки, ослепил, стоило открыть глаза. Она лежала на боку, укрытая большим колючим одеялом. Двое мужчин в стороне. Первый — щуплый, в рубашке с закатанными по локоть рукавами и жилете — раскладывал что-то на столе, нечаяно звякал стеклом. Второй был крупнее и выше, с длинными черными волосами, бросал на первого недовольные взгляды. Они тихо переговаривались.       — Сегодня приведу для нее горничную, — отстраненно говорил первый.       — Горничную?       — А как иначе? Конечно, придется нанять горничную. Она дама высокого положения, кто-то должен помогать ей  одеваться, причесываться... Ну, что там еще делают горничные. Или ты хочешь взять на себя покупку одежды и шнуровку корсета?       Слова худощавого были полны насмешки. Второй поджал тонкие губы, отвернулся. И вдруг заметил, что она очнулась. Сделал шаг, остановился.       — Мисс Айвз?..       Слова, обращенные к ней, были знакомые, до боли родные. Она впилась в мужчину глазами, ожидая, скажет ли он еще что-то и приподнялась на локте. Его друг оглянулся и быстро прошел в угол и, сдернув с вешалки халат, шагнул к ней. Его угловатые движения напугали ее. Сжавшись в комок, она сдвинулась к стене.       — Не бойтесь... Мисс Айвз, вы понимаете меня?       Она переводила взгляд с одного на другого. Да, она поняла. Осторожно кивнула. Он протянул ей халат и она сунула руки в рукава, сама стянула его полы на груди.       — Вам нужно поесть.       Он сделал приглашающий жест к столу. Хлеб, куриная грудка, сыр. Это было ей знакомо. Приборы то и дело выпадали из слабых пальцев, но оба ее наблюдателя, кажется, и этим были довольны. Они представились. Их имена отозвались самым разнообразным спектром эмоций. Да, она не должна их бояться. Доктор Франкенштейн быстро что-то записывал, то и дело бросая на нее заинтересованые взгляды, потом захлопнул свою книжку и поднялся.       — Вынужден ненадолго оставить вас. Мистер Клэр смотрел на него растеряно.       — А как же...       — Просто наблюдай. Не мешай ей.       После того, как доктор ушел они долго сидели в тишине. Ванесса рассматривала окружающие ее предметы. Почти на каждый предмет в ее голове возникало слово, его обозначающее. Но некоторые стеклянные сосуды и приборы вызывали замешательство. Она старалась не смотреть на них, чтобы не чувствовать себя беспомощной.       Какое-то время мистер Клэр напряженно следил за ней, но вскоре плечи его расслабились, и он проговорил, задумчиво глядя на нее:       — Как странно, что судьба людей земных — Нежданно бедствовать, скитаться долго, Не ведая, что ожидает их С приходом смерти пробужденье только. ***       Стихотворение невольно вырвалось из него, настолько подходило оно ситуации, хотя Китс, конечно, имел ввиду совсем другое пробуждение...       На первых строках мисс Айвз застыла, не глядя на него и только чуть покачивалась в ритм. Но когда в комнате воцарилась тишина, она медленно подняла глаза и долго вглядывалась в его лицо, заставляя испытывать неловкость. А потом порывисто вскочила со своего стула. И забралась к нему на колени, обняв руками шею. Джон замер. Она устроила голову на его плече, дыханием касаясь кожи возле уха.       — Мисс Айвз?..       Услышав свое имя, она вздрогнула и  теснее прижалась к его груди. Ее пальцы спустились от плеча вниз по рукаву, притягивая к себе. Приложив ладонь к его ладони, переплела пальцы. Время замедлилось. Все его внимание было обращено на равномерные вдохи и выдохи мисс, на то, как расслабляется ее тело. Свободной рукой он осторожно коснулся ее спины, поддерживая. Часов в лаборатории не было, и наверняка они сидели так довольно долго, но все равно казалось, что Виктор вернулся слишком скоро.       И вернулся не один: Джон слышал, как он тихо к кому-то обращался. Голова Франкенштейна возникла над деревянным помостом, и он почти сразу увидел их. Остановился в растерянности. Но мисс тоже его услышала и мгновенно оказалась на ногах, кутаясь в халат. Проморгавшись, Виктор медленно продолжил подниматься. Озираясь по сторонам, за ним следовала девушка. Удивительно, но она не испугалась его лица, когда Виктор представлял их друг другу. Доктор с минуту понаблюдал за мисс и кивнул Джону, призывая оставить девушек наедине.       В своей маленькой комнате Франкенштейн сразу взялся что-то записывать. Само его присутствие раздражало Джона. Он ненавидел его не за то что тот с ним сделал — за то, что оставил. И ненавидел за то, что тому удалось уговорить его оживить мисс Айвз. Хотя за это же он готов был доктора боготворить. Себя же чувствовал абсолютным мерзавцем. Эти мучительные раздумья смешивались с липким страхом: что скажет ему мисс Айвз после того, как воспоминания вернуться к ней? Будет ли она так же проклинать Джона, как он сам — Виктора? Терзаемый этими мыслями, он зашагал из угла в угол.       — Быстро же ты нашел горничную. Схватил первую попавшуюся на улице?       — Нет, просто знал, где искать. Гвен хорошо воспитана и образована. Ее семья обеднела, прогорев на каких-то инвестициях, потом отец умер, оставив кучу долгов, мать больна. Сейчас она моет полы в морге и хватается за любую работу.       В морге? Ах, ну теперь понятно, почему его уродство не произвело на нее сильного впечатления. Джон подошел к двери на чердак, коснулся облупившейся краски.       — Не торопись, — не оборачиваясь, остановил его доктор. — Я попросил Гвен уложить мисс Айвз отдыхать. Сейчас ей нужно много спать, чтобы восстановиться. Как ребенку. Какое-то время она и будет вести себя как ребенок: порывисто, непосредственно...  Она что-нибудь говорила?       — Нет.       Он отошел от двери как раз перед тем как та открылась. Мододая горничная проскользнула в комнату.       — Мисс Айвз уснула, сэр... мистер Франкенштейн.       — Измерения сделаны?       — Да, сэр.       — Хорошо. Жду вас завтра, — Виктор поднялся, вложил кожаный кошель ей в руку. А потом и маленький пузырек с тягучей жидкостью: — А это для вашей матери. По десять капель три раза в день.       Гвен подняла полные благодарности глаза, но доктор уже отвернулся, перебирая бумаги.       — Спасибо, сэр...       Поклонившись, она скрылась за дверью, а Джон поднялся на чердак, не обращая внимание на недовольство Франкенштейна. Ее сон был тих и безмятежен, действительно, как у ребенка. Тонкое запястье казалось совсем белым на фоне темного шерстяного одеяла. Он уже знал — ее руки теперь почти так же холодны, как и его.