Судьба

Лето подошло к концу, а в суровых северных краях теплая осенняя пора длится совсем не долго. Даже если на дворе было яркое ласковое солнце, а деревья едва-едва начинали желтеть, все знали, что скоро тропы и просеки заметет снегом, звери и птицы отправятся на юг искать пропитание, а проезжих экипажей на тракте станет вдвое меньше. Разбойникам было пора готовиться к зимовке. Члены шайки каждый день отправлялись за грибами и ягодами и вываливали их целыми ведрами перед Гердой, которая подрядилась их мариновать и запаривать. Теперь она могла спокойно ходить по замку и разговаривать с кем-угодно из шайки. Разбойники, хоть и были не в силах сдерживать при виде нее масляные улыбки и похабные шутки, все же перестали смотреть на нее, как на обед, и вели себя вполне дружелюбно. Филин и другие старики, не способные больше держать ружья, были рады помощи по хозяйству, и Герда быстро приспособилась стирать, штопать и кашеварить на всю шайку. Она лечила раны, ожоги и нарывы, с которыми к ней приходили Разбойники, и все меньше времени уделяла своей хозяйке. Разбойница вполне уверенно стояла на ногах и ходила без посторонней помощи, хоть Герда и уговаривала ее, как можно дольше, беречь сросшуюся ногу. Хозяйка лишь отмахивалась от нее, и Герде было печально осознавать, что близится день, когда хромая атаманша снова сядет в седло и возглавит очередной налет. Она не ошиблась, и день действительно настал. Даже слишком скоро. Герда вышла во двор проводить девятерых разбойников, собравшихся на промысел. Разбойница в полной амуниции, такой непривычной после месяцев проведенных в постели, уже сидела на взволнованном коне и отдавала распоряжения. На ее поясе красовались охотничий нож, кортик и шестиствольный пистолет. У Герды сводило горло при виде этой экипировки. За те дни, что она провела, ухаживая за своей хозяйкой, она увидела, насколько хрупкой может быть жизнь сильнейшего. Что будет, если ей придется увидеть это снова..? Ей становилось дурно от этой мысли. Она была готова умолять Разбойницу остаться... Ей так хотелось, подбежать к ней, обнять, прижаться, ведь, кто знает, не в последний раз ли... Но атаманша не бросила на нее ни одного взгляда. Возможно намеренно. Гер, слегка подбоченив коня к Герде, коротко кивнул ей, обещая присмотреть за их предводителем, и девушке на минутку стало спокойнее, но когда Разбойница оглушительным свистом позвала всех за собой, и шайка ринулась за ворота, чувство облегчения быстро пропало. Ждать - самое противное из всех занятий. Ждать в неведении, в волнении, в бессилии. Просто ждать и осознавать себя беспомощным и бесполезным. Омерзительно. Герда загрузила себя всеми возможными делами по хозяйству и всеми возможными мыслями, лишь бы отвлечься от сосущего душу томления, но и это не помогало. Это было хуже, чем когда разбойница ушла на охоту: тогда Герда не сомневалась в ее благополучном возвращении. Наивная. Не владея собой, она огрызалась на каждого разбойника, подошедшего с просьбой зашить ему портки. Мужики, видя это, заходились от хохота, а Герда закипала еще сильнее, хотя понимала, что играет с огнем. - Хорош брехать! - Одернул Герду Филин, когда они остались вдвоем на кухне. - Твое счастье, что эти ослы просто ржут, а не хватаются за ножи! Атаманши нет рядом: кто тебя защитит, если ты их разозлишь? Я-то за тобой, может, и приглядываю, да только мне с ними тягаться - гиблое дело... Так, что не тычь палкой в берлогу! - Когда она вернется? Я не могу больше... Не могу сидеть здесь, зная, что она где-то там опять играет в догонялки со смертью... Теперь и Филин засмеялся, а Герде впервые захотелось ударить старика. - Будет тебе... Велик ли риск тыкать дулом в накрахмаленные дворянские рожи... Эти вареники ссут в портки, едва услышав наш клич. Даже в охране у них всегда одни тюфяки ходят - в жопу медведю с двух шагов промажут, уж я то видел! Нет, пташка, бояться тут нечего. - А если однажды им не повезет? Если охрана будет подготовлена? Или конь споткнется? Или... - Остынь, птаха. Это наше ремесло - да, оно непростое, опасное. Но атаманша - опытный налетчик, и мудрый главарь. Верь в нее и в остальных. От этого разговора Герда немного приободрилась. До вечера она учтиво слушала байки Филина о его молодости, пока не уловила раздающийся в дали гогот и свист. Прервав Филина на полуслове, она подскочила, как ошпаренная, и вылетела во двор. В ворота тот час же въехала довольная гурьба разбойников с бренчащими мешками наперевес. Атаманша вышагивала впереди на Буревестнике, гордо задрав голову, на которой красовалась новенькая широкополая шляпа с павлиньим пером, слегка великоватая по размеру. Другие члены шайки высыпали к воротам вслед за Гердой и начали расхваливать добычу. Их товарищи сбросили на землю мешки с серебром и медью и принялись хвастать перстнями, в спешке натянутыми на грубые пальцы, и делиться подробностями дела. Хозяйка спустилась с коня возле пленницы. - Ну как тебе, принцесса? Неплохой улов, а? - Усмехнулась она, широкими жестом вздергивая шляпу. Герда без слов бросилась ей на шею, позабыв о том, что хозяйка с трудом стоит на ногах, и они чуть не упали вместе. Разбойники тут же пустились сыпать непристойными шутками. - Ну тише ты! - Шикнула на Герду хозяйка. - Не видишь, все ржут... - Да плевать! Я чуть с ума не сошла, пока ждала тебя! - Оборвала ее Герда. - Бабы... - Раздраженно протянула Разбойница. - Ну, слезь уже с меня и взгляни, лучше, на подарок... Герда недоуменно отстранилась, и в этот момент Гер с торжественным видом подвел к ним молодую соловую кобылицу. - Твоя. - Коротко бросил он. Герда с улыбкой протянула лошади руку. Кобыла было отпрянула, но, разглядев получше свою новую хозяйку, охотно двинулась ей на встречу и потерлась ганашами о ее ладонь. - Я подумала - тебе не помешает собственная лошаденка, а то Буревестник для тебя явно великоват... - Усмехнулась Разбойница. - Точно-точно! - Поддакнул Бобер. - А эта пони как раз под стать такой принцессе! Остальные одобрительно закивали. - Что вы сделали с ее хозяйкой...? - Тихо и холодно спросила Герда обернувшись к Разбойнице, но она только хохотнула в ответ. - Расслабься, принцесса: кобыла была привязана к козлам кареты, а женщин в экипаже и в помине не было. Думаю ее как раз везли в подарок какой-нибудь баярышне, но... мне кажется тебя она будет возить с бо́льшим удовольствием... Герда еще раз оглядела своего нового скакуна: лошадь была не высокая, зато грациозная, ладно сложенная, с тонкими ногами и щучьей мордой; явно породистая. - Такая стоит целое состояние. - Предупредила Герда. - Ты уверена, что... - Не оскорбляй меня. - Отмахнулась Разбойница. - Могу я хоть чем-то порадовать свою даму... А если вдруг что - в голодный год съедим ее... И тебя тоже. - Улыбнулась она. Герда снисходительно покачала головой. - Эй, Разбойница... - Окликнул Гер. - А как наша птичка верхом поедет-то? У нас ведь бабск..., эээ... дамского седла-то нету! - Ах да... - Озадаченно протянула Разбойница. - Ничего, поедет на обычном. - Я же не умею... - Тихонько напомнила ей Герда. - Она не умеет! Не, вы слыхали! - Взревел Ловчий и земля затряслась от мужицкого хохота. - На Буревестника она взобралась, ворота разнесла, пролетела на нем, значит, поллеса и забыла, как! - Я научу. - Спокойно ответила атаманша. - Правда кобыла норовистая, да еще и иноходит, но уж ты-то с ней точно сладишь. - Спасибо. *** Вечером разбойники устроили пир в четь удачного налета а главное - в честь выздоровления атаманши. Завалили столы соленьями из погреба и испеченными Гердой булками и кренделями, выкатили бочонки с лучшим вином и пивом, повесили над камином голову вепря, который чуть было не унес Разбойницу на тот свет. Герду усадили за общий стол, придвинули к ней блюдо с горой угощений, налили чарку вина. Она пила вместе со всеми, слушала разбойничьи байки и песни, которые по ее давним воспоминаниям ничуть не изменились, и с любопытством поглядывала в дальний угол стола, где сидела ее хозяйка. Сейчас она казалась совсем другой: расслабленная, хмельная, веселая. Она тоже что-то увлеченно рассказывала, смеялась и играла в глисту с соседями. Весь вечер звучали тосты: - За добрый улов! - За сытую зиму! - За атаманшу! - За Герду! - Подняла кубок Разбойница и, впервые за время пира, обернулась к своей пленнице. - Если бы не ее безрассудство и смелость - меня бы здесь не было. - Твердо и звонко сказала она в полной тишине. Ее голос эхом отдавался от стен. - За Герду. - За Герду! - Подхватили другие. - За слабоумие и отвагу! - С улыбкой дополнил Гер, и все вновь покатились со смеху. В последующую часть вечера, Разбойница почти не сводила глаз с пленницы. Больше не притрагивалась к еде, пила только, когда звучал очередной тост. Герда чувствовала на себе ее упоенный, хищный взгляд, и ей хотелось спрятаться. Она попробовала уткнуться в тарелку, или отвлечься рассказами соседей по столу, но хозяйка, будто нарочно желая приковать к себе внимание, взяла в руки лютню и плавно заиграла. Разбойники притихли, как по команде, и разом обернулись в ее сторону. Пальцы девушки ловко скакали по струнам, и нежная мелодия струилась ручейком. Потом она медленно запела арию, и разбойники меланхолично закатили глаза, словно их убаюкивали. Голос у атаманши был резковат для такой хрупкой мелодии; она сипела и не дотягивала ноты, там где нужно, но получалось вполне складно. Герда завороженно вглядывалась в ее глаза, обращенные куда-то внутрь песни, в ее губы с застывшей невесомой улыбкой и, поражалась тому, насколько женственно она выглядела в эти минуты. Потом мелодия ускорилась, ария зазвучала на более высокий лад, и разбойники, вдруг, все, как один, подхватили и начали горланить в такт. Поднялся настоящий кошачий концерт. Мужики похватали инструменты, какие только попались под руку: кто-то - флейту, кто-то - барабан, горн, свистульку, губную гармошку - все, сделанное своими руками, или снятое с проезжих трубадуров, и сплотились в самый страшный в мире оркестр, аккомпанирующий самому надрывному хору. Начались пляски: топот сокрушал замок, пиво в бокалах плескалось на пол, собаки выли в подвале. И Герде стало весело, как никогда. Разбойница возникла перед ней бесшумно и внезапно и с игривой улыбкой почти галантно протянула ей руку. Герда взяла ее, и тут же оказалась в центре кольца из мужиков, пляшущих с лютнями на перевес, а хозяйка закружила ее в танце, позабыв о хромоте. Они скакали по кругу, держась за руки, вертелись вихрем, едва не падая, с трудом хватая ртом воздух. Разбойница подхватила ее на руки и прокружила несколько раз; голубое платье Герды развивалось на ветру, как знамя. Потом их руки расцепились, и Герду перехватил Гер, Разбойницу - Бобер, потом - остальные. Все танцевали друг с другом, сначала кругами, потом - ручейком. И все смеялись и пили, пили и пели. Разбойница и Герда праздновали жизнь. Вместе. Когда разбойники утомились и начали валиться на стол и под стол, Герда попрощалась со всеми на ночь и направилась в спальню. Она знала, что хозяйка идет за ней. Сильные смуглые руки вжали ее в каменную стену, шальные черные глаза вонзились в голубые. На губах играла азартная улыбка. От хозяйки пахло вином, но Герда знала, что ее разум не затуманен. Даже сквозь плотную кожу камзола, она чувствовала и даже слышала, как безумно стучит ее сердце, а дыхание становится рваным и тяжелым. Разбойница целовала и кусала ее губы, терлась о золотистые волосы на изгибе ее шеи, жадно вдыхая ее запах. - Ты, кажется, хотела растянуть удовольствие? - Мурлыкнула Герда. Будь она более собранной, более рассудительной сейчас, то робела бы и смущалась. Но не теперь, когда тело стало таким тяжелым и податливым в чужих руках. Когда ночь такая прохладная, а желание внутри такое горячее. - Знаешь, сегодня... только сегодня я осознала, что чуть не погибла, не успев воспользоваться самой заманчивой возможностью в своей жизни... По-моему, я тянула вполне достаточно. Герда с улыбкой опустила голову ей на шею, потираясь щекой о бархатистую кожу, и забылась на пару секунд. - Не спи, принцесса. Идем наверх. В спальне Разбойницы было, как всегда, натоплено. Одежда душила и сковывала. Герда сидела на кровати, застеленной мехами, кокетливо сложив ноги в бок. Разбойница, стоя у тумбы, наполняла вином для кубка: один с рубинами, второй - с сапфирами. Потом она присела возле пленницы и вручила ей один. - Знаю, я уже поднимала за тебя бокал, но... - Пауза затянулась дольше, чем Разбойнице хотелось. - А, черт... Хочу уйму всего сказать, а в башке - только звон... Я обязана тебе жизнью. Ты не просто спасла ее но... ты сделала ее новой. Сделала ее лучше. И я благодарна тебе. И хотя ты оказалась здесь не по своей воле, я надеюсь, что однажды ты полюбишь это место. А сейчас, выпей со мной. Они скрестили руки и выпили до дна, глядя друг другу в глаза. Потом кубки полетели на пол, а Герда и ее хозяйка утонули в поцелуе. Разбойница прижала Герду крепко-крепко и не хотела отпускать. Она осыпала поцелуями ее щеки, висок и подбородок, прикусывала ее горло и изгиб шеи, где под тонкой кожей отдавался пульс, скользила губами по краю уха, невесомо обдавая горячим дыханием. Герда отвечала: неуверенно, не зная, уместно ли ей самовольно трогать хозяйку, но ей хотелось еще. Разбойница уложила ее на меховую перину, и принялась мучится с пуговицами на батистовом платье, под которыми в последствии обнаружила еще и туго затянутый корсет. - Черт возьми, вот нашла, чего нацепить! Где ты только его откопала? - В сундуке у Эрики. Надо же было нарядиться к празднику. - Усмехнулась Герда. - Уж извини, но с этим я возиться не стану! - С этими словами Разбойница выхватила из-за пояса нож, одним движением перевернула пленницу на живот и вспорола шнуровку. Герда ощутила легкое прикосновение холодной стали и коротко взвизгнула. - Приятно снова это слышать. - Улыбнулась Разбойница и легла на ее оголенную спину. Герда чувствовала, насколько ее руки горячие по сравнению со свежим ночным ветром, сквозившим в узкое окошко. Они блуждали по ней властно и беспрепятственно. Оглаживали лопатки, ребра, тазовые косточки, сжимали кожу на бедрах. Герда, ожидаемо, вздрагивала, ощущая тонкие пальцы вонзившиеся в уязвимое место под мышцами. Вздрагивала и волей-неволей, выгибалась навстречу хозяйке. Разбойницу одолевало желание привычными движениями подмять ее под себя, свернуть в клубок, заломить руки, обездвижить, а уж там... Но гораздо больше хотелось простой нежности, которая всегда была ей так чужда и незнакома. Сейчас, когда вино так ласково греет нутро, а кожу - чужая кожа, когда ночь такая дикая и холодная, а они такие живые и полные желания, можно хоть ненадолго придаться сантиментам. Можно отпустить себя. Можно лениво наслаждаться моментом. В конце-концов нет никакого смысла сжимать в кулак тончайший шелк, если хочешь ощутить его мягкость - только медленно вести по нему ладонью. Они наслаждались друг другом, катаясь в объятиях, ластясь друг к другу, глядя прямо в глаза, приникая губами туда, куда не дозволено никому больше. Дыхание учащалось. Тихие, робкие стоны Герды набирали высоту, до тех пор пока с ее губ не сорвалось короткое, порывистое: "Я сейчас...", и оно тут же прервалось звонким блаженным криком, от которого даже Разбойница невольно зажмурилась, отметив про себя, что таким голоском вполне можно бить хрустальные бокалы. Свернувшись калачиком, как котенок, на коленях у хозяйки, Герда задремала. Разбойница сонно перебирала пальцами ее золотистые локоны. Впервые она ощущала такое спокойствие, впервые ощущала близость человека, который ее любит. Когда Герда приоткрыла мутные от послевкусия глаза, они обе поняли, что их ночь не закончится и после рассвета.